Нина Мазур
Гений: штрихи к портрету
На сцене – шесть стульев. Участники спектакля будут постепенно заполнять свои места, как оркестранты. У каждого – своя партия.
Действующие лица:
Женщина в черном платье,
Барышня,
Женщина в светлом платье,
Человек в сюртуке ( он же Человек в белой рубахе),
Молодой человек,
Мужчина в шляпе,
Крестьянка,
Парень.
На пустую сцену быстро входит статная немолодая Женщина в хорошо сшитом черном платье, обращается к залу:
— Никто не видел Льва Николаевича?
Поспешно уходит.
На сцене появляется пожилая Крестьянка, за ней Молодой парень.
Крестьянка:
— Дай Бог счастья, дай Бог счастья! (крестится)
Ох, что-то невестушка больно бледная. А барин-то уж в летах. За вдовца, что ли, пошла? ( усаживается на 1-й стул)
Парень:
— Говорят, граф Толстой c дочкой придворного дохтура Андрея Евстафьевича Берса обвенчались.
Стремительно входит Человек в сюртуке, садится на 3-й стул.
Парень:
— Долгие лета, барин! ( садится на 2-й стул)
Человек в сюртуке:
— Романы кончаются тем, что герой и героиня женились. Надо начинать с этого, а кончать тем, что они разженились… Обрывать описание на женитьбе — это все равно что, описывая путешествие человека, оборвать описание на том месте, где путешественник попал к разбойникам.
Вбегает молодая Барышня:
(радостно)
— Толстые частенько навещали Берсов, дружба была давняя. Молодой граф любил играть с тремя малышками, пел с ними хором, и даже однажды поставил оперу. А потом граф уехал на Кавказ, и вернулся через несколько лет, уже известным писателем. А сестры выросли…
(пауза)
— Граф был такой милый, просто чудо, и Лизанька, старшая сестра, прелесть как хороша! Вот-вот он сделает ей предложение. Вся семья в ожидании…
(садится на 4-й стул)
Человек в сюртуке:
— Средняя из сестер, Соня, не была красива. Не удостаивала быть красивой. Очень живая, разумная, светлая какая-то. И тут вдруг сочинила она повесть «Наташа», — о себе, разумеется. Но в «непривлекательной наружности князе Дублицком» трудно было не узнать прототип. К Соне захотелось присмотреться.
Барышня:
— Младшая сестра, Таня, не ожидала услышать от Сонечки: «Я боюсь, что люблю графа…»
А граф вошел в комнату и сказал:
« Софья Андреевна, подождите немного! Вот прочтите, что я вам напишу. Я буду писать только начальными буквами, а вы должны догадаться, какие это слова».
( к залу)
— Да вы все это знаете, в «Анне Карениной» читали… Объяснение Левина и Китти…
Входит Молодой человек
( подходит к 5-му стулу, становится за его спинкой, как за кафедрой):
— Предки Льва Николаевича были Рюриковичи; мать – княжна Волконская, одна бабушка – княжна Горчакова, вторая – княжна Трубецкая. В «Войне и мире» под именами старого князя Болконского и графа Ростова выведены оба деда Льва Николаевича: князь Волконский и граф Толстой. Да, он был аристократ, гордился этим, и любил только аристократию и простой народ, не признавая других сословий.
Человек в сюртуке:
— Каждому человеку, наверно, свойственны гордость и тщеславие. Вопрос в том, кто имеет на них право.
Молодой человек
( продолжает):
— Мать Льва Николаевича умерла, когда ему не было и трех лет. Помните княжну Марью в «Войне и мире», с ее лучистыми глазами, добротой и ясным умом? Такой он представлял свою мать, и, став взрослым, именно такой хотел видеть свою будущую жену ( садится на 5-й стул).
Человек в сюртуке:
— Прежде всего — честность и открытость. Это главное условие счастливой семейной жизни.
Крестьянка
— Ой ли?
Человек в сюртуке:
— Невеста должна знать о своем избраннике все. Тем более, если ей 18, а ему 34. Проще всего – дать ей прочесть дневники.
Крестьянка
— Ой, батюшки!
Парень:
— Неужто там и про Аксинью?
Крестьянка ( качая головой):
— Да разве ж только Аксинья?!
Молодой человек
( вскакивает):
— Там и о кутежах, и о картах, и о цыганке, с которой хотел жить вместе… Да мало ли…
Барышня:
— Что могла знать девушка об этой стороне жизни? Конечно, будущая жена была потрясена. А первая брачная ночь… У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно… ( зажмуривается)
Человек в сюртуке:
— Да, ночь, тяжелый сон. Не она!.. Первые ссоры произошли уже во время медового месяца. Примирение, конечно, было быстрым, но идиллическая картина исчезла навсегда. Муж и жена — как две половинки чистого листа бумаги. Ссоры — как надрезы. Начни этот лист сверху нарезать и … скоро две половинки разъединятся совсем.
Быстро входит немолодая Женщина в черном платье:
(тревожно)
— Льва Николаевича не видели?
(уходит).
Барышня:
— Сразу после свадьбы началась жизнь в Ясной Поляне. Надо было браться за хозяйство. В тарелке с супом оказался таракан. Следовало навести порядок на кухне. Да и в спальне… Лев Николаевич очень удивлялся, увидев, что к одеялу подшивается белая простыня.
Человек в сюртуке:
— Молодую жену надо было приучить к скотному и молочному делу. Ничего нет вреднее безделья.
Барышня:
— Конечно, это важно: считать удои и сколько сбито масла, но на скотном дворе всегда начиналась тошнота. Впрочем, скоро граф начал писать ‘Войну и мир’, и надо было каждый вечер переписывать начисто то, что он написал утром. А вскоре родился первый ребенок, и началась уже совсем другая жизнь.
( уходит)
Молодой человек ( восторженно вскакивает):
— Любовь к природе и к простоте были отличительными чертами этого гения. Он любил всякий моцион вообще, гимнастику и верховую езду, но более всего – пешие прогулки. Он мог ходить целый день, не уставая, был неприхотлив в еде и нападал на всякое проявление роскоши и комфорта, выступая против городской жизни.
Человек в сюртуке:
— А в чем смысл и прелесть этого вашего комфорта? Он растлевающе действует на душу и тело человека. Природа – другое дело. Только земледелец и охотник знают природу.
Молодой человек:
— Ну и, конечно, отвращение к цивилизации. Железных дорог он не любил, не признавал медицину, и своим детям давал исключительно домашнее образование.
Парень.
— Не скажи, в поездах все же ездил. Правда, в третьем классе, и с нашим братом, мужиком, всю дорогу беседовал. И за школы для крестьян радел, и не на словах, а на деле. А своих-то детей зачем ему в школы посылать? У него учителя в прямо в имении жили.
Крестьянка.
— Дохтуров, может, и не признавал, — то мне неведомо. А вот повитух сельских да знахарей-травников очень даже уважал.
Молодой человек:
— Газет он не читал, полагая их бесполезными и вредными, рецензиями и отзывами о своих работах не интересовался, журналистов и критиков презирал.
Человек в сюртуке:
— К какому роду деятельности их можно отнести? Не к писателям же. Печатается много нехудожественного, ненужного и неинтересного.
Молодой человек:
— А вот музыку любил. Серьезную. И сам неплохо музицировал. На рояле играл, пел. Но иногда слушает музыку, а на лице у него странная бледность появляется, и словно выражение ужаса…
И фотографов не любил, предпочитал художников. Крамского в Ясную Поляну пригласил. Замечательный портрет получился!
(садится)
Человек в сюртуке:
— Вот еще спиритизм этот… Нелепость какая… А профессор Бутлеров, химик знаменитый, между прочим, в эту ерунду верил ( улыбается)
Входит Женщина в светлом платье (нервно озирается и садится на тот стул, где сидела Барышня):
— Жизнь вошла в спокойное русло. Нет, в правильное русло. В такое, как он хотел. У Льва Николаевича — книги, охота, школы, деревенские столовые, гимнастика, одинокие прогулки и размышления. У жены — беременности, роды, кормление, хозяйственные заботы. И главное — дети: вслед за первенцем Сергеем родилась Татьяна, потом Илья, Лев, Мария, Андрей, Михаил, Александра, Иван. Еще четверо… умерли…
Молодой человек.
— Это счастливый брак, с таким союзом стоит поздравить.
Человек в сюртуке:
— Могло быть лучше…
Молодой человек:
— Так куда уж лучше? Хозяйство налажено безупречно: прекрасная барская усадьба летом, уютный московский дом зимой, обеспеченные дети, милые внуки, приятные гости…
Женщина в светлом платье:
— Всех обшивать, издавать сочинения мужа, принимать подписку, судиться с мужиками, которые рубят барский лес… Все это не в тягость. Одна проблема — муж уже, похоже, не хочет быть великим писателем.
Он все забыл ради своего учения. Раздать все состояние и пустить детей по миру… Как это возможно!
Человек в сюртуке ( снимает сюртук, остается в простой белой рубахе):
— Вместо того, чтобы заниматься глупостями вроде литературы, почему бы не шить сапоги, не возить воду, не топить печи, не ходить в поле косить вместе с крестьянами? Вон Софья Андреевна как-то вышла грести с бабами сено, так тут же сильно заболела и слегла на несколько недель. Куда это годится…
Женщина в светлом платье
— Спасает только музыка… Ну да, Танеев. Но ведь эти отношения абсолютно платонические! Смешно ревновать 53-летнюю жену, страдать, писать письма.
Человек в белой рубахе
— А не смешно ревновать мужа к его единомышленнику и издателю? Да, именно Чертков получит все права на издание книг.
Женщина в светлом платье
(вскакивает)
— А дети, внуки? Об их правах думать не надо?
( выбегает и вновь вбегает с письмом в руках)
Читает:
«Не думай, что я уехал потому, что не люблю тебя. Я люблю тебя и жалею от всей души, но не могу поступить иначе, чем поступаю… И дело не в исполнении каких-нибудь моих желаний и требований, а только в твоей уравновешенности, спокойном, разумном отношении к жизни. А пока этого нет, для меня жизнь с тобой немыслима… Прощай, милая Соня, помогай тебе Бог».
( убегает в отчаянии)
Входит Мужчина в шляпе:
— Истерики, угрозы самоубийством… Кто бы мог это выдержать… У Льва Николаевича участились обмороки, по несколько раз за вечер. Собравшись с последними силами, Толстой все же тайно уехал из Ясной Поляны. Софья Андреевна исполнила свои угрозы и бросилась в пруд. Ее спасли, и тогда она поехала за мужем. Он был болен, в жару, но, узнав о том, что его ищет жена, с доктором и дочерью Сашей сел в поезд, чтобы бежать в Ростов.
(садится на 6-й стул)
Человек в белой рубахе:
— В дороге самочувствие стало хуже, и на станции Астапово пришлось выйти и остановиться в домике начальника станции. Вскоре сюда приехали Софья Андреевна, дочь Таня и сыновья Андрей и Михаил.
Нет, нет! ( закрывает лицо руками)
Мужчина в шляпе
— Жену допустили к Льву Николаевичу, когда он уже был без сознания. Она подошла к нему и прошептала на ухо, что любит его.
В ответ раздался глубокий вздох.
( снимает шляпу)
Все сидят неподвижно.
4-й стул пуст.
Появляется немолодая Женщина в черном платье:
— Кто-нибудь видел Льва Николаевича?
