Светлана Сологуб
БОГАДЕЛЬНЯ
Пьеса в двух действиях
Действующие лица:
Палата 1, «Шекспир»:
Капа, Капитолина Фёдоровна Приморская, 87 лет.
Жужа, Евдокия Николаевна Сергеева, 76 лет.
Светлана Игоревна, Светлана Игоревна Пономарёва, 71 год.
Тусечка, Татьяна Ивановна Иванова, 68 лет.
Палата 2, «Интернационал»:
Зуля, Зульфия Маджидовна Насимова, 82 года.
Христя, Христина Львовна Онопченко, 67 лет.
Зина, Зинаида Тарасовна Одноногая, 73 года.
Царица Тамара, Тамара Иосифовна Шац, 75 лет.
Сергей Леонидович, врач, 50+.
Яна, медсестра, 30+.
Оксана, нянечка, 50+
Ординаторы Ольга и Пётр, 20+
Капитан третьего ранга Капитонов, вне времени, возраста и пространства.
Полицейский.
Прим.авт. Богадельня «Тихая заводь» как тип социально-медицинского учреждения выдумана автором от начала и до конца, от распорядка до персонала и клиенток.
Действие первое.
Сцена 1.
Белая палата на четверых. Дорогие медицинские кровати. Большое окно, которое сейчас зашторено. В одном углу – стол со стульями, в другом – кресло под торшером.
Раннее утро.
На кроватях спят Капа и Тусечка. За столом, перед компактным зеркальцем, разложив косметику, Жужа попеременно то крутит локоны плойкой, то красится. В кресле под включённым торшером сидит Светлана Игоревна, читает медицинский журнал.
ЖУЖА. Вот придёт сегодня мой капитан третьего ранга Капитонов, а я красивая.
Молчание.
ЖУЖА. Вот придёт сегодня мой капитан третьего ранга Капитонов, а я красивая.
Молчание.
ЖУЖА. Светлана Игоревна, я красивая?
С.И. (невозмутимо). Шухер.
Жужа молниеносно прячет в большую косметичку плойку, косметику, прячет под подушку, садится на кровать. В палату заглядывает Оксана.
ОКСАНА. Шо, болезные, опять двоим не спится? Дивитися, снотворного добавят.
С.И. Нецелесообразно, Оксана Петровна. Можете так и передать наверх, добавлять снотворное нам с Евдокией Николаевной – нецелесообразно. Можем помереть от передоза, а спать лучше не станем. Это я как врач подтверждаю.
С.И. встаёт, прямая, строгая, закрывает журнал, выключает торшер. Некоторое время в палате темно. В темноте голос Оксаны.
ОКСАНА. Христос с тобой, Света, кому же я скажу, никому я не скажу, стукачка я, чи шо…
Включается свет.
ОКСАНА. А раз так, то давайте, просыпайтесь. Чем раньше, тем лучше. Пока умоетесь, пока расчешемся, оденемся, а там уж и завтрак, и обход, и прогулка…(удаляется, продолжая журчать что-то ласковым, «домашним» голосом).
С.И. распахивает штору. На окне – неожиданно – решётка. С.И. стоит у окна, смотрит на улицу. Жужа начинает кружиться по палате, что-то напевая, как будто танцует вальс в паре.
В палату заходит Зуля. Невысокая, с длинными, распущенными до пят чёрными, почти без седины, волосами. Встаёт около кровати Капы. Стоит молча, смотрит на Капу. Через некоторое время Капа начинает ворочаться, потом поворачивается, видит Зулю, кричит и подскакивает на кровати.
КАПА. Сгинь, кикимора!!! (крестит Зулю)
ЗУЛЯ. Бихмилля рахмани рахим… (вздыхает)
КАПА. Да ну тебя, Зулька, с твоим аллах акбаром, надоела хуже чёрта, каждый день одно и то же, доведёшь ведь меня до сердечного приступа!!!
С.И. А разве не о том Вы мечтаете, Капитолина Фёдоровна?
КАПА. Мечтаю! Но не так же вот!!!
В палату заглядывает Яна.
ЯНА. Что за вопли у вас тут опять? Капа, чего орёшь? Дуся, заканчивай кружиться, упадёшь опять, поднимать кто будет?
ЖУЖА. Я не могу перестать, пришёл мой капитан третьего ранга Капитонов, мы вальсируем, разве вы не видите? Он неутомимый танцор…
ЯНА. Зуля, марш в свою палату, быстро! Тебя причёсывать ещё три часа, а уже умываться пора!
Зуля отходит от кровати Капы. Проходя мимо Яны, останавливается и громко и отчётливо чеканит.
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было лучше.
ЯНА. Иди, иди, переводчика пока не пригласили.
С.И. Яна, я буду вынуждена снова доложить о Вашей хамской манере общения с клиентами геронтологического центра «Тихая заводь».
ЯНА (фыркает). Геронтологический центр! Богадельня это, а не центр. (меняет тон) Докладывайте, Светлана Игоревна, кому угодно. И мы посмотрим, чьи аргументы и доводы примут во внимание в первую очередь. Доброе утро, уважаемые клиентки нашего геронтологического центра. Сегодня первое августа, и мы спешим вас поздравить с наступившим последним днём лета.
КАПА. С чем же тут поздравлять-то. Лето кончается.
ЯНА. С приближающейся осенью, самым романтичным и красивым временем года. Или Вы будете спорить с Пушкиным и другими классиками отечественной литературы, Капитолина? До встречи за завтраком, палата «Шекспир».
Яна выходит.
КАПА. Жужа, перестань, честное слово, от тебя голова кружится и давление поднимается.
С.И. Не того ли Вы хотели… Хамелеоны… Вокруг меня не люди, вокруг меня сплошные хамелеоны, меняющие окраску и риторику в зависимости от дощечки, на которую они ступают сию минуту…
Кашляя и сипя, вступает Тусечка.
ТУСЕЧКА. Соблаговолите говорить не «вокруг меня», а «вокруг всех», индвидуалистка-эгоистка. По крайней мере до тех пор, пока мы находимся на одних квадратных метрах этого вынужденного общежития.
С.И.(только сейчас отворачивается от созерцания улицы) Говорите за себя, Татьяна Ивановна. Моё пребывание здесь – абсолютно добровольное.
С.И. идёт к своей тумбочке, достаёт умывальные принадлежности, полотенце. Потом достаёт из тумбочки Жужи полотенце, идёт к ней, вешает полотенце ей на шею. Жужа перестаёт вальсировать.
ЖУЖА. А я уже накрасилась…
КАПА. Ничего, зубы почистишь. А то как целоваться-то. С Капитоновым.
Жужа смущается.
ЖУЖА. Целоваться…
Жужа берёт умывальные принадлежности, выходит вслед за С.И.
Капа лезет в тумбочку, достаёт зеркальце, смотрится в него.
КАПА. Ну, привет. Опять проснулась, да? Чего там говорить-то надо, как дочь учит? «Слава Тебе, Господи, за всё, и благодарю, что проснулась»? Господи, да забери меня уже, родименький, смертью лёгкой и не постыдной, желательно во сне, или Тебя прёт смотреть этот сериал?
ТУСЕЧКА. Капитолина Фёдоровна, что за выражения. Никакого уважения к Всевышнему.
КАПА. А ты заканчивай всех поправлять, ты вроде художница, а не училка русского и литературы.
Тусечка садится.
ТУСЕЧКА. Вроде художница.
КАПА. Ну, а училка из нас двоих – точно я. И я давно уже на всех забила, художница. На детей, на внуков, на учеников, на себя. На русский, на литературу. На эту богадельню и на Всевышнего в том числе.
Тусечка трёт лицо.
ТУСЕЧКА. Ай-яй-яй. Оскорбление чувств верующих. И читающих. И пишущих.
КАПА. И на верующих я тоже (неприличный жест), и на неверующих…
ТУСЕЧКА. Капа, слышишь, тут выпить дают? Ну, хоть по праздникам?
КАПА. Тут клизму дают, если будешь просить выпить. И без праздников.
Туся со стоном валится на кровать, Капа выходит умываться.
ТУСЕЧКА. Капитолина Фёдоровна, где Вы набрались этого недомолодёжного недосленга… Он Вам в Вашем возрасте абсолютно не идёт.
У Капы на тумбочке звонит телефон. Звонит. Звонит. Замолкает.
Заглядывает Оксана.
ОКСАНА. Что, болезная, не оклемаешься никак? Третий день уж пошёл, пора бы в себя-то прийти.
ТУСЕЧКА. В моих вещах был бокал?
ОКСАНА. Что?
ТУСЕЧКА. Бокал. Такая большая рюмка. Цвет… фиолетовый с лёгким послевкусием маренго.
ОКСАНА. Не надо меня обижать, что ж я, за бокал не знаю.
ТУСЕЧКА. Так был?
ОКСАНА. Не припомню.
ТУСЕЧКА. Вытащили, ироды. Ещё на выставке, небось, и вытащили. О, мой любимый, ненаглядный Роман, Ромочка, Ромашечка…
ОКСАНА. Муж, чи кто? Сын? Позвонить надо? У тебя телефон был?
Тусечка смотрит на неё.
ТУСЕЧКА. Мой бокал. Для коньяка. Его зовут Роман, чего непонятного.
ОКСАНА. Всё понятно. Добро пожаловать. Ласкаво просимо, госпожа художница. (поворачивается к выходу, бухтит себе под нос) Творческая личность, итить…
Тусечка плетётся умываться.
Сцена 2.
В пустую палату заходят Сергей Леонидович, Ольга и Пётр.
С.Л. Значится, так, молодёжь, запоминаем с первого раза. За переспрашивания буду снижать оценки. Шучу. Но, правда, по пять раз рассказывать не буду, придётся вам при возникающих вопросах самим таскаться к ним на интервью, а это, поверьте мне, утомительно. Итак, койка номер раз. (указывает на кровать у двери) Пономарёва Светлана Игоревна. Откликается на Светлану Игоревну. 71 год. Из бывших коллег-эскулапов, мда-с, терапевт, едва успела переквалифицироваться в ВОПа, врача общей практики, но так и не справилась с компьютеризацией отрасли. И не смирилась с пятнадцатью минутами, выделяемыми на пациента. Из поликлиники при семьдесят второй больнице уволилась по собственному желанию, к нам пришла по собственному желанию, по её выражению, поправить нервы. Поправлять там, на мой взгляд, нечего, остатки нервов у товарища ВОПа железные, всех переживёт, но, как говорится, копеечка капает, мы лечим.
ОЛЬГА. От чего лечим?
С.Л. От ипохондрии терапевта, любезный друг мой Ольга, есть такая психосоматическая болезнь, не слыхали? Выражается в бесконечных сомнениях в правильности назначений, сделанных сорок пять лет назад, в начале практики. У Вас тоже такое будет, доживите до её лет. Лечится витаминами и устойчивым игнором.
ПЁТР (хихикает). Игнором.
ОЛЬГА. В нашем центре не может быть игнора, Сергей Леонидович. Мы же не психбольница. Тем более даже в больницах игнор не приветствуется.
С.Л. Вы можете способствовать укреплению нервной системы Светланы Игоревны любым изученным в институте способом, коллега. Только потом не жаловаться. Итак, койка номер два. Капитолина Фёдоровна Приморская, 87 лет. Не откликнется ни на Капитолину Фёдоровну, ни на Капу, если не захочет. Почтенная старушка, в прошлом педагог, с замашками гота. Взяла семью измором, родственники поместили её к нам (подглядывает в свои бумаги) «ввиду невозможности дальнейшего нахождения в одной квартире». Нет, бабушка вменяемая, очень даже, мозг учителя, знаете, не сдаётся даже в 87. Но очень хочет умереть.
ПЁТР. Суицидница?!
С.Л. А Вы кровожадны, коллега, как я посмотрю. Завязывайте. Старики – те же дети, слыхали? А старушки – втройне, вдесятерне, потому что они ещё и девочки, простите, коллега Ольга. С ними надо терпеливо и ласково. Когда они спят зубами к стенке.
Пётр опять хихикает.
С.Л. Суицидальных порывов у Капитолины Фёдоровны нет, скорее, экзистенциальные. От этого не легче никому, особенно соседкам по палате, но здесь, в палате «Шекспир», все друг друга стоят. И, надеюсь, наша самая молодая, недавно поступившая обитательница, откликается на…(смотрит бумаги) кхм… Тусечка… мда-с… тоже гармонично сюда впишется.
ОЛЬГА. Шекспир? А при чём тут Шекспир?
С.Л. Скоро, коллега Ольга, Вы с головой погрузитесь в бушующие здесь страсти и сразу поймёте, при чём тут Шекспир.
Заходит Капа.
КАПА. Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
С.Л. Вот. Начинается. Капитолина Фёдоровна, будьте так добры, покиньте помещение. Подождите в холле. У нас проветривание.
КАПА. Проветривание мозгов молодого поколения у Вас, Сергей Леонидович. Чему Вы их учите? Игнорировать старушек на пешеходных переходах? А у старушек, между прочим, пенсии, с которых они внукам еду помогают покупать.
ОЛЬГА. Доброе утро, Капитолина Фёдоровна.
Капа оценивающе смотрит на Ольгу.
КАПА. Для Вас – Капа, душечка.
ПЁТР. А для меня?
Капа игнорит Петра и удаляется, продолжая декламировать.
КАПА. И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
ОЛЬГА. Действительно… Шекспир.
С.Л. То ли ещё будет ой-ёй-ёй. Пётр, закройте дверь и придержите. Спасибо. Койка номер три. Татьяна Ивановна Иванова, 68 лет, откликается на Тусечку. По словам сына, в молодости подавала большие надежды как художница. Талант. Узнаваемая авторская манера, стиль, как там это у них называется. На данный момент самый узнаваемый стиль Тусечки – это, увы, ноль семь коньяка за один присест без компании и можно без закуски. Сын переживает. Готов оплачивать пребывание в «Тихой заводи» сколько потребуется, лишь бы мама вышла отсюда без стойкой алкогольной зависимости.
На тумбочке Капы звонит мобильный.
С.Л. Родственники Приморской готовы забрать её хоть сию минуту, если она откажется от своих готских замашек и перестанет призывать смерть. Названивают мне каждый день по двадцать раз, как тревожные родители в детский сад. Вполне счастливая семья. Я пока не разобрался, что её побуждает думать о загробном мире.
ОЛЬГА. Значит, кто-то её всё-таки достал.
ПЁТР (хихикает). Шекспир.
С.Л. Койка номер четыре. Очень быстро и просто. Евдокия Николаевна Сергеева, 76 лет, откликается на имя Жужа. Стойкая деменция, ожидание принца.
ПЁТР. Простите?
С.Л. Евдокия Николаевна, увы, старая дева в ожидании возлюбленного. Единственного и на всю жизнь. Знакомо Вам такое выражение, а, Пётр? «Единственная и на всю жизнь»?
ПЁТР. Кхм.
С.Л. А Жуже вот знакомо. Что она делает у нас, я, признаться, и сам не знаю, вылечить мы её не можем. Где находиться — дома или здесь – лично для неё никакой разницы нет. Скорее всего, так удобнее родным (смотрит в бумаги) сестре, племянникам и… далее по родственному списку. Поскольку в домашних условиях за Жужей требуется постоянный присмотр и уход. Н-нус. Всё. Всё? Вопросы есть?
ОЛЬГА. Какая схема лечения?
С.Л. Стараемся обходиться без тяжёлых препаратов. Это всё-таки… не наш профиль. Мы – геронтологический центр, мы заботимся, укрепляем, ставим на ножки и выпускаем в мир как новенькими. Шучу. Как можем, так и выпускаем. А они там, в мире, потом, после нас, тоже… Как могут, так и…
ПЁТР. Богадельня.
С.Л. И так тоже можно.
ПЁТР. А мы их отсюда… ну… Отпускаем?
С.Л. Где вы, такие кровожадные, обучаетесь, а? Пойти, лекции к вам послушать, что ли. Отпускаем, конечно. Но строго на руки родственников. Строго. Всё, открывайте дверь.
Заходят Светлана Игоревна, Капа, Жужа, Тусечка.
ТУСЕЧКА. Что, обход? Доктор, мне что-то нехорошо. Мне бы лекарство. Желательно красное сухое, оно, врачи говорят, очень для крови полезно.
С.Л. Нет, ещё не обход, драгоценные. Знакомьтесь с ординаторами, бабоньки, вот вам Ольга и Пётр. По правилам, конечно, надо с отчествами, но у вас это правило никогда не прокатывает, не правда ли.
С.И. Попрошу не обобщать.
С.Л. Светлана Игоревна, при случае поинтересуетесь про отчества самостоятельно, согласны? Так, пошли, младший медсостав, пошли, дайте барышням собраться к завтраку, мы и так их задерживаем. Татьяна Ивановна, обход будет после приёма препаратов, а пока думайте о горячей овсяной каше, в вашем состоянии именно эти мысли должны оказать целительное воздействие.
ТУСЕЧКА. С маслом?
С.Л. Непременно. И даже с джемом.
КАПА. Я буду завтракать в палате.
С.Л. Как угодно, Капитолина Фёдоровна.
С.И. И я.
С.Л. Что так, Светлана Игоревна?
С.И. Невыносимый запах с кухни. Я буду стараться не думать об отравлении. Особенно об отравлении Майского.
ПЁТР. Какого?…
С.Л. Майский Иннокентий Борисович, Светлана Игоревна переживает, что в 1981 году она неверно диагностировала… Впрочем, неважно. Идёмте.
Врачи выходят.
Сцена 3.
Старушки молча причёсываются, прихорашиваются, каждая при своём зеркальце, расчёске, косметике, платочках, заколочках.
ТУСЕЧКА. А гулять здесь можно?
КАПА. О, очухалась, что ли? Прямо вот аж до прогулки? А ласты не склеишь по дороге на прогулку от абстинентного синдрома?
ТУСЕЧКА. Я склею ласты от Вашего жаргона, Капитолина. Ну, слава Богу, хоть гулять можно… Рома, Ромочка, где же ты, мой драгоценный… (роется в своих вещах)
С.И. Здесь можно практически всё, только с разрешения персонала. Или хотя бы уведомляйте о своих намерениях.
ТУСЕЧКА. Мои намерения – это яичница… Хорошая такая шкворчащая яичница с баварскими колбасками, а не овсянка. Пусть даже с маслом.
С.И. И моментальный переход от гастрита к язве. У Вас ещё нет язвы? А печень как?
ТУСЕЧКА. Железная у меня печень. Мы с Романом вам это ещё докажем.
С.И. В стенах данного заведения совместные посиделки с мужским отделением с употреблением алкоголя строго исключены. Только лото и другие настолки. Совместный просмотр кинофильмов. Танцы. Всё.
ТУСЕЧКА. Тут и мужчины есть?
Жужа вдруг заводит тоненьким голосом обрядовую песню невесты, печальную, звенящую, о проводах девушки из родительского дома к мужу. Допевают песню хором. Тишина. Тусечка всхлипывает.
ЖУЖА. Не надо грустить, девочки! Вот придёт мой капитан третьего ранга Капитонов, а я красивая!
С.И. Мужчины есть. В другом корпусе. Но совместные мероприятия – в лучшем случае два раза в неделю. И то не для всех.
ТУСЕЧКА. Почему? (сладко потягивается) А то, глядишь, и я бы себе нашла какого-нибудь… Капитонова.
Жужа подходит к Тусечке и молча, очень сильно вцепляется ей в волосы. Тусечка кричит. Забегают Оксана и Яна. Жужу с причитаниями отдирают от Тусечки.
КАПА. Смотрите, и с этой за один стол её теперь не сажайте. А то тоже отравит.
С.И. Отравление…
Жужу уводят.
ТУСЕЧКА. Офигеть страсти. Шекспир…
КАПА. А то. Одна тоже вон… про её Капитонова заикнулась, так Жужа ей в суп пудру свою ссыпала. Было не смертельно, но неприятно.
Молчание. Тусечка идёт к выходу.
ТУСЕЧКА. А он существует вообще? Капитонов?
С.И. Кто знает, Татьяна Ивановна, кто знает…
Тусечка выходит.
Сцена 4.
С.И. читает журнал, сидя в кресле, Капа разговаривает по мобильному.
КАПА. Нет. Нет, и не мечтайте. Мне? Хорошо?! А… Мне, да-а, хорошо-о! Кормят, витаминки дают, гулять водят, на экскурсии возят, концерты, кино, танцы, настольный теннис, живи-не хочу! Хотели, чтобы я жить захотела, теперь мучайтесь. Скучайте. Привыкайте, что бабки нет. Совсем нет. Нигде нет. Всё, пока.
Приходят Жужа, потом Тусечка.
ТУСЕЧКА. Каша вкусная, не придерёшься. А хотелось бы яичницу…
В палату «Шекспир» вваливаются, взявшись за руки, обитательницы палаты «Интернационал» — Зина, Христя, Зуля. Зина и Христя громко напевают строчки из игры «Бояре». В хвосте болтается Зуля, хочет, но не может отцепиться.
ХОР. Бояре, а мы к вам пришли, молодые, а мы к вам пришли! Бояре, а мы к вам пришли, молодые, а мы к вам пришли!
Повторяют одну строчку, как заведённые, пока им невозмутимо прозой не отвечает С.И.
С.И. Бояре, а зачем пришли, молодые, а зачем пришли.
ХОР. Бояре, нам невеста нужна, молодые, нам невеста нужна!
Жужа пугается.
КАПА (обнимает Жужу). Ну и валите отсюда за невестой в другую палату, хватит нам Дусеньку пугать.
С.И. Капитолина Фёдоровна, они не отстанут, вы же знаете. Бояре, а какая вам мила, молодые, а какая вам мила.
ХОР. Бояре, нам вот эта мила, молодые, нам вот эта мила!
Тычут сцепленными руками в спину Капе, которая собой закрывает Жужу.
ТУСЕЧКА. Отпа-ад… А чего не я мила? Я помоложе буду. И не замужем. И вменяемая.
С.И. Мы уже наслышаны о вашем нежном союзе с бокалом по имени Роман, вменяемая.
ТУСЕЧКА. Что, нянечка растрепала уже? А с Романом мы просто друзья, так что не надо мне тут.
ЗИНА. Невеста Капитонова у нас тут одна.
С.И. Как вам не стыдно, палата «Интернационал», издеваться над убогой. Капитонов – не более, чем плод её деменции, вымышленный персонаж.
ХРИСТЯ. А ну как нет?!
Молчание.
КАПА. У вас, что, какая-то новая разведсводка сегодня?
«Интернационалу» не даёт ответить Яна, которая возникает на пороге палаты с тележкой с лекарствами.
ЯНА. А ну-ка, бардак прекратили.
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было лучше.
ЯНА. Вот именно, Зуля, вот именно, скажи им, что так себя вести в казённом заведении просто некультурно, тем более женщинам, тем более предмогильного возраста.
С.И. Как врач общей практики, любезная, могу Вам сказать, что теоретически предмогильным может считаться любой возраст.
ХРИСТЯ. Не надо при мне тут про смерти, я же просила, вы, что, забыли, откуда я приехала?
ЯНА. Забудешь тут, когда ты, Христина, по сто раз на дню напоминаешь. Молчала бы лучше, знаешь. Из-за таких, как ты, в жителях центральной России медленно иссякает вера в Специальную военную операцию. И в первую очередь у таких, как я, на четверть литовок.
ХРИСТЯ. Да на таких, как ты, и таких, как я, не надо, будь я хоть монголка, а ты – на четверть хохлушка. Твой характер от национальности не зависит, так, видимо, мама с папой воспитали.
ЯНА. Не надо трогать моих родителей.
ЗИНА. А то что? Крысиный яд ей в порошочки подсыпешь? Хочешь, я с тобой по-удмуртски поговорю, и мы ещё посмотрим, чей Донбасс, и кто тут понаехал.
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было лучше.
Появляются Сергей Леонидович и ординаторы.
ТУСЕЧКА. Слава богу, доктора, как вы вовремя, а то у нас тут сейчас до майдана дойдёт.
С.Л. Палата «Интернационал», дорогие мои, дружелюбные представительницы лучших, безусловно, лучших наций на планете Земля, может быть, хватит изо дня в день нарушать дисциплину? Наш центр создан для тихого, спокойного отдыха, восстановления жизненных сил и энергии, а также стабилизации нервной системы отдыхающих и лечащихся. Вы же своими эскападами, кажется, хотите добиться обратного. Причём не только для отдыхающих и лечащихся, но и для персонала.
С.И. Ваша медсестра – хамка.
С.Л. Не замечал.
ЗИНА. И националистка.
С.Л. Упаси Боже. Яна?
ЯНА. Капризничают.
С.Л. Это не новость. Так, палата «Интернационал», будьте любезны, пройдите в полном составе в свою палату. У вас сегодня ожидается пополнение.
ХРИСТЯ. Это ещё зачем? Нам и так тесно.
С.Л. Уважаемая Христина Львовна, комплектация палат в нашем центре стандартная. Кроме того, я ещё раз, специально для Вас, подчёркиваю, пустые кровати не предназначены для хранения на них личных вещей.
ХРИСТЯ. Мне всё это нужно! Чтобы под рукой было!
КАПА. И пальто?
ХРИСТЯ. И пальто!!! Я привыкла, ночуя в подвале, укрываться пальто! Оно мне спину греет так, как не греют ваши одеяла!
С.Л. Христина Львовна, Вам завтрак понравился?
ХРИСТЯ. Что?
С.Л. Завтрак был вкусный?
ХРИСТЯ. Ну… Да. Моя мама, конечно, не так кашу такую готовила, но…
С.Л. Вот и слава Богу. На обед будет плов, фирменное блюдо нашей кухни, гордость, можно сказать. Уверен, Вам понравится.
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было лучше.
С.Л. Абсолютно с Вами согласен, Зульфия Маджидовна. Кстати, у Вас сегодня посещение. Родственники. (узб) Родня.
ХРИСТЯ. Плов… Лучше бы вареники. Вы простите, Сергей Леонидович, если что не так. Я просто… домой хочу.
Ольга обнимает Христю.
Жужа начинает тоненьким голосом петь украинскую песню «У вишнёвом саду». Пётр делает решительный шаг к ней, но С.Л. придерживает его. Через пару строчек поют все. Жужа обрывает песню внезапно, каждый останавливается через слово-два-три после неё.
С.Л. Кхм… Вот, собственно, да. Ради этого наш центр и существует. В том числе. И вареники учтём. А теперь всё-таки по палатам, девочки, по палатам. Таблеточки, а потом обход. А потом прогулка, непременно прогулка, ловим уходящее лето, погода сегодня прекрасная…
Врачи и палата «Интернационал» выходят.
ЯНА. Идите на витаминчики, палата «Шекспир», пожалуйста. И меня простите, если что не так.
ТУСЕЧКА. Да ладно, сестричка, чего уж там. Все мы иногда хотим домой.
КАПА (смотрит в потолок). Особенно я…
Сцена 5.
Ольга и Капа в палате «Шекспир», больше никого нет.
КАПА. …а однажды я увидела сон, дитя моё. Это был, наверное, самый прекрасный сон за всю мою жизнь. Мне снова было десять лет… Нет, не так. Мне было как будто одновременно восемьдесят пять и десять, понимаете? И я опять была в бабушкином деревенском доме, и мы собирались ужинать, все-все. Были выходные, наверное. Потому что и дедушка был дома, и мама, и папа приехали из города. И мамин брат с женой, и их сын, мой двоюродный брат, там были, и даже их собака, Лада, спаниель. И дедушка, как всегда, рассказывал что-то смешное, и мама с папой сидели, обнявшись… Брат кормил собаку под столом, а его мама, моя тётя, его нежно за это ругала… Дядя дремал в кресле… Там играло радио, передавали романсы Чайковского, я даже это помню, я даже это слышала во сне, любимые бабушкины романсы…. А меня как будто никто не видел, понимаете? Я сижу и думаю, как так может быть, что мы опять все вместе, они же все умерли. И мне же восемьдесят пять, а не десять. А потом бабушка повернулась ко мне и говорит: «Капочка, кушай, не торопясь, а то подавишься.» И я проснулась. И поняла, сразу же поняла, что была я с ними там, Там, понимаете? И что не ждут они меня Там пока, бабушка вот не пускает даже… Ешь, говорит, не торопясь, а то подавишься… Но что же мне делать, милый Вы мой человечек Оленька, если я после этого сна сон-то и потеряла. И жизнь стала не мила. Эта жизнь, здесь. Я туда хочу, к ним. К бабушке и дедушке, к маме и папе, даже к брату, хоть и вредный был, зараза, и не общались мы… лет тридцать перед тем, как его не стало.
ОЛЬГА. Но ведь у Вас… такая большая семья сейчас. Своя. Двое детей, пятеро внуков, правнуки… Неужели это не причина быть счастливой здесь, в реальной жизни, а не в воспоминаниях о детстве?
КАПА. Наверное, причина… Наверное, ты, детонька, права. Ой, простите, Вы.
У Капы звонит телефон.
ОЛЬГА. Возьмите трубку, ничего.
КАПА. Не хочу.
Телефон звонит, замолкает.
ОЛЬГА. У Вас просто депрессия, Капитолина Фёдоровна, мы Вас подлечим, и Вы опять захотите жить. В конце концов, никому же не дано знать, сколько осталось. Может быть, Вы вообще… долгожительница. И Вам ещё жить да жить, лет до ста, а то и больше. Вы… духом крепкая. Такие, как Вы, живут долго. И потом… Должны же Вы стать для своих потомков той бабушкой, которая будет являться им во снах, когда им будет восемьдесят пять.
КАПА (смеётся). Ловко закруглила, ловко, девонька! Ой, простите, товарищ-госпожа-сударыня ординатор. Я подумаю. Может быть, и передумаю.
Молчание.
ОЛЬГА. Простите, Капитолина Фёдоровна. Может быть, Вы не захотите отвечать, но я спрошу.
КАПА. Спрашивайте.
ОЛЬГА. Вас кто-то сильно обидел? Из близких? Так, что Вы захотели сюда и не хотите отсюда.
Капа молчит. У неё опять звонит телефон. Замолкает.
КАПА. Дочка сказала, что я не имею практического значения в жизни семьи, потому что не в состоянии покормить кошку креветками.
ОЛЬГА. Простите?
КАПА. Со мной живёт дочь. После развода. Иногда приезжает пожить внук. Лоботряс. Дочь приехала с кошкой. Которую они всю жизнь кормят креветками.
ОЛЬГА. Хорошо живёт их кошка. Простите.
КАПА. Сейчас не об этом. Живёт – и на здоровье. Ну не могу я эти креветки ей варить, понимаете? Я их боюсь. Всю жизнь боюсь. Креветок и червяков. Они противные.
ОЛЬГА. Мёртвых креветок?
КАПА. Варёных. Не могу в руки взять, и всё. У них глаза такие… Как перец чёрный. Я всё время боюсь их съесть, глаза креветочные. И лапки у них… шевелятся. Мне их всю жизнь муж чистил. И вот, видите ли, я не имею значения. Потому что не хочу чистить варёные креветки.
Ольга хочет что-то ответить, но заглядывает Пётр.
ПЁТР. Оля, вы всё? А то мне с другой пациенткой тоже надо побеседовать, а везде занято.
КАПА. Мы всё, мы всё, уважаемый товарищ-господин-сударь ординатор. Заболтали Вы меня, Оленька, а ведь время прогулки скоро кончится, и я останусь без свежего воздуха, что, безусловно, сократит моё потенциальное долголетие на пару дней, чему я, конечно, буду безмерно рада. А? Ловко я закруглила?
ОЛЬГА (смеётся). Ловко, Капитолина Фёдоровна.
КАПА. Можно просто Капа, хотя я знаю, что не положено. Ну, здесь не положено, так за забором этой богадельни можно будет…
Капа выходит, Ольга делает рукой жест «йес!»
ПЁТР. Что, есть результат?
ОЛЬГА. Она сказала «за забором»! Значит, рассматривает для себя такую возможность! Выйти за забор!
ПЁТР. Да ну, оговорилась просто.
ОЛЬГА. Ты оптимист, Петя! Настоящий профессионал, ничего не скажешь.
Ольга выходит.
ПЁТР. (в коридор) Христина Львовна, проходите, пожалуйста!
Сцена 6.
Пётр и Христя.
ПЁТР. Христина Львовна, что Вас беспокоит сейчас?
Христя молчит, смотрит на него подозрительно.
ПЁТР. В смысле здоровья что беспокоит? Спите хорошо?
ХРИСТЯ. Тебя как звать?
ПЁТР. Пётр Евгеньевич.
ХРИСТЯ. Тебе годков-то сколько, Петро Евгеньевич?
ПЁТР. Двадцать шесть.
ХРИСТЯ. Молодой. Крепкий. Телом крепкий и рассудком, поди, тоже, даром, что ли, психиатр.
ПЁТР. Я геронтолог.
ХРИСТЯ. А я – Дева Мария. Чего ты, геронтолог с перечницами старыми возишься, а не на фронте нашим помогаешь? Или, если на фронт ссышь, в госпитали иди. Там пацанам и мужикам мозги из войны надо вытаскивать в жизнь обратно. Или хотя бы к нам, к беженцам. А ты тут. Спите ли Вы, Христина Львовна. Да Христина Львовна только-только к фамилии соседки по палате привыкла. А то всё тоже истерила. Знаешь, как я истерила? А требовала, чтобы она фамилию сменила. Потому что издевается она своей фамилией надо мной, понимаешь, ординатор? У меня племяннику ногу оторвало, а она тут, понимаешь, лежит рядом, и её выкликают в день по десять раз – «Одноногая то, Одноногая сё!» Во-первых, что это за фамилия дурная такая, и как человек с ней жить может. А во-вторых… Сказала же я, не могу я это слово слышать!
ПЁТР. А нос ни у кого из Ваших родственников не оторвало?
ХРИСТЯ. Что?!
ПЁТР. Моя фамилия – Нос. Ничего, что я рядом с Вами посижу? Могу также рассказать, как мне с такой фамилией жилось, особенно в школе.
Молчание.
ХРИСТЯ. Грубоват ты, парень, для врача-геронтолога. Мы старенькие, нас обижать нельзя.
ПЁТР. Никого обижать нельзя. Если Вы не против, давайте вернёмся к опросу. Потому что скоро кончится время прогулки, а Вам свежий воздух особенно показан. Вы хорошо спите?
ХРИСТЯ (помолчав). Хорошо. Даже удивительно. Думала, никогда больше спать не смогу. Страшно потому что было там, дома, спать-то. Глаза страшно закрыть, потому что думаешь: «Засну, и прилетит, и всё, и не проснусь, и не будет меня больше.» А здесь как-то… Начала спать, начала. Потихоньку. Наверное, таблетки ваши помогают. И Зулька ещё. Она перед сном всегда молится. А у них молитвы такие… Как песни, мелодичные. И непонятно же ничего, ну и… Убаюкает, глядишь. А после молитв колыбельную поёт. Тоже ничего не понятно, но понятно, что колыбельная. Нежно-нежно так… На наши, украинские колыбельные, похоже. И на русские.
ПЁТР. Тревоги нет? Руки не дрожат? Панические атаки бывают?
При слове «атаки» Христя вздрагивает.
ПЁТР. Простите.
ХРИСТЯ. Петро, пойдём, и правда, погуляем? Что-то дышать трудно стало.
ПЁТР (хватает её запястье). Сердцебиение усилилось?! Это и есть паническая атака, надо подышать на четыре счёта, Христина Львовна, и-и…раз… вдыхайте!
ХРИСТЯ. Господи, спаси, сохрани и помилуй, заполошный какой. Куда тебе на фронт или в госпитали, действительно. Тебе только бабушек под ручку выгуливать. Да хорошо со мной всё, хорошо. После подвалов не дышится. Спасибо тебе. Внучок. Пошли гулять.
ПЁТР. То есть в целом жалоб у Вас…
ХРИСТЯ. Нет жалоб, нет, новенькую вот только принимать не хочется. Нам с Зинаидой вдвоём хорошо. Хотим – разговариваем, хотим – молчим. Зулька не в счёт. А третий, Пётр, он всегда лишний, особенно в женском коллективе. Вы не знали? Пойдёмте, геронтолог, расскажу. Погодите. А Вы зачем такую профессию-то выбрали?
Пётр смущается.
ПЁТР. Я… хочу продлевать жизнь бабушкам.
Христя смеётся.
ХРИСТЯ. Ох, как это в наше время двусмысленно звучит, простите, Бога ради, простите!
ПЁТР. Ничего, я привык к такой реакции. Я считаю, что бабушка – это особенный социокультурный подвид. Слой. Каста. У любого народа, в любом государстве. Бабушки знают какие-то особенные коды. Коды человеческого сердца. Там, где родителям для воздействия на ребёнка нужно десять слов, бабушке достаточно одного, а иногда даже просто жеста. Бабушка – она как… жрица, даже если не верит в Бога. Возможно, близость конца жизни открывает в стариках что-то такое, потаённое знание, мудрость, которую не нужно передавать словами, которая ловится интуитивно, на уровне рецепторов, сердечных рецепторов, не вкусовых, понимаете, о чём я?
Христя обнимает Петра. Пётр всхлипывает.
ХРИСТЯ. Каста – это точно. Иногда даже банда, если больше трёх. Что, милок, бабушка рано умерла?
Пётр кивает.
ХРИСТЯ. А дед?
ПЁТР. Жив.
ХРИСТЯ. Ну так и Бога-то не гневи, хранитель касты бабушек. Деды – они тоже значение имеют. Ого-го какие значения.
Ведёт Петра к выходу.
ХРИСТЯ. Бабушка-то, поди, при жизни деда совсем затюкала, вот ты его и не разглядел хорошенько. А ты попробуй. Потренируйся вон… На нашем мужском отделении…
Выходят.
Сцена 7
Христя и Оксана пьют чай за столом в палате «Шекспир».
ХРИСТЯ. Уютно тут у них.
ОКСАНА. Христя, не гневи Бога, палаты все одинаковые. А уж уютно или нет – от вас, жиличек, зависит.
ХРИСТЯ. Это я просто по жизни такая. Мне всегда чего-то не хватает. Благоверный говорит, женщины так устроены – им всё время надо всё улучшать.
ОКСАНА. Мой благоверный уже два года ничего не говорит. На войне погиб.
ХРИСТЯ. Вы откуда?
ОКСАНА. С-под Киева.
Христина какое-то время молчит.
ХРИСТЯ. Мир праху его.
ОКСАНА. И вашим хлопцам тоже.
ХРИСТЯ. Когда-нибудь будет мир.
ОКСАНА. Когда-нибудь будет.
Молчат.
ХРИСТЯ. Давай, я тебе прибраться, что ли, помогу.
ОКСАНА. А помоги. Кто-то да отказался бы, а я не буду. (вдруг запевает «Прощание славянки»)
Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза,
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза.
ХРИСТЯ. Дрогнул воздух туманный и синий,
И тревога коснулась висков,
И зовёт нас на подвиг Россия,
Веет ветром от шага полков.
ХОРОМ. Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Прости-прощай, прости-прощай…
Через сцену проходит капитан третьего ранга Капитонов. Или это его привидение. Или это привидение всех военных. Или вообще всех умерших мужей всех старушек Земли. Когда Капитонов уходит, раздаётся стук в дверь, заходит Царица Тамара.
ТАМАРА. Простите, это палата «Интернационал»?
Действие второе.
Сцена 1.
Палата «Интернационал». Послеобеденный сон. Зина, Зуля, Христя спят. Тамара сидит на кровати. «За кадром» — голос Сергея Леонидовича.
С.Л. Зинаида Тарасовна Одноногая, 73 года. Откликается на Зину. Приехала погостить к родным из села откуда-то из-под города Можга, родные сделали бабушке подарок – две недели отдыха и лечения у нас. Удобно, не правда ли, вроде бы подарок, а вроде бы и сбагрили. Зинаида Тарасовна вполне себе здоровая для своих лет бабушка, так что вся польза, которую мы можем ей предложить – это качественный досуг. Предлагать желательно почаще и что-нибудь поинтенсивнее, типа волейбола, в противном случае Зинаида Тарасовна сама устраивает такой досуг, что потом приходится всем сбивать давление. Слава Богу, осталось три дня её путёвки.
Христина Львовна Онопченко, 67 лет. Отзывается на Христю. Их с мужем вывезли из прифронтового района. Шоковое состояние сняли, ранений не было, с остальными особенностями, вроде периодической склочности, справиться нам не дано, поскольку это уже характер. Что есть, то есть.
Зульфия Маджидовна Насимова, 82 года. Иногда откликается даже на Зулю. Её семья полным составом, по численности приближающаяся к численности полноценного аула, прибыла к нам на пмж из Узбекистана. Откуда у них деньги, мне знать не положено, но, судя по всему, на время процесса ассимиляции семейства Насимовых в средней полосе России бабушку решили сдать к нам. Дай Бог, чтобы не бессрочно. С русским языком у бабушки Зули плохо, но что в Союзе было лучше, она точно помнит, о чём и сообщает всем периодически на родном узбекском.
Зуля встаёт и медленно выходит.
С.Л. И наш камень преткновения, Тамара Иосифовна Шац, 75 лет. Откликается на Тамару Иосифовну, на Царицу Тамару не откликается, хотя именно так её начали звать Зина и Христя. Пытаются, по крайней мере. Почему эти дамы Тамару Иосифовну невзлюбили с первого взгляда, так никто выяснить и не смог, видимо, это что-то иррациональное. Иррациональное нужно любыми способами прекратить, потому что…
За кулисами слышен крик Капы и её неразборчивые проклятия в адрес Зули. Зуля возвращается, садится на кровать, начинает плести косы. Зина и Христя просыпаются.
ЗИНА. Ох, грехи мои тяжкие… Зулька, ты, что ли, опять набарагозила?
ХРИСТЯ. Сдалась тебе эта умирающая, Зуля, действительно.
ЗИНА. Добречко, уважаемая Царица Тамара. Может быть, днём соблаговолите нам хоть слово молвить? А мы Вас, глядишь, посвятим в местную новостную повестку.
Тамара молчит. Входит Капа.
КАПА. Зулька, я тебя последний раз предупреждаю, я не знаю, что я с тобой сделаю, порешить – не порешу, конечно, но добьюсь твоего выселения – это точно.
ЗИНА. Шиш Вам, Капитолина Фёдоровна, да с маслицем. Пока за неё платят, никуда она отсюда не денется. Так что смиритесь и получайте удовольствие. Благодарить ещё должна.
КАПА. Я?! Благодарить?! Это за что же?!
ЗИНА. За приближающийся инфаркт микарда. Весь центр знает, что Вы сюда помирать приехали, да всё никак.
Капа фыркает, выходит. Тамара держится за сердце. Заходит Яна.
ЯНА. Тамара Иосифовна, у Вас всё хорошо? Кровать удобная? Матрас не жёсткий? Может быть, Вам воды принести? Что Вы за сердце держитесь? Плохо?
Яна считает пульс у Тамары.
ТАМАРА. Спасибо, друг мой, у меня всё хорошо. Мне комфортно.
ЯНА. Да? Ну, смотрите. Если что, вот кнопочка, вызывайте меня сразу. (обводит взглядом палату) Палата «Интернационал», у всех всё хорошо?
Зуля причёсывается, Зина и Христя, поджав губы, молчат.
ЯНА. Дай Бог вам всем здоровья, вежливые вы мои. (выходит)
ЗИНА. Матра-ас…
ХРИСТЯ. Во-оды-ы…
ЗИНА. А чего это к Вам, как к драгоценности какой, относятся, а, Царица Тамара? Христя, может, мы чего не знаем, может, Тамара Иосифовна у нас – академик? Или звезда экрана?
ТАМАРА. Я библиотекарь.
ХРИСТЯ. Конечно, куда ж с таким шнобелем можно, только в библиотеку, к Ахматовой.
ЗИНА. Христя, ну насчёт шнобеля — это ты уже перебор. Нехорошо за внешность дразнить.
ХРИСТЯ. Да? Ты считаешь? Меня вон всю жизнь дразнили, и ничего, жива как-то осталась.
Тамара выходит. Заходит Тусечка.
ТУСЕЧКА. Так что там с Капитоновым-то, девочки?
ХРИСТЯ. По оперативным данным, некто с такой фамилией прибыл сегодня в мужскую палату номер два.
ТУСЕЧКА. Реально моряк?
ЗИНА. Да кто ж его знает. Но ходит, покачиваясь. Верный признак. Палубу, значит, ногами ловит.
ТУСЕЧКА. Может, у него просто Паркинсон? Лет сколько?
Зина и Христя переглядываются.
ХРИСТЯ. Что-то не разведали.
ТУСЕЧКА. Эх, вы, самое главное-то…
ЗИНА. Да какая тебе разница, старше – справишься, младше – тем более. Погоди-ка. Ты, что, собралась у Жужи Капитонова отбивать?!
Заходит Яна.
ЯНА. Зинаида Тарасовна, Христина Львовна, почему Тамара Иосифовна сидит в одиночестве в холле? Сейчас время подготовки к полднику, личные санитарные процедуры, у всех есть дела в палатах, и у Тамары Иосифовны – в том числе, не так ли. У вас опять конфликт? Опять издеваетесь над новенькой?
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было лучше.
ХРИСТЯ. Кто издевается, никто ни над кем не издевается. Сама нас игнорирует, не разговаривает.
ЯНА. Как же с вами разговаривать, если вы хамите всё время.
ТУСЕЧКА. Минуточку…
ЯНА. Татьяна Ивановна, будьте добры, покиньте чужую палату, вспомните, что говорил Сергей Леонидович о дисциплине и налаживании работы нервной системы. Всеобщей.
Тусечка выходит.
ЗИНА. А пусть Тамарка попробует поразговаривать, тогда ясно станет, хамит ей кто-то или не хамит. А то приехала и сидит. Царица. Ни про внуков ничего не рассказывает, ни про мужа, ни про…
ЯНА. У Тамары Иосифовны – сердечный стимулятор. Ей предписан покой и ещё раз покой. Я буду ходатайствовать о расселении палаты «Интернационал».
Яна выходит. Приходит Тусечка с альбомом для рисования.
ТУСЕЧКА. Ушла? Цербериха. Кто их только нанимает за наши кровные. Выйду отсюда, отрицательный отзыв напишу.
ХРИСТЯ. Ты выйди сначала. У тебя родня-то близко?
ТУСЕЧКА. Сын в Канаде, уже лет 10, а что?
ХРИСТЯ. Отсюда выпускают только на руки родственникам.
Пауза.
ТУСЕЧКА. Ну и ладно. Найду Романа, выпущусь ему на руки. Или найду здесь себе… Мужа. Потребую выездную роспись, прямо на месте. И заберём мы с ним друг друга отсюда друг другу на руки, и будем жить долго и счастливо безо всяких богаделен.
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было лучше.
ТУСЕЧКА. Точно, Зуленька. А я к тебе, между прочим.
Приходит Тамара. Тусечка берёт стул, садится напротив Зули.
ТУСЕЧКА. Зульфия, находясь в трезвом, увы, уме и в не вполне твёрдой, как все мы после ковида, памяти, со всей ответственностью Вам заявляю. Вы – невозможная красавица.
Зина фыркает.
ТУСЕЧКА. Не слушайте их, это всё зависть. Не отвлекайтесь, пожалуйста, от ваших косичек, а я немножко поработаю тут над Вами, рядышком.
ХРИСТЯ. Тамара Иосифовна… Меня, конечно, очень раздражает, что ты Иосифовна… почему-то. Даром, что сама Львовна. Но ты это… Вы. Простите нас с Зинаидой, если что не так.
ЗИНА. Зулька, и ты меня прости, что я тебя поначалу выжить хотела. Ну не люблю я… Приехавших специалистов. Сама, небось, понимаешь, почему. (Зуля с достоинством кивает) Хотя ты лично, думаю, никому зла не делала. Тамара, и ты меня прости. Я ж не знала, что ты этот… Железный человек.
ХРИСТЯ. Это ты сейчас к чему? Про Железного дровосека?
ТУСЕЧКА. Не дровосек, а человек. Фильм с Клуни.
ЗИНА. Не с Клуни, а с Дауни-младшим. Клуни – это который доктор из «Скорой помощи», у него ещё свинья домашняя. А Дауни-младший – бывший наркоман. У него к сердцу электрон подключён.
Христя ахает.
ЗИНА. Да в кино, в кино. В жизни не знаю.
Зуля встаёт, идёт на середину палаты.
ТУСЕЧКА. Зуля, ты куда? Я же просила не уходить.
ЗУЛЯ (на почти идеальном русском языке) Сплетни – это единственный грех, который Аллах не прощает. Простите и вы меня, девочки, если что не так.
Общее изумление.
ЗИНА. Да ладно.
ЗУЛЯ (узб) В Союзе было лучше. (выходит)
Сцена 2
Жужа и Капитонов танцуют вальс. Постепенно по очереди на сцену приходят Христя, Капа, Зина, Светлана Игоревна. Все они по очереди танцуют вальс с Капитоновым. Жужа переживает за это время массу отрицательных эмоций. Когда появляется Тусечка и хочет сделать тур вальса с Капитоновым, Жужа страшно кричит.
Дым, звонок пожарной сигнализации, топот бегущих ног.
Капитонов, разумеется, растворяется в дыму, как призрак.
Много криков про пожар и эвакуацию.
Тишина.
Сцена 3
Палата «Интернационал». По своим кроватям сидят Зуля, притихшие Зина и Христя. Кровать Тамары Иосифовны пуста.
Приходят Капа, Светлана Игоревна, Тусечка, Жужа. Садятся кто куда.
Все сидят молча.
Приходит Сергей Леонидович.
С.Л. А, вот где все в сборе. Ну, это и к лучшему.
Молчание.
С.Л. Сразу скажу, что с Тамарой Иосифовной всё благополучно. Она в реанимации, конечно, но состояние стабильное, прогноз положительный.
Всеобщий вздох облегчения, кто-то крестится.
С.Л. Чего не скажешь о виновнице поджога. Буде такая найдётся.
Молчание.
С.Л. Вы понимаете, что по закону я должен доложить родственникам и полиции. Как минимум. Как максимум – родственникам, полиции и наряду скорой помощи из психиатрической больницы.
С.И. Почему сразу поджог? Разве не может идти речь о коротком замыкании?
С.Л. смотрит на Капу.
С.Л. Капитолина Фёдоровна, это было короткое замыкание?
КАПА. Откуда ж я знаю, милок. Или ты меня подозреваешь?
С.Л. Я никого не подозреваю, я пытаюсь логическим путём вычислить преступницу.
ЗИНА. Какое громкое слово.
С.Л. А Вы как хотели, Зинаида Тарасовна. И, если в ближайшее время мне никто не скажет правду, поиском поджигателя или – я более чем в этом уверен – поджигательницы будет заниматься полиция. Видит Бог, я этого очень не хочу. Совсем не хочу.
Выходит.
Молчание.
ЗИНА. Ну, девоньки. Кому цистит в голову ударил? Жужка, ты?
ЖУЖА. Капитонов будет танцевать вальс только со мной. Я красивая.
С.И. Зинаида Тарасовна, не трогайте Евдокию Николаевну. Она просто не способна на такие осмысленные действия, как поджог, причём во вполне определённом месте.
КАПА. Вот именно. Место очень определённое – рядом с моей койкой! Кто меня спалить хотел, а?!
ХРИСТЯ. А может, ты сама? Акт самосожжения? Экспрессом на тот свет.
КАПА. Христина, ты говори, да не заговаривайся! Я старая, но не сумасшедшая.
Заходит Оксана, несёт большую кастрюлю с фруктами.
ОКСАНА. Ну что, погорельцы. Погонят вас всех отсюда, наверное. Центр закроют до выяснения обстоятельств. Персонал останется без работы. Земной мой вам поклон, бабоньки. Зуля, тебе вон ещё утром твои фруктов натащили прорву целую. Ты не против, если я всем раздам? Чтобы не пропали.
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было…
ОКСАНА. Понимаю, понимаю, согласна.
Оксана оставляет кастрюлю, выходит. Некоторое время все сидят молча, потом начинают угощаться.
Зина громко, очень громко заводит тюремную песню. Её никто не поддерживает.
Заходит Пётр.
ПЁТР. Уважаемые отдыхающие и лечащиеся геронтологического центра «Тихая заводь». Вам не кажется, что, во-первых, шутки подобного рода сейчас неуместны. А во-вторых, вы позорите гордое, достойное, благородное звание бабушек.
ТУСЕЧКА. Угощайтесь, юноша. И свалите отсюда. Мы сами разберёмся, кого и что мы позорим. И потом доложим главврачу. А Вам, если Вы имеете что-то против, ещё не поздно сменить профессию. Идите кроликов разводить.
Пётр молча выходит.
ЗИНА. Танька, ты чего. Хороший парень же.
ТУСЕЧКА. Знаете, болезные, мне слишком много лет, прости, Капа, чтобы сейчас по очереди выслушивать выволочки от всего персонала, как в начальной школе, уж простите.
ХРИСТЯ. Поэтому от тебя сын и сбежал в Канаду. Ты, небось, и с ним так же разговаривала.
ТУСЕЧКА. Поэтому – не поэтому, не ваше дело, госпожа «оттуда». Вас тут приняли, обласкали, сидите, помалкивайте.
С.И. Татьяна Ивановна, будьте любезны относиться с уважением…
ТУСЕЧКА. Взаимно, Светлана Игоревна.
ЗИНА. Девочки, у неё просто ломка без выпивки.
ТУСЕЧКА. А у тебя без свиней и Дауни-младшего. Так, всё! Быстро признаёмся, кто поджёг Капу и заодно весь наш благополучный отдых! Я не собиралась отсюда съезжать ещё по крайней мере недели две.
С.И. Что так? Понравилось?
ТУСЕЧКА. Понравилось. Вы, Светлана Игоревна, вроде тоже тут добровольно, и на волю не собирались. Должны меня поддержать.
С.И. Я – человек свободной воли. Могу и передумать. В любой момент.
КАПА. Девочки, действительно…
Начинают спорить.
Зуля молча встаёт, идёт к столу и выкладывает из кармана халата на стол зажигалку.
Тишина.
ЗИНА. Зулька…
Сцена 4
Сергей Леонидович, Зуля.
Зуля тихонько поёт узбекскую песню. Замолкает на полуслове.
ЗУЛЯ. (узб) Я хотела ей помочь. Думала, подумают на неё, оставят здесь насовсем.
С.Л. Понимаю, Зульфия Маджидовна, взаимовыручка – отличное человеческое качество. Я тоже вырос в СССР, я помню, как нас этому учили. Но это был не тот случай, я Вас уверяю, когда надо было эту взаимовыручку проявлять.
ЗУЛЯ. (узб) Она так на тот свет хочет, что мне её жалко. Знаю, у нас так тоже один хотел, жена его оттуда звала, так ему вся деревня помогала.
С.Л. Да не хочет она на тот свет, Зульфия Маджидовна. Она на домашних обиделась и не хочет домой, а это разные вещи.
ЗУЛЯ (узб). Хочет, Вы не понимаете, не чувствуете просто. А я понимаю. Я понимаю разницу – когда хотят умереть, а когда хотят домой. К себе.
С.Л. Ну уж… Я не психолог, конечно. Но и психологи с Капитолиной Фёдоровной тоже работают и хлеб свой зря не едят, чтоб Вы знали.
ЗУЛЯ. (узб) Я просто не успела ей зажигалку подбросить. Испугалась.
С.Л. Я сам испугался. Думал, курил кто в постели. Думал, персонал напортачил. Думал… Ой, чего я только не думал.
Молчание.
ЗУЛЯ. (узб) Сергей Леонидович, после смерти хорошо?
С.Л. На этот вопрос я Вам не отвечу, я врач, а не священник, и по раю и аду не специалист. Сам я туда не тороплюсь, на облака-то. Хотя, как говорит Светлана Игоревна, сроки – это условно, в высшей степени условно. Вот стану взрослым, лет через… двадцать пять. Въеду сюда как…
ЗУЛЯ (русск) Клиент…
С.Л. …Пациент. Так и буду думать – про рай, ад, родственников…
ЗУЛЯ (узб) Женщине много надо при жизни стараться, чтобы в рай попасть…
С.Л. Мужчине тоже на халяву через чёрный ход в рай на мерседесе не въехать, знаете ли.
ЗУЛЯ (узб) Я не хочу в психиатричку, Сергей Леонидович. Там плохо.
С.Л. А кто же туда хочет, Зульфия Маджидовна, в психушку. Только ненормальные.
Молчание.
С.Л. Я, конечно, буду вынужден прервать Вашу путёвку, понимаете?
ЗУЛЯ. (узб) Они сдадут меня туда. Родные. Им меня селить негде, а в хостеле мне трудно…
С.Л. Что, прямо так и сдадут?
Зуля кивает. Мочание.
ЗУЛЯ. (узб) В Союзе было лучше…
С.Л. Что ж делать с Вами, Зульфия Маджидовна. Не хочу я Вас сдавать никуда.
Молчание.
С.Л. Плов понравился?
Зуля смущённо улыбается.
С.Л. Понял. Это не плов, да? Хотите на кухне помогать? А там, глядишь… Поговорим об официальном трудоустройстве.
Зуля отчаянно кивает.
С.Л. Ну… вот. Что-то разруливается, кажется. Идите… С Аллахом, Зульфия Маджидовна. На свежий воздух. И кого встретите из своих, всем скажите…
ЗУЛЯ (узб) В Союзе было лучше. (выходит)
С.Л. …что у меня сегодня вообще-то, день рождения. А вам всем нужно больше гулять.
Сцена 5.
С.Л. один.
Мимо идёт Капитонов.
С.Л. Капитан третьего ранга Капитонов!
Капитонов останавливается, отдаёт честь.
С.Л. Я бы очень Вас попросил рассеяться. Мешаете ясности мысли. Мы и так тут все угорели. Ещё Вы являетесь кому ни попадя. Ладно, пациенткам. А то ведь и мне.
КАПИТОНОВ. Распустил ты их, доктор.
С.Л. А вот нематериальных всяких не спросили. У меня авторская система. Индивидуальный подход.
КАПИТОНОВ. Ну-ну. Дошёл ты своим индивидуальным подходом до пожара и взыскания, мОлодец.
С.Л. У нас взыскания не раздают.
КАПИТОНОВ. У нас раздают.
С. Л. Не пугайте, инфернальный. Я пуганый. Капой, Капитолиной Фёдоровной Приморской, 87 лет; Жужей, Евдокией Николаевной Сергеевой, 76 лет; Тусечкой, Татьяной Ивановной Ивановой, 68 лет; Зулей, Зульфиёй Омаровной Насимовой, 82 года, продолжать?
КАПИТОНОВ. С днём рождения, Сергей Леонидович.
С.Л. И вам там всем не хворать.
Капитонов рассеивается.
С.Л. Так-то. Я тут и Бога, и дел. Богадельня.
Сцена 6.
Две палаты в сборе. Здесь же Ольга, Яна, Оксана. Капитонов держит Жужу за руку. Зуля рассматривает свой портрет. Тусечка рисует Капу. В руках у С.И. – новая медицинская энциклопедия. У Зины – плюшевая свинка. На столе рядом с Христей большой тазик с пирожками.
Ольга на авансцене.
ОЛЬГА. Клянусь Аполлоном врачом, Асклепием, и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, устные уроки и всё остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никакому другому.
Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство.
С.И. В какой бы дом я ни вошла, я войду туда для пользы больного, будучи далека от всего намеренного, неправедного и пагубного. Что бы при лечении, а также и без лечения, я ни увидела или ни услышала касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющей клятву, да будет дано счастие в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.
КАПА (по телефону). Хорошо, послезавтра. Да, договорились. Нет, я не буду скандалить. (пауза) Ой, ну конечно соскучилась, дурочка, вы же живые, тёплые, вас потрогать можно. Чаю с вами попить вон, с пирожками. Ну, давай, пока, скоро увидимся.
С.И. Всё-таки домой, Капа.
КАПА. Всё-таки домой. В гостях хорошо, но ещё лучше, когда из этих гостей можно вернуться домой, да, девочки?
ХРИСТЯ. Только не туда домой, куда ты всё время рвалась, и куда чуть было не отбыла Царица Тамара, да.
ОКСАНА. Давайте будем оптимистками, бабоньки. И пить чай. Пирожки стынут, а раз мужчины опаздывают, то пусть им достанутся холодные.
КАПИТОНОВ. Пирожки.
ТУСЕЧКА. Женщины, Капитонов. Тому, кто опаздывает, женщины достаются холодными.
КАПИТОНОВ. А я и не опоздал. Правда, Дусенька?
ЖУЖА. Мой капитан третьего ранга Капитонов. Я красивая?
КАПИТАН. Тебе – вечно шестнадцать, Дусенька, в глазах моих… Ведь именно столько тебе было, когда я увидел тебя впервые, а, значит, для меня ты никогда не состаришься.
ЗИНА. Я не поняла, он существовал, что ли, Капитонов-то?
ТУСЕЧКА. Кто знает, Зинаида Тарасовна, кто знает… Ой, давайте кушать, в самом деле, от переживаний этих ужин проскочил в никуда просто.
Компания разливает чай.
Входят С.Л., Пётр и полицейский.
Зуля прячется за спину Христе. С.И. давится пирожком, кашляет, Зина стучит её по спине.
КАПА. Товарищ милиционер, мы, если что, тут все без претензий, не надо никого арестовывать!
Полицейский смотрит на С.Л.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. А есть, за что?
ПЁТР. За неуважение младших.
С.Л. Что Вы, товарищ лейтенант, у нас образцовый геронтологический центр. Почитайте отзывы. Приезжайте отдохнуть. Лет через сорок.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Доживём – увидим. (открывает папку) Иванову Татьяну Ивановну могу я услышать? И увидеть.
«Девочки» все, как одна, встают стеной перед Тусечкой.
ТУСЕЧКА. Девочки, не надо. Если надо будет, я пойду. Я там, видимо… На выставке что-то натворила.
Выходит вперёд.
ТУСЕЧКА. Я ничего не помню, но могу предположить. Я… всё-таки порезала её?
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Кого – её? Сергей Леонидович, можно потом с Вами побеседовать отдельно, пожалуйста?
С.Л. (держится за сердце) Разумеется, лейтенант.
ТУСЕЧКА. Да эту… «Даму в красном» Шиповалова. Ужасная мазня. А Шиповалов – выскочка.
ЯНА. Ох ты ж, окаянная. Кто так пугает, а…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Насчёт картины выясним, а сейчас я по поводу Вашего заявления о пропаже Романа. Писали?
ТУСЕЧКА. Писала.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. (лезет в сумку, достаёт действительно очень красивый бокал под старину) Он?
ТУСЕЧКА (хватает бокал). Ромочка!!! Ромашечка!!! Ромулечка!!! Ты вернулся ко мне! Нам, конечно, не дадут тут испить коньяку, но, надеюсь, ты не упадёшь в обморок от компота, я же не падаю!!!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Кхм. Собственно, да. Получите и распишитесь, как говорится.
ЗИНА. А теперь праздник! И никто не отвертится. Замучили своим волейболом! Девочки, айда!
Женщины и Капитонов делают хоровод вокруг С.Л., прихватывают в хоровод и Петра, и полицейского.
Поют «Как на Серёжкины именины испекли мы каравай», играют в «Каравай», потом просто танцуют, поют частушки.
Конец.
2024
Доп. материалы (вариант автора):
Свадебная песня
Хоровой причет:
Да ты подуй, подуй да ли
матушка, матушка-погодушка,
Да ты раздуй-ка, раскачай да ли
матушку, матушку сыру землю,
Да расколи-ка ся да ли гробову,
ой, да гробову доску,
Да распахнитеся ли ленты-
савны белые,
Да pacneчатайтеся да ле вы,
вы уста сахарные,
Да как прийди-ка ся да ли мой,
мой родимый тятенька,
Да проводи-ка ся да ли меня,
меня ль во чужи люди…
Плач невесты:
Да как ýстань-ка ся, ýстань да,
моя родимая мамынька
Да как проводи-ка ся ты
мене да, ой, да во чужи люди,
Да во чужих-то во людях да надо
жить умнёшенько,
Да милая ш мои родимынькая
мамынька…
Подуй, подуй, мать-погодушка,
холодненькая,
Раздуй, развей, мать-погодушка,
калину во саду,
Калинушку, со малинушкой,
лазоревый цвет,
Веселая компаньица,
где миленький пьет,
Он пьет-то, не пьет,
все голубчик мой,
за мной младой шлет,
А я, млада, младешенька,
горделива была….
Частушки
Вы сегодня молодые —
Просто молодушечки,
Завтра скажут — пожилые-
Милые старушечки!
Ах, старушки, вы старушки,
Божьи одуванчики,
Запевай мои частушки,
Сидя на диванчике.
Улыбайтесь на здоровье,
Хохочите от души,
Знайте, все мои частушки
Для здоровья хороши!
Полюбила я когда- то
Парня кудреватого,
А теперь сама седая,
Люблю лысоватого.
Были синие глаза-
Теперь — голубые,
Красивы были женихи —
Теперь — абы какие…
Старость — радость, старость — радость!
Даже наслаждение,
Если сохраним к себе
Любовь и уважение!
В саду вишни побелели,
Белым цветом зацвели,
Мы с тобой не поседели,
А ещё не отцвели…
Мы бабушки, ну что же,
И возраст наш большой,
Но мы иных моложе
Отчаянной душой.
И у боженьки от смеха
Затрясутся ушки,
И простит он все грехи
За мои частушки!
