Андрей Бикетов

Пьеса «Долгая, невероятно долгая дорога домой» (Драма)

Действующие лица:

Арсений – 27 лет

Юный Арсений – 12 лет

Николай Николаевич – отец Арсения – 50 лет

Эпиграф. Так никогда не бывает. А не бывает, потому что не должно быть. А поскольку не должно быть, то от этого никуда не деться.

1.

Николай Николаевич с сыном – Арсением останавливаются возле прилеска. Это тихое место, обитель матушки-природы. За прилеском открывается лес, он большой, сказочный, наполненный чем-то особенным. Он очень знаком Арсению, и очень знаком Николаю Николаевичу из далекого прошлого. Николай Николаевич идет налегке с неполным армейским вещевым мешком. У Арсения – свернутая палатка, колышки, провизия в больших сумках и вещи. Ему приходится буквально ползти за отцом, так тяжело нести всю поклажу.

Николай Николаевич. Арсений, живее давай. Прошли с тобой всего на копейку. Нам еще вверх по пригорку ползти. Нужно выбрать место повыше, чтобы вид красивый открывался. Тянешься муравьем.

Арсений. Ненавижу этот лес, ненавижу выезжать за город. И комаров жужжащих, и прочих кровососущих. Отец, ты меня опять сюда привез, в эту дыру. Зачем привез – непонятно. Ничего не изменилось.

Николай Николаевич. Что же ты всегда нудный? Хотел сына рукастого, а получилась баба. И разочарование оттого жуткое, никакой радости не испытываю. Сколько рос, каждый раз надеялся. А вот оно, поглядите люди добрые, чего выросло в итоге.

Арсений. Опять ты меня кусаешь. Хоть раз что-нибудь бы хорошее сказал. Ну, там, сын у меня вырос замечательный. Возраст, мол, в 25 перешагнул – еще одна черта. За ней уже что-то особое. И мужскими секретами делиться можно, и похвалить по делу.

Николай Николаевич. Не заработал – похвалить. Выползай на плато. Выползай на плато, говорю.

Арсений. Сам выползай. Поклажа давит, нагрузил ты под самую завязку. Под завязку, что пупок скоро у меня развяжется.

Николай Николаевич. Панику разводить не надо. Ныть у меня под носом не надо. Физику тебе, Сенька, подтягивать и подтягивать.

Арсений. Еще раз: ты меня зачем в поездку собрал? Тебе заняться нечем? Пил бы пиво, с мужиками в карты играл.

Николай Николаевич. Сейчас выходим на проплешину. Травы почти не будет, и росы на ней тоже. Колышки не потеряй.

Арсений (пыхтит). Фиг с ними, с колышками.

Николай Николаевич. Будешь руками палатку держать. Два дня, пока здесь нам квартироваться.

Арсений с трудом дышит, не выдерживает, бросает весь свой груз, садится сверху.

Николай Николаевич. Эй, деревня! Чего привал устроил посреди марш-броска? Не по-нашему так, не по-русски. А ну, пятую точку свою с горизонтали приподнял, и на контрольную отметку!

Арсений. Никогда ты не можешь быть человеком! Все комбата строишь, начальника разведчасти.

Николай Николаевич. По-другому из тебя, сапога, гражданина нормального не сделаешь. Каждый шаг приходится подсказывать, как пешку двигать по топографической карте.

Арсений. Мне карта твоя не нужна. Геодезистом мне не быть, спасателем тоже.

Николай Николаевич. Кочан свой капустный причесывать иногда надо. Война с другим государством случится – кому в тыл к противнику ходить, боеспособные части отрезать? Растет поколение дебилов – знать ничего не знают, уметь ничего не умеют. В планшетах своих копаются, в телефонах, в переписке с девушками, в стрелялках тупых. Ни знакомиться толком, ни семью завести. Мы помрем, дело наше кому продолжать? Кому лямку мужскую тянуть?

Арсений. Нормальное у нас поколение, точно не хуже вашего. А по многим аспектам, так  умнее будет.

Николай Николаевич. Замечательно. Возьмем сейчас и проверим. Сынок, мне и тебе на ближайшее время нужно установить жилье. Выбери, кости нам с тобой куда перекинуть.

Арсений (показывает на холмик). Может, здесь?

Николай Николаевич. Да? А ветер тебя в какую дыру сдувать будет? А холодом в штанину тебе затянет? А мне затянет с утреца?

Арсений. На равнинке?

Николай Николаевич. Не то, все не то. Не работает у вашего поколения соображалка. Хоть бы куда-нибудь свои руки применили.

Арсений. Куда тогда? Сколько помню, каждый раз критикуешь, каждый раз интриги плетешь, тайны мадридского двора.

Николай Николаевич. Арсений, нервные клетки не восстанавливаются. Я тебя хорошему учу. Помру, благодарить меня будешь, назад бы все вернуть – ан нет, меня землей забросают, не откопаешь уже.

Арсений. Нормально скажи, толком хоть что-нибудь.

Николай Николаевич. Вон в той низине. Метров триста правее.

Арсений сгибается под тяжестью груза, тащится в низину. Бросает вещи, бросает провизию.

Николай Николаевич. Понежнее, дядька. Питаться потом чем будешь? С провиантом надо как с ненаглядной. Все, ставь палатку.

Арсений. Отец, а ты помогать не собираешься?

Николай Николаевич. Мне зачем? Я умею. А вот ты, Арсений, никогда не умел. Давай, вперед. Молоток в сумке с вещами.

Арсений достает молоток, возится с палаткой, никак не может разобраться, как ее правильно ставить. Возится, ворчит про себя, ругается вслух.

Николай Николаевич. Что, дядька, не ладится работенка? Заплачешь сейчас? Губки то вон как надуваются! Ути-пути! Сенечка, маленький, ты знаешь, где у палаточки верхушка? Она специально цветом помечена!

Арсений возвращается на 15 лет назад, в прошлое. Он – неуверенный в себе подросток, угловатый, мешковатый, немного сутулящийся. Он смотрит испуганным взглядом на палатку, внутренне его парализовало.

Николай Николаевич. Арсений, где у палатки верхняя часть? Найди, где начинается верх, и разложи синтетику по сторонам. Что ты медлишь? Почему застрял? Это же так просто! Нет ничего проще, даже сопливый первоклассник бы справился! Что там корячишься, недотепа! Я же нормальным русским языком говорю, что тебе делать!

Юный Арсений. Я не знаю, папа. Я не умею. Не кричи, не кричи на меня.

Николай Николаевич. Что тут сложного? Верхушку кладешь посередине, боковые части – по краям, ищешь петли и ставишь на колышки. Колышки прибиваешь молотком. Это легко. Учись, я тебя затем сюда и привел.

Юный Арсений. Папа, я запутался, и без твоей помощи не разберусь. Я раньше никогда палатку не ставил. Помоги мне, папа. Мне очень нужна твоя помощь.

Николай Николаевич. Берешь, палатку раскладываешь! Колышки забиваешь молотком! В кого ты такой тупой! В кого таким тупым растешь? Точно не в меня! В материнскую породу, они все рохлями росли! Ничего не умеют, вместо рук – дырки! Дырки, в них все проваливается!

Юный Арсений. Папа, папа, что мне делать! Я не понимаю с колышками. У меня от них голова кружится. Чем больше ты на меня кричишь, тем больше я нервничаю. Не кричи, мне станет очень плохо. Я волнуюсь, по спине течет пот.

Николай Николаевич. Эх ты, размазня! Возьми и заплачь еще! Ууууу! Рева-корова! Слезки крупные катятся по розовым щечкам, маленький ребенок содрогается в рыданиях. Какой вредный папа, какой он злой!

Юный Арсений. Ненавижу тебя! Ты – нехороший! Ты – недобрый! Смеешься надо мной, издеваешься надо мной! Мой папа так сделать не может! Ты – не мой папа! Ненастоящий, ненастоящий! Чужой! Ты совсем чужой! Я не знаю, кто ты! Я не знаю, откуда ты! Ты – не мой!

Николай Николаевич. Ну, что возишься? Мне долго тебя ждать?

Арсений становится снова на пятнадцать лет старше. Стучит молотком по колышкам, руки при этом заметно дрожат. Заканчивает с палаткой, с обидой смотрит на отца.

Николай Николаевич. Устал я за сегодня. Три часа за баранкой. Арсений, ты пока дров наруби, принеси воды из ручья, разожги огонь, займись обедом. Хватит прохлаждаться уже.

Николай Николаевич разбирается с вещами, вытаскивает надувной матрас с насосом, там же подушка. Отделяет часть своих вещей, лезет в палатку через полог, застегивает за собой полог. Арсений достает топор, налаживается по дрова. Работает по сухим веткам, по валежнику, стук топора слышен время от времени. Набирается куча веток и хвороста. Арсений находит журнал, рвет страницы, сооружает пирамиду для пионерского кострища. Находит ведро – оно раскладывается из плоского в объемное, хрустит по прилеску в поисках ручья. Пару раз спотыкается, кое-где чуть не проваливается в хлюпающую жижу. Находит подход к небольшому чистому ручью, тренируется, как из него воды набрать побольше – водосток малый, полное ведро не получается. Выковыривает пару листочков, несет воду к лагерю. Ругается оттого, что воду нельзя поставить наземь, ведро для этого не рассчитано. Понимает, что его нужно подпереть вещами и в таком состоянии надеяться, что вода не разольется. Делает из пары веток рогатки при помощи топора, устанавливает их в почву. Поджигает огонь, ставит ветку на рогатки, вытаскивает из поклажи котелок, устанавливает его на огонь. Садится на корточки, поеживается, тянет руки к огню. Сонно ждет возле огня, пока не закипит вода в котелке. Процесс этот не очень быстрый, Арсений поглядывает на палатку и о чем-то напряженно думает. Наконец, вода закипает. Арсений отыскивает среди вещей большую чашку, открывает консервным ножом тушенку с готовой гречей, вываливает содержимое в чашку, зачерпывает кипяток при помощи черпака. Накрывает чашку крышкой, снова ждет. Нюхает готовое блюдо, пробует на вкус алюминиевой ложкой, обедает сам, сопровождая поедание тушенки доставанием нарезанного хлебного батона. Половину приготовленного оставляет отцу. Достает термос, засыпает внутрь сухие чайные листья, тем же черпаком наливает кипятку в термос. Закрывает крышку термоса, готовит чай, пьет чай, засыпая в алюминиевую же кружку сахар. В поклаже есть овсяное печенье, оно выручает. Арсений заканчивает с обедом, немного еще греется возле огня, аккуратно приоткрывает полог, обращается к отцу.

Арсений. Отец, обедать пойдёшь? Я приготовил.

Николай Николаевич (из палатки). Не хочется пока. Арсений, ты с готовкой не дружишь. Ты приготовил, а мне в кустах с животом маяться.

Арсений. Просил зачем?

Николай Николаевич. Чтобы тренировался. Один раз приготовишь лабуду, второй раз приготовишь. В третий раз еда получится нормальная.

Арсений бурчит про себя очередное ругательство, выбрасывает обед, моет из ведерка чашку и ложки.

 

2.

Поздний вечер в лесу. От города далеко, небо усыпано звездами. Горит костер, рядом лежат стопкой сухие ветки. Николай Николаевич отхлебывает чай из крышки термоса. Арсений лежит на накидке возле костра, греется.

Арсений. Отец, ты помнишь, когда мы последний раз сюда приезжали?

Николай Николаевич. Это было пятнадцать лет назад. Дома ты пожаловался на меня своей маме, и больше мы не ездили.

Арсений. Пятнадцать лет…Это же уйма времени. Я в этот промежуток отслужил, нашел неплохую работу, женился, двоих детей завел.

Николай Николаевич. Я, получается, постарел, стал еще старше, заработал седых волос, кучу болячек.

Арсений. Наши отношения не изменились. Как ты мне грубил, так и грубишь. Целых пятнадцать лет! Мы же могли с тобой стать друзьями. Отец и сын – еще и друзья. Так бывает. Отец, скажи, зачем ты меня сюда привез спустя многие годы? Ты же совсем не изменился!

Николай Николаевич. Да и ты не меняешься. Никто не меняется. Мы только притворяемся, что хотим стать другими.

Арсений. Не понимаю. Я – твой сын, мы вдвоем возле костра. Темень, вокруг ни души. А поговорить откровенно не можем. Отец, ты меня привез сюда, за сотни километров. Повторял много раз, что столько лет упустил, что хочешь извиниться за прошлое. Но вот мы здесь, ведешь себя, как неандерталец. Проще с куском камня поговорить, чем с тобой пообщаться по душам. И дальше что? Сидеть вот так нет никакого смысла. Отец, ты не изменился, совершенно не изменился!

Арсений подходит к костру, подбрасывает в него несколько веток, тот вспыхивает и начинает гореть ярче. Арсений усаживается близко к отцу, прямо напротив него. Смотрит пристально ему в глаза.

Николай Николаевич (сдается). Я не могу сразу. Давай еще один день. Завтра я тебе обязательно расскажу.

Арсений. Зачем ждать так долго? Давай сегодня.

Николай Николаевич. Нет, это слишком важно. Я сразу не могу. Не готов. Правда.

Арсений. Ну, и ладно. Каждый раз, когда я делаю попытку стать немного ближе, ты меня отталкиваешь. И в детстве это было, и сейчас есть. Знаешь, что? Давай вообще не будем перекидываться словами. Только по необходимости. А больше не надо.

Николай Николаевич. Арсений, жизнь очень сложна. И собраться для откровенного разговора мне тоже непросто. Потерпи совсем немного, все разрешится.

Арсений бурчит что-то невнятное, снова ложится к костру, протягивает ноги к огню. Николай Николаевич ждет ответа, но вместо этого в ответ ему молчание. Арсений греется, смотрит на огонь. Огонь меняется – то ярче, то тише, то алый, то с синими искорками. Николай Николаевич наблюдает за сыном, но тот полностью сосредоточился на пламени и треске веток. Так Арсений незаметно засыпает. Николай Николаевич осторожно к нему подходит, проверяет, заснул тот или нет, наклоняется к нему и гладит по голове. Озирается на звездное небо, накрывает сына сверху теплыми вещами, подбрасывает в огонь очередную порцию веток, садится рядом и долго дежурит возле него, напряженно всматриваясь в темноту.

3.

Большое озеро в глубине лесной чащи. Оно подергивается немного, когда на поверхность его набегает ветерок. А после распрямляет свои воды, умело привечает берега, скрывает в себе много всего – и тайн, и небольших секретов. Нечасто к озеру попадают люди. Это привыкшие к невзгодам личности, они готовы пойти на многие неудобства – и долгое движение в непривычной среде, и внимание насекомых, и грязные ботинки и кроссовки. И все для того, чтобы одержать победу над собственной ленью и обстоятельствами, раскинуть снасти на всю длину – гордо, навыпуск, спрятаться рядышком и ждать, когда поведется на червя рыба – местная жительница.

На берегу озера Арсений и Николай Николаевич. У Николая Николаевича ничего с собой нет, Арсений тянет две удочки, небольшую коробку с запасными крючками и леской, банку с наживкой.

Николай Николаевич. Снасти не запутай. Неумеха, ни крючок перецепить, ни на донку закинуть.

Арсений. Не запутаю.

Николай Николаевич. Предание свежо. Что за поколение? Ничего не умеют. В ноутбуках на кнопки только тыкать, на электросамокатах своих кататься.

Арсений. Нормальное поколение, получше вашего.

Николай Николаевич. Вот удочка, вот черви. Снимаешь стопер на катушке, делаешь замах, закидываешь леску, ловишь. Вперед.

Арсений. А ты?

Николай Николаевич. Мне зачем? У меня с рыбалкой проблем нет. Вот у тебя, Арсений, ловить всегда получалось через одно место.

Арсений. Отец, спасибо. Ты умеешь поднять настроение.

Николай Николаевич. Обращайся, всегда рад помочь.

Арсений. Я пошел.

Николай Николаевич. Иди.

Арсений берет удочку, проверяет поплавок, грузило, крючок. Снимает стопер, замахивается, делает заброс как можно дальше от берега. Наблюдает за поплавком, ждет.

Николай Николаевич. Сынок, ты стратегический рыбак. Уху целую поймал.

Арсений. Я же сказал вчера – не о чем с тобой разговаривать. Больше не о чем.

Николай Николаевич. Ловись, рыбка, ловись, две. Так и прут караси у Сени, так и прут.

Арсений не отвечает, смотрит на поплавок.

Николай Николаевич. Наедимся мы жарехи! Арсений же у нас верховный рыболов.

Арсений отмахивается от отца.

Николай Николаевич. От комаров машешь? Правильно, правильно делаешь, сынок. Ты их с калаша еще расстреляй.

Арсений злится, бросает на отца полный ненависти взгляд. Руки у него начинают дрожать.

Николай Николаевич. Ути-пути! Слезки то сейчас у нашего Арсюшки побегут! Ручьем польются! Губки, губки от обиды надуй! Ууууу, ууууу! Боишься, Сенька? Страшно тебе?

Перед Николаем Николаевичем стоит Юный Арсений. Удочка для него как необузданный дикий зверь. Он не понимает, как нужно ловить, как подсекать, как снять рыбу с крючка.

Юный Арсений. Папа, папа! У меня клюет! Представляешь – у меня клюет! Прыгает поплавок по воде: вверх-вниз, верх-вниз. Вытянуть, а? Подскажи, подскажи мне, что делать.

Николай Николаевич. Тяни давай.

Юный Арсений. Как тянуть? Как?

Николай Николаевич. Просто, дубина ты. Подсеки спиннинг, тяни его на себя. Рыба сопротивляется – через силу тяни.

Юный Арсений. Подсекаю. Тяну. Рыба упирается, лезет на глубину.

Николай Николаевич. А ты тащи ее к земле. Она в воду, на глубину, а ты к себе.

Юный Арсений. Она сильная, папа.

Николай Николаевич. Она сильная, а ты еще сильнее. Ты должен быть сильнее.

Юный Арсений. Я буду. Сматываю катушку, рыба разматывает.

Николай Николаевич. Тащи, не суетись. Немного осталось.

Юный Арсений. Немного. Папа, она мне леску сейчас оборвет. Упорная попалась рыба.

Николай Николаевич. Леску оборвет, ловить больше не будешь.

Юный Арсений. Но мне нравится. Мне очень хочется научиться рыбалке.

Николай Николаевич. Учись. Подтаскивай понемногу. Ближе, ближе к берегу.

Юный Арсений. Я пытаюсь. Какая несносная попалась рыба! Не хочет вылезать, упирается!

Николай Николаевич. Следи, чтобы леску не оборвать.

Юный Арсений. Слежу. Леска… Она оборвалась, папа.

Юный Арсений вытаскивает спиннинг, крючка нет, леска оборвана. Сматывает удилище, смотрит вопросительно на отца. Тот забирает удочку, отвешивает сыну затрещину по затылку. Юный Арсений грустно смотрит на озеро и на удочку. Идет к самому берегу, бросает в воду мелкие камешки.

Николай Николаевич. Ты обиделся.

Юный Арсений молчит, все внимание сосредоточил на камешках, бросает в воду.

Николай Николаевич. Сеня, ты извини уж. Переборщил, грубо получилось.

Юный Арсений. У тебя всегда грубо. У тебя всегда переборщил.

Николай Николаевич. Я по-другому не умею. Воспитали меня так.

Юный Арсений. Кто тебя воспитал? Это же не воспитание, а человека только мучить, получается.

Николай Николаевич. Наверное, ты прав, сынок. Меня воспитал мой отец.

Юный Арсений. Он тебя тоже через коленку воспитывал?

Николай Николаевич. Похлеще, много похлеще. Видишь воду этого озера, сын? Видишь его волны и гладь?

Юный Арсений. Вижу, папа. Это большое озеро.

Николай Николаевич. Это большое озеро. И в нем меня учил плавать мой папа, твой дед.

Юный Арсений. Папа, он плыл вместе с тобой?

Николай Николаевич. Нет, конечно, нет. Он бросил меня в воду и смотрел, выплыву ли я из глубины. Мне было 12.

Юный Арсений. Папа, тебе было страшно?

Николай Николаевич. Страшно? Нет, это не страх. Это настоящий ужас. Представь, ты погрузился в воду настолько, что пускаешь пузыри. И непонятно, сколько плыть до поверхности. И непонятно, сколько до берега. У тебя кончается воздух, его нет совсем. Еще немного – кажется, тонешь, тонешь бесповоротно.

Юный Арсений. Что потом? Ты же живой, значит, ты выбрался из озера.

Николай Николаевич. Меня спас твой дед. Он долго наблюдал за тем, как я барахтаюсь, а спустя минут пять выловил. Мне он сказал, что ему надоело слышать мои крики с просьбой о помощи.

Юный Арсений. Зато ты научился плавать. Правда, папа?

Николай Николаевич. Нет, я не умею плавать, сынок. Я не смог перебороть свой страх, хотя я давно взрослый.

4.

Арсений и Николай Николаевич снова в лагере. Николай Николаевич привязывает к оборванному концу удочки новую леску. Сворачивает ее узлом, протягивает через оборвыш.

Арсений. Случайно получилось. Не во мне дело.

Николай Николаевич. А в ком? Я, что ли, спиннинг дергал, что крючок в воде остался?

Арсений. Там в тине сапог под илом.

Николай Николаевич. Просто кто-то рыбу ловить и не научился.

Арсений. Так если бы меня учили! Ты просто оставляешь один на один с проблемой, а сам уходишь в сторону. Тебя мучил твой отец, а ты мучаешь меня.

Николай Николаевич. Это необходимость. В этом точно есть смысл. Иначе мой отец со мной так бы не поступил.

Арсений. А если он тебя никогда не любил?

Николай Николаевич. Нет, не может быть. Отцы всегда любят своих детей.

Арсений. А ты меня любишь?

Николай Николаевич. Опять сопли бабские развел. У них постоянно одно и то же: любовь, поцелуи, романтика. Бубубу, бубубубу.

Арсений. Правда. Мужчины так не говорят.

Николай Николаевич. Мужчины так не говорят, сынок. Твоя первая умная мысль с момента рождения. Мы привыкли доказывать поступками, не словами. Слова про любовь, про привязанность – для слабаков.

Арсений. Да, но мама мне их много раз повторяла.

Николай Николаевич. На то они и мамы. Сам их не повторяй, жене в особенности. Не проявляй слабости, сынок.

Арсений. Сильным, мне надо быть сильным.

Николай Николаевич. Вот именно. А ты пока болтаешься подобно холодцу на блюде. Не позорь меня!

Арсений. Исправлюсь. Чем загладить свою вину?

Николай Николаевич. Дежурить тебе возле костра до самого позднего – это понятно. По поводу обеда – даже намекать не буду, догадаешься. Ну, а по мелочи… Пройдись неподалеку, набери мяты, мелиссы – комаров из палатки запахом разогнать.

Арсений. Мне бы вспомнить, как весь этот сорняк выглядит.

Николай Николаевич. Вспомнишь. Пятнадцать лет тому ты хорошо запомнил. Каждая травинка в радиусе нескольких километров снилась тебе потом.

Арсений. Юмор у тебя, отец, убойный. Смешно до печенок.

Николай Николаевич. Стараюсь. Давай, не заблудись в трех соснах.

5.

Арсений идет к открывшейся посреди леса поляне. Она ему знакома во всех подробностях – в памяти сохранилось многое. Еще немного дальше – поляна перемежается с небольшими елками и высокими соснами.

Арсений. Ничего не изменилось. Здесь я тогда заблудился. Мы собирали с отцом грибы – рыжики, обабки. Он чуть в сторону свернул, я потерялся. И не стал меня искать, спокойно ждал, что я сам выйду. Полдня не искал. Воспитание от моего деда, мужчина доказывает поступками, не словами.

Арсений в одном месте находит листья мяты, наклоняется, чтобы оборвать. Встает уже тот Арсений, что был здесь много лет назад.

Юный Арсений. Папа, а лисички вкусные грибы? Я нашел целую россыпь лисичек. Семья – есть большие грибки и за ними – поменьше. Грибы-родители и грибы-дети. Правда, здорово?

Юному Арсению никто не отвечает. Он оглядывается вокруг, понимает, что отстал.

Юный Арсений. Это что, я один в лесу? Папа, пааааапаааа! Твой Арсений заблудился! На помощь, на помощь! Почему ты ко мне не приходишь? Ты мне очень нужен! Ты нужен, и тебя нет! Я растерялся! Куда мне идти, что предпринять? Я здесь пропаду! Потеряюсь совсем, умру с голоду!

Юный Арсений машет руками, кричит, зовет, бегает по поляне. Добегает до деревьев, перебегает от одного дерева к другому.

Юный Арсений. Ты меня бросил! Папа, ты меня бросил! С детьми так не поступают! Чужой, ты мне чужой! Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты не мой папа, папа не может быть грубым! Мама! Мамочка, я заблудился! Я не найду дороги домой! Она куда-то подевалась, пропала, и я вместе с ней! Мама, а ты будешь про меня спрашивать у отца? Спроси, обязательно спроси, он соврет, что я убежал сам. И ему нисколечко не будет меня жалко. Мамочка, а ты меня пожалеешь? Пожалей меня, пожалуйста, мне очень плохо! Меня разрывает на кусочки! И еще мне страшно, мне очень страшно! Это даже не страх, это ужас глубоко внутри.

Поняв, что никто не придет его спасать, Юный Арсений прислоняется к коре одного из деревьев, плачет, скребет по нему ногтями. Пальцы оставляют в коре длинные борозды. Юный Арсений кричит, никто не отзывается. Слышно пиканье птицы, пролетающей неподалеку. Юный Арсений вздрагивает при этом.

Юный Арсений. У меня нет еды. И ножик я с собой не взял. И теплый свитер. И спички. Мне будет холодно. Мне скоро захочется есть. Я пропаду. Ой, пропаду! Никому не интересно, никому не надо. Это все дед с его нравоучениями. Отец не такой, он меня любит. Не может быть, чтобы он меня не любил. Все папы любят своих сыновей, и мой отец такой же. Я говорю отец, ведь он мне больше не папа, я никогда его так не назову. Пусть он будет отцом. Пусть будет равнодушным. Пусть бросает меня неизвестно где, ему все равно. И компаса у меня нет. И карты нет, и навигатора, и телефона. Я не позаботился, не предвидел. Вот он, жестокий у меня урок. Наверно, медведи в темноте сожрут. Или волки выть будут. Повоют, погоняют меня по чаще, и прикончат. А отец маме скажет, что я размазня, и сам виноват.

Юный Арсений встает, пытается вскарабкаться на сосну, чтобы посмотреть сверху, куда двигаться. Залезть не получается, ветки в основном высоко, а те, что снизу, тонкие и быстро обламываются. Арсений корябает себе джинсы, на ногах появляются царапины. Он недовольно прихрамывает, злится на отца, на себя, на свою беспечность. Вспоминает о том, как это хорошо – пить лимонад, есть мороженое, купаться в теплой ванне.

Юный Арсений. Эй, волки! Мне куда дальше идти? Провойте что-нибудь человеческое! Видите, школьник тут заблудился, в лапы к вам никак не попадет! Вы уж встретьте меня, как надо! Посидим с вами вместе, о делах скорбных покалякаем! Я вам на свою житуху пожалуюсь, а вы мне на свою. Вы расскажете, как стало сложно зайца добывать, какие недовольные стали крестьяне, как они в вас за курицу краденую из дробовика палят. Нет, не слышно их. Никого не слышно. Знать бы, где хоть лагерь разбивали. В этой стороне, или в другой стороне? По мне, разницы никакой нет, везде одинаково. Куда не ткнись, вокруг лес. Не вылезу ни в какую отсюда. Ночевать точно между деревьями придется. Интересно, отец бы в каком месте разбиться посоветовал? На пригорке? Или в долине? Где много сосен или на полянке? Наверно, это очень важно. Для меня. Спичек нет, и огня у меня не будет. Волки – они страшатся огня. Я бы им показал, попробуй они на меня напасть. Мигом бы замелькали их серые хвосты, наутек бы все кинулись! Я за ними, я за ними с горящим поленом! Ух, опалил бы шкуру! Есть здесь волки или нет? Они тоже ведь кушать хотят! Бррр! Мне кажется, я уже их вой различаю. Или я слишком мнительный? Уууууу, ууууу! Мороз по коже! Это волки или нет? Хорошо бы померещилось. Маловато это – 12 лет всего прожить. Я и вырасти не успел, и повзрослеть, и с девушкой познакомиться, и своих завести детей. Ладно, фиг с ними, с детьми. Я просто хочу домой! К маме, в мягкую постель, к мультфильмам, к друзьям во дворе.

Юный Арсений вытирает глаза грязными руками. Посапывает слегка, стоит на месте, не зная, куда двигаться дальше. В этот момент хрустит поблизости сухой валежник, Юный Арсений поворачивается, грозя чужаку маленьким кулачком.

Николай Николаевич. Свирепый ты вояка, Арсений. Еще немного, исколотил бы меня, на чем свет стоит.

Арсений смотрит на отца вопросительно, потом с ненавистью, потом со злобой, бросается на него, начинает бить, как только может.

Николай Николаевич. Какой тяжелый у тебя удар! Все, убил, уничтожил, победил своего батьку. Доволен теперь?

Юный Арсений (запыхался, не может отдышаться). Я из-за тебя чуть не пропал. Чуть не погиб, в лесу жить не остался. А ты даже пальцем не пошевелил меня спасти. Отец, я тебя ненавижу! И буду ненавидеть всегда! Ты будешь для меня теперь только отец, а папой тебя назвать у меня язык не повернется. Ты отвратительный, у тебя нет ко мне ни жалости, ни сочувствия, ничего. И ты никого не любишь, отец, только себя, и хочешь, чтобы тебя любили.

Николай Николаевич. Все сказал? Можно идти теперь пить чай?

Юный Арсений. Пей хоть крокодила. Мне с тобой неинтересно.

Николай Николаевич. Грибов пакет набрал? По поляне много рыжиков и сыроежек – сам видел.

Юный Арсений. Мне казалось, что ты уехал. Будто шины зашуршали по палому. А потом ты включил скорость, ехал все быстрее и быстрее. Чтобы оказаться как можно дальше от меня. Шины шуршали по палому, по веточкам, и мне было не догнать автомобиль.

Николай Николаевич. Автомобиль стоял, где раньше. И ключи зажигания – не поворачивались в замке.

Юный Арсений. Ты бы уехал, ты бы обязательно уехал.

Николай Николаевич. Я знаю, что ты подумал. Что я собрал все, что мы с тобой привезли, собрал палатку, забрал чашки, кружки и котелок. И забыл про тебя. Что ты мне не нужен совершенно.

Юный Арсений. Папа, дети должны быть нужны родителям, верно?

Николай Николаевич. Не понимаю, почему так сделал. Мне хочется, чтобы ты был самостоятельным. Чтобы спустя много лет привез в лес своего сына, и все повторилось, и все продолжилось.

Юный Арсений. Нет, я его не привезу сюда.

Николай Николаевич. Ты должен. Из него вырастет настоящий мужчина, не рохля.

Юный Арсений. Я так с ним не поступлю.

Николай Николаевич. Должен. Линия не прервется. Твой сын, а за ним твой внук – все пройдут через школу жизни.

Юный Арсений. Они будут самостоятельными. И решат за себя сами.

Николай Николаевич. Я ничего не решал. За меня решали твои родители. И за тебя решил я. И за твоих детей тоже решат.

Юный Арсений. Ноги в царапинах.

Николай Николаевич. Ерунда какая – царапины.

Юный Арсений. Папа, на коленке вот тут (приподнимает штанину) Кровоточит.

Николай Николаевич. В кустики сходи, намочи, прижги немного. Понимаешь, о чем я?

Юный Арсений. Понимаю. У тебя проблемы. Экономишь на нормальных лекарствах.

Николай Николаевич. Дерзкий какой ребенок! Нельзя так с отцом разговаривать.

Юный Арсений. Я не ребенок. Я человек, и меня надо уважать. А ты не уважаешь.

Николай Николаевич. Не заработал еще, сопли под носом не обсохли.

Юный Арсений. Я вырасту! Я обязательно вырасту! Вот увидишь!

Николай Николаевич. Ты вырастешь – и что?

Юный Арсений. Когда-нибудь мы поедем на моей машине. И тогда брошенным окажешься ты.

6.

В ложбине потух огонь – он потух в лагере, куда приехали сын с отцом. Арсений разжигал его с такой заботой, с таким вниманием. Корпел возле него, терпеливо дожидался, пока тот себя проявит. И дружил с ним, и взаимодействовал с ним, как подчас не общаются люди с людьми. А теперь огонь сник окончательно, и больше не подавал о себе известий. Арсений бросился искать спички – они намокли от лесной росы, зажечь от них еще один огонь больше не получалось.

Николай Николаевич. Спички. Где они?

Арсений. Лежат мокрые.

Николай Николаевич. Как мокрые? В целлофан завернуть было нельзя?

Арсений. Можно.

Николай Николаевич. Проворонил, как хочешь теперь зажигай.

Арсений. Да чем зажечь? Ничего другого не взял.

Николай Николаевич. Трутом. Неси ножик, точи палочки.

Арсений. Это бесконечная работа. Давай доедем до ближайшего магазина. Получится километров сорок.

Николай Николаевич. Никаких тебе магазинов. Спички прошляпил, выкручивайся сам.

Арсений. Не зажгу я трутом. Ты сам попробуй.

Николай Николаевич. Мне не надо, я умею. Меня твой дед научил.

Арсений. Да ну его! Ты издеваешься надо мной, что ли?

Николай Николаевич. Если бы издевался, заставил бы без ножа работать. А так тебе очень даже повезло.

Арсений. Вот везение – огонь без огня добывать.

Николай Николаевич. Начинай. Я книгу пока почитаю. «Робинзон Крузо». (не спеша заходит в палатку, закрывает полог).

Арсений идет за ножом, бурча под нос что-то не очень литературное. Находит нож, вытаскивает из ножен. Смотрит на небольшую веточку, подходящую для трута, срезает ее ножом и обтачивает. С одной стороны делает ее как можно более острой по центру. Тащит небольшой пенек – нарубил раньше неподалеку. Разбивает его топором раз, еще раз. В куске пня делает отверстие ножом – небольшое с монету. Набивает меленькой щепки, засыпает ее в отверстие. Кладет кусок пня лежа как можно удобнее, упирается и погружает в отверстие трут. Крутит трут ладонями из стороны в сторону.

Арсений. Огонь ему добывай. Я что, похож на Прометея? Греческий не понимаю, одежду из занавесок не ношу. Как же он загорится? Раньше даже не пробовал. Из какой-то палочки целое пламя разжечь! Сам даже и не пытался, даже и не начинал, на меня эту головоломку повесил. Сиди, решай. Он никогда не загорится, огонь в смысле. Бесполезно деревяшки ковырять. Эх, были бы спички, за секунду бы управился. Но спички в магазине. Они стоят копейки, но отцу ведь лень машину гонять. Надо меня проучить. Оно, конечно, я виноват, каждый раз перед ним виноват. То леску порвал, то палатку долго ставил. Сейчас спички отсырели, целлофаном не укрыл. Надоело уже, сил моих нет.

(Продолжает крутить трут, дует на щепку) Не горит. Сейчас так никто не зажигает костры. На улице 21 век, интернет, спутниковое телевидение, электроника кругом. А я с этими палками, как туземец. Не горит, совсем не горит! (ожесточенно дует, крутит сильнее трут) Ну, давай же! Искра, мне нужна искра! Хотя бы одна искорка! Нет, не выходит! Мозоль заработал на указательном! Паскудное занятие – совершенно никакого толку!

Арсений вышвыривает обрубок от пня как можно дальше. Николай Николаевич вылезает из палатки.

Николай Николаевич. Огонь разжег?

Арсений. Не получилось. Не смог.

Николай Николаевич. Вечно у тебя отговорки. Руки у вас корявые – у всех, кто из семьи твоей матери. Ты в их породу удался.

Арсений. Глупость это – из деревяшки пламя добывать.

Николай Николаевич. Глупость – это на тебя понадеяться и остаться холодным и голодным. На войне ты бы тоже сослуживцам объяснял, что облажался и не по своей вине? Вокруг шли бы бои, палили из пулемётов, а тебе дали стратегическое задание – огня раздобыть и позаботиться о своей роте. Перед ними ты бы как оправдывался?

Арсений. А мне и не надо оправдываться. Дал бы спички – мигом бы зажег.

Николай Николаевич. Знаешь, я хороший отец. Я тебя учу, воспитываю, ни разу по лицу не ударил. Сейчас таких родителей поискать еще. Теперь ты стал уже совсем взрослым, у тебя свои дети. Мне важно понять, правильно ли я все сделал, правильно ли ты усвоил, что я говорил. Я хороший отец, не бил тебя подростком, когда другие отцы науку ремнем вколачивали. И даже кулаками – были и такие. Когда учишь так, как надо, сын должен вырастать понимающим. Я уже не говорю про уважение к родителям – теперь это большая редкость, и дети часто не уважают тех, кто из них людей воспитывают.

Арсений. Спички! Мне нужно было просто дать спички – и никаких проблем!

Николай Николаевич. Со спичками и дурак сможет. А ты без них попробуй!

Арсений. Пробовал – не получается.

Николай Николаевич. Что же с тобой делать, с непонятливым? Вижу, никакого толка от тебя все равно не добьешься. На, пользуйся! (достает из кармана штанов зажигалку, бросает ее Арсению)

Арсений. У тебя зажигалка была? И ты молчал? Почему ты ее зажал, а мне промолчал?

Николай Николаевич. Что за выражение такое – «зажал»? Я тебе что, приятель? Или в одном классе с тобой сидел за партой?

Арсений. Да лучше бы ты приятелем моим был! Сейчас ты мне вообще непонятно кто – нормальный родной отец никогда бы из сына веревки не вил, как ты вьешь! Я подготовку в лесу прохожу, будто меня завтра отправят в Косово или в Афганистан. Ты для чего этот цирк устроил? Воображение мое поразить? Насмотрелся я на твои выкрутасы 15 лет назад, до конца жизни хватит!

Николай Николаевич. Сеня, ты чего? Я же твой папа, не забыл?

Арсений. Папой ты для меня был давным-давно, когда я был подростком и в рот тебе заглядывал. А ты меня в совершенно незнакомом месте бросил. И ждал, пока сам я дорогу в лагерь не найду.

Николай Николаевич. Сеня, ну я же для тебя стараюсь!

Арсений. Все, надоело! Никаких Сеней-Сенечек-папочек! Хватит из себя любящего отца изображать! Будь мужиком, будь до конца своих дней мужиком! Слушать тебя больше не собираюсь! Делаю, что мне нужно, не тебе! Говорить со мной не надо, обращаться ко мне не надо, командовать мной не надо! Читай свою книжку, своего «Робинзона Крузо», плети узлы из лианы! Каждый сам по себе!

Николай Николаевич. Обижаешься зачем? Я же как лучше!

Арсений. Все, достаточно! Вот ты у меня где! В кадыке, под косточкой! Еще раз учить меня начнешь, комбата из себя изображать, я втихую ключи от машины заберу и без тебя свалю отсюда! Это понятно?

Николай Николаевич коротко кивает головой.

Арсений. Огонь сам разожжешь. Мне не холодно. Джемпер сверху наброшу, и нормально. А ты занимайся, чем хочешь. Рой окопы, строй погранзаставы, в разведку иди. Меня втягивать не следует. Я вырос из твоих тактических войнушек, а ты не заметил.

Николай Николаевич понимающе разводит руками.

Арсений. Завтра уедем, лес этот забуду, как страшный сон. Никогда сюда не вернусь.

Николай Николаевич. Не забудешь. Я когда-то тоже думал забыть, но не получается.

Арсений смотрит на отца раздраженно, встает, отсаживается от него далеко в сторону.

7.

За палаткой горит костер, возле костра сидит Николай Николаевич, следит за пламенем. На расстоянии от него расположился Арсений. Николай Николаевич оглядывается иногда на Арсения, хочет ему что-то сказать, но каждый раз его что-то останавливает. Если быть точнее, то останавливает его недовольная поза Арсения.

Николай Николаевич (наконец, решается) Сеня? Слышишь меня?

Арсений (неохотно). Слышу.

Николай Николаевич. Можно поговорить с тобой? Серьезно поговорить?

Арсений. А раньше получалось несерьезно? Опять жалеть начнешь, что бездарь у тебя родился, что гены твои испортил.

Николай Николаевич. Ты спрашивал вчера, зачем я тебя привез. Я смелости набирался, духа сказать не хватало.

Арсений. Я тебя слышу.

Николай Николаевич. Я ничего другого не вспомнил. Не мог вспомнить, когда еще мы с тобой были вдвоем, рядом и могли выразить, что глубоко внутри. Что скрыто и не так легко донести.

Арсений. Выразись как-нибудь проще.

Николай Николаевич. Я не вспомнил другого места, где чувствовал, что ты мой сын. Что ты мой настоящий сын, и я тобой горжусь. Вот.

Арсений. Ты же сам мне постоянно твердил – о чувствах болтают только женщины. Им заняться нечем, вот они и тратят время на пустую болтовню. Мужик должен оставаться мужиком.

Николай Николаевич. Никогда так не думал. Это все воспитание – все от него. Меня воспитал мой отец.

Арсений. (подходит ближе). Папа, ты чего? Случилось с тобой что?

Николай Николаевич. Я тебе не хотел этого говорить. Может, и распространяться не стоило.

Арсений. Ты неисправим! Из тебя информацию приходится клещами выдавливать. Закончи уже мысль! Зачем ты меня привез в этот идиотский лес? Почему тебе дома скучно было? Какого лешего мы несколько сотен километров преодолели, чтобы спать в палатке, у костра греться и еду себе на нем готовить?

Николай Николаевич. Сеня, я у врача был. Недавно. У меня очень серьезная болезнь.

Арсений. Насколько серьезная?

Николай Николаевич. Очень-очень. Серьезнее некуда.

Арсений. Тааак… Жить будешь?

Николай Николаевич. Буду. Правда неизвестно сколько.

Арсений. Папа?

Николай Николаевич. Что сынок?

Арсений. Ты должен жить, обязательно должен. Я тебя не прошу, я тебе приказываю.

Николай Николаевич. Я рад, что ты два дня был со мной рядом. Если что, вспомни обо мне хоть что-нибудь путёвое. Хорошо?

Арсений не отвечает. Он бросается к отцу, обнимает его, плачет.

Арсений. Папа, я это… Правда… Не хотел… Не представлял…Что так может… С тобой… Представить даже не мог…

Николай Николаевич (гладит его по волосам). Видишь, не зря мы приехали. Я не мог себя преодолеть. Представлял, что сложно, а оказалось легко, невероятно легко. Вот я, а вот рядом ты. Это же самое главное.

Арсений. Что я сразу не сообразил? Недаром странно ты себя вел. Какая отвратительная, какая подлая поездка!

Николай Николаевич. Ты вырос, ты давно вырос, а я старался не замечать. А когда заметил, становится поздно. Надо было раньше, надо было намного раньше. Но я в упор не видел. Не хотел видеть. Наверное, можно было иначе. Без этих окриков, без подзатыльников, без испытаний характером.

Арсений. Ты бы смог измениться?

Николай Николаевич. Я бы попробовал. Может, у меня ничего бы не получилось. Но если бы возможность была попробовать еще раз! Хотя бы один шанс! Но его нет, и не будет. Назад не вернуться. Прошлое уходит, и ему на смену будущее.

Арсений. Папа, а чему мне научить своих детей?

Николай Николаевич. Учи только тому, что им пригодится и интересно.

Арсений. Как мне понять, что им интересно?

Николай Николаевич. Спросить, нужно просто спросить. Сеня, вот тебе что интересно?

Арсений. Мне нравится рыбалка. Только я не умею рыбачить. Я у тебя спрашивал, как что делается, но ты кричал на меня в ответ.

Николай Николаевич. Давай тогда завтра наведаемся еще раз на озеро, а выедем после обеда?

Арсений. Мы же собирались с утра.

Николай Николаевич. Собирались с утра, а поедем после обеда.

Арсений. Папа, сын стал взрослым, и того интереса, что я испытывал, будучи, подростком, уже нет. Мне это не нужно.

Николай Николаевич. Зато это нужно мне. И я только сейчас понял, насколько это для меня важно.

Большое лесное озеро. Оно хранит значимые секреты и небольшие тайны. Мужские секреты, женские секреты. К нему приходят не ленивые люди, а те, кто готов терпеть любые неудобства ради одного мига – когда блеснет под лучами солнца рыбья чешуя, заструится в воздухе хвост, и озерная жительница плеснется в ведерко, вытанцовывая мелодию отчаянной борьбы за существование. Арсений держит в руке спиннинг, снимает леску с крючком с катушки и забрасывает далеко в воду. Рядом с ним Николай Николаевич, он из кожи вон лезет, чтобы Арсений поймал рыбу.

Николай Николаевич. Поплавок не прогляди. Не зевай – на рыбалке первое правило.

Арсений. Па, ты опять начинаешь.

Николай Николаевич. Что я начинаю? А, комбата снова подогнал, да?

Арсений. Есть немного.

Николай Николаевич. Я как лучше хочу.

Арсений. Ты не как лучше, а так, чтобы я понял.

Николай Николаевич. Хорошо, перегибаю, извини.

Арсений. Давай повторим.

Николай Николаевич. Рыбалку нельзя представить без поплавка. Когда он немного касается – едва поклевывает, приготовься. Когда сильный поклев или поплавок уходит вниз, подсекай.

Арсений. Мне бы разобраться, когда подсекать.

Николай Николаевич. С опытом к тебе придет.

Арсений. У нас нет столько времени.

Николай Николаевич. Я только покажу основы. А дальше ты сам, Арсений. Никто тебе тогда не помешает.

Арсений. Не хочу сам. Без твоих нравоучений, без замечаний. Это часть меня самого.

Николай Николаевич. Поплавок. Сейчас клюет.

Арсений. Папа, будь рядом. Даже не как в этот момент, не вблизи, что тебя можно потрогать. Будь рядом, недалеко, даже когда я на сотни километров от тебя. Чтобы я мог позвонить и голос твой услышать. Чтобы мне нужен был от тебя совет, а ты мне его дал, ведь никто мне не подскажет так, как ты. Чтобы внуки эту воду взбивали ногами, а ты ворчал на них – но только любя, когда им от того есть польза.

Николай Николаевич. Тащит, утаскивает наживку под воду!

Арсений. И даже когда тебя не станет, а ведь тебя когда-нибудь не станет, день сегодняшний, эта рыбалка глубоко врежется в память, и я, когда мне придется совсем невмоготу, когда скрутит меня калачом, вытащу это воспоминание, разложу перед глазами, и все будет – ты, мой папа, озеро, удочка, неловко подсеченная мной леска, и лес бесконечный вокруг, и тишина.

Арсений подсекает снасть, тянет спиннинг, в воздух взлетает рыба величиной с ладонь. На нее смотрит Арсений, на нее смотрит Юный Арсений, смотрит восторженно, смотрит так, что не может оторвать глаз.

Юный Арсений. Папа, я поймал! Я, наконец, поймал! Рыба – оно же огромная, она размером со слона! Если я в школе расскажу, что выловил ее – сам выловил, а ты помогал мне совсем немного, мне поверят? Мне надо, чтобы поверили, что я стал большим, что я умею!

Николай Николаевич. Поверят, сынок, обязательно поверят.

Юный Арсений. Папа, папочка! Сегодня отличный день, и ты у меня лучший! Так будет всегда, всегда будет! Мы вернемся сюда, вернемся к озеру, и я поймаю сотню рыб! Нет, лучше тысячу рыб! А ты всем скажешь, что это я! Папа, я стал взрослым! Только взрослый может так удачно поймать, а я поймал удачно, удачнее некуда!

Николай Николаевич. Конечно, мы сюда еще обязательно вернемся. Непонятно когда, но мы будем стоять на этом берегу, приминать листву на поляне, жечь костер в ближней пологой низине.

Юный Арсений. Ура! Мы вернемся! Папа, понимаешь – мы вернемся! Мама наварит куриных яиц, купит тушенки с гречей, положит соль в жестяную коробку. Проводит нас с тобой, шепча что-то про себя, помашет нам вслед. Мы разложимся внутри палатки, и ты нехотя расскажешь мне про то, как отслужил в артиллерии, как ходил в походы еще до меня, и как тебя учил рыбачить твой отец. И еще много, много других историй, и их будет столько, что я буду засыпать под них, и просыпаться на ранней заре. А когда встану, ты тихонько покажешь мне, как красным одеваются холмы и дальний горизонт. И мне будет безумно хорошо, и рассвет продлится целую вечность.

Ставрополь, октябрь 2020 года.