Skip to content

Николай Якимчук

Увидимся навсегда

драма

Действующие лица:

Франко – свободный художник, модельер, дизайнер, поэт

Эра – симпатичная женщина, по профессии – экономист

Вадим – бывший начальник отдела культуры одного из районов Ленинграда, пенсионер

Альбина – приятельница Франко, дизайнер, когда-то учила русский язык в университете г. Падуя

Действие происходит в Италии, в конце ХХ века, в доме Франко.

Гостиная в доме Франко. Бряканье колокольчика. Альбина появляется из проема и идет открывать. Входят Вадим и Эра с чемоданами.

А л ь б и н а (отчетливо артикулируя, по-русски). Добро пожаловать!

Э р а. О! Здравствуйте! Простите… Это квартира Франко?

В а д и м (нервно). Ну что ты спрашиваешь какие-то глупости! Конечно она!

А л ь б и н а. Говорите медленно. Я мало по-русски. Давно. Все забыла. Надо вспомнить.

Э р а. Нам нужен Франко. Мой брат. (Вадиму) Господи! Неужели это не сон!

В а д и м (нервно). Не вижу ничего необычного! Конечно это он! Тот самый. Ведь ты его искала столько лет!

А л ь б и н а. Меня звал Франко. Мы старые друзья. Мы работаем в одной фирме. Линия одежды.

В а д и м. Вот видишь! Его действительно зовут Франко. Как и твоего брата! Значит – это он! Никаких сомнений.

А л ь б и н а. Прошу, снимайте. Вешайте.

Э р а. Благодарю. А вы, значит, его подруга?! Очень приятно. Меня зовут Эра. А это мой муж, Вадим.

А л ь б и н а. Да. Спасибо. Хорошо. Мое имя Альбина.

В а д и м (слегка наигранно). Вот и славненько! Видишь, Эрушка! Альбина! Кстати, помнится, был такой итальянский композитор Альбинони. К нам как-то оркестр из Милана приезжал. Душевно играли. Музыка была! Не то, что теперешняя мура!

А л ь б и н а. Простите. Извините. Вы сказали – Альбинони?

Э р а (улыбаясь). Да, в России его очень любят! А где же Франко?

А л ь б и н а. Он здесь. Он сейчас. Он устал. Спит. Ма-лень-ко!

Э р а. Спит? Кажется, еще не так поздно!

А л ь б и н а. Он только что прилетел из Рима. Была презентация его книги стихов и рисунков. Колоссальный успех!

В а д и м. Так он еще и пишет! Смотри, Эрушка, какой талантливый у тебя брат! Поэт! У нас, помнится, тоже был автограф Евтушенки. (Альбине). Вы знаете такого писателя?

А л ь б и н а. Еще нет.

Э р а. Ну, хорошо. Вот мы тут подарки привезли (открывает сумку, достает матрешки, буденовки, три бутылки русской водки).

А л ь б и н а. О! Полный набор! Еще должна быть русская икра!

Э р а (торжествующе). А как же!

В а д и м. Естественно! Вы, голубушка, так только Россию и воспринимаете, да?

А л ь б и н а. Простите?

В а д и м. Вот-вот. Воля ваша, но очень уж узкий взгляд.

А л ь б и н а. Простите?!

В а д и м. Уже не бывает.

Э р а. Перестань! Она совершенно ни при чем. Очень славная девушка.

А л ь б и н а. Говорите медленно. Я буду лучше понимать.

Э р а. Постараюсь. Вадим сказал, что вы очень хорошая!

А л ь б и н а. Спасибо! Благодарю (к Вадиму). Вы тоже свободный художник?

В а д и м. Я? Упаси Боже! Еще чего не хватало! Я б этих свободных… Слишком все об этом пекутся! Свобода, свобода! Это, милая моя, не анархия. Свобода – это ответственность.

А л ь б и н а. Да! Да! Я тоже так согласна!

В а д и м. Ну, ладно. Извините, если что не так. Может, водочки? Со знакомством, так сказать?!

Э р а. Вадик, ну перестань. Подождем. За кого они тебя могут принять?

В а д и м. Да нет же. Я – что? Это только с дороги! Снять стресс! Мы с тобой, почитай, две ночи не спали.

А л ь б и н а. Вы хотели пить? Я не против.

В а д и м (Эре). Вот видишь? Она – за. Сейчас, мигом (откупоривает бутылку). Мир, дружба! Да?! Мы ведь все едины, так сказать.

Э р а (Альбине). Простите, может быть, вам чем-то помочь?

А л ь б и н а. В смысле?

Э р а. Ну, по хозяйству. Накрыть на стол… или что-то еще.

А л ь б и н а. Спасибо. Сейчас будет Франко. Садитесь, прошу вас.

Э р а. Извините мое любопытство. А вы с ним давно?.. Или вы женаты?

А л ь б и н а (садясь за стол, жестом приглашая Эру). Прошу! Женаты? Нет… (смеется). Это, увы, невозможно! Хотя я была бы не против. Даже очень не против.

Э р а (сочувственно). Какие-то проблемы? Он хочет иметь детей, а вы не можете? Да?! Извините, что я так прямо, по-бабьи, по-женски…

А л ь б и н а. О! Что вы! Он, может быть, и хочет, но, думаю, не может… В общем, я его не очень интересую.

В а д и м (наклоняясь над столом, к ним обеим). А по-моему, вы очень интересная девушка! Пью за ваше здоровье! (пьет). Эрочка, ты не против? Пью и за тебя! (пьет). Так что если б не Эрочка! Я еще вполне, так сказать, за вами бы приударил!

Э р а. Вадик, прошу тебя, не гони лошадей!

В а д и м. Все! Все! Молчу, молчу!

А л ь б и н а. Простите, я не очень поняла про лошадей. При чем тут эти животные?

Э р а. Ну, это я имела ввиду… (наклоняется к Альбине, доверительно). Знаете, он иной раз любит выпить… Слишком уж быстро… Я об этом веду речь… Помедленнее… Кони… В смысле выпивки…

А л ь б и н а. Говорят, что все русские любят выпить. Я об этом много читала!

В а д и м. Брехня! Это ваш буржуазный запад! Он давно прогнил! Единственное, что могло спасти мир – коммунизм. Но не получилось.

Э р а. Вадик! Ну, я тебя прошу… Ну, остановись, неудобно… Мы все же в гостях!

В а д и м. Пусть знают! Нечего тут! Я своих взглядов не скрывал… И не скрываю… Я, конечно, дико извиняюсь. Пардон, так сказать, и все прочее… (достает из кармана маленький подарочный томик Ленина, потрясает им). Вот, так сказать! Мир несправедлив! И Ленин нам всем указал, куда идти. Потому что – гений! А вы? Эх! (садится горестно за стол).

А л ь б и н а. Я понимаю. Я даже вовсе не против марксизма. Но у нас в Италии это так сложно! То фашисты, то коммунисты!

В а д и м. А вот заметьте, в России никогда не было фашистов! Чистая страна!

А л ь б и н а. Но ведь Сталин. Он был диктатор! И это почти фашизм!

В а д и м. Ну, знаете… Все эти новомодные теории…

Э р а. Прошу вас! Вадик, ну, перестань! Все уже давно разрешилось! Не правда ли, Альбина? Не обращайте на него внимания! Несносный народ эти мужчины! Им бы все о политике, об этой дурости… Или вот о футболе…

В а д и м. Но! Но! Но! Оставьте эти ваши эмансипированные штучки! Мир и так чрезвычайно плох! Это потому что женщины везде суют свой нос!

А л ь б и н а. Не совсем поняла! Женщины – это хорошо или плохо?

Э р а. Конечно, хорошо! Еще как славно! Не обращайте внимания!

А л ь б и н а. Спасибо! (Вадиму). Вы не волнуйтесь. Все будет, как надо!

В а д и м. А как надо? Вот в чем вопрос! Надо ли, чтоб мы тащились сюда, в Италию, за тысячи километров? И все зачем? Чтоб наблюдать эту праздную жизнь? Нет уж, спасибо! Сыты по горло! Хватит!

Э р а (поглаживая Вадима по голове). Вот именно, хватит! Ну что ты так распетушился? Нервничаешь? Так я тоже волнуюсь! Сколько ночей не спала, все об этом Франко думала. Волновалась. Как, да что.

А л ь б и н а. Ну вот и хорошо. Встретились наконец.

В а д и м (Альбине). Она так много думала о своем брате все эти годы… Знала ведь, знала, что он есть… Иногда проснется белой ночью… А у нас, знаете, в Ленинграде, бывает такое особое время – белые ночи. Я, например, в это время даже спать не могу. Свет этот волшебный давит… Да, проснется… и давай про этого своего брата сочинять… Какой он прекрасный и замечательный… Я даже ревновать стал… Только о нем и говорила…

А л ь б и н а. Как это славно, когда есть брат! Голос крови! А я выросла одна! И родители мои жили плохо – все время ссорились!

Э р а. А мы после войны трудно жили. И мать, когда я подросла, мне все время говорила: у тебя есть настоящий брат, только живет он далеко-далеко, за морями-океанами… в тридевятом царстве, заморском государстве… Господи, как я хотела его увидеть! Ну, хотя бы одним глазком! И в самые трудные минуты жизни все думала: ну, вот, когда-нибудь…Подожди, Эрушка, все еще наладится, еще не вечер… ведь ты не знаешь своего младшего брата… вот увидитесь вы, и жизнь твоя переменится. Что-то такое случится, такое прекрасное и замечательное…

В а д и м (Альбине). Она идеалистка! И как бы грубо с ней жизнь не поступала, она все равно остается такой!

А л ь б и н а. Да! Да! Это единственно правильный путь в нашем сумасшедшем мире – идеализм.

В а д и м. Ну, не убежден. Это вы, женщины… Вы все ткете паутинку домашнего очага. Вы все что-то там фантазируете…

А л ь б и н а. А что плохого в фантазиях? Это творчество, это искусство. Так и должны жить люди, не по математическим законам, а по прихоти сновидения.

В а д и м. Вот-вот! По прихоти! Мир и свихнулся понемножку! И обратного пути уже нет. Недопоняли Ленина, вот и результат.

Э р а. Ну, хватит, Вадик! Никак не может смириться с тем, что его отправили на пенсию. Вот и страдает…

А л ь б и н а. Все равно вы очень искренние люди. У нас больше порядка, но меньше души.

Э р а. Спасибо на добром слове. Я вот никак не пойму все же… Извините… Но вы давно с Франко живете?

А л ь б и н а. Мы с Франко вообще не живем. У нас разные квартиры.

Э р а. А-а-а… А мы с Вадиком уже двадцать три года, как вместе. У него-то это второй брак. А я долго в девках проходила. Все никак выбрать не могла.

В а д и м. Вот я и говорю: идеалистка!

Э р а. Да-а-а! Но, между прочим, вспомни! Я-то никак на твои уговоры не поддавалась. А ты и цветы, и кафе, и билеты в оперу.

В а д и м. Я, признаться, эту оперу терпеть не мог. Я, знаете, больше драматический театр… А как у вас с театром в Италии?

А л ь б и н а. Сложно сказать. Одним словом: непонятно. Может быть, он стал слишком буржуазным?

В а д и м. А, что я говорил! Простите великодушно, но весь этот ваш западный мир давно утратил историческую перспективу. Все эти ваши сытые привычки.

А л ь б и н а. Это, может быть, справедливые слова. Но что же вы можете предложить взамен?

Э р а (Вадиму). Что? Вот лучше выпей. Не хватало нам этих умных разговоров! Вот, хочу тост за вас, Альбина. Вы мне очень… по сердцу.

А л ь б и н а. Спасибо. (пьет, к Вадиму). И все же – каков ваш путь?

В а д и м (извлекая из кармана томик Ленина, грассируя и жестикулируя, словно вождь мирового пролетариата). Товарищи! Мир в опасности! Диктатура буржуазии захватила все стороны вашей жизни! Пора сбросить это ненавистное ярмо! Пора покончить с отсталостью слаборазвитых стран! Да здравствуют идеи Маркса и Энгельса! Их дело живет и побеждает! Ура, товарищи!

А л ь б и н а (хлопая в ладоши). Браво! У вас очень похоже получается. Как в кино.

В а д и м. Да уж! Действительно, когда-то играл в студенческом театре. И неплохо, между прочим, получалось. Даже, помнится, какую-то премию вручили…

Э р а. А какой он талантливый был! Просто душа любой компании… А на работе – ни-ни. Сама строгость и недоступность.

В а д и м. Потому что времена были! Эпоха! И нас везде оченно уважали!

А л ь б и н а. Может, боялись?

В а д и м. Что ж, и боялись… А теперь страху ни у кого нету. Все свободы взалкали. А ее, как говорится, на хлеб не намажешь!

Э р а. Ну, хватит, Вадик! А где же наш Франко?

А л ь б и н а. Пойду посмотрю. (уходит).

Э р а. Ну вот, опять ты за свое! Так недолго и осрамиться!

В а д и м (слегка пьян). Ну, Эра… Вот мы всю жизнь боимся о себе говорить. О своем, о главном. А я не боюсь! Я – свободный человек! Я стал им на старости лет.

Э р а. Раньше надо было… Теперь это никого не интересует.

В а д и м. А раньше было нельзя! Раньше я думал о карьере, о субординации, в конце концов. Это теперь я могу – о чем хочу. И потом – в молодости все эти проклятые комплексы. А сейчас – благодать…

Э р а (целует Вадима в макушку). Раскомплексованный ты мой!

В а д и м (встает, подходит к портрету, который висит на стене). Смотри! О, это, видать, твой брат! Потрясающее сходство!

Э р а (вскакивая). Где? Где? (подходит). Боже мой, да разве это он? Никакого сходства со мной! Право слово!

В а д и м. Ну, что ты! Только посмотри! И скулы твои, и нос! А подбородок с ямочкой! Потрясающее совпадение. Она, матушка природа, никогда не врет.

Э р а. Ну, не знаю, не знаю…

В а д и м. Не знаешь, так слушай меня. У человека, между прочим, все на лице написано. Вся его родословная. Что он ел, и что пил. С кем дружил, в конце концов. Я когда в управлении работал, никогда в личное дело не заглядывал. А почему?

Э р а. Почему?

В а д и м. А потому что – фи-зи-о-гно-мист. Понимаешь?! Пообщался пять минут – и все ясно. Брать или не брать?! Вот в чем вопрос, как говорил старик Гамлет.

Э р а. Ох, ох, ох! Расхвастался, распетушился… Ну, вот скажи – что на лице этого господина написано?!

В а д и м. Се-кун-дочку! Нужен допинг! (подходит к бутылке, наливает). Айн момент! (пьет залихватски, щелкает пальцами). Ты хочешь знать? Пожалуйста! Ну, во-первых… м-м-м… человек явно не простой. Были в родословной роскошные предки. В смысле… ну, я не знаю… Гонзаго, может быть, какие-то, или – как их там – Медичи. Словом, порода чувствуется… Потом… Действительно, человек, скажем так, творческий. Способный на неожиданные поступки. С одной стороны, это увлекает, а с другой… С такими типами сложно работать. Слишком они эгоцентричны. Эгоистичны.

Э р а. Ну, а положительные качества имеются?

В а д и м. Ну-у… Человек, по-моему, все же справедливый … хотя… вот эта складка у губы… выдает некоторую резковатость характера. Вот так!

Э р а. Ладно, посмотрим…

В а д и м. Ты не находишь, что твои ожидания зашкаливают?

Э р а. Что ты имеешь в виду?

В а д и м. А то! Ты слишком много ждешь от этой встречи! Слишком волнуешься, переживаешь. И брата своего наделяешь какими-то сверхъестественными качествами. А если их нет?!

Э р а. Ты же сам только что их назвал. Как фи-зи-о-гно-мист!

В а д и м. Назвал! Но всякая мечта оказывается гораздо уже того, что мы нафантазировали!

А л ь б и н а (возвращаясь). Я надеялась, что вы не скучали!

В а д и м. Русские никогда не скучают! Мы – натуры любопытствующие.

Э р а. Вот Вадим сравнил меня и брата (подходит к портрету). Сходство есть, да?

А л ь б и н а. Кажется, есть. Ма-лень-ко.

В а д и м. Маленько! По-моему, потрясающее совпадение всех основных черт!

А л ь б и н а. Возможно… Только это не Франко!

В а д и м. То есть? А кто же?

А л ь б и н а. Это отец его отца. Как это будет по-русски?!

Э р а. Дед. Дедушка.

В а д и м. Тем более! Я абсолютно прав! Говорят, облик передается через поколение! Скажу больше, Эрушка! Твой дед и дед Франко тоже похожи.

Э р а. Ну, Вадик. Это ты как-то уж чересчур загнул…

В а д и м. Вот-вот. Всю жизнь боязнь смелой мысли, сильного сопоставления. Хоть теперь не мешай!

Э р а. Да я что ж… Ты не волнуйся. Если ты так считаешь – так тому и быть!

А л ь б и н а. Как хорошо у вас в России! Жена легко слушает мужа. И нет никаких споров. Я бы так не смогла.

В а д и м. Ну, это, положим, не всегда. Далеко не всегда.

А л ь б и н а. Разве это далеко? Вот близкий пример.

Э р а. Это у нас так говорится. А пример, действительно, близкий. Язык такой.

В а д и м. Я сам когда-то учил немецкий. Да потом все забыл. Только «данке шон» и «ауфидерзейн» помню. Вот ведь штука. Хотя, по-итальянски могу «аривидерчи» произнесть.

А л ь б и н а. Какой смешной у вас акцент!

В а д и м. Да что там акцент! Мы сами по себе смешные! Мы, русские, со своими безумными крайностями! Нам так – или все, или ничего. Вот пример. Возвращаюсь я домой из отпуска. На самолете. В аэропорту – таксисты атакуют. Цену заламывают раз в десять больше разумной. Я говорю одному: мне до дома всего 20 минут. Довези! Нет, говорит, и с места не двинусь. Меньше пятисот рублей не беру. Понимаете? У нас хотят заработать миллион в один день. А в Германии, помню, все было по-другому. Таксист на мюнхенском вокзале сам с легкостью поставил наши тяжеленные чемоданы в багажник. Вез минут пятнадцать. И так же неспешно взял какие-то семь-восемь марок. Ровно по счетчику. Так вот! Торжественно провозглашаю: русский будет ждать своего счастья всю жизнь, да так и помрет – не дождавшись. А немец преспокойненько добавит к своему капиталу еще несколько марок. Глядишь, к концу жизни будет что передать детям. А у нашего брата одни прожекты и годы ожидания. Не жизнь, а сплошное недоразумение.

А л ь б и н а. Но ведь и ожидание по-своему прекрасно!

В а д и м. Вот Эрушка моя и ожидала всю жизнь! Слишком скромная и правильная была. Где-то вычитала, прости Господи, дура: мол, сами придут и все дадут. До седых волос дожила – ни хрена не дали. Вот такой факт получается.

Э р а. Вадик, ты не прав. Я абсолютно счастливый человек. Вот и брата Господь управил повидать. Это ли не чудо и абсолютное счастье?!

В а д и м. Русской бабе так мало надо для счастья! А все почему? Потому что себя не ценит! Самооценка занижена.

Э р а. Да Бог с ней, с оценкой этой! Все это надумано. Верно, Альбина?

А л ь б и н а. Я теперь вижу, что это все по-разному. У нас, на Западе, главное для женщины самостоятельность. А для вас, русских, что? Сейчас скажу: можем быть, добро? Нет?

Э р а. Да любовь, миленькая, для нас важнее всего! Чтобы все любили друг друга. Дома, на улице, на работе.

В а д и м. Это, Альбина, она у меня такая чокнутая! Таких, считай, сейчас мало осталось. Новый капитализм всех сердобольных повыкосил. Не выжить им теперь с таким вот отношением к жизни. Не до милосердия сейчас русским людям и благородства!

Э р а. Да нет, Альбиночка, это Вадик с досады так говорит. Во все времена у нас на Руси хорошим людям трудно жилось. Я не о себе. У меня, вон, муж, квартира, пенсия. Дача, опять же, за городом осталась от прежних времен. Так что я-то в порядке. А вот каково-то бабам по маленьким городкам и деревням приходится! Ни света, ни денег, ни магазинов. А если еще и муж пьяница! А ведь так всегда было: и при царе, и при коммунистах! Одна на себе весь воз везет!

В а д и м. Ну, не надо… Чего ты зря человека в заблуждение вводишь! При советской власти женщина была свободной и самостоятельной в целом. Это тебе та же тетя Дуся из любой деревни подтвердит.

Э р а. И в этом он искренне убежден! А почему? Потому что кабинетный человек. А жизнь – она по-другому шумит за окном!

В это время раздается стук в дверь. Это ритмический звук – напоминает «Танец с саблями» Хачатуряна. Дверь распахивается, и уже под настоящего Хачатуряна в зал влетает Франко. Он одет в белый костюм, на лице – нарисованные углем усы а-ля Сальвадор Дали. Он сидит верхом на импровизированной лошадке – голова животного сделана из папье-маше, а дальше – деревянная палочка. И вот на этой палочке-лошадке Франко объезжает три раза удивленный «стол». А откуда-то сверху сыплется новогодняя мишура, серпантин. Двери захлопываются, Франко уезжает.

В а д и м. Да-а! Показал себя товарищ, нет слов!

А л ь б и н а. Хорошо еще, что он не голый!

Э р а. В смысле?

А л ь б и н а. Франко, насколько я понимаю, показал нам творческий перфоманс. Ремейк из жизни Сальвадора Дали.

В а д и м. Когда я слышу слово «перфоманс», так и хочется схватиться за пистолет. Или за сердце.

Э р а (огорченно). Ничего не понимаю! Это был Франко?

А л ь б и н а. Именно он. Решил вас приветствовать таким экстравагантным способом. Он же художник, человек творческий. Любит оригинальные представления.

В а д и м. Ну, это мы видели! Я сам когда-то в народном цирке подвизался. Фокусы показывал. Так что это все мы проходили!

Э р а (по-прежнему растерянно). Нет, все же что это означает – хотела бы я знать?

В а д и м. Что, что! Ясно, как Божий день! Плевать он на нас хотел! Вот и все!

Э р а. Но как же так! Зачем же мы сюда так долго ехали?!

А л ь б и н а. Нет! Вы совсем не поняли! Франко наоборот хотел вас оригинально поприветствовать!

В а д и м. Паяц!

Э р а. Ну, может быть, сначала следовало познакомится, а уж потом эти «фомансы». А теперь что?

А л ь б и н а. Не надо печаловаться! Франко хороший. Только странный иногда. К нему надо привыкнуть.

В а д и м. Начинается… привыкнуть! Насмотрелся я в свое время на этих левых художников! Свобода, свобода – долбят, как дятлы. А сказать-то по существу нечего! А туда же! Хотят быть оригинальными. Хотят, чтобы их заметили любой ценой. Вот и выпендриваются, кто как может!

Э р а (по-прежнему расстроено). Я так мечтала об этой встрече. Столько думала, представляла. И вот – на тебе!

В а д и м. Как сказал поэт: «Но реальность с идеалом не обязана совпасть». Вот в чем твой сюжет! Ты такая же махровая идеалистка, как обычно.

А л ь б и н а. Все будет хорошо. Все наладится. Сейчас он придет и познакомитесь, как надо. Как истинная родня.

В а д и м. Да-а! Хорош родственничек! Я, между прочим, тоже могу вас некоторым образом удивить! Недаром же в юности любил показывать фокусы. Пожалуйста! Айн, цвейн, дрейн! (достает из кармана колоду карт). Прошу загадать любую карту. Пожалуйста, Альбина, загадали?

А л ь б и н а. Да, подумала, есть!

В а д и м (торжествующе и таинственно). Точно «есть»? Не забудете?

А л ь б и н а. С удовольствием запомнила.

Вадим тасует карты.

В а д и м. А теперь возьмите любую карту, прошу.

А л ь б и н а (взяв карту). Спасибо!

В а д и м. Не поворачивайте! Отхожу на два метра (отходит). А теперь я ее назову: туз пик!

А л ь б и н а (поворачивает карту). Боже, я именно ее и задумала! Невероятно! Вот это, действительно, фокус!

В а д и м (довольно). То ли еще будет!

В это время вся наша компания слышит громкое, сквозь шум времени, чтение стихов на русском языке. Звучит старинная запись «Шагов командора» Блока в исполнении актера мхатовской школы.

А л ь б и н а (когда голос умолк). Еще один вам подарок! От Франко!

В а д и м. Умереть, не встать.

Э р а (без энтузиазма). Спасибо, конечно, только что все это означает?

В а д и м. Чтобы все это не означало, но, по-моему, это свинство. Хотя и с претензией на интеллект.

А л ь б и н а. Нет, нет! Мы просто очень разные. Вот и не можем иногда понять друг друга.

В а д и м. Это так. Как говорится – что русскому хорошо, то для немца смерть. И наоборот.

Э р а. Что же нам теперь делать? Появится он наконец или нет?!

А л ь б и н а. Ждите! Секунду (уходит).

В а д и м. А все ты! Брат, дескать, родная кровь, а он гляди, какие штуки выкидывает! Я бы на твоем месте развернулся и домой! Какая наглость!

Э р а. Ну, подожди… Он же артист, поэт, художник, словом… Ты же сам мне всегда говорил, что творческий человек не похож на всех остальных.

В а д и м. Да уж! Нахлебался я с ними по самое никуда! Давай, берем чемоданы – и айда в родные пенаты! Вот только рюмашку хлопну на посошок!

Э р а (решительно). Нет, Вадик! Я все равно верю. Он хороший. Может быть, больной, или, там, слегка сумасшедший, не знаю. Только ведь родной он мне человек. Родня. Голос крови, понимаешь? Я его на расстоянии (подходит к закрытым дверям, показывает рукой) абсолютно чувствую. Понимаешь? Чув-ству-ю. Плохо ему там, одиноко, вот он и куролесит! Чувствую это я! Брат он мне! Сколько думала я о нем, годы и годы. И чтобы сейчас отступиться?! Нет, и еще раз нет! Жизни жалко! Ожиданий этих моих жалко! Никуда не поеду! Все узнаю, все пойму! Помогу, чем смогу. А ты, если хочешь, можешь и домой!

В а д и м. Хорошенький разговор! Значит, пресловутый брат-наглец – это здорово, а верный муж нехорош!

Э р а. Ну, насчет верности… Да не говорила я так! Люблю я тебя. И его люблю, хотя и не знаю совсем. Вот такая история!

В а д и м. Вот она, русская баба, во всей красе! Дура, и еще раз дура! Дура набитая!

В этот момент открываться тяжелая резная дверь, появляются Альбина и Франко. Франко опять театрализовал свой костюм: на голове у него маленькая корона из блестящей серебряной фольги.

А л ь б и н а (торжественно). Франко IV приветствует вас!

Ф р а н к о. Высокочтимые гости! Сестра моя, Эра! Ее прекрасный спутник – Вадим! Приветствую вас в своем доме! События, которые раньше казались нам важными, теперь окончательно потеряют свою значимость. Все теперь по-новому, ведь мы встретились! И это прекрасно, хотя и труднопредставимо (подходит к Эре, обнимает ее коротко, потом энергично жмет руку Вадима). Как говорил ваш поэт Пушкин – «Друзья мои, прекрасен наш союз!».

Э р а. Франко! Я так рада, что ты заговорил! Это замечательно! Я счастлива, что ты нашелся!

Эра порывисто подходит и обнимает Франко, пару раз всхлипывает, ерошит его голову, корона падает на пол. Франко смущен. Эра неосторожно наступает на корону и сминает ее.

В а д и м (подходя и поднимая корону). Император царствовал недолго.

Э р а. Вот мы, с тобой и свиделись, брат мой! Теперь и вправду я не одна на белом свете!

В а д и м. Позволь, а я?

Э р а. Да не обижайся! Ты уже давно часть меня! Именно так я тебя и воспринимаю. А Франко – другая моя половина. Судьба.

Ф р а н к о. Вот-вот. Это точно, она самая, судьба. Наш отец никогда не думал оказаться в России. Тем более, там воевать. И уж совсем не знал, что встретит на чужбине свою любовь.

В а д и м. Любовь-морковь. Эта вещь и вправду таинственная.

Ф р а н к о. Весь мир переполнен тайнами. Только мы их не замечаем. Нам некогда!

А л ь б и н а. Зачем-то все спешим!

Ф р а н к о. Ну, прошу всех к столу! Отметив эту, надеюсь, важную для всех встречу.

Все садятся за стол, наполняют бокалы. Оживленно беседуют.

В а д и м (изрядно уже в подпитии). Позвольте мне… (встает). Первый тост – за дам! Так говорят у нас в России. Мужчины пьют стоя! Хочу, естественно, поднять бокал за прекрасную Эру… И вот… за Альбину, конечно. Я вот к ней тут пригляделся… Хорошая девушка… Чем-то напоминает подругу моей юности Катеньку… Я бы на месте Франко за ней приударил… Вежливая, тактичная, умная… Хоть на выставку достижений народного хозяйства посылай. Так что пьем за вас, девушки! Будьте счастливы в этом мире по мере сил! И терпите нас, дураков!

А л ь б и н а. Спасибо на добром слове! А вы, кстати, похожи на моего школьного учителя физики… Я, между прочим, была влюблена в него… Пожалуй, это было самое сильное и свежее чувство в жизни.

В а д и м. Оп-па! Знаешь, с какой стороны меня физика интересует? Эти там скорости света, Эйнштейны, синхрофазотроны… Все не то! А вот такие маленькие фокусы… (делает фокус). Пожалуйста! Была карта в моей руке и нет ее…

А л ь б и н а. А где же?

В а д и м (подходя к Альбине). Пожалуйста, у тебя за воротничком платья…

А л ь б и н а. Браво, браво! Вот настоящие чудеса!

Э р а. Что-то ты совсем, Вадик…

В а д и м. И не совсем вовсе. У нас ведь большое счастье – брат нашелся! Но какой! Чудак чудаком! Боо-ольшой оригинал! Оч-чень большой!

Э р а. Вадик, перестань…

В а д и м. Нет уж, накипело! Все эти оригиналы у меня в печенках сидят! Везде один и тот же тип – что в России, что на Западе! Я, мол, гений, я, мол, круче вас всех! Да не круче, а скучнее! Вот так! По сравнению с Создателем – полная туфта, уж извините!

Ф р а н к о. Ты думаешь, что я слишком свободен и оригинален?!

В а д и м. Да что ты с этой своей оригинальностью носишься, как с писаной торбой!

Ф р а н ко. Я тебе не нравлюсь, да?

В а д и м. Да, да, да!

Э р а (Франко). Ну, это он выпил, понимаешь… Не обращай на него внимания… Так-то он добрый, просто жизнь у него непростая была… Он ведь тоже хотел искусством заниматься, а пришлось управлять им.

В а д и м. Да не в этом дело! Просто разные мы! Раз-ны-е! У нас в России тепла больше, дружества.

Ф р а н к о. И бес-по-ряд-ка…

А л ь б и н а. Есть такое русское слово «барак»…

В а д и м. Да не барак, а бардак…

А л ь б и н а. Точно!

В а д и м. Не в этом дело… Пусть мы живем криво, косо, несправедливо… Но… Ах, ладно, ну вас! (наливает рюмочку, пьет).

А л ь б и н а. Не волнуйтесь так, Вадим! Все будет и у вас хорошо…

В а д и м. Да. Россия, может, была последней надеждой человечества… А вы!..

Ф р а н к о. А я-то здесь причем?

Э р а. Да это он так, в сердцах! Не обращай внимания, Франко! Ты лучше вот о себе расскажи… Что ты, да как…

Ф р а н к о. Много работаю. Пишу, сочиняю… Рад, рад, что ты вот нашлась…

Э р а. Я если б тебя на улице встретила, точно бы вмиг признала… Что-то есть такое в тебе, узнаваемое, родное.

Ф р а н к о. Это очень поэтично. Я подумаю, и, может, напишу об этом поэму. Хорошая тема.

Э р а. Да ладно, ладно, мы люди простые. Это ты, говорят, знаменитость, да?

В а д и м (иронически, растягивая слова). Да-а-а! Да-а-а!Затмил самого Леонардо! Я уж не говорю о Рафаэле и прочих прерафаэлитах!

Э р а. Глупый ты, вот и завидуешь человеку одаренному. Нельзя так, Вадик! Ты хоть мои чувства пощади!

В а д и м (почти с надрывом). А меня – спрошу я вас – кто-нибудь щадил? Когда я бился всю жизнь за правое дело, за правду?! И все это оказалось пшиком! Вся жизнь коту под хвост! Жизнь пропала – ау! – жизнь!

А л ь б и н а (подходя к Вадиму). Ну ладно, не плакайте, вам трудно было раньше. Теперь будет легче. Вы здесь среди друзей. Вот, брат у вас отыскался… Ну, я вас прошу… У вас еще все впереди, я это знаю.

В а д и м (смущаясь). Да ладно, чего там! Все хорошо… хорошо…

Ф р а н к о (выразительно глядя на Вадима). Трудно, я смотрю тебе, сестра, живется.

Э р а. Да, как всем. Ты знаешь, когда не выделяешь себя, тогда легче. Смириться легче.

Ф р а н к о. Что ж, быть как все?!

Э р а. А что в этом дурного? Мы перед Богом все едины. Словно пальцы на одной руке. Не может один палец бороться с другим, да?

Ф р а н к о. Не знаю. Мы все погрязли в броне своего эгоизма. Вот поэтому и грядет конец света. По всем данным катаклизм должен произойти в 2012 году. Даже календарь индейцев майя об этом извещает.

В а д и м. Да у нас на Руси, как наступал конец столетия или тысячелетия – так и пророчили конец света. Каждые сто лет дожидались. А свет до сих пор льется и льется. И чудеса в нем произрастают.

А л ь б и н а. Не покажите ли нам еще какой-нибудь фокус?

В а д и м. Пожалуйста! Загадайте карту.

А л ь б и н а. Загадала.

В а д и м. Эйн, цвей, дрей (достает из рукава Альбины короля «бубен»). Пожалуйста, вот вам король «бубен». Его задумали?

А л ь б и н а. Браво! Бис! Именно его!

Ф р а н к о. Я уважаю вашу метафизику, но какая-то она однообразная.

А л ь б и н а. Не придирайся, Франко. Вадим у нас чудный. Только как всякий импульсивный мужчина, несколько неуравновешен. Но ведь и в этом есть своя прелесть. Типаж художника.

Ф р а н к о. Да я, в принципе, ничего не имею против Вадима. Это он сам все время заедается.

Э р а. Вот мужчины! Странный народ! Нет бы им жить в ладу с собой и со всем миром. Все воюют! Доказать чего-то хотят! Кому?

Ф р а н к о. Ну, хотя бы, себе самому, дорогая Эра… А ты умная. Это хорошо.

Э р а. Да перестань ты меня хвалить… Вот ты лучше о нашем отце расскажи.

Ф р а н к о (помрачнев). Не очень у нас с ним сложились отношения. Он человек суровый, прямолинейный. Между прочим, активно поддерживал Муссолини. Словом, был, по сути, фашистом. Вот такой у нас замечательный папочка!

Э р а. Ты писал, что он живет сейчас в специальном санатории и никого не хочет видеть…

Ф р а н к о. Да… Я навещал его в прошлом году. Разговора у нас не получилось… Всплыли наши старые претензии друг к другу, обиды…

Э р а. И с этих пор вы не встречались?

Ф р а н к о. Пару раз я ему звонил. Он отвечал вяло, без энтузиазма… Единственный раз оживился, когда я стал рассказывать о тебе. Спрашивал, жива ли Мария, твоя мать.

Э р а. Марина. Ее звали Марина. Она умерла три года назад. Но как она мечтала повидать нашего отца! Особенно перед смертью. Говорила, что это единственный мужчина, который ее по-настоящему любил.

Ф р а н к о. Может, преувеличивала? Наш отец всегда был порядочным эгоистом. Впрочем, говоря откровенно, и я не лучше.

Э р а. Какой бы он не был – это наш отец. Я бы хотела его навестить. Это далеко?

Ф р а н к о. Двести километров от Милана в горы. И потом – ждет ли он нас? Будет ли рад видеть? Я не уверен.

Э р а. Позвони, спроси, а? Скажи, что я приехала.

Ф р а н к о. Знаешь, у меня сейчас мало времени и много работы.

А л ь б и н а. Франко, что ты говоришь! Это такой случай! Как говорится в русской пословице: «Работа – не волк, в лес не убежит».

В а д и м. Ай да умница! Молодец, девочка! Только, Эра, учти, это далеко. А у нас завтра отлет…

Э р а. Ну как же – приехать и не повидать отца?! Может, другого такого случая не представится! Когда еще в Италию соберемся!

Ф р а н к о. Задержитесь подольше! А визу продлим. Да и с работой я разгребусь, будет полегче… И вообще – оставайся-ка ты у нас насовсем, переезжай! Воссоединение семей и все такое. Квартира у меня большая. Будешь вести хозяйство, помогать, отвечать на звонки.

Э р а. Да что ты, милый, спасибо, конечно. Но это невозможно… Я ведь Россию люблю. И потом – Вадик на мне, муж. Он-то без меня пропадет… Нет, никак невозможно…

Ф р а н к о. Да, Вадим… Ну, его тоже куда-нибудь пристроим. Подучит язык. Определим в наш дом консьержем.

В а д и м. Слуга покорный! Да я лучше на свою российскую пенсию голодовать буду! Ишь, чего захотели – консьержем! Да я ракеты в космос запускал! Не дождетесь, как говорит наш сосед Фима Маркович!

Ф р а н к о. Вадим, не переживай. Это так пока… прожекты, фантазии.

А л ь б и н а. Франко шутит. Он любит иногда всех подурачить.

В а д и м. Хорошенькие шутки! Малохудожественные.

А л ь б и н а. Нет, правда. Он очень способный. Даже талантливый. Его последнюю книгу даже недруги-критики признали.

В а д и м. Ну, хорошо, если так. Только в консьержи я не согласен. Космонавт я.

А л ь б и н а. В смысле?

В а д и м. Ну, первопроходец. Пионер.

Э р а. Да подожди, Вадик. Тут понять надо, как все-таки нам отца повидать?!

Ф р а н к о. Нет, я серьезно. Оставайтесь и все спокойно обсудим, решим. Как и что. Альбина отвезет вас в Рим. Посмотрите Форум, Ватикан.

Э р а. Да не до Ватикана мне! Если есть шанс повидаться с отцом, его надо использовать. Свидеться бы.

Ф р а н к о. Ты его явно идеализируешь. Но повторяю – он человек крайне тяжелый, неуступчивый, нетерпимый. Боюсь, если ты с ним увидишься, то будешь сильно разочарована. Так что, не спеши.

Э р а. И все же, Франко, он ведь старый человек… И сколько ему осталось – кто знает…

Ф р а н к о. Это так. Ты, конечно, права. И все же. Мне сейчас и вправду сложно поехать… Вот что. Пойдем наверх. И попробуем ему позвонить. Заодно я покажу тебе его фотографии.

Э р а (уходя). Вадик! Веди себя прилично!

В а д и м. Слушаюсь и повинуюсь! Надеюсь, Альбина не обидит меня. Да, Альбинушка?

А л ь б и н а (слегка смутившись). Естественно! Вы такой положительный!

В а д и м (уходящим Эре и Франко). Слышали? То-то!

Второе действие.

Альбина и Вадим остаются одни. Они слегка смущены, и в то же время им нравится побыть наедине.

В а д и м. Да-а! Странный оборот иной раз принимает наша судьба. Мечтал работать в цирке, попал на государственную службу. Искренне верил в равенство и братство, гордился первым космонавтом, даже дружил с ним, а теперь мне предлагают прислуживать богатым бездельникам – быть консьержем. Дальше, вроде, падать некуда.

А л ь б и н а. А если вам начать все сначала?

В а д и м. Обратно родиться?

А л ь б и н а. Ну, не так радикально… Скажем, исполнить мечту своей юности.

В а д и м. Не очень понимаю, о чем ты?!

А л ь б и н а. А вот так – бродить повсюду, показывать фокусы.

В а д и м. Стать уличным артистом?

А л ь б и н а. Не обязательно, можно примкнуть к какой-нибудь труппе.

В а д и м. Эх, Альбина! Было бы мне годков на двадцать поменьше, непременно последовал бы твоему совету. А сейчас… буду доживать бедным пенсионером.

А л ь б и н а. Зря вы так о себе! У вас темперамент завидный и энергия жизни через край! Остается поверить в свои силы… Хотите, я вам помогу?

В а д и м. Ты? Ну, не знаю. Ведь мы скоро уезжаем…

А л ь б и н а. А вы не уезжайте! Соглашайтесь на предложение Франко!

В а д и м. Не нравится мне ваш Франко!

А л ь б и н а. Так бывает. Вначале человек тебе не симпатичен, но когда узнаешь его поближе…

В а д и м. Это как раз обратный случай. Чем больше я с ним общаюсь… Поначалу я как раз был настроен доброжелательно… Хотя, если честно… Вряд ли… Понимаешь: годы, физиология, раздражение… А тут еще идея всей жизни лопнула…

А л ь б и н а (подходя, проводя рукой по щеке, волосам Вадима). Ну, что ты… Все будет замечательно… Давайте потанцуем. Почему-то я уверена, что вы хорошо танцуете.

В а д и м. Я не против.

Они ставят CD и танцуют. Им хорошо вдвоем.

В а д и м. Понимаешь, заела эта однообразная колея. Эра, конечно, замечательная. Но у нее давно свои интересы: подруги, сериалы. Конечно, она очень заботится обо мне. Мы родня, прожившая вместе тысячу лет.

А л ь б и н а. А ведь стоит поверить в себя – и все получится. У вас такие чудесные чудеса!

В а д и м. Ты думаешь, возможно что-то другое?

А л ь б и н а. Можно, я не буду отвечать. Я лучше сделаю вот так (целует его).

В а д и м (ошарашено). Ты с ума сошла! Ты же мне в дочки годишься… И вообще! Ты что!

А л ь б и н а. Вы нравитесь мне, потому что…

В а д и м. …я похож на твоего школьного учителя.

А л ь б и н а. Не только! Я чувствую, что смогу помочь вам. И… себе тоже. У меня ведь есть проблемы в контактах с мужчинами. От вас идет тепло. Вы способны согреть другого человека.

В а д и м. Ну, нагородила комплементов! Вот ты говоришь – поверить. А, может, я возьму и поверю. Рискну, уйду к новой жизни. И… и… не получится ничего. Тогда как?!

А л ь б и н а. Нам ведь никто не гарантировал благоденствия на этой земле. Верно?

В а д и м. Да это я понимаю… Славная ты. И танцуешь хорошо.

А л ь б и н а. Словно мы с вами на волнах качаемся.

В этот момент со стены падает большой портрет – деда Франко. Возможен звон разбитого стекла.

А л ь б и н а (бросаясь к упавшему портрету). Ой, что случилось?!

В а д и м (подходя, поднимая его, садясь на корточки рядом). Вот так штука! С чего бы это?!

А л ь б и н а. Я совершенно перепугалась!

В а д и м (заглядывая за портрет, задумчиво). Во втором акте ружье должно было выстрелить…

А л ь б и н а. Не понимаю. Повторите.

В а д и м. Видишь ли, веревка, на которой крепился портрет, отчего-то лопнула.

А л ь б и н а (заглядывая за портрет). Действительно!

В а д и м. (вглядываясь в портрет). А лицо у него все-таки скорее неприятное… Такое чувство, что сейчас в тебя кинет камень.

А л ь б и н а. Может быть, я слишком привыкла, но я не вижу никаких угроз.

В а д и м. Все же странно, что он упал… Не знак ли свыше? Вот в чем вопрос.

А л ь б и н а. Право, не знаю. Судьба все время посылает нам какие-то «месседжи», послания. Только мы не очень умеем их различать.

В а д и м. Это верно. Вот мы с тобой тут толковали о новой жизни. А старая бечевка порвалась. И как прикажите это понимать? То ли, действительно, все завершилось, лопнуло, и пора начинать другое, то ли наоборот, ничего не надо менять. А если поменяю – то все и оборвется…

А л ь б и н а. Сложно, сложно… А, может, это вовсе не нам знак? Ведь это портрет предка Франко.

В а д и м. С тобой интересно беседовать. Вот встретить бы тебя раньше…

А л ь б и н а. Ит нева кэн би ту лэйт.

В а д и м. В смысле?

А л ь б и н а. Никогда не бывает слишком поздно.

В а д и м (подходя к столу, наливая, оглядываясь). Не соблазняй, не соблазняй… Это из твоих лет глядя. А из моих… Я-то уже давно понял, что портреты зря не падают…. Вообще, вся эта затея с поездкой мне сразу не понравилась. Понимаешь, в идеале, на расстоянии, все смотрится радостно и красиво. А вблизи… Как говаривал наш поэт Высоцкий «все не так, ребята!»

А л ь б и н а. Я, между прочим, изучала его творчество в Университете. Он, кстати сказать, был ма-лень-ко у вас запрещен…

В а д и м. Был – не был. А все его знали и любили. По крайней мере, никогда не вставал вопрос о том, чтобы его посадить. Хотя много крамольных мыслей он высказывал. Поболее, чем Солженицын. Только одного почему-то… выслали. А второго, Володю Высоцкого, не тронули. «Верхи» его любили. И – прощали.

А л ь б и н а. Ведь когда любишь – все прощаешь?! Это еще ваш Достоевский говорил

В а д и м. Ну, Достоевский – не Достоевский. А, может, действительно, нам тут остаться?.. На вашем диком Западе. Смирить гордыню – пойти в консьержи? Мало ли, что я дружил с первым космонавтом планеты! Теперь другая эпоха, да?

А л ь б и н а (обнимая Вадима). Ну, ладно… Ну, что ты… Хватит тебе терзаться… Ты действительно, словно, сошел со страниц книг Достоевского: метания, гордыня, огонь.

В а д и м (в сердцах). Вся Россия с этих страниц сошла, будь они неладны!

В этот момент потихоньку входит Эра.

 

Э р а. А я смотрю ты, Вадик, зря времени не терял…

В а д и м (отпрянув от Альбины, указывая на портрет). Вот, смотри, упал… Стоим, гадаем – к чему бы это?..

Э р а (иронически). Вижу, вижу… Опять за старое!.. И портрет приплел!

В а д и м. Да клянусь же тебе – только портрет.

Э р а. Ладно, ты неисправим!

В а д и м. А где Франко?

Э р а. Сейчас придет. Хочет сделать нам подарок.

В а д и м. Знаем мы эти подарочки!..

Э р а. Ты лучше о главном спроси!.. Мы дозвонились до нашего отца. Он ждет нас завтра!.. Боже! Нет! Не могу поверить! Неужели я увижу своего папу?!

А л ь б и н а. Знаете, Эра, вы мне тоже очень симпатичны, как и Вадим. Поэтому хочу вас предупредить по-дружески. Франко прав – вы можете сильно разочароваться. Ваш отец редко шел на человеческий контакт. Франко долго страдал. А потом родственные чувства и у сына иссякли. Так что будьте готовы к тому, что встреча вас не обрадует.

Э р а. Ничего, ничего! Авось все образуется! Бог не выдаст, свинья не съест!

А л ь б и н а. Я буду молиться деве Марии, чтобы у вас все получилось. Ведь Марией, рассказывал Франко, звали вашу маму.

Э р а. Вообще-то, Мариной. Я уже говорила… Но спасибо вам, Альбина, за сочувствие и поддержку!

В а д и м. Значит, все-таки, остаемся. Надо будет продлять визы.

Э р а. Франко обещал посодействовать – у него связи в консульстве.

В а д и м. Наверное, мне не стоит ехать с вами. Как ты думаешь, Эрушка?

Э р а (бегло взглянув на Альбину). Да уж… Оставайся, конечно. Все-таки, отец старый человек. Для него и одно новое знакомство будет достаточно непростым…

В а д и м (подходя к портрету). Интересно, он похож на это изображение? Все-таки, лицо этого человека говорит о многом… Сколько всего сокрыто в нем.

А л ь б и н а. Однажды, лет десять назад, на выставку Франко забрел его отец. Говорили они коротко и очень натянуто. Через какие-то пятнадцать минут этот неприступный господин уже получал шляпу в гардеробе. Франко распереживался, даже отказался от запланированных интервью.

В а д и м. А я скажу, в чем их сюжет! Два эгоиста. Два эгоцентрика. Вот и не могут ни о чем договориться. Таких вокруг миллионы. Вообще, такое ощущение, что за последние годы эгоисты сильно расплодились… Проходу от них нет!

А л ь б и н а. Это верно. Индивидуализм дает свободу, но оставляет человека в вакууме. Я бы сказала – чем больше свободы, тем больше вакуума.

В а д и м. Вот-вот. Значит, и вправду пора нам закругляться…

Э р а. О чем ты?

В а д и м. Да о цивилизации нашей… Ни первые мы тут, на земле… До нас и атланты были, и эти самые… майя… Ничего с нами у Господа Бога не получается, хоть тресни.

Э р а. Ладно, ладно… Любишь ты пофилософствовать о всяких отвлеченностях… У меня вот вполне земная задача – с отцом встретится.

В а д и м. Вот всегда ты меня ограничивала! Я, может, поэтому так ни на что и не решился! Надо было смелее, вперед… а я робел. Крылья ты мне вечно подрезала, чтоб с хозяйственного двора не улетел!

Э р а. Смотрите! Крылья! А кто тебя всю жизнь от пьянок твоих оттаскивал и от баб этих непроходимых! (выразительно смотрит на Альбину). Так что, скажи спасибо… Впрочем, можешь и не говорить. Я ведь не за «спасибо» с тобой живу. Люблю тебя, дурака старого… Вот и весь сказ.

В а д и м (подходя к Эре, целуя ее в щеку). Ну, ладно, извини. Погорячился я. Нервы. Напряжение последних дней сказывается.

В это время раздается откуда-то сверху из динамика команда: «Приготовится к старту. Отсчет времени в обратном порядке – 9,8,7,6,5,4,3,2,1, пуск!»

Э р а. Что это?

В а д и м. Опять братец твой что-то подарочное затеял! Никак не угомонится!

В следующий момент открывается дверь гостиной, из нее выходит Франко в дизайнерском (собственной работы) серебристом костюме космонавта. На шлеме у него красной краской начертано: СССР. На веревочке он ведет за собой ракету (вариант – ракета на раскачивающейся проволоке). Звучит песня «И снится нам не рокот космодрома…». В другой руке у Франко платье.

Ф р а н к о. Эра, хочу подарить тебе свое авторское платье. Надеюсь, оно тебе подойдет.

Э р а. Ну зачем, Франко, право слово… Это лишнее!

Ф р а н к о. Ничего, ничего… Ты достойна этого. А теперь – главное!

Франко ставит ракету на стол, открывает люк и достает оттуда колье.

Ф р а н к о (подавая колье Эре). Это наша семейная реликвия. Женщины нашего рода передают ее из поколения в поколение. Когда умерла моя мать, я подумал, что традиция оборвалась. Но вот ты нашлась! Носи эту вещь по праву!

Э р а. Ты с ума сошел! Во-первых, я никогда не носила дорогих вещей. Я толком и надеть его не сумею. Нет привычки. А во-вторых, подаришь когда-нибудь своей жене или дочери.

Ф р а н к о (печально). Вряд ли я когда-нибудь буду женат. Следовательно, и дочь невозможна. Ну, разве что приемная. Так что бери без всяких отговорок!

Э р а. Нет, нет, я не могу!

Ф р а н к о. Хочешь меня обидеть? Ведь я тебе это дарю не потому, что я такой щедрый… Я только исполняю традицию…

А л ь б и н а. Берите, берите, Эра… Франко редко делает такие подарки. Только в том случае, если человек того заслуживает. А что касается платья, то тут и сомневаться не приходится!

Ф р а н к о. Ну, и тебе, Вадим, хочу вручить эту ракету. Ты ведь, кажется, дружил с первым космонавтом?!

В а д и м (принимая ракету, иронически). Премного благодарен! Вот подарочек, так подарочек! Это, конечно, не колье, но очень весомо! По приезде в Россию передам в музей космонавтики! Низкий тебе поклон, оригинал ты наш и затейник!

Вадим отвешивает поклон, Франко утыкается взглядом в упавший портрет. Снимает шлем, трогает оборванную бечевку.

Ф р а н к о. Ни разу (а живу я тут уже 17 лет) не было ничего подобного! (разглядывая бечевку). Как будто кто ее перерезал…

А л ь б и н а. Кто еще может ее оборвать, кроме Создателя?!

Ф р а н к о. Нет, это все же очень странно… Непостижимо!

В а д и м. Это посильнее твоих перфомансов! Нарочно, как у нас говорят, не придумаешь!

Ф р а н к о. Иногда, очень редко, всерьез осознаешь, что жизнь выше искусства.

В а д и м. Искусства ли? Вот в чем вопрос.

Ф р а н к о. Я не обращаю на твой выпад внимания, Вадик. Иногда приходится принимать и терпеть человека всего лишь потому, что он тебе родня. Тот самый случай.

В а д и м. И я в свою очередь могу подписаться под этими словами.

Э р а. Вадим, прекрати! Франко! Я чрезвычайно признательна тебе за все! Для меня это так неожиданно!

А л ь б и н а. Такие подарки судьбы выпадают человеку нечасто. Может, три-четыре раза за жизнь! Не стоит упираться! А следует, по-моему, принять все, что происходит с тобой, как должное.

В а д и м. Принять! Голова идет кругом от этих событий. Как к ним относиться? Принять? Не принять? Поймите, мы с Эрой, в сущности, тихие, скромные люди. Жили размеренно и неспешно. И вот оказались в новой, непривычной обстановке, в водовороте обстоятельств. Поневоле растеряешься…

Э р а. Я очень, конечно, волнуюсь. Как встретит меня отец? Понравимся ли мы друг другу… Я понимаю, понимаю, и вы, конечно же, все правы – я идеализирую его, поскольку у меня никогда не было папы. Помню в школе, когда меня кто-то обижал, я тихонечко шептала его фамилию – Бертаццони. И мне становилось легче… Такая прекрасная и завораживающая: Бертаццони.

Ф р а н к о. Я сам всегда переживаю, когда еду на встречу с отцом. Два-три раза он был благосклонен ко мне. И мы с ним даже распили бутылочку вина… Надо будет выехать пораньше. Путь неблизкий.

Э р а. Можно, я надену это твое платье?.. Если оно, конечно, мне подойдет.

Ф р а н к о. Так пойдем примерим. В крайнем случае, я подарю тебе другое.

В а д и м (вослед уходящему Франко). Интересно, какой фокус ты выкинешь в следующий раз, когда вернешься обратно?

Ф р а н к о (оглядываясь, иронически). Увы, иссяк. Кончились перфомансы и началась реальная жизнь.

Франко и Эра уходят.

А л ь б и н а. Я рада, что вы задерживаетесь. Мне интересно общаться с вами. Посмотрим, что будет дальше. Многое зависит от того, как Луиджи воспримет Эру.

В а д и м. Луиджи – так зовут отца, если не ошибаюсь?

А л ь б и н а. Да. Старый, больной, неуживчивый человек. Так и не сумевший принять законов этого мира.

В а д и м. Не вписавшийся?

А л ь б и н а. Не совсем поняла.

В а д и м. Ну, не прогнувшийся под его законы.

А л ь б и н а. Да, да…

В а д и м. С такими типами сложно, но и они достойны уважения.

А л ь б и н а. Не знаю.

В а д и м. Я ведь тоже гнулся, гнулся, но так и не согнулся до конца.

А л ь б и н а. Твердость – это сила или слабость? На востоке считают, что слабость.

В а д и м. Вот ты давеча говорила – начать сначала… Заманчиво это, конечно… Только две жизни не прожить, понимаешь?! Если фокус какой-нибудь сотворить (достает колоду карт) – тогда да, конечно… Все возможно…

А л ь б и н а. Вот и сотворите фокус!

В а д и м. Нельзя, нельзя! Жизнь – она мудрее наших фантазий (хочет убрать колоду в карман).

А л ь б и н а. Подожди, не убирай! Хочу попросить! Подари мне эту волшебную колоду.

В а д и м. Зачем она тебе?

А л ь б и н а. Для меня важно. На память. О том, что могло произойти, но не случилось.

В а д и м. Возьми, пожалуйста… Не случилось… Конечно, это не колье от Франко, но чем богаты…

А л ь б и н а. И все же, безумно жаль, что ты так и не решился попробовать.

В а д и м. А Эра?! Как бы не остыли наши отношения, мы остаемся близкими людьми. Мы уже корнями сплелись – не оторвать.

А л ь б и н а. Хотела бы и я так с кем-нибудь.

В а д и м (подходя к ней, приобнимая, гладя по голове). Все у тебя еще произойдет! Только надо верить! Так ведь ты мне говорила, да?

А л ь б и н а. У тебя руки хорошие, добрые.

В а д и м. Слушай, а почему бы тебе не выйти за этого Франко? Хотя, честно говоря, очень сомнительный тип.

А л ь б и н а. Его не интересуют женщины как таковые. Мы просто друзья и коллеги.

В а д и м. Ах, вон оно что! Час от часу не легче! Всемирная голубизна!

А л ь б и н а. Да, это так. Жаль, что вы не понравились друг другу. Он – яркий, интересный. Ты тоже. Но в другом жанре.

В а д и м. Хорошо, хоть с Эрой они подружились.

А л ь б и н а (после паузы, целуя Вадима). Мне тепло с тобой, надежно.

В а д и м. Ну, не смущай меня…

А л ь б и н а. Я бы хотела тебе иногда писать… или звонить. Можно?

В а д и м. Я, конечно, не против… Только вот как Эра к этому отнесется?..

А л б и н а (почти плача). Я не буду надоедать…

В а д и м. Конечно, конечно… Пиши… Не знаю только, что ты во мне нашла, в старом дураке?! И потом – вроде мы не сейчас уезжаем… Что у тебя за плаксивое настроение?!

А л ь б и н а. Сама не знаю – что на меня нашло. Давно со мной такого не бывало.

В гостиную входят Франко и Эра. Она в новом нарядном платье, на ней фамильное колье.

Э р а (возбужденно). Ну, как?!

В а д и м. Нет слов!

Ф р а н к о (шутливо). Вот моя лучшая и любимая модель!

А л ь б и н а. Хоть на обложку модного журнала!

Э р а. Ну, слава Богу! Все наконец-то примирились на моей персоне… Теперь даже ты, Вадик, видишь, что Франко по-настоящему талантлив.

В а д и м. А я никогда и не сомневался… Меня несколько смущало другое.

Э р а (подходя к столу). Хочу поднять тост за Франко, за его талант!

Все садятся за стол. Веселый звон фужеров.

Ф р а н к о. Спасибо! Все-таки, как не парадоксально, война не только зло. Но и… любовь. Ведь не будь этой страшной мировой бойни, Луиджи и Мария никогда бы не встретились! Не было бы чуда встречи двух любящих сердец! И тебя, Эра, не было бы на свете!

Э р а. Да, ты прав… Для миллионов война – горе и смерть, а для двух влюбленных – пусть краткое, но счастье… Только не могу понять, почему ты все время называешь мою маму Марией?! Ее имя Марина.

Ф р а н к о. Позволь, позволь… Сохранились письма отца с фронта. Я, когда вырос, их не раз перечитывал. Его дивизия стояла где-то на Украине. Город… Львов, кажется…

Э р а. Ты путаешь, Франко… Город, где они встретились, назывался не Львов, а Льгов. Чувствуешь разницу? И вовсе он не на Украине, а в самом центре России, недалеко от Курска.

Ф р а н к о. Странно. У меня очень хорошая память. Я не могу ошибаться. Впрочем, это легко проверить. Сейчас! Одну секунду! Я принесу письма!

Э р а (Вадиму). Естественно! Столько лет прошло! Не мудрено перепутать!

В а д и м. Свойство нашей памяти!

Франко возвращается со шкатулкой в руках. Ставит ее на стол.

Ф р а н к о (передавая письма собравшимся). Вот, пожалуйста! Смотрите! Обратный адрес… Да, точно… город Львов. Ну, что я говорил?! Это ведь на Украине?

Э р а. Но мы-то жили во Льгове! Совсем другое место!

В а д и м. Да! Это не меньше тысячи километров, я думаю!

Ф р а н к о. Вот, нашел! Луиджи пишет о необыкновенной девушке по имени Мария, о том, что ее сильно любит… Она беременна, ждет ребенка…

Э р а. Мою мать звали Марина! Ничего не понимаю!

А л ь б и н а. Я, признаться, тоже!

В а д и м. Какая-то нестыковка! Если это действительно так, то получается… А фамилия?

Ф р а н к о. Фамилия совпадает. Бертаццони…

Э р а. Да, да! Именно Бертаццони!

Ф р а н к о. Боже! Но тогда получается, что это другая история. Был еще один Бертаццони. И у этого солдата с такой же фамилией был еще один роман с русской девушкой. Просто что-то невероятное! Эра, а ты ничего не путаешь – вы действительно не жили тогда во Львове?

Э р а. Мы даже там никогда не были! Господи, не могу поверить! Дай мне письмо! Покажи, где название города! (берет письмо трясущимися руками, вглядывается). Да, да! Действительно, Львов! Неужели произошла чудовищная путаница?! Ведь когда я тебе звонила по телефону, я так и говорила: имя Марина, город Льгов, фамилия Бертаццони…

В а д и м. Похожесть слов сыграла с нами злую шутку.

Э р а (чуть не плача). Не может этого быть! Не верю! Неужели в одну секунду все рухнуло… Нет, нет, нет!

Ф р а н к о (подавая ей стакан воды). Я сам потрясен случившимся. Что-то запредельное!

А л ь б и н а. Дева Мария! Что же происходит?!

В а д и м. Позвольте реплику, в порядке бреда, конечно… То есть то, что я скажу – полная шизуха, как говорит у нас молодежь… Эрочка, ты только не обижайся. Собственно, ты здесь и не причем вовсе… Речь о твоей маме. Допустим, у нее была случайная связь с каким-то солдатом. И, уж извини, не важно, кто он был: русский, немец, итальянец… Неважно и при каких это было обстоятельствах. Война есть война. И, уж прости еще раз, возможно этот контакт был против ее воли.

Э р а. Вадик, ты с ума сошел! Что ты несешь?!

А л ь б и н а. Вы имеете ввиду, что ее могли изнасиловать?

В а д и м. Я только предполагаю это… И когда она поняла, что беременна, то придумала красивую романтическую историю любви.

Э р а. Бред! Полный и окончательный!

В а д и м. Не сердись! Я ведь как раз в порядке этого самого бреда и излагаю.

Ф р а н к о. Мир действительно фантастичен. Его краски порой пугающе ярки! Когда сочиняешь нечто подобное на листе бумаги, никогда не думаешь, что это произойдет с тобой на самом деле. А с нами и вправду произошло!

Э р а. Вадик, я понимаю, что все мы взволнованы. Да что там взволнованы – потрясены случившимся… Но я тебе запрещаю! Слышишь?! Раз и навсегда! Запрещаю даже в мыслях так считать! Чтобы я этого больше не слышала! Пообещай мне…

В а д и м. Но, Эра…

Э р а. Никаких «но». Раз и навсегда! Я жду!

В а д и м. Хорошо, хорошо. Обещаю…

Э р а. Подождите, подождите… Мы совсем забыли о главном. Ведь нам завтра надо ехать к отцу. То есть, не к отцу… Луиджи… он ведь ждет нас… наверное, готовится к встрече…

Ф р а н к о. Это так. Но что же теперь делать?

Э р а (расстроено). Да, да, ждет, бедный… Кстати… (снимая колье). Возьми вот… Теперь я не имею никакого отношения к вашему роду. Это уже неоспоримый и свершившийся факт.

Ф р а н к о (беря в руки колье, задумчиво). Колье… Но ведь я тебе его подарил!.. Оно уже принадлежит тебе… Не знаю, право, как и быть. Неловкая ситуация!

Э р а. Тут вообще не о чем говорить! Я – не твоя сестра. Следовательно, все правильно: забирай его назад! А вот как же быть с отцом?.. Ведь не станем же мы ему объяснять что произошло на самом деле, всю эту путаницу?!

Ф р а н к о. Да, да… В лучшем случае, он воспримет это как злую шутку, розыгрыш…

Э р а. Этого нельзя делать ни в коем случае. Но ведь и поехать мы теперь не можем!..

Ф р а н к о. Тупик. Бессмысленный и беспощадный.

В а д и м. Чувствовал я, что вообще не надо было ехать, говорил, предупреждал. А кто меня услышал?! Доверять надо своей интуиции – и все дела!

А л ь б и н а. А почему не можете?

Ф р а н к о. Что?

А л ь б и н а. Я говорю, а почему не можете поехать?.. Да, такие обстоятельства. Да, все теперь по-другому. Но для Луиджи вы по-прежнему можете считаться братом и сестрой. Вот вам и решение вопроса.

Ф р а н к о. А что? Это неплохая идея! Альбина права!

Э р а. С одной стороны, наверное… А с другой – что же, я играть роль дочери буду? Не умею я притворяться, не актриса я.!

Ф р а н к о. Выручай, Эра! Ведь я с отцом договорился! Он мне не простит, если не приедем! Мы ненадолго – туда и обратно, на полчасика!

Э р а. Не натурально это будет, не по правде…

А л ь б и н а. А вы представьте, что это… ну, что ли, собрат вашего отца. Их судьбы схожи – Луижди и вашего настоящего отца. Война, любовь, разлука. И если вы с Луиджи повидаетесь, то и с вашим родным папой как бы поговорите… И фамилия эта вас всегда, вы говорили, согревала – Бертаццони…

Э р а. Пожалуй, так. Надо ехать, надо! А ты что думаешь, Вадик?

В а д и м. Может, и надо. Тут такие у вас обстоятельства – только успевай поворачивайся!

Э р а. Да, да! Едем! Хорошо, Альбина, ты придумала. Правильно. Умница!

Ф р а н к о. Она у нас и дизайнер отличный! С замечательными идеями!

В а д и м. Да, Альбина у нас прелесть! Просто золото!

Ф р а н к о. Но все же, как быть с колье?! Раз уж мы едем, то ты, пожалуйста, его надень. Луиджи будет приятно. Ну, а потом, тем более мне будет неудобно его забирать!

Э р а. И не уговаривай! Надеть – надену, а после, естественно, отдам. Я на чужое никогда не зарилась.

Ф р а н к о. Я вот сейчас почувствовал. Хотя мы с тобой не брат и сестра, все же хорошо с тобой рядом. Родственно. Нет, правда. Жалко, что ты мне не сестра.

А л ь б и н а. В какой-то книге я читала, что все люди – братья.

В а д и м. В книгах много чего замечательного понаписано. В наших головах все по-другому. Ну, не совпадают наши головы с книгами! Что ты будешь делать!

Ф р а н к о. Странная у нас встреча получилась (встает, подходит к портрету, ставит его на диван). Упавший портрет – это, видимо, и был тот самый знак. О том, как все у нас сложится.

В а д и м. Скорее – не сложится!

Ф р а н к о. Мы совершенно не заботимся об этих высших символах! Они повсюду! С нами, в нас самих.

Э р а. А я почему-то верю только в хорошее. Всегда. Какой смысл заранее бояться и переживать? Если что случится – значит, так тому и быть.

В а д и м. А чему быть – того не миновать.

Ф р а н к о. Я тоже много об этом размышлял. Кто складывает наш рисунок судьбы? Высшие силы? Сам человек? Нет нам ответа!..

В этот момент из соседний комнаты раздается телефонный звонок. Франко уходит.

В а д и м. Наша интуиция – это и есть голос судьбы! А поди ж ты! Она нам шепчет одно, а мы делаем все ровно наоборот! Дураки! Безумцы!

А л ь б и н а. Это не простые вопросы. В Университете я увлекалась психологией. Была уверена, что разобралась в чем-то. Все работы сдавала на отлично. А теперь выясняется, что ничего-то я толком не знаю. Каждую минуту мир меняется. Только нам кажется, что он застыл на месте.

Входит Франко. Он в темных очках. В руках у него пачка военных писем. Руки его дрожат.

Э р а (привставая в кресле и опускаясь). Что случилось?

А л ь б и н а. Что с тобой, Франко?! На тебе лица нет!

Франко идет в сторону портрета. На полпути письма выпадают у него из рук.

Ф р а н к о. Луижди…

Э р а. Боже! Я так и поняла!

Ф р а н к о. Луиджи умер. Полчаса назад. Во сне.

В а д и м. Час от часу не легче!.. (встает, подходит к Франко, пожимает ему руку). Приношу свои искренние соболезнования!

Э р а (подходит к Франко, порывисто его обнимает). Держись, брат мой! Я очень понимаю тебя и сочувствую твоему горю!

Ф р а н к о. Спасибо, спасибо! Хотя мы и были с ним далеки друг от друга, но все же он был мой отец. Родная кровь. Теперь я остался совсем один.

Э р а. А мы? Знай, Франко, что у тебя в мире есть близкие люди!

Ф р а н к о. Спасибо! Это для меня очень важно!

А л ь б и н а. Какой странный, длинный, полный непостижимых событий день!

В а д и м. Честное слово, я чувствую себя героем какого-то кинофильма.

А л ь б и н а. Это трудно вместить в сознание обычного человека, но у нас нет другого выбора.

В а д и м. Кстати, Эра, в свете последних событий нам не придется менять билеты на самолет – мы можем улететь и завтра утром.

Э р а. Да, да… Завтра…

А л ь б и н а. Мы проводим вас!

Э р а. Спасибо! Ты лучше, Альбина, помоги Франко. Побудь с ним. А мы доберемся сами…

Ф р а н к о. Все же, я хотел бы вас проводить.

Э р а. Нет, нет, не беспокойся… Простимся здесь…

В а д и м. Вот и повидались. Если можно так сказать – увиделись навсегда.

Затемнение. Утро следующего дня. В гостиной Франко и Альбина вешают портрет на стену.

Ф р а н к о. Отчего-то жаль, что их нет с нами. Милые люди. Хотя, конечно, Вадим не подарок.

А л ь б и н а. А мне он очень понравился. Я даже немного в него влюбилась.

Ф р а н к о. Да? Вот не ожидал этого от тебя.

А л ь б и н а. А я сама этого от себя не ожидала. Вадим натура сложная, противоречивая. А вот поди ж ты…Почему нас волнует именно этот, а не другой человек?! Недавно ученые открыли генетические и химические законы влечения. Говорят, что все просто… Мол, одни химические процессы и никаких тайн.

Ф р а н к о. Я тоже слышал об этом. Возможно, это так и есть. И все же не хотелось, чтобы так это было… (пауза). Сегодня после обеда я еду в санаторий, где жил Луиджи. Ты сможешь поехать со мной?

А л ь б и н а. А тебе это нужно?

Ф р а н к о. Мне страшно ехать одному. Мне очень важна твоя поддержка.

А л ь б и н а. Тогда, конечно, еду.

Они вешают портрет на место и садятся за стол. Франко открывает бутылку вина.

Ф р а н к о. Будешь?

А л ь б и н а. Пожалуй, нет.

Ф р а н к о. А я выпью… Знаешь, жизнь и вправду неожиданнее всех наших выдумок! Вот представь себе: вдруг объявилась сестра. Потом исчезла. И вроде не родня она мне, но вот что-то щемит здесь (показывает на сердце). Не хочется с ней расставаться навсегда, честное слово!

А л ь б и н а. А зачем навсегда? Они же приглашали нас в гости. Тем более, ты всегда мечтал побывать в России. Надеюсь, ты не откажешься взять меня с собой?!

Ф р а н к о. Почему нет? (берет в руки колье, лежавшее в хрустальной вазе; неожиданно). Слушай, во сколько у них вылет?

А л ь б и н а. Через два с половиной часа, а что?

Ф р а н к о (оборачиваясь уже в дверях). Я постараюсь успеть! Я обязательно успею! Я должен ей все-таки подарить это колье женщин нашего рода! Ведь она моя старшая сестра!

Занавес

Июль – декабрь 2004 г.

Back To Top