Ай лав ю…

Комедия

Александр Толкачёв

Ай лав ю…

Действующие лица:

Дима – парень семнадцати лет, выпускник школы, будущий абитуриент.

Антонина – режиссёр небольшой частной телестудии, красивая женщина двадцати семи лет.

Василий – телеведущий, внешне спокойный, уверенный в себе мужчина лет тридцати.

Виктор – мужчина тридцати пяти лет, с непростым жизненным опытом, говорит с лёгким южным акцентом, иногда переходит на чистый русский язык.

Галя, двоюродная сестра Димы – легкомысленная молодая девушка лет семнадцати-восемнадцати.

Бой-френд Галины – не улыбающийся черноволосый парень лет двадцати.

Официантка – молодящаяся блондинка.

Ирина Владимировна, тётя Димы – серьёзный чиновник областного масштаба, выходец из старой комсомольской номенклатуры.

Писатель – серьёзный человек с гордо посаженной головой.

Поэт –  юркий человек.

Учёный – интеллигентный мужчина лет сорока, руководитель самодеятельного оркестра.

Пожилой прохожий.

Викентий – путешественник, одет как дервиш, с множеством разноцветных побрякушек-амулетов в длинных волосах, на груди дорогой фотоаппарат, которым он не пользуется. Двадцать пять лет.

Студентка.

Художник – человек с чапаевскими усами.

Толпа народа, в которой мелькают и вышеозначенные действующие лица.

Декорация спектакля может быть совершенно условная, с минимумом  реквизита: столы, стулья, кресло, телефон, какие-то абстрактные фигуры, изображающие скульптуры…

 

 

 

 

Первый акт

Картина первая

Раннее летнее утро. Пустая привокзальная площадь. По радио негромко звучит песня В. Трубина «Вершинка», которая вскоре перекрывается шумом проснувшегося города.   

             Неожиданно по площади быстро проходят несколько человек. За ними на середину площади робко выходит молодой парень в строгом чёрном костюме с галстуком и в кроссовках. На его голове белая бейсболка с надписью «Ай лав ю…», написанной кириллицей. В руках большая спортивная сумка и полиэтиленовый пакет с полуобнажённой девицей на фоне американского флага. В ушах маленькие наушники, провода от которых тянутся в нагрудный карман пиджака. Молодой человек широко открытыми глазами осматривается вокруг.   

              Неожиданно пространство площади заполняется гудящей толпой. Туда и обратно снуют семейные пары с чемоданами и сумками. Спешат молодые люди с модными рюкзачками за спиной, не переставая на ходу громко разговаривать по сотовым телефонам. Между ними старики и старушки, одетые по-рабочему, с огромными рюкзаками, пустыми вёдрами и лопатами, они почти бегут, опасно лавируя среди сограждан. У кого-то из стариков тащится на верёвочном поводке собака дворняга, у кого-то мяукает кошка в садке. Это дачники-садоводы и отдыхающие грядущего выходного дня. Все спешат, торопятся…

             Молодой человек пытается что-то спросить у людей, но они его будто не видят и не слышат. У каждого из них свои проблемы, свои дела.

             Звучит гнусавый голос из вокзального радио: «Внимание, внимание! Пригородный поезд до Малых Кузьминок отправляется с третьего пути. Повторяю. Пригородный поезд до Малых Кузьминок отправляется с третьего пути».

              Площадь мгновенно пустеет. Слышен шум отходящей электрички. На площади по-прежнему остаётся всё тот же молодой человек.

Появляются телевизионщики. Они нагружены камерой и осветительными приборами.

 

Василий (услышав шум уходящей электрички, останавливается).  О, чёрт!.. Всё, опоздали!

Антонина (Василию). Ну говорила же, надо было сразу «тачку» хватать и ехать, а не ждать этого козла.

Виктор (подходит, задыхаясь, и говорит, плохо ворочая языком). За козла ответишь, красотуля.

Антонина (Виктору). Заткнись, алкаш! Вот что ты творишь, что вытворяешь? Сколько из-за тебя нагоняев можно получать?

Виктор.   Я личность творческая: хочу – творю, хочу – вытворяю! А вы как знаете.

Василий.  Врезать бы тебе сейчас…

Антонина.  Тоже мне нашёлся творец! Что теперь делать-то? Что?

Виктор.  Не знаю. Я спать хочу. Подняли ни свет ни заря: снимай, снимай!..

Василий. Как подняли, так и уроним. (Решительно ставит аппаратуру на землю.)

Антонина (нервным жестом останавливает Василия). Но не мы уроним, не мы, а начальство. Оно всё сделает в рамках закона. Всё… в рамках. Понял, Вася?

Виктор.  Токо пугать не надо. Не надо меня пугать.

Антонина.  Совести у тебя нет, Виктор.

Виктор.  И денег тоже.

Антонина. Тьфу!

Виктор. Ну шо ты хочешь от моей жизни? Уже стой и не спрашивай вопросы… Вы мне мешаете впечатляться перед работой!

Антонина. Перед работой? Где она, работа? Вот где она, твоя работа!  (Показывает на пустую площадь.)

Виктор. Тоня, если у тебя такое большое желание работать, сядь, посиди, золотко, и всё пройдёт само собой. По себе знаю. Успокойся!

Антонина. Господи! Как об стену горох! Тебя же запросто с работы турнуть могут. И нас с тобой заодно.

Виктор. Да уймись ты! Никто вас не турнёт. И меня тоже. Кризис классных специалистов в стране. Разве не слышали? Вот кто ещё у нас в городе может так снять натуру, шо… просто ах!

Антонина.  Вот именно, «швах»!

Виктор (с вызывающей наглостью). А где наш шофёр-осветитель? Где Макс? Опять на рыбалку редактора повёз, а нам баки заливает, шо у него зажигание барахлит?

Антонина (с угрозой).   Витя, не плюй против ветра, здоровее будешь.

Виктор. Тоня, не расчёсывайте мне нервы, пожалуйста! Я и так здоровее всех живых.

Василий  (Антонине).  Ну и что будем делать? Как выкручиваться?

Антонина. Не знаю. Ей-богу, не знаю! Следующая электричка через три часа.

Василий. И кто нас будет там ждать столько времени?

Антонина. Не знаю. Сегодня пятница. Между прочим, укороченный день перед праздником. Если до вечера не привезём отснятый материал, завтра никто его монтировать не будет. У всех законный выходной.

Василий. У всех, кроме нас.

Антонина (Виктору). У-у, раздолбай! Урод! Всё из-за тебя. Плакала премия за квартал. Не видать мне новой итальянской сумочки. Зря отложила у продавца.

Виктор. Выходит, не токо у меня вчера была прекрасная надежда на светлое будущее… Впрочем, в прошлом у всех у нас когда-то было прекрасное будущее…

Антонина.  Настроение на все выходные испортил. Дебил!

Виктор. Улыбайтесь сегодня, Тоня, завтра будет ещё хуже. Уверяю вас конкрэтно.

Антонина. Типун тебе на язык!

Виктор. Эх, вечером все на шашлыки поедут, а мы куда? Хоть быстрее бы определились, неудачники.

Василий. Я бы тебе сказал куда, Феллини грёбаный.

Антонина.  Ехать надо в Малые Кузьминки.

Виктор. Вы шо, спешите опохмелиться скорее, чем я?! Остыньте. Отдышитесь.

Василий.  Заткнись, я за себя не ручаюсь.

Виталий. Тоня, я не могу его слышать, потому что я уже не могу его видеть!

Антонина. Господи, как я-то тебя не хочу видеть! Пьянь ты рваная!

Виктор. Да, пьянь, а что?.. Я пью не для того, чтобы пьянеть, в отличие от вас, а чтобы… дезинфицировать душу. Она у меня болит. Понимаете? Болит. За нас с вами, между прочим.

Антонина. Стоп!.. Какое у нас редакционное задание? Сделать репортаж о молодёжи Малых Кузьминок.

Василий.  И что?

Антонина (показывает глазами на площадь).   Вон парня видите?

Виктор. Цыплёнка деревенского?

Антонина. Вот именно, деревенского. Чую – он из Кузьминок. Только что с электрички. Стойте здесь, я сейчас. (Идёт к молодому человеку, на ходу поправляя причёску.) Молодой человек, можно вас на минутку?

Молодой человек.  Вы меня?

Антонина (подходит к парню). Да, вас, вас! Здравствуйте!

Молодой человек. Здравствуйте!

Антонина (достаёт и показывает удостоверение). Телеканал  «Местные новости». Режиссёр Антонина  Петровская. Надеюсь, вы видели наши репортажи по ТиВи?

Молодой человек (смущаясь).  Ещё бы. Я всегда вас смотрю.

Антонина.  Как вас зовут?

Молодой человек. Димка… Дима.

Антонина.  А полностью?

Дима. Дмитрий Петрович Коробов.

Антонина.  Очень приятно, Дима. Можно, я так буду вас называть?

Дима. Конечно, можно. И-и.. И на «ты», пожалуйста, я не привык, чтобы ко мне взрослые на «вы» обращались. У нас все в Кузьминках на «ты» к младшим. На «вы» очень уж как-то официально получается.

Василий (тихо).  Вот лопух! Хорошо, хоть старухой не назвал.

Виктор. Сразу видно – деревня. Никакого культурного обхождения с красивой женщиной. Вася, а ты посмотри, какая всё-таки у нашей Тони тазобедренная композиция! А? Просто шик!

Василий. М-да!.. Впечатляет!

Виктор. А я шо говорю? Занялся бы на досуге.

Василий.  Извини, я не пишу служебных романов.

Виктор. И мне недосуг. Жаль! Какой прекрасный сюжет пропадает!

Антонина. Я так и думала, что вы… – Прости, ты! – Что ты из Кузьминок. Больших или Малых?

Дима. Из Малых. Большие вообще давно загнулись. Ой, простите!.. У нас все так говорят.

Антонина. Да ничего.  И у нас в городе те же грабли. Не город, а большая деревня. (Машет рукой съёмочной группе.) Давайте сюда! (Собрав вещи, ребята подходят.) Понимаешь, Дима, мне нужно сделать небольшой сюжет о ваших Кузьминках, не мог бы ты мне в этом помочь?

Дима.  Вам? Я?

Антонина. Ну да, ты. И мне. (Подходят Виктор и Василий.) А это… Познакомься, это наша съёмочная группа. Василий – журналист, и телеоператор Виктор.

Дима (Василию).  Ой, а я же вас знаю. Вы всегда по телеку репортажи ведёте.

Виктор.  Он у нас один такой… красавчик незаменимый.

Антонина.  Виктор!..

Виктор.  «Молчи, язык мой, ни словечка, одни глаза пусть говорят».

Дима.  А что я должен делать?

Антонина.  Пока не знаю. Но что-нибудь придумаем по ходу пьесы.

Виктор.  Ага, обязательно придумаем! Пипл всё схавает.

Антонина (злым шёпотом Виктору).   Тебя не спрашивают. (Диме.) Так, для начала расскажи о себе – кто ты, что ты?

Дима. Дмитрий Петрович Коробов.

Антонина. Ну, это мы уже слышали… Василий, помогай. Тебе же вести репортаж. Разговори человека.

Василий. А я-то что?

Антонина. А я что?

Василий.  Ну пусть расскажет, зачем сюда приехал. К кому, почему?..

Антонина (шёпотом).   Виктор, ты снимать будешь? Быстро за работу. Доставай камеру.

Виктор. Пжалста!.. Шо кричать-то?

Антонина. Господи, что за люди! Почему я-то должна вашу работу за вас делать?

Виктор  Начальство потому что. (Неторопливо достаёт камеру.) Поехали. Через пару минут снимаю.

Антонина (Диме).  Не обращай на него внимания. Он и через полчаса готов не будет.

Виктор. Не скажите, мадам.

Антонина.  Мадемуазель, между прочим.

Виктор.  Даже так? С чего бы это?

Антонина.  С перепугу. (Поправляет причёску.)

Василий (Диме).  Ты чего сюда приехал?

Дима. В институт поступать. Вчера выпускной был. Вот, аттестат получил. (Достаёт аттестат, показывает.)

Виктор.  И ты трезвый? Я бы неделю не просыхал.

Антонина.  Так то ты. Нынче у молодёжи другие приоритеты.

Виктор.  Ну да – герач и амфитомины.

Василий (рассматривает аттестат). Ты смотри, отличник! Молодец! Ну а здесь что околачиваешься?

Дима. Автобус жду. Тётка должна была встретить и не приехала. А я номер рейсового автобуса не знаю. И вообще я здесь, в городе, с мамкой в детстве всего один раз был.

Василий.  Понятно.

Антонина. Тётка ваша деревенская?

Дима.  Была.

Василий.  А что так?

Дима. В деревню редко заглядывает, лет восемь уже не приезжала. Шишка она здесь у вас городская.

Антонина.  Это кто ж такая?

Дима.  Малиновская Ирина Владимировна.

Все от неожиданности на секунду замирают.

Виктор (чешет затылок).  Ёпрст!

Антонина (обалдев).  Вот вам и тема репортажа.

Василий (после небольшой паузы).  Ребята, у меня идея!.. Скандально-резонансная.

Виктор. Выдавай на-гора, не томи душу.

Василий.  Нет, мне её самому вначале надо обмозговать, продумать. Потом пошепчемся.

Виктор. Вот всегда так: вякнет про что-нибудь одним словом, потом клещами из него всё предложение вытаскивай. Господа, я официально заявляю: это не работа. Я же должен знать, что снимать.

Василий.  Сказал – потом, значит, потом. Тоня, отойдём в сторонку.

Виктор.  Нет, правда, Тоня, что за тайны мадридского двора?

Антонина. Мы на минутку, понял?.. На минутку. Извини, Дима!

Василий и Антонина отходят в сторону.

 

Картина вторая

Подъезд дома Малиновской. Входит Дима и все телевизионщики. Виктор с камерой на плече готов к съёмке. Все говорят очень тихо.

Дима.  Ага!.. Кажется, эта квартира.

Антонина. Ну вот и всё, начали с богом. Поздравляю вас, господа! Надеюсь, сумочку я всё-таки куплю.

Виктор. Лошадь с началом пахоты не поздравляют.

Василий. А ты точно похож на мерина. Как это я раньше не замечал?

Виктор. Вася! Что бы вы обо мне ни думали, я таки лучше.

Антонина. Тише вы! Разорались. (Диме). Звони.

Василий (Виктору). Снимай.

Виктор включает камеру, Дима звонит в звонок. Звонит долго, никто не отвечает.

Антонина. Да что они там умерли все, что ли?

Виктор. Может, постучать?

Антонина. По голове бы тебе постучать. Не соображаешь, в каком доме работаешь?

Виктор (переставая снимать). Они спят. Точно, спят. Они же нормальные люди, в отличие от нас.

Антонина. Ты на часы посмотри, уже скоро десять, а у неё рабочий день с девяти.

Виктор. Ну, не знаю.

Антонина (Диме). Звони ещё.

Дима звонит. Из-за двери слышится сонный детский голосок.

Голос.  Кто там?

Виктор (тихо). Я же говорил – спят. (Снимает).

Дима. Эта квартира Малиновских?

Голос. Да. А вы кто?

Дима. Я Дима.

Голос. Какой Дима?

Дима. Дмитрий Петрович Коробов. Племянник Ирины Владимировны.

Голос. Ну и что, что племянник? Что надо?

Дима. А ты кто такая?

Голос. Неважно. Что надо, спрашиваю?

Дима (растерянно). Так я это… Я к вам в гости приехал из Малых Кузьминок. Жить у вас буду.

Голос.  А-а… А кто это с тобой?

Дима. Телевизионщики. Они про наши Малые Кузьминки репортаж снимают.

Голос. Они что, тоже у нас жить будут?

Дима. Да нет, они местные.

Голос. То-то, я вижу, лица знакомые.

Дима. Ну так что, откроешь?

Голос. Не-а.

Дима. Почему? Тебе что, тётя Ира не сказала, что я приеду?

Голос. Сказала – не сказала, а не открою и всё. Вдруг вы бандиты. Дома никого нет. Я одна. Идите отсюда, я сейчас в полицию позвоню.

Слышатся нарочито громкие, но затихающие шаги по квартире.

Дима. Эй, куда ты?

Антонина. Всё. Съёмка окончена. (Диме.) И кто это был?

Дима. Понятия не имею.

Виктор (снимая камеру с плеча). Ну и какие последние надежды на квартальную премию?

Антонина. Да пошёл ты!

Василий. Нет, дай, Тоня, я его урою.

Антонина. Я тебе урою! Кто вместо него снимать будет?

Виктор.  Было бы что снимать.

Василий. Тоня, разреши хотя бы разок приложиться, а!

Антонина. Хватит, я сказала! Пошли отсюда.

Василий (Виктору). Скажи ей спасибо.

Виктор. Спасибо, Тоня! Я вас искренне уважаю, хотя уже забыл, за что!

Телевизионщики уходят. На площадке остаётся обескураженный Дима. Внезапно открывается дверь, выскакивает полуодетая Галина.

Галина. Димка, ты в своём уме? Припёрся в такую рань, да ещё с телевизионщиками!

Дима. Привет, Галя!

Галя. Привет! Значит, так. Сумку давай сюда, сам гуляй часок-другой на свежем воздухе, потом приходи.

Дима (отдаёт сумку и пакет).  На!.. А что так таинственно?

Галя. Потом расскажу.

Дима. А мать где?

Галя. В Караганде. На работе, где!.. Где в десять утра она может быть? А вообще, мать давно живёт на даче. Я здесь одна. Ну… почти одна. Но если проболтаешься!.. Убью!

Дима. А что это за девчонка?

Галя. Какая девчонка?

Дима. Ну та, которая через дверь разговаривала?

Галя (голоском девочки). А ты не узнал? Вот тюфяк! (Своим обычным голосом.) Ну ладно, иди, догоняй своих киношников, а то они снова, чего доброго, сюда припрутся.

Дима. Хорошо.

Галя. И раньше двенадцати не приходи. Понял?

Дима. Понял. (Уходит.)

Из двери высовывается взлохмаченная голова парня.

Парень. Кто это?

Галя. Двоюродный брат.

Парень. И чё приходил?

Галя. Жить у нас будет, вот чё.

Парень. Жить? А нам с тобой это надо?

Галя. Посмотрим. Иди в дом, герой-любовник!

Галя молча заталкивает парня в квартиру и заходит в неё сама.

 

Картина третья

Улица. Съёмочная группа и Дима. Мимо них в разные стороны вереницей проходят люди. Дима, закрыв глаза, слушает музыку через наушники.

Антонина. Ну и каков план действий?

Виктор. Война план покажет.

Василий. Нужно пробиваться к Малиновской.

Антонина. Неплохо бы ей позвонить вначале.

Василий. Дима! (Дима молчит.) Дима! (Трясёт Диму за плечо.)

Дима. А… Что?

Виктор. Ты уже здесь или уже там? Давай одно из двух: или мы работаем, или я иду спать.

Дима (вынимает наушники из ушей).   Работаем. Конечно, работаем.

Василий. Что слушал?

Дима. Кирюшкина. Соната «Послание Космоса».

Василий. Кирюшкин? Никогда не слышал такого композитора.

Дима. Да вы что? Это же наш местный автор. Его сейчас на Западе очень хвалят. Премии всякие дают, на международные фестивали приглашают.

Антонина.  Наш? Местный?

Дима. Ну да. Окончил наше музыкальное училище, поехал в московскую консерваторию, а оттуда уже по всему миру.

Виктор. Диссидент или голубой?

Антонина. Виктор!

Виктор. Да. Я готов послушать за вашу просьбу.

Антонина. Виктор!

Виктор. Нет, а шо такое?

Дима. Нет, что вы! Он… нормальный.

Виктор. У нас все талантливые люди нормальные, пока политикой не занимаются или в загранку не съездят. А особенно если вступят в какую-нибудь партию, да окажутся при денежной должности – всё. Нет человека. И, главное, мужика нет. Одна Кончита с бородой.

Василий. Партии-то здесь при чём?

Виктор. А вот при том. Наш глава департамента культуры когда заголубел? Вот то-то и оно. Сейчас политика и голубизна – близнецы-братья, нога в ногу шагают. Запад весь стал просто ультрамариновым.

Василий. Ультрамарин – это всё же глубоко насыщенно синий цвет с сиреневатым отливом.

Виктор. А мне всё равно, я – дальтоник и не специалист по голубым и розовым оттенкам.

Антонина. Хватит трепаться! Дима, звони тёте, скажи, что придёшь через минут двадцать. А мы позвоним чуть позже и придём сразу после тебя. Понял?

Дима. Понял. А зачем сразу?

Василий. Ну как ты не понимаешь? Мы снимем вас вместе. Так сказать, семейный портрет в интерьере департамента культуры.

Виктор. Кадр будет вкусный! Встреча через восемь лет. И всё в цвет. О, я даже стихами заговорил.

Дима. А этот… начальник департамента, всё ещё там работает?

Антонина. К счастью, нет. Его… перевели в другое культурное заведение. В ботанический сад, к растениям. Так безопаснее.

Василий. Для растений.

Виктор. Ну да, с растениями голубые ещё, кажется, не экспериментировали.

Антонина (хватается за голову).   О-о-о, мужики! С вами с ума сойти можно.

Дима. А-а.

Виктор. Ты смотри, испугался парень. Испугался! Правильно мыслишь, Дима. У нас в искусстве кто не голубой – тот не талант! Возьми на заметку, пригодится, если будешь поступать в институт культуры.

Антонина (даёт Виктору подзатыльник).  Ещё раз пикнешь, и я тебе выпишу рекомендацию в правящую партию. На хлебное место.

Виктор. Тоня, не делайте мне беременную голову, пожалуйста! Шо за дела? Мне таки стыдно ходить с вами по одной улице. Народ же кругом!

Антонина. Не трогай парня.

Виктор. Да кто его трогает? Я же не бывший глава департамента культуры. Я настоящий натурал. Мужик!

Антонина. Ты меня понял, мужик?

Виктор. Да понял, понял.

Дима. Антонина, вы зря так на Виктора, я всё понимаю… Я…

Василий (Диме). Звони! И лучше помолчи.

Дима достаёт мобильный телефон.

Виктор.  Стой!

Антонина.  В чём дело?

Виктор.  Я имею кое-что сказать.

Антонина.  Очередную пошлость?

Виктор.  А вот и нет. Ошибаетесь, гражданин начальник!

Антонина. Хорошо, говори.

Виктор. Зачем ей звонить? Она же ж его всё равно сюда, к дочке отошлёт.

Антонина.   Да, твоя правда.

Василий. Тоня, ты его почаще по головке стукай, может, мозги на место встанут.

Виктор. Не омрачай приятное полезным.

Антонина. Господи, когда вы только наиграетесь? Ведь взрослые люди!.. Шуты гороховые!..  Сделаем по-другому. Я ей звоню, и назначаем встречу. (Диме.) А ты к ней в кабинет прямо перед нами проскочишь. Скажешь – дома никого не было, решил к ней зайти… То да сё… (Достаёт сотовый телефон и звонит.) Думаю, найдёшь, что сказать родной тётке… Здравствуйте!.. Телеканал «Местные новости». Режиссёр Антонина Петровская. Можно соединить с Ириной Владимировной?.. И надолго?.. Понятно. Тогда… передайте, пожалуйста, что мы собираемся сегодня к ней зайти после обеда… Спасибо! Я вам ещё перезвоню.

Василий. Куда-то уехала?

Антонина (прячет телефон).  Совещание у губернатора.

Виктор. Вот невезуха! И так жрать хочется…

Василий. Тебе бы только пожрать и выпить.

Виктор. Не только!.. Я так настроился на качественную съёмку… Такое настоящее рабочее настроение пропадает! Уважаемый Василий, можно, я пну ваш софит?

Василий. Я тебе пну. Я тебе пну!

Все, взяв вещи, уходят.

 

 

 

 

Картина четвёртая

Уличное кафе. За столиком вся съёмочная группа и Дима. Они только что отобедали и выпили. Официантка убирает бутылку из-под вина, посуду и рассчитывает их. Изредка мимо столиков по улице проходят люди.

Официантка (протирает столик и кладёт на него счёт).   Вот счёт.

Виктор (достаёт кошелёк).  Меа кульпа, что по-русски означает – моя вина. Проспал – плачу за всех.

Дима. Зачем же, я сам могу за себя заплатить. У меня деньги есть.

Василий. Успокойся, малыш, не мешай Вите куражиться. Он сегодня при деньгах, сегодня его день.

Виктор (демонстративно вынимает из кошелька деньги крупной купюрой и кладёт на счёт.) Сдачи не надо. Мы ещё немного посидим у вас. Можно?

Официантка (быстро прячет деньги). Пожалуйста, сидите, мне-то что?

Официантка уходит, унося на подносе посуду.

Дима (лезет в карман за деньгами). Нет, я всё же так не могу.

Виктор (придерживает его руку). Молчи, тебя не спрашивают. И потом, это вместо гонорара. (Антонине.) Правильно я говорю?

Антонина. Когда ты говорил неправильно?

Василий. Особенно если платил за всех.

Дима. Мне всё равно неудобно.

Антонина. Дима, за всё в этой жизни нужно платить, и всё имеет свою цену. Ты с нами сегодня целый день потеряешь, а он за вчерашнее весь кошелёк вывернет наизнанку, уверяю тебя. Я его давно знаю.

Виктор. Ну, сильно-то вы рты не разевайте, я же не Ротшильд. Раз в месяц можно и погулять в своё удовольствие, но не больше. Правда, Вася?

Антонина. Ты не Ротшильд, Витя, ты – джентльмен.

Виктор. Джентльмен из Одессы.

Василий. Ой, как мне всё это надоело, Витя! Сплошной провинциальный КВН. Только юного Маслякова не хватает.

Виктор. А Димка на что?

Антонина. Действительно, Виктор, ну что ты всё одесситом прикидываешься? Ты же родился в каком-то Крыжополе. Мы все это прекрасно знаем, и делаем вид, что верим тебе. При нас бы хоть не гнал пургу и Диме лапшу на уши не вешал.

Виктор (спокойно). Ну и что? Укусить побольнее хочешь, змея подколодная?

Антонина. Ну вот, я уже и змея. Начинается!

Виктор. Я, может, всю жизнь мечтал жить у самого синего Чёрного моря. А ты мне в душу плюёшь.

Василий. Ну и вали туда, к Чёрному морю… А я к тебе в гости приезжать буду, с женой, с детьми и с тёщей.

Виктор. Вас только мне не хватало в моих мечтах. Тёщи мне и свои до сих пор поперёк горла стоят.  Нет, я имею таки гордость. Да, я  – коренной крыжополец! Но Одесса мне ближе. И не надо мне делать нервы, их есть кому портить без вас!

Василий. А я патриот нашего интеллигентного сибирского города. И мне неприятно, что ты иногда ведёшь себя в нём, как последний Макаревич.

Виктор. Нет, ну вы посмотрите на этого патриота за мой счёт!

Василий. Да отдам я тебе твои три копейки с получки. Успокойся.

Виктор. Можешь-таки оставить их себе. Для интеллигентных поцриотов нашего северного края мне ничего не жалко… Даже три копейки. Всё равно пропьём вместе.

Василий. Нет уж, ты меня завёл: должен – верни. И я верну.

Антонина (слегка ударяет ладонью по столу).   Прекратите!.. Что делать-то будем?

Василий. Может, в городе ещё кто-нибудь из Малых Кузьминок проживает?

Антонина. А ты думаешь, они там все за свою деревенскую избу держатся? Больших Кузьминок уже в помине нет. Все давно разбежались, у Димы спроси.

Василий. Все не все, а кто-то мог и у нас здесь подняться вверх по социальной лестнице. Выросла же эта… его тётя.

Антонина (Диме). Ну, колись. Есть ещё кто-нибудь в городе из вашей деревенской дыры уровня Ирины Владимировны?

Дима. А я откуда знаю? Если и есть, то думать надо, вспоминать.

Виктор. Так вспоминай. Времени-то уже осталось с гулькин нос.

Входит Галина и её парень. Увидев Диму, Галина  останавливается перед его столиком. Парень походит к свободному столику, садится и берёт в руки меню.

Галина (увидев брата). О! Привет, артист! И ты здесь?

Дима (смутившись).  Ну да, здесь. Привет!

Галина.  Быстро ты, однако, акклиматизировался. Молодец!

Дима. Да я…

Виктор (Диме).  Это кто такая?

Дима.  Галина, сестра.

Виктор.  Ах, сестра! Это та, которая нас в дом не пустила?

Галина. Она самая. Что, обиделись?

Антонина. Не очень.

Виктор (показывает рукой на парня).   А это кто?

Галина. Мой бой-френд. А что?

Виктор. М-да! Больно мелковат. Да и молод. Для такой девушки, как ты, нужен мужчина посолиднее, поопытнее, например, как я.

Парень. А по морде от малолетки не хочешь, солидный мужчина?

Виктор (встаёт). Шо?

Василий (встаёт). Молодёжь-то совсем охамела. Придётся поучить, как со старшими разговаривать.

Антонина (спокойно). Мальчики, нам ещё работать. У меня нет времени вас потом из ментовки вытаскивать.

Виктор.  Ещё чего? Мы сейчас…

                   В это время бой-френд, встав из-за стола,  в два приёма укладывает обоих мужиков на пол.

Парень (Галине).  Пойдём в другое кафе. Здесь меню позавчерашнее. Ещё отравимся.

Дима встал и стоит столбом.

Галина.  Пока, братик!

Дима.  Пока!

Галина.  Побереги своих дружков. Очень уж они у тебя прыткие.

Галина и её бой-френд уходят.

Антонина (осторожно подходит к Василию и Виктору). Аллё, мальчики!.. Вы ещё живы?

Виктор (приподнимаясь).  Шо это было?

Антонина.  Чемпион области по боям без правил. Я у него брала интервью год назад. Сразу не узнала.

Василий. Теперь и мы его… знать будем.

Виктор. И мы… взяли интервью. (Антонине.) И не надо так на меня молчать! Я ещё пока не римская статуя «Умирающий галл».

Начинают собираться люди, приходит официантка. Подходит к Василию.

Официантка.  Что с вами? Может, «скорую» вызвать?

Василий.  Не надо «скорую».

Официантка. Полицию?

Антонина. Полицию тем более. Давайте вставайте, мужики. Вставайте, вставайте! Нам уже пора уходить.

Василий и Виктор, постанывая, встают.

Официантка (толпе). Ну чего собрались? Здесь не цирк. Расходимся, расходимся. А то я с вас за просмотр деньги начну собирать. (Народ расходится.) Зря вы с ним так, Василий. Он же безбашенный.

Василий.  Вы с ним знакомы?

Официантка. Как и с вами. Он в последнее время завтракает здесь с подругой и почти каждый раз скандалы. Правда, вы первые, с кем он так… жёстко.

Антонина. Мы же особенные… Мы всегда и во всём особенные. Правда, мальчики?

Официантка.  Конечно, особенные. Кто не знает Василия Голубева? Все в городе знают.

Виктор. Он, этот… чемпион, не знает.

Антонина. Может, наоборот, знает. Всё, поехали. Поехали, поехали.

Виктор.  Кудой-тудой поехали?

Антонина.  На кудыкину гору. Кудой! Пошли, говорю, пока полиция не приехала.

Все собирают вещи съёмочной группы.

Официантка. Приходите ещё.

Василий. Да нет уж, спасибо! Нам и одного раза хватило с лихвой.

Антонина. Какие же вы, мужики, идиоты. Если мой ребёнок когда-нибудь будет таким, как вы – прибью.

Василий. Ну, мать, ты жестокая!

Виктор. Ты и нас не любишь, не жалеешь. Загоняла в доску.

Антонина. Да, я такая. За что вас жалеть? За пьянку и лень?

Виктор. Вот так послушаешь женщин, у всех у них гениальные дети… Те, кто остался в живых, конечно. И все – от мужей идиотов…

Все уходят.

 

Картина пятая

   Снова улица, по которой постоянно ходят люди. Съёмочная группа едва плетётся под тяжестью груза.

Виктор.  Вася, не бежите так шустро, а то, не дай Бог, догоните свой инфаркт.

Василий. Тебе хорошо, с утра хряпнул – и целый день свободен, а каково мне с тобой?

Виктор. Кто тебе вчера мешал культурно провести шикарный вечер в хорошей компании?

Василий. Совесть.

Виктор. Василий, не делайте мне смешно… Где мы едем? Ну шо вы молчите, как рыба об лёд?

Антонина. Ослеп? Залил глаза, и города уже не узнаёшь? Вон табличка на доме.

Виктор. Я сказал в смысле «куда идём»?

Антонина. Так так и говори: куда идём?

Виктор. Не надо на меня наезжать… а то буду жаловаться в центральную прачечную.

Антонина. Идиота кусок!

Виктор. Шоб вы были мне все здоровы…  И долго мы будем как бомжи слоняться по улицам?

Антонина (останавливается). Критикуя – предлагай дело. Так раньше говорили.

Все останавливаются и ставят вещи на землю.

Виктор. Объясняю по-русски. Надо где-то… притормозить. Передохнуть. Я совсем выдохся.

Василий. В кафе уже тормозили.

Виктор. Какая ты всё же… зануда, Вася! Босоту от приличных людей отличить не можешь. И за шо тебя девчонки любят? Ни капли романтики.

Василий. Зато у тебя её на десятерых хватит.

Виктор. Вася, купите на Привозе петуха и морочьте ему голову… Сегодня день был… аж спину ломит – устал. Надо пожалеть свой организм.

Василий.  Попроси чемпиона, он тебе ещё разок массаж сделает.

Виктор. Успокойтесь, дорогуша! Ваша пудра плохо ложится на мой мозг. (Диме.) А ты чего молчишь, деревенский житель? Не устал разве, пейзанин?

Дима. Нет. Просто надоело бегать без толку по вашему городскому асфальту. Ноги уже гудят от бестолковщины.

Василий. По деревне соскучился? По земле-матушке?

Дима. Да нет, как-то… неуютно себя чувствую в городе.

Виктор. Оба-на! Где та ненормальная тётя этого мальчика? Он пока тут, она – никто не знает где, а ему это надоест и он уедет, а ей где потом всё это вернуть?

Антонина. Да помолчи ты, джентльмен с Привоза!.. А что, если нам всё же съездить в Малые Кузьминки? Как думаете?

Виктор. То молчи, то не молчи… Ей-богу, вас, женщин, не поймёшь!

Василий. Нет, не стоит, это уже повтор без гарантий.

Виктор. Вася, закрой таки рот с той стороны, дай Тоне спокойно сделать себе мнение.

Антонина (в задумчивости).   Он мне не мешает, скорее, наоборот.

Виктор (Василию). Вот видишь, наш начальник интеллигентный человек. Не хочет тебе делать замечание при посторонних. Правильно я говорю, Дима?

Дима. Извините, Виктор, но мне скучно с вами и… грустно как-то.

Виктор. Ай-яй-яй!.. Шо я вижу? У ребятёнка ностальгия в открытой форме. Ничего, щас я сделаю тебе скандал, и нам всем будет жутко весело.

Антонина. Прекрати, Виктор!.. Будь вежливее и веди себя скромнее. Ты на работе, а не в кабаке. Мы здесь не одни всё-таки. И для Димы мы совершенно чужие, посторонние люди с дурными привычками и дурным вкусом.

Виктор. Да ты шо? Дима свой человек. Или будет своим. А я такой вежливый, даже если утром кого-нибудь куда-нибудь пошлю на… Кхм-кхм!.. вечером перезваниваю и интересуюсь, как он туда добрался… Шо ты мне строишь глазки? Шо, я похож на памятник Дюка? Или я шо-то сказал такое, шо нонешняя молодежь впервые слышит?

Антонина. Дура я!..  Боже, какая же я дура!

Виктор. Это что-то новенькое! Неужто в нашем государстве началась компания критики и самокритики среди начальства?

Антонина. Кретины!

Виктор. Кто, мы?

Антонина. И вы тоже!.. Миусов!!!

Виктор. Шо – Миусов? Кто такое Миусов?

Василий. Молодец, Тоня! Молодец! (Диме.) А ты чего молчал? Он же из твоих Малых Кузьминок.

Дима. Так я думал, вам чиновники нужны. А Миусов – он же совсем не то.

Антонина. То!!!.. Самое то!

Виктор.  Боже ж ты мой! Какой я-то кретин! Я же с него не один сюжет снял. Тоня, ви голова!

Антонина.   Наконец-то до тебя дошло. Мальчики, по коням! Вперёд!

Взяв вещи, съёмочная группа быстро уходит.

 

Картина шестая

Мастерская скульптора Миусова. В ней традиционно много народа. Посередине огромный стол, за которым сидят несколько поклонников мастера, ещё несколько человек ходят и сосредоточенно рассматривают скульптуры, другие о чём-то негромко переговариваются, третьи слушают выступающих. На столе бутылки с дешёвым вином, стаканы и закуска из плавленых сырков, пряников и шоколадных конфет. Тут же разбросаны книги, газеты и журналы. Собравшиеся читают стихи, поют бардовские песни, певцам подыгрывает самодеятельный оркестр из числа тех же поклонников хозяина мастерской. Публика разношёрстная. Здесь и солидно одетые пожилые граждане, и молодой человек, разодетый словно дервиш, с множеством побрякушек-амулетов в длинных волосах, и совсем юные создания в модной одежде. Сам Миусов примостился где-то в уголке и что-то лепит из глины. Рядом с ним деревянный чурбан, в который воткнут небольшой плотницкий топор. Недалеко от Миусова сидит художник и рисует портрет Студентки, застывшей в неестественной позе. За всё время действия Миусов  появляется у стола только три-четыре раза и то буквально на секунды, словно проверяет, всё ли в порядке у посетителей. По-настоящему мастерская Миусова напоминает клуб творческой интеллигенции города, которой просто негде, да по сути и незачем собираться.

             Слышна какофония звуков, это старательно настраивают инструменты музыканты.

             Открывается дверь мастерской, и в неё первой входит Антонина. За ней появляется съёмочная группа. У Виктора камера уже готова к съёмке, и он сразу начинает кое-что кусками снимать.

 

Антонина (весело и громко). Здравствуйте, господа!

Все шумно приветствуют вошедших.

Миусов (из своего угла, не вставая с рабочего места). О, кого мы видим! Привет!

Викентий. Какие люди!

Поэт. Привет работникам родного телевидения!

Художник. Салют коллегам по искусству!

Василий. Взаимно.

Викентий. Как поживаете?

Виктор. Не хочу вас расстраивать, но лично у меня всё хорошо.

Поэт (показывает Василию шахматную фигуру).  Может, партейку распишем, гроссмейстер?

Антонина (всем сразу).   Всё, всё, всё!.. Все разговоры, шутки, игры и политические дискуссии потом. Сейчас работать, работать, работать!

Поэт. Начало впечатляет!

Викентий. Вот он, матриархат в действии. Уже и о политике мужикам нельзя поговорить.

Антонина. А вас, Викентий, я бы попросила помолчать.

Викентий. Почему это я должен молчать?

Антонина (тихо). Вам объяснить при всех, начиная с вашего мичуринского участка?

Викентий (тихо). Пожалуй, нет. Я… лучше помолчу с вашего позволения. (Отходит от Антонины.)

Антонина.  Я так и думала… (Громко.)  Василий, Дима, чего стоим? За работу!

Антонина, Василий и Дима деловито и основательно распаковывают и расставля-ют осветительные приборы. Василий тихонько подсказывает Диме, что и куда пос-тавить. Дмитрий немного потрясён увиденным в мастерской знаменитости.

Виктор (Учёному, настраивающему гитару, одновременно снимая на камеру окружающих).   Привет лучшему гитаристу среди докторов наук и лучшему доктору наук среди гитаристов!

Учёный. Привет, шут гороховый! (Отворачивается  от Виктора и снова начинает настраивать гитару.)

Виктор. Уважаемый профессор, так вы будете меня слушать или мне забыть вас навсегда?!

Учёный. О чём с тобой говорить?

Виктор. А о чём вы говорили своим студентам двадцать лет подряд?

Учёный. Тебе всё равно не понять.

Виктор. Кто это сказал такую глупость? Щас, только шнурки поглажу, достану диплом физтеха – и я весь ваш.

Учёный. Да ты хоть помнишь, что такое формула Кирхгофа?

Виктор. Ой, не надо меня уговаривать, я и так соглашусь бесплатно на диспут с кандидатом наук! А сами-то вы ещё не забыли, шо такое закон Ома, гражданин аспирант?

Учёный. Я даже помню, сколько мы с тобой пропили в прошлый раз.

Виктор. И вы шо, после этого решили подрабатывать на жисть в этой забегаловке? Какая немыслимая трагедия! Наука много потеряет. Приобретёт ли искусство?

Учёный. Отстань!

Виктор. А вы знаете, в Одессе говорят: одной задницей на два базара много не заработаешь.

Учёный. Но и не потеряешь.

Виктор. Ваша правда, господин студент. Шоб вы так жили, как прибедняетесь!

Учёный. Отстань от меня, сказал!

Виктор. Чтоб ты был мне всем здоров! Друг называется! Шоб я вас так забыл, как я вас помню!

Виктор отходит от Учёного.

Писатель (с любопытством, но ни к кому конкретно не обращаясь). Поди, снимать будете?

Виктор (направляя на Писателя камеру). Вы меня спрашиваете или я здесь отвечаю?

Василий. А зачем же мы пришли, как ты думаешь?

Поэт. Ну мало ли зачем? Вот – вино попробовать.

Виктор. Хорошее, нет?

Антонина (Виктору с угрозой). Только попробуй!

Поэт. А что так строго, Антонина? Большой начальницей стала, что ли?

Антонина.  Он ещё вчера свою норму перевыполнил. Поэтому сегодня пашет, как папа Карло, без разговоров. Молча! Ясно?

Поэт. А-а!.. Ну тогда другое дело!

Виктор.  Пробовать – не значит пить. Это же две большие разницы.

Антонина. Только не в твоём случае.

Поэт (кривится). Да-а… винцо так себе, не очень. Много не теряешь.

Виктор.  Понятно. Шмурдяк, а не вино. Здесь и в лучшие годы хорошего не подавали.

Миусов (из своего угла).  Не зарывайся, одессит, иначе наливать перестанем.

Виктор.  Иди ты!..

Миусов. Не надо! Думаю, ты там чаще бываешь, чем я на свежем воздухе!

Виктор. Да шо вы уже такое знаете, Миусов, чего я вам ещё не рассказал?

Миусов. И шо вы, Виктор, разоряетесь без копейки денег?

Виктор. А ты откуда знаешь, что у меня пусто в кармане?

Миусов. А когда у тебя было не пусто после вчерашнего?

Виктор. У тебя шо, есть деньги, чтобы так себя вести с порядочными людями?

Миусов выходит из своего угла, и они дружески обнимаются с Виктором.

Миусов. Для тебя у меня всегда в загашнике кое-что припрятано.

Виктор. Так это ж тогда совсем другое дело! Пообщаемся после съёмок?

Миусов. А куда ж я денусь?

Миусов пожимает руки пришедшим.

Антонина. А работа?

Виктор. Работа – это святое. Не трогайте её, Тоня.

Антонина. У тебя работа святое? Трепло и бездельник!

Виктор. Мешай дело с бездельем, проживёшь с весельем. (Миусову.) Верно говорю?

Антонина.  С вами точно – с весельем. Но недолго. Для тебя, Витя, съёмки закончатся завтра утром. Понял?

Виктор. Тоня!..

Антонина. Я всё сказала. А ты, Миусов, не срывай        мне съёмку, иначе больше ни одного репортажа о тебе у нас не пройдёт.

Миусов. Понял, не дурак. (Виктору.) Извини, старик, отложим нашу встречу на завтра. Сам понимаешь, реклама – двигатель торговли. (Подходит к Диме). А это кто у нас такой молодой?

Антонина (Виктору). Снимай.

Виктор. Уже. (Снимает.)

Антонина. Это Дима. Наш новый сотрудник.

Миусов. А что он так вырядился по-праздничному?

Антонина. Первый день на работе, чем не праздник? Сразу после школы и к нам.

Миусов. Вот как! Похвально!

Антонина. Давай, Миусов, договоримся по-хорошему: мы тебя немного снимем для потомков и уйдём без скандала.

Миусов. После них. (Показывает на друзей.) Мне мимолётная слава уже не нужна, а им скандал для пиара не помешает. Извини, Тоня, у меня дела. (Уходит в свой угол.)

Антонина.  Вот ты всегда так. Скользкий, как угорь.

Виктор. Прямо Штирлиц какой-то.

Поэт. С кого первого начнём?

Антонина. С массовки. (Громко хлопает в ладоши. Наступает минутная тишина.) Господа, внимание! У нас будет небольшая съёмка. Делайте, что хотите, мы быстро снимем и отберём нужное. Потом озвучим. Главное, живите естественной жизнью. Такой вот будет у нас с вами бессюжетный сценарий.

Писатель.  Понятно. Сознательный поток бессознательного. Или наоборот.

Антонина. Ну да, вроде того. Начнём, пожалуй, с вас. (Показывает на Поэта и Писателя.) Постарайтесь разыграть сценку разговора двух людей с различным мнением об одном и том же.

Писатель. Понял. А о чём говорить?

Поэт. Может, о современной литературе в нашем лице? (Показывает на себя и на Писателя.)

Писатель. Или о текущем политическом моменте?

Антонина. Боже, только не о вашем творчестве и не о политике! Это не наша сегодняшняя задача.

Писатель. Тогда о чём?

Поэт. Может, о Кафке, о Достоевском, Метерлинке?

Писатель.  Маркесе, Платонове?

Антонина. Да хоть о чём, только не о литературе. Достала ваша начитанность и… беспристрастная комплиментарная критика друг друга. (Оглядывает мастерскую.) Вот хоть о топоре поговорите, только не на высокие темы.

Поэт. О топоре?!

Антонина. Да, о топоре. О скульптурах мастера мы уже снимали сюжет и говорили, а вот о его инструменте ещё нет.

Писатель. Оригинально! Полный сюр!

Поэт (Писателю). Мистицизм и символизм.

Писатель. Нет, это современный русский сюрреализм, поднимающий широким массам радостное настроение, внушающий русскому народу интерес к жизни и благоговение перед нашей великой матушкой-природой.

Поэт.  А я говорю…

Антонина (громко). Начали!.. Стоп!.. Бутылки со стола уберите. Как-то не так-то… Боюсь, в редакции нас не поймут. Да и в городе… не очень, знаете ли…

Толпа быстро убирает бутылки, стаканы и наводит относительный порядок на столе.

Антонина.  Начали!

Поэт. Стоп!.. Я не готов. Мне нужно собраться. Войти в образ.

Антонина.  В образ? В образ топора?

Поэт.  Спорящего.

Писатель (решительно делает шаг вперёд). Я готов.

Антонина.  Хорошо. Начнёшь сразу после Василия. Тишина. Начали! Виктор, снимай!

Василий (перед камерой говорит «сладким» голосом). И вот мы в мастерской нашего знаменитого земляка, скульптора  Миусова, родившегося в Малых Кузьминках. Здесь его творческие друзья. Они говорят об искусстве, о вечных ценностях, о дружбе и о любви. Спорят о прекрасном, чтобы затем найденные истины воплотились в стихи, в картины, в скульптуры, в романы и в повести.

Виктор переносит камеру на Писателя.

Писатель (с пафосом). Топор! Наш русский топор. Разве его по-настоящему может понять и оценить инородец? Нет, нет и нет! Топор – это тот предмет, с которым русский воин и землепашец не расставался никогда. В бою он был страшным оружием, в мирное время – строительным инструментом. Им, русским топором, выстроены дома, церкви, крепости. И вот через века и тысячелетия наш уважаемый Мастер сделал его инструментом творца, художника, сделал созидателем прекрасного. Пришла пора и ему, нашему любимому топору, поставить памятник. И я прошу гениального Миусова, прославляющего своими творениями наш старинный город, сделать эскиз постамента русскому чуду – Топору.

Все аплодируют:

– Браво! Браво!

– Правильно! Давно пора.

– Даёшь топор!

– Слава Миусову!

Поэт. А зачем делать эскиз? Самый лучший постамент для топора – колода, или плаха, на которой преступникам рубили головы. Вспомните петровских стрельцов, Лобное место на Красной площади на картине Васнецова, и вы сами это поймёте.

Миусов (из своего угла). Сурикова.

Поэт. Что?

Миусов. Картину «Утро стрелецкой казни» написал Василий Иванович Суриков. Васнецов написал совсем другие картины.

Поэт. Ах, да, конечно, Суриков. Волнуюсь, извините! (Антонине.) Надеюсь, вы это вырежете?

Антонина. Конечно! Не останавливайтесь, продолжайте.

Василий (тихо). Надейся. Надежда юношей питает.

Писатель. Ну вы и скажете: колода, плаха!..

Поэт. И скажу. Сколько крови на топоре, сколько страданий и слёз русских жён и матерей! Да, спорить не буду, топор – предмет русского быта. Но только предмет в числе многих. Впрочем, как и у других народов земного шара. Не лучше ли найти более достойный объект для возвеличивания, и менее кровавый?

Писатель. Например?

Поэт. Например, лапоть. Верный друг русского человека. Недаром Россию всегда называли лапотной. Так называли и называют в мире только Россию и больше никого. Лапоть – наш брэнд.

Писатель. Ну, знаете ли, это попахивает русофобией. Лапоть! И что, его нужно поставить в центре города, чтобы все проходили, тыкали в него пальцем и говорили: вот мы откуда выросли? Так или нет?

Поэт. У нас уже есть куда тыкать: в кочан капусты у роддома.

Художник. Про тапочки, про тапочки у гостиницы забыли!

Студентка. И про любовника, висящего на балконе.

Художник. А дворник из консервных банок? Это же шедевр безвкусицы!

Викентий. Говорят, у вокзала хотят поставить скульптуру путаны, в виде «ночной бабочки».

Писатель. И что в этом плохого? Городское пространство наконец-то заполняется предметами культуры и быта, а не идеологизированными и клишированными предметами проклятого тоталитаризма.

Художник. Путана у дороги – предмет культуры? Сомневаюсь. Даже если она будет с настоящими крыльями, это – малоэстетичное зрелище.

Писатель. Ну, это смотря какая путана.

Художник. Однако!.. Откуда у вас такие глубокие познания в распутницах, милейший?

Писатель. Ну-у… Писатель должен изучать жизнь, чтобы правдиво отражать в своих произведениях действительность во всех её проявлениях. Я так думаю.

Поэт. Вспомните Куприна и его «Яму».

Художник. Смело! Свежо! Возьму на вооружение.

Антонина. Это лишнее. Давайте без пошлости. (Виктору и Поэту.) Снимаем.

Поэт (Писателю). Уважаемый друг! Спорить  с вами не буду. (Художнику.) И с вами тоже.  Кстати, у меня по этому поводу неожиданно родился экспромт. Он о многом скажет за меня. (Делает шаг на камеру и, высоко подняв руку, читает свой экспромт.)

Русь! Моя милая белая Русь!

За тебя я готов страдать и плакать,

Лишь бы только осенняя грусть

Не спалила меня, как лапоть!

Писатель. Не понял. Причём здесь грусть и лапоть?

Поэт. Для рифмы.

Дима (тихо). А это кто?

Василий. О, это наше всё! Творческие активисты-затейники. Без них ни одно городское шоу не обходится. Оба члены Союза писателей. У них только союзы разные. Первый – прозаик, второй – поэт.

Дима. Поэт?

Василий. Да. По членскому билету в Союзе писателей.

Писатель (подумав).  По-моему, бред полный.

Поэт. Ты, что ли, пишешь лучше? (Антонине.) Это снимать не надо. (Писателю.) Это же у тебя в последнем романе-фэнтэзи казаки Ермака стащили соболью шубу у жены индийского магараджи в Пакистане и продали её на аукционе в Лондоне. Как они туда попали, в Лондон и в Пакистан?

Писатель.  А ты на прошлой встрече тоже выдал памятный экспромт:

Моя милая, ты не трусь,

Выйди в поле, в траву и в слякоть.

Я, как старый подстреленный гусь,

Буду громко кричать и крякать.

Где ты видел крякающего гусака? Где? Опять для рифмы?

Поэт.   А почему нет? Это же экспромт.

Писатель. Который ты неделю готовишь дома. Просто так, на всякий случай. (Антонине.) Это снимать тоже не надо.

Антонина.  Да мы и не снимаем. Это все и так знают, не один раз видели вас своими глазами и слышали своими ушами. Угомонитесь, классики вы наши болезные!

Студентка (прерывая сеанс рисования). Скажите, а что это за криминальная история с казаками? Они что, правда, продали ворованную шубу на аукционе в Лондоне?

Писатель. Это всё преданья старины глубокой. Разговор ни о чём.

Студентка. А продали за фунты или за доллары?

Виктор мгновенно наводит камеру на Студентку. Василий бросается к Студентке.

Василий. Девушка, вы кто?

Студентка (гордо). Студентка первого курса исторического факультета нашего университета.

Поэт (пафосно). Вот истинный продукт нашего ЕГЭ!

Писатель (не менее пафосно).   И всего высшего образования России!

Поэт. А вы говорите, лапоть устарел. (Студентке.) Дорогуша! Когда казаки продавали шубу в Лондоне, доллара ещё и в помине не было.

Студентка. Как так? И Америки, выходит, не было?

Писатель. Не было Америки.

Поэт. И Пакистана не было. Не бы-ло!

Художник. А ермаковские казаки уже были. Ядрёна корень!

Студентка. Тогда, значит, продали за фунты?

Писатель. За фунты, голубушка, за фунты.

Студентка (облегчённо вздыхает). Фу-у! Я так и знала. Фунты всё-таки надёжнее долларов США. Мои родители все наличные давно переводят в фунты. И меня к этому приучили.

Миусов (из своего угла).   Викентий!

Викентий. Да.

Мастер. Ты когда в следующий раз собираешься в путешествие вокруг земного шара?

Викентий. Да вот, думаю, на днях. Правда, у меня есть мыслишка вначале пешком прошагать до мичуринского. Малину пора собирать. Бабушка просила помочь.

Мастер. Ну вот, как вернёшься, захвати с собой нашу студентку. Пусть ножками поизучает географию и историю одновременно.

Викентий (ухмыльнувшись). А что, могу!

Студентка. Правда?

Миусов. Куда уж правдивее.

Студентка. Ой, Миусов, спасибо за протекцию! Хоть какое-то разнообразие в жизни будет. Дай я тебя поцелую. (Бросается к Миусову.)

Миусов (отстраняясь от Студентки). Не за что, милая, не за что. Не мешай мне работать.

Студентка. Да кто мешает? Я же из лучших побуждений.

Миусов. Тем более. И знай – в последнем путешествии его едва не съели людоеды. Полгода герой просидел в яме, где его откармливали на убой, как свинью.

Студентка. Людоеды? А разве они ещё есть?

Миусов. Есть, и очень любят есть путешественников. В основном из России. Особенно из нашего города.

Студентка. Почему? Что мы им сделали?

Викентий. Лично я – ничего. Я не вор, я не убийца и я не солдат.  Каждый человек любит свободу. И я люблю. Я люблю путешествовать. Любое моё путешествие вокруг земного шара – это очень большой мой личный опыт. Я не экстремист, не террорист или боевик. Я фотограф. Мои фотографии несут в мир эмоции, вдохновение, радость. Я хочу настоящей большой любви, а не войны. А эти дикари…

Студентка. Бедненький! Они что, всё же что-то у вас отъели?

Викентий (с гордостью). Да. Пока только ногу. Вот! (Стучит по протезу.)

Студентка. Дикари! (Присаживается на корточки и эротично поглаживает ногу.) Но это.… надеюсь, не помешает мне… дружить с вами?

Викентий. Вы совершенно правы. Это… не помешает.

Василий (Диме).   Конечно, не помешает, даже если ему совсем откусят голову.

Студентка. Вы герой… Мой герой!

Викентий. Моя наивная прелесть! Мы славно с вами попутешествуем… до мичуринского.

Студентка. Но, я боюсь, меня мама не отпустит.

Викентий. Я и с вашей мамой… поговорю. Потом.

Уводит Студентку в дальний угол, откуда некоторое время слышатся приглушённые хихиканья Студентки.

Дима (Василию). А зачем он путешествует? Всё же уже давно открыто!

Виктор (тихо). Лодырь потому что. Работать не хочет, хочет красиво жить на деньги спонсоров. Сниматься любит для телевидения и кино. Позировать. И девочек снимать любит даром. Эгоист, одним словом.

Василий (Виктору). А ты завидуешь? Девочек, что ли, вокруг мало?

             Музыканты, наконец-то настроив инструменты, начинают довольно прилично исполнять бардовскую песню о речке Ушайке. Писатель и Поэт отходят в сторонку. Народ подпевает, танцует и балдеет вместе с музыкантами. Виктор всех снимает. Под конец песни и Дима, не удержавшись, с явным удовольствием подпевает музыкантам.

 

Я верчу в руках свою планету,

И обида на щеках огнём.

Разве это глобус, если нету

Милого названия на нём!

Отойди, прохожий, не мешай-ка,

Я вернулся к ней издалека.

Ах Ушайка ты моя, Ушайка,

Самая любимая река.

Что мне Волга, Одер или Неман,

В них вода и та совсем не та.

Кто ни разу на Ушайке не был,

Тот не знает слова «красота».

Отойди, прохожий, не мешай-ка,

Сквозь туман колышется слегка:

Ах Ушайка ты моя, Ушайка,

Самая любимая река.

Вы простите, братья капитаны,

И Сенкевич Юра, извини.

Ты прошёл моря и океаны —

По Ушайке вплавь теперь рискни!

Отойди, прохожий, не мешай-ка,

Скоро снова в путь нам, а пока:

Мне блестит река моя Ушайка,

Самая любимая река.

Океанов и морей лазурней,

Ведь была когда-то ж ты такой.

Енисей, Печора и Миссури —

Ручейки в сравнении с тобой.

Миссисипи, Нил и Басандайка,

Вы прекрасны, но издалека.

Мне блестит река моя Ушайка,

Самая любимая река.

Мне блестит река моя Ушайка,

Русская великая река! *

 

Все: —  Молодцы!

—  Браво! Браво!

Все дружно аплодируют музыкантам, которые, не обращая внимания на присутствующих, тут же начинают вновь настраивать инструменты и о чём-то вполголоса перешёптываться между собой.

Дима (радостно Антонине). А можно мне стихи почитать? Свои стихи.

Антонина. А почему нет? Валяй! Виктор, сними молодое дарование покрупнее.

Дима. А без камеры можно? Для вас… Для всех. Просто так. От души.

Антонина. Для меня – нет. Для всех – тем более. Только на камеру.

Дима. Страшно.

Антонина. Ничего, первый раз всегда страшно. Не волнуйся. Давай!

Виктор. Чего ты? Назвался груздем, полезай в кузов.

Антонина. Читай! Я тебя прошу, читай! (Громко.) Тишина! (Все притихли.) Начали!

Виктор наводит камеру на Диму.

Виктор. Давай, Димка, покажи класс!

Дима. Хорошо.

Поэт или кошка

сидит у окошка

и машет хвостом,

и глазищами светится?

Ах, в том-то и дело,

что все мы немножко –

бездомные кошки

под лестницей… **

Антонина (удивлённо).  Молодец, Дима! Правда, молодец!

Все сдержанно аплодируют после слов Антонины.

Антонина. А ещё есть?

Дима. Есть.

Антонина. Можешь прочесть?

Дима. Могу.

Антонина. Читай! Виктор, снимай.

Дима.

 

Это осень, это просто осень.

Мелкий дождик в душу моросит.

Каждый получает то, что просит,

То, чего осмелится просить.

Это вечер, это просто вечер

Обещает утро, но не всем.

Надо было днём, ещё при встрече…

Я и попросил бы, а зачем?

Это тучи. Где-то там  красиво

Падает ещё одна звезда.

Эх, да я такого попросил бы!

Только не осмелюсь никогда.

Это просто вечер, старость, осень.

На исходе – день, судьба и год.

Каждый получает то, что просит,

Зная, что когда-нибудь вернёт.

 

Сдержанные аплодисменты.

Антонина. Браво, Дима! Браво! Как прелестно! Не ожидала! Прямо влюбилась в твои стихи.

Виктор (тихо). А в него?

Антонина (тихо). Молчи, дурак! Я с малолетками не связываюсь.

Виктор. Понятно. Уголовный кодекс не позволяет, а то бы…

Антонина. Ещё слово!..

Виктор. Ухожу, ухожу!.. Правда, стихи у него не совсем для его возраста.

Антонина. Ну и что? Поэт всегда старше своих лет, если он настоящий поэт.

Виктор. Может быть. Начальству виднее.

Виктор отходит и снимает аплодирующих юному поэту. Как только Виктор начинает снимать, все аплодируют ещё громче и неистово кричат:

                                      – Браво!

                                      – Браво!

Миусов (из угла). Тоня, откуда вы извлекли это чудо, позвольте узнать?

Виктор. Люба моя дорогая, места знать надо в российской глубинке. Места!

Миусов. Надеюсь, не в кабаке?

Виктор. Пока нет. Но пацан жизнь знает конкрэтно. Переспектива имеется. Я отвечаю.

Антонина. Между прочим, Дима твой земляк, из Малых Кузьминок.

Миусов. Да?  (Подходит к Диме.) И чей ты, интересно, сын, Дима?

Дима. Петра Коробова. Вы с ним вместе учились в школе, но только в параллельных классах.

Миусов. Помню, помню, был такой. Передавай отцу привет!

Дима. Хорошо, передам.

Миусов. И ко мне заходи. Я всегда рад землякам, особенно с талантом. Вот моя визитка. (Даёт визитку.) Если что – звони!

Дима.   Спасибо!

Миусов снова уходит к себе.

Поэт (глубокомысленно). Ну что ж, хорошо… Очень…М-мм… Хорошо. И много у вас написано?

Дима. Много. Стихотворений сто, точно не помню. Не считал.

Поэт. Очень, очень хорошо… Это… Мм-м… Но вам надо учиться.

Писатель. Да, учиться. У настоящих мастеров поэзии учиться. Вот у нашего известного поэта (Показывает рукой на Поэта.) есть своя творческая студия, в которой он учит молодые таланты стихосложению. Его ребята уже дважды за пять лет печатались в многотиражке одного из наших заводов. Рекомендую.

Дима. Спасибо! Я подумаю.

Виктор (оттесняя Диму от литераторов) Я тебе подумаю! Держись подальше от этих гениев. Я и сам, как они, умею пыль в глаза пускать. Не веришь? Вот, послушай мои избранные.  Философские!

Всему на свете есть предел:

Облез фасад и высохли стропила;

В автобусе на даму поглядел,

Она мне молча место уступила.

       Ну, и кто больше понимает в поэзии, я или они?

Виктор вместе с Антониной уводит Диму от Поэта и Писателя. Виктор при этом продолжает снимать.

 Писатель (громко Поэту). Когда пчела кого-то кусает, она умирает. Вот так бы у людей! Сделал гадость и сразу сдох!

Поэт. Думаешь, мгновенно бы все стали белые и пушистые?

Писатель. Не уверен. Зато каждый бы призадумался, кусать или не кусать.

Поэт. Ну да, каждый думает, что он не каждый… (Виктору.) Много некоторые о себе думать стали.

Виктор (Поэту). Ты, грамотей, ты хоть знаешь, в каком году Пушкин утонул?

У Миусова звонит сотовый телефон.

Миусов (громко). Тихо!.. Тихо! (Все замолкают и замирают.) Да?.. Слушаю… День добрый, Марина!.. Из Франции?.. Хорошо, встретим. Не первый раз… Договорились!  Всего доброго! (Прячет телефон.) Ну вот, господа, к нам едет… делегация посольства Франции.

Писатель. Отлично!

Поэт. Здорово!

Писатель (восторженно). Господа! Наконец-то Европа заметила нас!

Поэт. Когда? Когда они будут здесь?

Миусов. Завтра в полдень.

Антонина (Миусову). Надеюсь, ты нас приглашаешь?

Миусов. Естественно, как с иностранцами без телевидения?

Антонина. Мальчики, слышали? Выходной завтра отменяется.

Василий. Не было печали…

Виктор. Да уж, обрадовала.

Василий. Не вовремя мы к тебе, Миусов, пришли. Видит бог, не вовремя!

Миусов. И ещё. Из Белого дома просили организовать приём, и чтобы лишних никого при этом не было.

Писатель. Это кто же здесь лишний? Мы у себя дома, между прочим.

Поэт. Да! Между прочим! Обнаглели наверху! Никакой демократии.

Миусов. Спасибо, друзья, что считаете мою мастерскую своим домом.

Писатель. Мы не в том смысле, Миусов. Не обижайся, дружище!

Поэт. Да. Не в том. Чего это они… эти, забугорные, к нам повадились? В прошлые годы всё больше немцы валом валили, сейчас лягушатники в друзья набиваются.

Миусов. Дело в том, что несколько русских эмигрантов имели несчастье родиться в нашем городе, а там, у них, «за бугром», наши земляки смогли стать почётными гражданами Франции. Вот французы и приехали посмотреть на родину своих гениев, чтобы взять горсть нашей земли и положить её на могилы лучших людей своей страны.

Миусов уходит к себе.

Поэт.  М-да!.. Я всегда говорил, в своей земле пророков нет. Бежать, бежать надо отсюда!

Художник.   Куда? В Париж?

Поэт. Ну-у… Почему бы и нет? Все талантливые люди уже там. А мы что?

Виктор. Между прочим, у них все русские кладбища давно переполнены и французы новых кладбищ для наших эмигрантов открывать не собираются. Придётся вам довольствоваться крематорием. Землю для колумбария с собой возьмёте или потом опять от них делегация приедет?

Поэт. Бр-ррр!.. Как это неприятно: к-крематорий, к-колумбарий! От тебя, Виктор, никогда ничего хорошего не услышишь. Одни гадости в духе вульгарного мистицизма.

Художник. Да-да, он прав. У них там сейчас кризис даже на погостах. Я сам слышал. Теперь в гении можно попасть только через трубу.

Поэт. А-а… А я не хочу в крематорий! Это… против моих религиозных убеждений.

Художник. Батюшки, так вы, оказывается, фанатик веры?

Поэт. Да, а что?

Писатель. Ну не хотите – как хотите. Во Францию вас никто пока ещё не приглашает.

Поэт. Ах вот как! Вас, что ли, пригласили?

Писатель. Пока нет. Но свою новую книгу «Битва в лесу» я уже выслал на «Русскую Букеровскую премию», как первый шаг в Европу.

Поэт.  Не вы один выслали, между прочим, свою книгу.

Писатель.  Ах так! Выходит, вы выслали и молчали.

Поэт. А вы?

Писатель.  Я выслал только вчера. Ещё не успел вам сообщить.

Поэт. Хм!.. Я тоже выслал недавно. Что же, мы так и будем весь век здесь прозябать, в нашей глухой провинции, в ожидании настоящей Букеровской премии?

Художник. Почему бы и нет? У нас, в отличие от дождливой и чопорной Англии, хорошая и богатая природа, люди…

Поэт. Ага, люди! Где ты видел людей?

Писатель. Сплошные ходячие функции, никаких ярких личностей. Никого невозможно взять положительным героем в книгу. Не с кого писать героя нашего времени.

Виктор. А я бы всех желающих уехать из России провозил перед этим через наши погосты, на воротах которых писал бы: «Где родился, там и пригодился». Как удобрение хотя бы.

Поэт. Фу-у!.. Это же не гуманно.

Виктор. Зато правильно и для земли полезно.

Писатель. Юмор у вас, Виктор, чёрный.

Поэт. Я бы даже сказал, висельный юмор. Хамский!

Писатель. Как же тогда нам, творческим работникам, при таком неуважительном отношении к нашей профессии, жить в этой стране без положительных эмоций? Как? (Идёт к столу, берёт бутылку с вином и наливает полный стакан.)

Поэт (Писателю). Позвольте, я составлю вам компанию, коллега. (Берёт стакан и подходит к Писателю.)

Антонина. Василий, пора закругляться.

Василий (становится перед Виктором). Включай камеру. Быстро! (Виктор что-то бормочет нехорошее в адрес литераторов, но всё же включает камеру.) Вот так, в разговорах о высоком и чистом, в чтении стихов и пении песен, наша творческая интеллигенция проводит свои не менее творческие встречи у скульптора Миусова.

Из своего угла снова появляется Миусов, к нему сразу же бросается Василий.

Василий. Скажите, Миусов, кроме топора есть ещё потенциальные кандидаты на памятник? Ведь в нашем городе жили в прошлом очень известные люди: учёные, музыканты, врачи.

Миусов.  Да, тут обсуждали как-то в Совете старейшин этот вопрос…

Василий. И что?

Миусов. Многие из старейшин хотели бы поставить памятник самим себе, или хотя бы повесить памятную доску на дом, где они живут. Но!.. Памятные доски сейчас ставят только тем, у кого есть деньги на это. И, к сожалению, для старейшин, только покойникам. О памятниках же нашим ушедшим знаменитостям молчу, потому что постоянно думаю, почему всё же они уезжали из нашего замечательного интеллигентного города?

Василий. Да, действительно, почему они уезжали и уезжают, как вы думаете?

Миусов. Ну-у… Во-первых, наверное, им хотелось раньше и хочется сейчас уехать из глубинки и жить в столице. А во-вторых… Всё-таки мы самая настоящая провинция, что бы кто не говорил.

Василий.  А может… Как это сейчас говорят… У них не было перспективы на местах? Может, у нас не работали и до сих пор не работают социальные лифты?

Миусов. Какие лифты у музыканта или писателя? Я-то среди этих (Показывает рукой на литераторов.) инженеров человеческих душ как-то пробился.

Оркестр заиграл бесшабашно весело всё ту же мелодию об Ушайке, и собравшиеся все вместе начинают весело танцевать и снова петь любимую песню горожан.

        Миссисипи, Нил и Басандайка,

        Вы прекрасны, но издалека.

        Мне блестит река моя Ушайка,

        Самая любимая река.

        Мне блестит река моя Ушайка,

        Русская великая река! *

Конец первого акта

 

Второй акт

Картина седьмая

           Площадь на вокзале. Съёмочная группа ждёт на остановке автобус. На земле разложены вещи. Мимо остановки в разные стороны спешат редкие прохожие. Дима с наушниками на голове слушает музыку. Телевизионщики явно скучают.

Виктор. Надо было с самого начала туда ехать. Сейчас бы уже давно вернулись.

Антонина. Тебя не спросили, куда ехать сначала, куда потом.

Виктор. А надо было спросить. Ещё пару часиков – и можно было бы завалиться до утра к Миусову.

Антонина. Успеешь нахлебаться пойла и завтра, после французов или вместе с ними.

Виктор. Юпитер, ты сердишься? Значит, ты неправа.

Пожилой прохожий с большой сумкой подходит к остановке и ставит сумку на землю рядом со съёмочной группой.

Пожилой прохожий (Виктору). Молодой человек, вы не подскажете, который час?

Виктор. А сколько вам надо?

Пожилой прохожий. А сколько у вас есть?

Виктор. О! Истинно наш человек!.. Одесса? Жмеринка?  Крыжополь?

Пожилой прохожий. Нет, наша синагога.

Виктор. А-а!.. Ну да, там тоже одесситы имеются. (Смотрит на часы.) На сейчас… у нас… тринадцать пятнадцать местного.

Пожилой прохожий. Спасибо! (Смотрит на свои часы.) Точно. Скоро мой автобус должен подойти. Я всё расписание знаю назубок. За стоко лет изучил все пригородные рейсы, все маршруты. Вы представляете? Тридцать пять лет после работы туда и обратно каждую пятницу и каждое воскресенье.

Виктор. Представляю. Мы тоже автобус ждём.

Пожилой прохожий. Уже догадался. Все мы чего-то ждём в этой жизни. Кто автобус, кто… (Тяжело вздыхает.) Как моя жена умерла, скучно стало одному сидеть в доме. Так и хочется выйти вон, к людям.

Виктор. Пилить некому?

Антонина. Виктор!

Пожилой прохожий. Нет-нет, не ругайтесь, дамочка, всё правильно. И такое у нас с ней бывало. Жизнь есть жизнь… А сейчас без неё скучно. Вот я по привычке и еду кажную пятницу на природу, как заведённый. А раньше-то так порой не хотелось становиться буквой ПЭ на грядки… А она мне тогда всё один и тот же анекдот повторяла. Мол, самый лучший любовник – это огород. И позы разные, и семь потов сойдёт, и другого не хочется… Русская была, без земли жить не могла. Она русская, а дети – все евреи, все в Израиле живут.

Виктор. А вы почему здесь задержались?

Пожилой прохожий. А оно мне надо?.. Нет, кода я хотел, то я работал на оборонном заводе, в секретной части. Какая мне заграница? Меня дальше Ушайки не пускали. Вы же знаете, что это были за времена, а теперь… (Машет рукой.) Вы куда, молодые люди собрались: на дачу или в лес на пикник?

Виктор. Нет, папаша. Ни то и не другое. Работать, работать и ещё раз работать.

Пожилой прохожий.   Как так? Не понял. Все отдыхать едут, а вы работать?

Виктор. Да. Представьте себе, работать! (Поёт.)

  Работа у нас такая,

  Работа у нас простая…

Пожилой прохожий. На огород, что ли?

Виктор. Вроде того.

Антонина (Виктору). Брось дурачиться!

Пожилой прохожий. Ай-яй-яй, молодой человек, молодой человек! Вы токо посмотрите на свои мозолистые руки, вы же совершенно не хочете работать головой. Я же вижу. А зря!.. Эх, молодёжь!.. Всему вас надо учить. Гляжу на вас, плачу и смеюсь слезами. А ведь и сам когда-то был в молодости таким же неугомонным трудоголиком: работал, работал… Пока не облысел и работать стало уже нечем.

Виктор. Когда-нибудь и мы будем такими, как вы сейчас.

Пожилой прохожий. Конечно, будете, куда вы денетесь. Жизнь всему всех научит, всем даст высшее земное образование перед экзаменом небесным.

Виктор. Видит бог, ваша правда, папаша.

Пожилой прохожий. А то!.. (Слышен сигнал автомобиля.) Ну вот, слышу, и наш автобус на подходе. Поеду-ка я, поработаю руками, потому что в своё время не работал головой. Не берите с меня пример, молодые люди. Живите мозгами, пока ещё есть такая возможность и волосы на голове. Всего доброго вам! (Поднимает свою сумку с земли.)

Слышится шум подъезжающего автобуса, скрип тормозов и визг открываемых дверей.

Виктор.  И вам того же. Позвольте я вам помогу.

Пожилой прохожий. Спасибо! Я таки не против.

               Виктор берёт сумку у старика и подводит его к автобусу. Дима, Антонина и Василий берутся за свою поклажу. И в это время откуда-то выбегает толпа пассажиров с сумками, с вёдрами, с лопатами, случайно сбивает Диму на землю, перешагивая и перепрыгивая через него, набивается с руганью в автобус под завязку, и автобус, не с первого раза закрыв двери, уходит, громко сигналя. Дима лежит, прикрыв собой какую-то сумку телевизионщиков.

Виктор (вслед автобусу). Тьфу!.. Как говорится, азохен вэй!.. Твою мать!

Антонина (склоняется над Димой). Дима, что с тобой?.. Ты не ушибся?

Дима (садится). Да нет вроде.

Антонина. Ну и слава богу! А я испугалась, смотрю, ты лежишь, а они прыгают через тебя, прыгают…

Дима. Вот!.. (Протягивает Антонине сумку.) Едва не растоптали.

Антонина. Да чёрт с ней, с этой сумкой и с этой съёмкой. Главное, с тобой всё в порядке. (Слегка обнимает Диму.)

Виктор. Откуда они взялись, эти носороги? Ведь только что никого не было. Выпали, как из задницы.

Антонина. Едва парня не убили.

Дима. Да ну, скажете тоже. Меня убить трудно, я же деревенский. На настоящем коровьем молоке вырос.

Антонина. Ну, если на настоящем, то тогда да.

Антонина помогает Диме подняться и отряхивает его от пыли.

Василий. Ну что за народ! За место в автобусе готовы любого покалечить. Вот попадись таким на дороге – любого собьют, через любого перешагнут.

Антонина. И не только на дороге.

Дима. Злые у вас тут какие-то все.

Василий. Допустим, не все, но дерьма, и правда, хватает.

Виктор. Не переживайте, нам бы всё равно в автобусе места не хватило. Чего доброго, ещё бы камеру поломали. Набились, как сельди в бочке, и довольны.

Василий. И что теперь делать?

Виктор. А я знаю? (Поёт, о чём-то думая).

            Губернский розыск рассылает телеграммы,

            Шо горoд наш заполнен весь ворамы!
Шо наступил крытыческий момент

                   И заедает врэдный элемент…

Василий. Да заткнись ты!

Антонина. Виктор, имей совесть!

Виктор. Ша!.. Одесса имеет сказать пару слов.

Василий. Опять Одесса!

Виктор. Я сказал – всё, ша! Ловим такси.

Василий. А деньги?

Виктор. Шо, я последний фраер, шобы не оставлять на чёрный день заначку от жены?

Антонина (Диме). Я же тебе говорила, что он сегодня раскрутится по полной программе, а ты не верил.

Картина восьмая

Река Ушайка. На берег реки выходит съёмочная группа, нагруженная аппаратурой. На протяжении всей картины телевизионщики яростно отбиваются от комаров. Меньше всех комары кусают Диму.

Виктор. Ну всё, давайте здесь остановимся, поснимаем и назад. А то эти твари нас совсем  сожрут. Таксист и так уже температурит: даёт не больше пятнадцати минут на съёмку.

Антонина (Диме, оглядывая местность). Похоже на ваши Малые Кузьминки?

Дима. Похоже. Если общим планом снимать не будете, даже местные никто не узнает.

Антонина.   Отлично! Начинаем.

Виктор быстро готовит камеру к съёмкам. Он суетлив и часто морщится, как от внезапно пронизывающей боли.

Василий. Ты смотри, как Димка уже нахватался! «Общим планом, ближним планом»… Может, киношником станешь?

Дима. Нет. На филфак пойду. Это мне как-то ближе.

Василий. Оно и понятно – поэт.

Антонина (отбивается от комаров). Господи, какой только дурак сравнил Ушайку с Миссисипи?

Виктор. Какой – не знаю, но знаю, почему.

Антонина. Почему?

Виктор. Наверное, потому, что здесь комары величиной с колибри.

Василий. Нет, больше. Гораздо больше!

Виктор. Хорошо, что паутов и шершней нет. А то бы была полная труба.

Василий. Говорят, сейчас шершней берут на службу в армию. Они хорошо поддаются дрессуре, не косят от призыва и в самоволку не бегают.

Виктор. Да, я слышал, берут.

Василий. Представляешь, сотня шершней и паутов налетает на роту противника и закусывает её до смерти.

Виктор. Представляю.  Мне уже солдат противника жалко, хотя они и враги.

Василий. А нас-то за что эти твари здесь кусают? Мы же наши, свои.

Виктор. Меня за лицо и руки, а тебя не знаю за что.

Виктор начинает снимать окрестности Ушайки.

Василий. Скромно промолчу, за что.

Виктор. Ну, молчи, молчи!.. (Снимает Диму.) Димон, а тебя шо, комары не кусают?

Дима. Нет. Я же деревенский. Вроде как свой для них.

Виктор. Понятно. Свой своему поневоле брат. Это как пить дать. Настоящая деревенская мафия, одним словом. Не чета нашей городской, где каждый сам за себя.

Антонина смотрит в реку.

Антонина (удивлённо). Ой!.. Вы посмотрите, рыбки плавают! Какие красивые!

Василий (подходит к Антонине, смотрит в реку). Хариусы. Ты смотри-ка! Настоящие благородные рыбы. Не ожидал.

Виктор. Да? (Подходит к коллегам и снимает стайку рыб.)

Василий. Да. Хариусы. Они только в чистой воде живут. Вот тебе и Ушайка!

Виктор. Конечно, забрались к чёрту на кулички, где даже шершней нет. Почему бы здесь не быть чистой воде? До города десять километров вниз по реке.

Антонина.   Ой, гусеница ползёт!.. Большая, прожорливая!.. Пушистая! Махонькая ты моя! У-тю-тю-тю-тю!

Виктор. Классно быть гусеницей. Сначала жрёшь, жрёшь, жрёшь. Потом спишь, спишь, спишь. А потом бац – и бабочка-красавица!

Антонина. Насчёт спишь, это ты про себя? Снимай давай, гений натурной съёмки!

Виктор. А я шо делаю, красавица?

Антонина. Языком работаешь, вот шо!

Виктор. Я уже всё снял. Даже гусеницу. Теперь можете искупаться вместе с хариусами. Время ещё есть.

Василий (отмахиваясь от комаров). Извини, старик, плавки дома забыл.

Антонина. Не мало снял?

Виктор. Краткость, она, сама знаешь…

Антонина. Знаю, знаю. Смотри, не захлебнись в собственном таланте!

Виктор. Я почему-то давно предполагаю, Тоня, шо вы меня люто ненавидите. Теперь подумайте, как к вам должен относиться лично я?.. Нет-нет, молчите! Ни слова! Я всё понял: мне нет места с вами на одном гектаре, и я гордо удаляюсь в одиночестве. Василий, держи камеру. Быстрее!.. Быстрее!!!

Виктор отдаёт камеру Василию и, схватившись за живот, убегает.

Виктор. Эй, куда ты? Кто за тебя весь этот хлам потащит?

Антонина. Ты смотри, какой обидчивый стал! Совсем обнаглел, одессит!

Дима. Да вы на него не сердитесь. Он просто в кустики побежал. Давайте я вам помогу, и пойдём потихоньку. Он нас догонит. (Начинает собирать разбросанные вещи в кучу.)

Василий. Ну так бы и сказал, чего своих-то стесняться? Мальчики – налево, девочки –направо…  Делов-то!

Антонина. А то ты его не знаешь? Выпендривается, крыжополец! (Начинает собирать аппаратуру вместе с Димой.) А всё-таки здесь красиво! Вот бы дачку тут отгрохать.

Василий. Эту землю уже давно кто-нибудь молча приватизировал. А места классные! Ты права. Особенно зимой. Тайга, горки, лыжи… Хорошая дорога рядом.

Антонина.  Главное, комаров нет. Я зимой имею в виду.

Василий (вдруг щупает свой живот). Это да!.. Зимой… Ой!.. А что там этот чемпион утром про прокисшее меню в кафе говорил?.. Дима, держи!

Василий, оставив камеру Диме, бежит вслед за Виктором. Антонина только молча разводит руками и хлопает себя по бёдрам.

Антонина. Ну, работнички! Полные… Тьфу!

Звучит мелодия песни про Ушайку. Мимо Антонины и Димы пробегают дачники с лопатами и граблями.

Картина восьмая

Кабинет Ирины Владимировны Малиновской в департаменте культуры. В кабинете Ирина Владимировна и Дима. Дима сидит напротив стола тёти.

Ирина Владимировна. Так, говоришь, Кирюшкин?

Дима. Да.

Ирина Владимировна. Нет, не слышала. Но я наведу справки, спрошу у музыкантов, подумаю, поговорю с начальством. Может быть, и пригласим на краткосрочные гастроли. У нас всё-таки культурный город. Во многом стоим на передовых позициях… Хорошая филармония, органный зал… А ты молодец, не отстаёшь от реалий времени. Только… в наушниках по городу не ходи. На мой взгляд, это моветон. (Звонит телефон. Берёт трубку) Да, слушаю!.. Ой, привет, Вадик! Ты откуда?.. Из дома? А я подумала – ты опять у нас в гостях. Как дела?.. Ну, отлично!.. Отлично!.. А в чём проблема?.. Да ты что?!. Написал пьесу?.. Сам? Без соавтора?.. Ну, шучу, шучу! Молодец!.. Ну да, мы у себя в области проводим конкурс драматургов, но – учти! – только местных авторов. Ты же у нас живёшь в Москве, так что извини!.. Ну мало ли что учился у нас!.. Да помню, два курса в баскетбол поиграл и слинял в столицу… Не обижайся, дорогой, но сам знаешь, какие на периферии люди, на их роток не накинешь платок. Потом не отмоешься, сто лет помнить будут. Понимаю… Понима… Ну… Ну хорошо, постараюсь… Сказала – постараюсь, значит, постараюсь. Естественно, не за бутылку шампанского… Об этом поговорим отдельно. Намёк понял?.. Молодец! Присылай рукопись на адрес конкурса. Как-нибудь утрясём с местом жительства. Посмотрим… Посмотрим, говорю. Привет своим!.. У меня люди. Извини! Пока!.. И я тебя целую. Пока-пока! (Кладёт трубку. Диме.) Вот, старый знакомый хочет у нас поставить пьесу в драмтеатре, но формально, по условиям конкурса, мы этого сделать не можем. А он человек столичный, нужный, со связями. Большими связями. И что делать?

Дима.  Не знаю.

Ирина Владимировна. Вот и я не знаю. Будем думать. Нельзя бросаться нужными людьми, Дима. Нельзя терять старые связи, особенно, если они завязались в школе или в вузе. Такие связи очень крепкие. Запомни, ты однажды поможешь в мелочи нужному человеку, глядишь, и он про тебя когда-нибудь вспомнит по-крупному. Понял?

Дима. Понял. А если кто-то из местных лучше москвича напишет пьесу, её что, не возьмут?

Ирина Владимировна (встаёт и начинает ходить по кабинету). Ну… Во-первых, сначала пусть напишет… местный. А Вадик уже написал, и даже поставил в подмосковном театре. Опять-таки отзывы хорошие в московской прессе собрал, что совсем немаловажно для нашего театра… И потом, режиссёру неинтересно видеть свою фамилию на афише рядом с никому не известным Пупкиным из далёкой Сибири. А тут всё-таки… какой-никакой, а москвич, с хорошими столичными связями.

Дима. По-моему, это нечестно.

Ирина Владимировна.  Что?.. Нечестно?

Дима. Да, нечестно. По-моему.

Ирина Владимировна.  Это только по-твоему нечестно!.. Эх, молодёжь, молодёжь! Знал бы ты, что такое честность в нашей жизни!.. (Жёстко.) Каждый должен пробивать себе дорогу в жизни сам. И неважно как, лишь бы поставленная цель была достигнута. Всё остальное – лирика. Да, Дима, лирика! И не смотри на меня такими наивными глазами. Учись жить в современном обществе потребления. Учись! Иначе, ничего не добьёшься, так и останешься никем и ничем… Ты знаешь, почему театральные режиссёры не любят современных авторов?

Дима. Нет.

Ирина Владимировна. Современная режиссура – это особый, закрытый для посторонних корпоративный мирок, непонятный даже актёрам, поэтому любую свою неудачную постановку режиссёры могут смело оправдать набором накопившихся в этой среде штампов: творческим поиском, дилетантизмом зрителей, бездарностью исполнителей… Конечно, явных провалов им не прощают, но выгоняют в основном только по итогам финансовых показателей театра. Поэтому для них гораздо удобнее и во всех случаях безопаснее быть постановщиком и даже литературным соавтором не новоиспечённого драматурга, а, например, великого нашего Вильяма, понимаете ли, Шекспира. Ну, на худой конец, Островского, если пьесы и того и другого хорошенько почиркать карандашиком и «новаторски» перенести действие из прошлого в настоящее. А если режиссёр вставит в классический текст пару-другую совершенно безобидных фраз с намёком непонятно на что – всё! Туши свет! Театральный шедевр периферии готов! Сразу после такой премьеры в любом театральном захолустье появляется своя местная Таганка. Зал, естественно, аплодирует, улавливая некие аллюзии на сцене, а проще говоря, – фигу в кармане, наиболее активная часть либеральной общественности в восторге, начальство делает выжидательную стойку: как бы чего не вышло! В итоге все при деле. Все!.. И тут же разговоры, разговоры… Рецензенты, захлёбываясь от избытка чувств, сравнивают режиссёра с театральными мэтрами всех времён и народов, начиная от Мейерхольда и кончая Фокиным. Им видится в пустышке новое прочтение классики и некий анализ современности через призму прошлого, а в действительности… В действительности текст у классика-соавтора остаётся почти тот же, а вот денег у режиссёра-новатора появляется больше, потому что делить литературный гонорар с гением уже не надо. Деньги памятникам ни к чему, они же есть-пить не просят… И в то же время, быть может, настоящий литературный анализ современности, без фиги в кармане, остаётся навечно похороненным в пьесе никому не известного несчастного драматурга Пупкина из глубинки… Вот так, Дима, и живёт у нас сегодня театр, да и не только он, вся культура в целом одинаково продажна. По-хорошему, по-современному продажна. Вначале деньги, а творчество… Творчество каждый творческий человек понимает по глубине своего собственного кармана, а не по величине таланта, данного ему богом.

Дима. Говорят, вы хотели стать литератором. Я читал ваши детские стихи, рассказы и… пьесы. Бабушка сохранила. У вас был талант. Настоящий талант.

Ирина Владимировна (усмехается). Талант!.. (Садится на своё место.) Ты-то откуда знаешь? Горе луковое…

Стук в дверь, и сразу же входят широко улыбающийся Василий и Антонина, за ней Виктор с готовой к съёмке камерой.

Василий. Добрый день, Ирина Владимировна! Мы к вам со всей душой и нашей любовью.

Антонина. Здравствуйте! Извините, что без доклада. Ваша девушка в приёмной куда-то отошла, поэтому мы сразу прямо к вам.

Виктор. Приветствую вас!

Ирина. Владимировна (встаёт и выходит к телевизионщикам. С каждым из них здоровается за руку). Ничего, ничего. Рада вас видеть. Здравствуйте! (Смотрит на часы.) Не извиняйтесь, мы же с вами договаривались на это время. Проходите.  (Диме.) Дима, ну, у нас всё?

Дима. Да. (Встаёт.) Я пойду.

Ирина. Владимировна (подходит к Диме).   Сразу иди домой. Галина скоро подойдёт, я ей всё сказала, обо всём предупредила. Она тебя ждёт. Матери я сама позвоню. Ещё раз извини, что утром не встретила. До встречи!

Дима.  Ну, что вы, я же понимаю… До встречи!

Дима идёт к двери.

Антонина.   Постойте, а кто этот молодой человек?

Ирина. Владимировна. Это? Это мой племянник Дима. Вот, окончил нашу сельскую школу, получил прекрасный аттестат зрелости и приехал поступать в вуз.

Антонина. Как интересно! Ирина Владимировна, можно, мы возьмём у него интервью? А лучше всего – у вас обоих сразу.

Ирина. Владимировна. Да, пожалуйста. Ты как, не против, Дима?

Дима. Не знаю.

Ирина. Владимировна. Как это «не знаю»? Давай, давай, приобщайся к публичной жизни. Глядишь, повезёт, станешь значимой фигурой. Мы все потом к тебе на поклон ходить будем.

Дима. Ну что вы?

Антонина. Виктор, Василий!

Василий. Итак, кто вы и откуда?

Дима. Дмитрий Коробов. Из Малых Кузьминок. Вот, приехал поступать в вуз.

Василий (жёстко). По протекции вашей тёти, Ирины Владимировны?

Дима (удивлённо). Да вы что? Я сам.

Василий. А почему вы здесь?

Дима. Я здесь случайно. Вы же сами знаете.

Василий (очень жёстко, почти как следователь на допросе). Я? Почему я это должен знать? Я вас первый раз вижу, молодой человек. Почему вы здесь, спрашиваю, а не в приёмной комиссии вуза?.. Что же вы молчите?

Ирина. Владимировна. Простите, я что-то не понимаю… Вы пришли взять у меня интервью о моей работе, а сами что творите?

Антонина. Извините, Ирина. Владимировна, Василий лишнее наговорил. (Василию, очень резко.) Василий! Отбой! Отбой, я сказала! Прекрати балаган! Немедленно. Ещё раз извините, Ирина Владимировна, он пошутил.

Василий (улыбаясь). Конечно, я пошутил. Извините! Это была шутка. Правда, Дима?

Дима.  Откуда я знаю, как вы здесь, в городе, шутите?

Василий. Привыкай, закаляйся. Иначе трудно будет наверх выбраться. (Мило улыбаясь Ирине Владимировне.) Итак, что вы можете сказать о перспективах развития в области нашей многострадальной культуры?

Ирина Владимировна (в полной растерянности, но постепенно берёт себя в руки). Ну что вам сказать?.. Не хочется традиционно сыпать цифрами, прожектами, перспективными планами, отчётами… Это всё вы и без меня знаете. Наша область прекрасна. Областной центр – настоящий уникальный исторический памятник под открытым небом. И люди живут в нём уникальнейшие. Это общеизвестно. И нас ценят не только в России, но и за рубежом. Вот, например, сейчас становится известным композитор Кирюшкин. Он наш, местный. Учился здесь в музучилище, затем поступил в консерваторию в столице родины Москве, и вот теперь покоряет своим искусством Запад. Такие вот у нас люди. И не только в искусстве, но и в науке… Завтра приезжает делегация из посольства Франции, знакомиться с нашими достопримечательностями.  Месяц назад мы достойно провели празднование дней равноапостольных святых просветителей Кирилла и Мефодия. Дни славянскойписьменности и культуры прошли в тесной связи с православной церковью. А это о многом говорит. В первую очередь о внимании власти к духовным ценностям наших граждан. За последние годы нами многое сделано для комфортного проживания людей в городе и в области. У нас есть всё для труда, для отдыха и для хорошей зажиточной жизни. Было бы желание у народа жить на нашей земле, а приложить свои силы и умения есть где.

Василий.   Мы знаем, что вы родом из Малых Кузьминок, скажите, сохранилась ли у вас связь с малой родиной? И так ли там всё так хорошо, как в областном центре?

 Ирина Владимировна. Конечно. Конечно, я сохраняю тесные связи с Кузьминками. У меня там каждое лето хотя бы неделю-другую гостит дочь. Я сама каждый год бываю у родственников в Малых Кузьминках. Люблю, знаете ли, нашу незатейливую русскую красоту. Есть в ней какая-то первобытная сила. Та, которая давно утрачена Западом. Ведь человек, который отрывается от своих корней, теряет не только связь с землёй, его взрастившей, с природой, создавшей его, но и с нашим общим прошлым. Он теряет нечто большее, чем приобретает вдали от родного дома. Вот сегодня ко мне из Малых Кузьминок приехал мой племянник Дмитрий. Выпускник средней школы. Будущий студент. Выучится, вернётся назад в Кузьминки специалистом с высшим образованием. Молодёжь – наше будущее на этой земле. Наше продолжение. Им, молодым, умножать то, что сделано до них десятками поколений. В том числе и нашим поколением. Вы не поверите, я иногда выхожу на берег реки, смотрю на всю эту красоту, на город, раскинувшийся по её берегам, и кричу: я люблю тебя, город!

Василий. А какие-то положительные изменения произошли в глубинке за эти годы, в частности, там, у вас?

Ирина Владимировна.  Ну какие вы хотите видеть изменения? Конечно, новый Дом культуры там не построили. И шоссе с асфальтом не проложили, но всё равно что-то сделали, что-то отремонтировали. Как везде, одним словом… Вы извините, но у меня много дел. На сегодня, думаю, достаточно.

Василий.  Спасибо, Ирина Владимировна! Вы нам очень помогли. Всего доброго!

Антонина. Спасибо! Мы снимем ещё несколько кадров на природе, смонтируем, и завтра смотрите ваше интервью в эфире. Всего доброго, Ирина Владимировна! (Диме.) До свидания, малыш! Ты хороший.  Правда, хороший. Надеюсь, мы ещё увидимся.

Дима.  До свидания!

Антонина.  Берегите мальчика, Ирина Владимировна, а то его кто-нибудь у вас украдёт.

Ирина Владимировна. Не вы ли?

Антонина.  Кто знает, кто знает… До свидания!

Виктор. Держись, Димон! И прости нас, прожжённых циников. Мы же не злые, это жизнь наша злая, уродливая.

Василий. Не обижайся, старик. В жизни бывает и хуже.

Виктор. Но реже. И не у каждого. Пока!

Василий. Главное, ни у кого не стой на дороге, затопчут.

Виктор. Или сам топчи, если хочешь жить красиво. Бай-бай, бэби!

Съёмочная группа быстро уходит.

Ирина Владимировна (наливает в стакан воды, пьёт и почти падает в кресло). Вот так, Дима, приходится жить, барахтаясь в этом дерьме. Сволочи!.. Как я их ненавижу! Придут, грязными лапами лезут в душу. Вынь да положи им всё, о чём думаешь. Так я вам и сказала. Ага!.. И погань всякую понавыдумывают, и уголовщину повесят, и угрожают тонко, трусливо… И город этот сраный… Кому он нужен? Кто о нём знает? Господи, занесло же меня сюда! Училась в Питере, в прекрасном вузе, нет, этот козёл, снова сюда притащил.

Дима. Какой козёл?

Ирина Владимировна. Да муж мой первый. Ну и где он, и где я?.. Ненавижу этот жалкий городишко. Ненавижу! Заплёванный, провинциальный посёлок городского типа. Беги отсюда, Дима, беги! Здесь люди подлые, лживые, завистливые… Ты извини за то, что сказала про твоего Кирюшкина. Но должна же я была хоть что-то особенное сказать этим дебилам с телевидения?

Дима. А вы почему здесь живёте? Уезжайте отсюда. Уезжайте!

Ирина Владимировна. Куда?.. Везде одно и то же, к сожалению. Везде!

Дима. Ну, не знаю… Может, к нам в деревню?

Ирина Владимировна. Я? В деревню? (Смеётся нервным смехом.) Ну что ты!

Дима. Вы же несчастливы в этом городе.

Ирина Владимировна. Это тебе показалось. Никуда я не уеду. Не дождутся!.. Да и что такое счастье, и что такое несчастье?.. Запомни, Дима, счастье – это когда тебе все завидуют, а нагадить не могут! А мне многие завидуют. Очень многие! А я всё равно счастлива. Понимаешь, счастлива.

Дима. Понимаю. Я, наверное, пойду.

Ирина Владимировна. Да. Иди. (Встаёт и подходит к Диме.) Не бери всё это близко к сердцу… И то, что я сказала, забудь. Выбили из равновесия… Дорогу один найдёшь?

Дима. Найду. Уже найду.

Ирина Владимировна. Только я хочу тебе сказать сразу… Галина взрослая девочка. И очень самостоятельная… Вам под одной крышей жить будет трудно. У неё свои привычки, свои друзья… Я с ней тоже… не ужилась. Ты, когда поступишь в университет, будешь жить в общежитии. Так надо.

Дима. Хорошо. Но только я уже решил… Я не буду поступать на дневной. Я буду учиться на заочном.

Ирина Владимировна. Почему?

Дима. Потому, что не хочу постоянно через кого-нибудь переступать и перепрыгивать. А в городе, кажется, без этого невозможно.

Ирина Владимировна. Ты ошибаешься. Везде так. И у вас в деревне не лучше. Ты просто ещё с этим не сталкивался. В деревне многое незаметно на первый взгляд, там люди к природе ближе, от того и дерьмо пожиже.

Дима. Может быть, но я уже всё для себя решил.

Ирина Владимировна. Тебя же в армию заберут, дурачок.

Дима. Ну и пусть. Пусть армия, пусть вечно Малые Кузьминки, только не город. Только не этот дебилизм.

Быстро уходит.

Ирина Владимировна. Да-а!.. Довели парня. Воспитали неженкой… Не боец. Не наша комсомольская закалка. Нет, не наша. Не наш уровень стойкости, а жаль! Хорошо бы мог стартануть с моей помощью! Очень даже хорошо!.. Но ничего, ничего! Ещё не вечер. Всё ещё впереди. Вернёшься, Дима. Никуда не денешься. Жизнь заставит. Она всех… заставляет… проклятущая наша жизнь!

             С музыкой и с песней снова появляется толпа и в безумном танце кружится по сцене. Звучат песни то про Ушайку, то про Вершинку. В конце вся музыка проваливается в какую-то какофонию звуков, едва узнаваемых музыкальных песенных тем. Внутри круга оказывается Дима, ждущий на привокзальной площади электричку в Малые Кузьминки.   

             Затем толпа исчезает, и Дима остаётся один на площади. Откуда-то из темноты незаметно появляется Антонина, но она не подходит к Диме, она наблюдает за ним издали.

              Слышатся звуки приближающейся электрички… Музыка стихает. И вдруг Дима начинает произносить какие-то слова и танцевать. Вначале слова произносятся спокойно, словно только что рождаются, а движения тела лишь обозначают танцевальные па, но затем танец и слова становятся резкими, нервными, полными отчаяния. С последним словом рэпа Дима замирает, словно застывает.

Дима:   Мне не стыдно говорить всё, как есть.

Я не лучший, но зато я имею честь.

То, что вижу, то, что думаю,

О том и говорю, господа святые,

Увидимся в раю.

Я не удивлюсь ни капли, если вас там не будет.
Вы ж на Пасху были в церкви, вы ж уже честные люди.
А то, что вы соседке порчу принесли в капусте,
Вы же целовали крест, вам все грехи отпустят.
– Ваш сын хамло!

– Тёть Маш, как скажете…
Ещё писяшку и вы лицом в салате ляжете.
Вы ж с господом на «ты», не ели мясо, вы постились.
Вы не набухались, вы немножко причастились.
Вилка упала со стола, сижу среди апостолов.
Вон Пётр, вон Андрей, а я компанию уродую.
Вокруг Святое Общество – все судят мою душу.
Я сижу и просто проповеди слушаю.

Мне не стыдно говорить всё, как есть.

Я не лучший, но зато я имею честь.

То, что вижу, то, что думаю,

О том и говорю, господа святые,

Увидимся в раю.

       До свидания! Всё!

Конец

Май 2014 г.

* Автор песни К. Тутубалин

**  Стихи: А. Рубан