БАБА СИМА И ДВА ЕЕ МУЖА
Фантазии о Москве
Время действия: 1922-1945 гг, наши дни.
Москва, 2024 год
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Женские роли: — главных — 6
Мужские роле — главных — 6
Серафима — молодая девушка, приехавшая покорять Москву (возраст меняется от 17 до 40 лет)
Раиса — подруга Серафимы, уже обосновавшаяся в Москве, (возраст изменяется в течение пьесы также, как у Серафимы)
Константин — молодой человек примерно 20 лет, студент Коммунистического университета трудящихся Востока им. товарища Сталина, первый муж Серафимы
Анатолий —второй муж Серафимы (возраст меняется от 29 лет до 40)
Гена Звонарев — рабочий Трехгорной мануфактуры (возраст меняется от 25 лет до 45 лет)
Анна — дочь Серафимы (примерно 80 лет)
Марина — внучка Серафимы (женщина примерно 50+)
Елена — правнучка Серафимы (примерно 30 лет)
Макс — приятель Елены (молодой человек примерно 27 лет)
Алексей Васильевич — отец Анатолия, свекор Серафимы (60+ лет)
Екатерина Ивановна — мать Анатолия, свекровь Серафимы (60+ лет)
Александр — сын Серафимы от первого брака (примерно 20 лет)
Лариса — внучка Раисы, подруги Серафимы (50+ лет)
Массовка: люди на Павелецком вокзале, творческие работники «Межрабпом-Русь», участники «Синей Блузы», участники СВО, Игорь Ильинский, лоточницы, Владимир Маяковский.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
Старая московская квартира на Кутузовском проспекте, 35. Над довоенным комодом висит гобелен с оленями, рядом книжный шкаф. В кресле сидит Марина и пытается синхронизировать телефон и телевизор. Входит Елена и встает прямо перед креслом, где сидит Марина.
Марина (не отрывая взгляда от экрана телефона). Привет!!! Хочу тебе заметить, что ты стоишь на пути сигнала, экранируешь.
Елена не отходит, наоборот — разводит руки в стороны.
Марина (отрывается от телефона, смотрит на дочь). Что случилось? Ты опять чем-то недовольна.
Елена (мрачно). У Вики сегодня новоселье.
Марина (равнодушно). Поздравляю Вику. И отойди, пожалуйста, ты мне мешаешь.
Елена (раздражаясь). Я все время, все время вам мешаю.
Марина (спокойно). Ну, положим, не все время, а только когда ты в таком настроении. (Пауза) Но поскольку такое настроение у тебя часто, то да, может сложиться впечатление, что ты мешаешь все время.
Из соседней комнаты выходит Анна, в зубах папироса, В руках пустая пачка.
Елена. Ба, ты опять? Сколько можно?
Марина (огорченно). Мама, ты опять куришь?
Анна (невозмутимо). У меня закончились папиросы. (Обращаясь к Елене.) Ты, конечно, папирос бабуле не купила. (Обращается к Марине.) Почему опять? Я, вроде, не прекращала.
Елена (раздраженно). Ба, ну, сколько можно? Хотя бы в квартире не кури. Балкон же есть!
Анна (невозмутимо). Я читала, что на балконах теперь нельзя курить. Общественное пространство. За это штрафуют.
Елена (раздраженно). А нас травить дымом, это можно. Это, по-твоему, нормально.
Анна (невозмутимо). А ты что так волнуешься? На балконе я курить не могу, ведь балкон — это твое место.
Елена (раздражение сменяется удивлением). В каком смысле мое место?
Анна (невозмутимо). Ну как же. Ты ж оттуда революцию делаешь. То фонариком в небо светишь по ночам, то журавлей бумажных запускаешь. Кстати, дворник сказал, что если такое повторится, то мести двор сама будешь. А то засирать горазды, а убирать за вами кто-то другой должен.
Елена (очень раздраженно). Прекрати! Ты своими словами дискредитируешь…
Анна (невозмутимо). Ага! Именно! Дискредитирую! За папиросами сходи, революционэрка.
Елена (внезапно успокаиваясь). Не пойду. Кому надо, тот сам идет.
Марина (обращаясь к матери). Мама, успокойся. Она не в духе сегодня.
Анна (подходит к комоду, достает папиросу.). Удача! (Закуривает.) Хотела бы я посмотреть, когда она в духе. Такое зрелище надо за деньги показывать. Комета Галлея раз в 76 лет прилетает, а твоя дочь в духе бывает гораздо реже. Учитывая мой возраст, боюсь, не доживу до того дня, когда она будет в духе. Что на этот раз огорчило дочь вашу, Будур?
Марина (неуверенно). Не знаю. Вроде как у кого-то на новоселье была.
Анна (радостно). И опять позавидовала?
Елена (с вызовом). А даже если и позавидовала, что с того?
Анна (обращается к Марине). Вот! Это все плоды твоего воспитания. Начиталась всякой ерунды, уважала личность ребенка, ничего не требовала, даже убраться в своей комнате — это же, по мнению твоих новомодных авторов, насилие над личностью. И посмотри, что из этого выросло? (Обращается к Елене) Тебе уже тридцать, а ты все никак на нормальную работу не устроишься! Сколько работ ты уже сменила?
Елена (с вызовом). И что? Я молодая, искала себя!
Анна (саркастически). И как? Нашла? Или заблудилась в поиске?
Елена (раздраженно). Сейчас люди гораздо свободнее в выборе своего жизненного пути. Не как в ваше время. Ты в своем НИИ всю жизнь оттрубила, и что в итоге?
Анна. Не оттрубила, а проработала. И что?
Елена (раздраженно). В том-то и дело, что ничего!!! А вот у Вики родители квартиру ей купили!
Анна (спокойно). И что? Ты, вроде, не на улице живешь.
Елена (пинает рюкзак). Господи! Ну почему, за что ты мне послал таких родственников?
Марина. Интересно, чем это мы тебе не угодили?
Елена. Потому что мне уже тридцать, а я все еще вынуждена жить с вами!!!
Анна. Так тебя никто не заставляет жить с нами. И, кстати, может, пояснишь неразумной родне, чем тебе так не нравится жить на Кутузовском проспекте?
Елена. Это не модно. Старый дом, обстановка… (Тычет пальцем в гобелен с оленями). Это вот что? Все мои друзья ржут над этим украшением дома.
Анна. Дорогая, Кутузовский, бывшее Можайское шоссе, бывшая Старая Смоленская дорога — это такое место, где… Скажи мне, в каком доме ты живешь, и я скажу, где работали твои предки.
Елена. Предки, предки. Ну давай, заведи опять старую песню о главном, что коренные москвичи должны жить вот так, в старье, с оленями на стенах. Спасибо, что хоть не ковры.
Анна. Видишь ли, дорогая внучка, из нас троих только ты и есть коренная москвичка.
Елена. Это как? Вы же, вы же обе родились в Москве. Мама так вообще в Грауэрмана.
Анна. Видишь ли, дорогая моя внучка. Тот факт, что ты родился в Грауэрмана или даже в роддоме имени Клары Цеткин, не делает тебя москвичом. Коренной москвич, дорогая моя, — это тот, у кого прадедушка и прабабушка лежат на Ваганьковском, Даниловском, Донском, Новодевичьем… (Пауза) Если повезло, то у Кремлевской стены.
Елена. Значит, мне не повезло. Если бы у меня были другие предки, я бы жила сейчас в Романовом переулке.
Анна. Романов переулок? Это где такой?
Елена. Где, где… Между Воздвиженкой и Большой Никитской.
Анна. А! Поняла. В мое время это называлось улицей Грановского. У меня там когда-то ухажер жил. Его дед был из старых большевиков.
Елена. И ты упустила такой шанс? Ладно, сами вы не из старых большевиков, но ведь ты могла, могла…
Анна. Есть такое. Не из старых… Большевиков. Профессиональных революционеров у нас в семье не было. Ты у нас первая. А, кстати, где те два революционэра? Ну те, в кедиках, двое из ларца, одинаковых с лица, только один с бородкой, а второй без? Они еще приходили к нам устраивать революционные сборища, с балкона фонариком светить. И, кстати, почему к нам? У них дома балкона нет?
Елена. Ба, прекрати! Илья уехал!!! Не смог больше здесь жить.
Анна. Илья — это который? С бородой или без?
Елена. Без!!!
Анна. Куда уехал-то?
Елена. В Грузию.
Анна. И там продолжил свою революционную борьбу?
Елена. Пока нет.
Анна. А зачем уезжал тогда? Бороться с режимом сподручнее здесь, на месте.
Елена. Ты не понимаешь, здесь его могли посадить. Это просто новый 37-ой год!!!
Анна. Ага. Понимаю. А что он такого революционного натворил, что испугался, что его посадят?
Елена. Не испугался, а просто уехал, чтобы избежать застенков.
Анна. Какой-то он неправильный революционер. Революционер — это же всегда про убеждения. За свои убеждения нужно уметь страдать. Даже товарищ Сталин начинал свою революционную деятельность в ссылке в Туруханском крае.
Елена. Господи, ба, какую чушь ты несешь!
Анна. Так чем он там занимается, твой революционер? Между прочим, я тут на днях читала, что в Грузии тоже неспокойно. Так что его революционный опыт — светить фонариком с балкона вполне может там пригодиться. Или у него там тоже балкона нет?
Елена. Хватит! Ты можешь быть серьезной?
Анна. Я серьезна, как никогда. Так чем он там все-таки занимается, раз революцию делать пока не получается? Жить же на что-то надо.
Елена. Ему сначала родители денег присылали, потом он с ними разругался из-за расхождения в политических взглядах.
Анна. И отсталые родители перестали финансировать юного революционера?
Елена. Перестали. Ему сейчас тяжело.
Анна. А на работу пойти ему какая религия мешает?
Елена. Опять ты за свое. Работа, работа, работа. Да что ты в своей жизни видела, кроме своей работы? Что вы вообще в жизни видели?
Марина. Лена, как ты с бабушкой разговариваешь? И вообще, кто что в жизни видел — сравнивать нельзя. Бабуля — дитя войны
Елена. Дитя войны! Ну почему, почему среди вас нет ни одного, чья жизнь представляла бы хоть какой-то интерес. Хотя бы один, один единственный предок с историей успеха!
Марина. Ты просто неблагодарная. Предки ей не угодили. Квартира не нравится…
Елена. Не нравится, не нравится, не нравится.
Анна. А как ты думаешь, то, что ты живешь на Кутузовском, а не в панельной пятиэтажке в Замкадово, чья это заслуга? Уж точно не твоя.
Елена. Так и не твоя!
Анна резко встает с кресла, и уходит в свою комнату. Через минуту возвращается с большой коробкой в руках, сует коробку Елене в руки, та от неожиданности роняет коробку.
Анна. Революционэрка, даже коробку в руках удержать не можешь, а туда же, о судьбе страны все беспокоишься.
Елена (открывает коробку). Ба, что это? Архив? Чей?
Анна. Изучи, узнаешь. Я не буду тебе все разжевывать.
Анна и Марина уходят. Елена достает из коробки альбомы с фотографиями, большие бобины с пленками и старый кинопроектор. На экране транслируется фрагмент фильма братьев Люмьер «Прибытие поезда».
Картина вторая
Павелецкий вокзал, 20-ые годы прошлого века. Голос из громкоговорителя объявляет: пассажирский поезд «Саратов-Москва» прибыл на второй путь. Появляются люди с баулами, мешками, фанерными чемоданами. В толпе шныряют карманники и другое жулье. Появляется молодая девушка, в одной руке у нее фанерный чемодан, в другой дамская сумочка. Появляются жулики.
1-ый жулик. Девушка, девушка, вам помочь? Вы заблудились?
Серафима. Да. Точнее — нет. Я сама из Саратова, вот, приехала. Подруга у меня тут, на фабрике работает. Вот адрес ее общежития (протягивает бумажку с адресом). Как добраться подскажете?
2-ой жулик. Конечно, подскажем!!! Дайте взглянуть на адрес.
Серафима протягивает жулику бумажку с адресом, первый жулик хватает ее чемодан и бежит.
Серафима. Да как же это, да что же это. Стой!!! Помогите, догнать надо, там все вещи.
2-ой жулик (отвлекает внимание Серафимы и вытаскивает кошелек из ее сумки). Стой! Держи вора! Ты здесь постой, никуда не уходи. Я мигом, только догоню ворюгу!!!
Второй жулик убегает. Появляется женщина с мешком.
Женщина с мешком. Девушка, девушка, у вас сумка раскрыта, проверьте, все ли на месте.
Серафима (проверяет сумку). Ограбили!!!
Появляется Гена.
Гена. Девушка, девушка, что случилось? Вам помочь?
Серафима (замахивается на него сумкой). Пошел прочь. Уже помогли тут двое. Теперь ни чемодана, ни кошелька.
Гена. Девушка, не бойтесь. Я вас не обижу. Я член профсоюза, вот. (Достает членский билет.) Вы грамотная?
Серафима (перестает плакать, берет билет). Конечно, грамотная. Вы что думаете, раз я из Саратова, так и в школу не ходила?
Гена. Ну что, убедились, что я не жулик? А вам куда нужно было? (Серафима протягивает Гене листок с адресом.) Это ж наше общежитие, Трехгорки. Я тоже там живу.
Серафима. У меня там подруга ткачихой работает. Уже полгода как. Да, может, вы ее и знаете? Рая зовут.
Гена. Рая? Может, и знаю. Девчонок много на фабрике. Да что говорить, сейчас приедем и познакомимся. Извозчик, извозчик.
Звучит музыка, как будто играет тапер в кинотеатре.
Картина третья
Комната в общежитии работниц Трехгорной мануфактуры. Рая, подруга Симы, читает книгу. Входят Серафима и Гена.
Гена (громко). Здравствуйте, девушки!
Девушка (кричит на Гену). Что орешь? После смены мы, поспать не дал. Змей!
Рая (замечает Серафиму). Симка, ты? А я тебя только через неделю ждала.
Серафима. Я. Сил уже не было там оставаться.
Гена. Так это и есть подруга Рая?
Рая (смотрит на Гену). А ты… Ты же этот, из профсоюза, Звонарев.
Гена. Так точно, Звонарев. Вот, скажи своей подруге, что я не жулик, а то она меня за бандита приняла.
Рая. И везде-то ты, Звонарев, успеваешь.
Гена. Ты о чем?
Рая. О том. Не припоминаю, чтобы ты хоть одну юбку пропустил. (Серафиме.) Ты с ним поаккуратнее. Проходи, а где твои вещи?
Серафима (рыдает). Обокрали на вокзале. Два жулика. Чемодан, кошелек — все унесли. А там платье, новое, мама специально для Москвы пошила.
Гена. Насчет платья мы, конечно, помочь не сможем, а вот ордер на отрез выдадим. Приходи в профсоюз. Да! И в милицию надо бы заявить.
Рая. Что твоя милиция сделает? Вещи уже, небось, на Сушке или Тишинке проданы. Толку идти заявление писать? (Серафиме.) Располагайся, мне скоро на смену, покажу тебе наш цех. Завтра пойдем в кадры. А вечером, чтобы повеселить тебя, пойдем в синематограф. В электротеатре «Арс» новую фильму показывают, «Папиросница от Моссельпрома».
Гена. Девчонки, я с вами.
Рая. Куда собрался? До цеха я, Звонарев, и без тебя дорогу найду.
Гена. Да не в цех! В «Арс», смотреть новую фильму!
Рая. Щас!!! Больно ты нам там нужен! Иди уже!
Хватает со спинки кровати полотенце, машет им на Гену. Гена уходит.
Серафима. Что ты его так? Хороший же парень, на вокзале мне помог. Да если бы не он, я бы до тебя не добралась. Пусть бы с нами пошел.
Рая. Дремучая ты, Симка. Это ж Москва!!! Мы в синематограф идем, там другая публика.
Звучит популярный в те годы фокстрот М. Блантера «Джон Грей». Аранжировка для фортепьяно.
Картина четвертая
В центре сцены несколько кресел, на которых сидят Рая и Сима, в руках у них кульки с семечками. На экране — кадры из фильма «Папиросница от Моссельпрома», фрагмент, где главная героиня одета в платье американского производства. Серафима перестает грызть семечки.
Серафима. Рая, Рая, ты только посмотри, какое платье. Не сравнить с тем, что мамка пошила. Да откуда ей знать, что сейчас носят.
Рая. Симка, прекрати, вечно ты со своими фантазиями. Это же актрисы. В обычной жизни люди так не ходят. И вообще, не отвлекай.
Появляются слова «Конец фильма». Зрители уходят. Теперь на экране вход в электротеатр «Арс», висит афиша фильма. Серафима и Рая идут по улице, останавливаются перед афишей.
Серафима. Рай, красивая она, правда?
Рая. Да обычная. У нас на Трехгорке и покрасивше девчата есть. Ты семечки еще будешь? (Серафима мотает головой.) Тогда давай, я доем.
Серафима. Рай, а чего ты на фабрику пошла? Что там, кроме станков, можно увидеть? А вот здесь (показывает на афишу), здесь жизнь. Это же новое искусство. Представляешь, какие там интересные и необычные люди работают?
Рая. Если тебе в артистки хочется, на сцене выступать, то у нас на фабрике «Синяя блуза» есть. Генка там заводилой. Завтра, после кадров, загляни к ним, они репетируют в столовой.
Серафима. Может, загляну, если время будет.
Рая. Мне на смену завтра рано. Куда идти, я тебе сегодня показала. Если не запомнила, спросишь у кого-нибудь. Народ у нас отзывчивый, расскажут.
Девушки уходят.
Картина пятая
На экране знаменитое здание Моссельпрома. Серафима выбегает из здания: на голове кепка, в руках огромный лоток с папиросами. На экране кадры из фильма «Папиросница от Моссельпрома», главная героиня торгует папиросами. Серафима дублирует все движения. На экране появляется Никодим Митюшин в исполнении Игоря Ильинского. В жизни появляется Игорь Ильинский, подходит к Серафиме купить папиросы.
Серафима (узнает актера). Ах, это вы!!!
Игорь Ильинский. Да, это я.
Серафима. Я вас вчера в синематографе видела. Надо же, вы, такой известный, вот так запросто. А вы сейчас снимаетесь в какой-нибудь фильме?
Игорь Ильинский. Пока нет. Вот, как раз иду на пробы.
Серафима. На пробы? Это как?
Игорь Ильинский. Режиссер, который будет снимать фильму, смотрит, подходишь ли ты на роль. Может предложить показать что-то.
Серафима. Что показать? (Прикрывает грудь.)
Игорь Ильинский. Вы неправильно поняли. Показать у нас, в синематографе, это разыграть какую-нибудь сцену по заданию режиссера. Изобразить ревность, горе…
Серафима. А как попасть на эти пробы? Это любой человек может прийти?
Игорь Ильинский. Можете попробовать. Завтра, это я точно знаю, будут проходить пробы на фильму «Закройщик из Торжка». (Небрежно.) Меня на главную роль пригласили. Но пробы все равно будут.
Серафима. А где будут эти пробы?
Игорь Ильинский. Это здесь, неподалеку — 1-ая Тверская-Ямская, дом 3. Там сидит товарищество «Межрабпом-Русь».
Серафима. Там фильмы снимают?
Игорь Ильинский. Нет, там директор и научно-производственный отдел. Ателье для съемок и лаборатория на Петербургском шоссе. Хотите попробовать?
Серафима. Хочу!!!
Игорь Ильинский. Приходите, у вас такая внешность, думаю, есть шанс.
Игорь Ильинский уходит. Распродав все, Серафима заходит в Моссельпром, почти сразу выходит, пересчитывает заработанные деньги. Появляется лоточница с открытками.
Лоточница с открытками. Открытки, кому открытки!!! Теда Бара, Мэри Пикфорд, Дуг Фербенкс, Луиза Брукс, красавчик Рудольфо Валентино!!! (Серафиме.) Девушка, подходим, покупаем!!! Луиза Брукс, красавчик Рудольфо Валентино!!!
Серафима перебирает открытки, выбирает. Рассматривает открытку, идет к двери с надписью «Парикмахерская». Серафима выходит из дверей парикмахерской. Теперь она жгучая брюнетка со стрижкой «под Луизу Брукс». Появляются другие лоточницы.
Лоточница с духами. Духи, помады, платья для элегантных дам. (Обращается к Серафиме.) Девушка, девушка, подходите, посмотрите… (Достает из коробки платье.) Прямо на вас пошито. Берите!!!
Серафима подходит. Далее идет пантомима, как в немом кино. Наконец, сходятся в цене,
Картина шестая
Межрабпом-Русь. Суетятся ассистенты, в кресле сидит режиссер, его помощница стоит рядом. В стороне группа молодых людей репетирует какой-то народный танец.
Режиссер (берет из рук помощницы листок бумаги). Это что?
Помощница. Тот документ, что вчера ждали. План. Утвержденный, со всеми подписями.
Режиссер (раздраженно). Работать не дают. Что они там еще напридумывали? (Читает вслух.) Социально-бытовые ленты из жизни деревни и фабрик. О, Господи, только этого я еще не снимал! Что тут по плану? Рабочее название «Черное золото», Донбассиада, эпопея из жизни горно-рабочих и битва за Донбасс. Кто снимает? А! Эггерт! Ну, пусть снимает. Что там еще? (Помощница подает второй листок.) Социально-бытовые ленты из жизни Востока. Не моя тема. Кто снимает? О! здесь даже режиссеров еще не назначили. (Возвращает листок.) Больше меня не отвлекай.
Помощница. Распишитесь вот здесь, что вы ознакомлены. И я отнесу в отдел.
Режиссер, не глядя, ставит свою подпись. Помощница уходит.
Режиссер (в громкоговоритель). Внимание, работаем сцену танца. Танцоры готовы?
Молодые люди, что репетировали в углу, выходят вперед.
Режиссер. Аккомпаниатор на месте? Начинаем.
Помощница возвращается, в руках у нее хлопушка.
Помощница (щелкает хлопушкой). Дубль первый!
Тапер играет, молодые люди начинают танцевать национальный танец. Появляется Серафима. От шума и толкотни девушка теряется. Режиссер замечает Серафиму, подносит ко рту громкоговоритель.
Режиссер. Стоп!!! (Тапер перестает играть, танцоры останавливаются.) Девушка, девушка. (Серафима не реагирует, он повторяет громче). Девушка!! (Серафима показывает пальцем на себя) Да, да, вы, в синем платье. Вы на пробы? (Серафима энергично кивает.) Проходите. (Внимательно рассматривает Серафиму.) Девушка, вы пришли пробоваться в картину из жизни рабочего класса и трудового крестьянства. (Серафима от страха плохо понимает, что говорит ей режиссер, но, на всякий случай, кивает.) Что вы киваете? (Серафима опять кивает.) Как вас зовут?
Серафима. Серафима.
Один из танцоров — симпатичный парень лет 20-ти, желая помочь понравившейся девушке, разыгрывает комедийную пантомиму. Серафима замечает парня, смеется.
Режиссер. Господи! Еще имя какое. (Раздраженно.) Что вы смеетесь? Что я такого смешного сказал? (Помощница что-то шепчет ему на ухо.) Серафима, вы пришли пробоваться на главную роль?
Серафима (с вызовом). Конечно!!!
Режиссер (голосом «уставшего гения»). Девушка, вы поймите, главная роль в нашей фильме — роль домработницы Кати, простой деревенской девушки. А вы посмотрите на себя. Вы же сделали из себя какую-то американку. (Помощница что-то ему показывает в сценарии.) Максимум, максимум, что я могу вам предложить, это роль девицы на нэпманской тусовке. Вы фокстрот танцевать умеете? Шимми? Чарльстон?
Серафима умоляюще смотрит на того молодого человека, что пытался ее развеселить. Молодой человек подходит к режиссеру.
Константин. Это парные танцы. Девушке будет сложновато с новым партнером, разрешите порепетировать, а завтра мы придем и все покажем.
Режиссер. А вы, собственно, кто?
Константин. Я Костя, студент Коммунистического университета трудящихся Востока имени товарища Сталина. Я из танцевальной группы.
Режиссер. Хорошо, Костя из танцевальной труппы, время вам до завтра. Репетируйте. Завтра в 12 часов пополудни жду вас здесь.
На экране вход в здание Межрабпом-Русь. Серафима и Константин выходят из здания.
Серафима. Спасибо, что выручили. Я так растерялась. Он кричит, я даже не понимаю, что он от меня хочет.
Константин. Вы актриса?
Серафима. Я? Я — нет, не актриса. Пока еще не актриса, но хочу. А пока работаю папиросницей, знаете, как в этой новой фильме.
Константин. «Папиросница из Моссельпрома»?
Серафима. Да. Вы смотрели?
Константин. Уже два раза. Наш университет недалеко, на Большом Путинковском. Минут пятнадцать ходу. Мы после занятий часто в «Арс» бегаем. А вы где живете?
Серафима. В общежитии на Трехгорке.
Константин. Я могу вас проводить?
Серафима. Конечно.
Серафима и Константин идут по вечерней Москве. На экране панорамы Москвы того времени по пути их следования. Звучит популярный в те годы фокстрот М. Блантера «Джон Грей». Аранжировка для фортепьяно. Константин явно хочет произвести впечатление. Он то начинает танцевать, то делает стойку на руках. Серафима смеется. Потом Костя начинает учить ее танцевать фокстрот. Неожиданно появляется Гена Звонарев. Увидев Серафиму и Константина, он на мгновение замирает, а потом, стараясь, чтобы они его не заметили, уходит. Серафима и Константин подходят к общежитию. Около входа стоят и курят Рая и Гена. Серафима прощается с Константином, жмет ему руку. Константин уходит. Серафима подходит к Рае и Гене.
Рая. Это кто ж такой будет?
Серафима. Это Костя.
Гена. И откуда этот Костя взялся? Нэпман какой-то.
Серафима. Сам ты нэпман!!! Костя студент, учится в Коммунистическом университете трудящихся Востока. Имени товарища Сталина!
Гена. Это их там в университете обучают таким танцам?
Серафима. Каким еще «таким танцам»?
Гена (вынимает из кармана пиджака сложенную газету.) Вот, читай! Статья товарища Бориса Макаренко «Новому быту — новый танец». (Зачитывает вслух.) Сейчас больше, чем в какой-либо другой момент встает вопрос о вытеснении влезших в новый быт буржуазных новинок. Рабочие сейчас, в новом быту не имеют и не танцуют ни одного танца, созданного ими, — западная дребедень буквально вклинивается в новый быт. Изучи! Потом на собрании доложишь.
Серафима (засовывает газету себе в сумку). Почитаю, если время будет.
Гена уходит.
Рая. Сим, ну вот что ты нарываешься? Ты что, еще не поняла? Генка к тебе неровно дышит с самого первого дня. Он же рассчитывал, что ты на фабрике будешь работать, а у него тут вес большой. А ты по-своему решила, в папиросницы пошла. А теперь еще этот нэпман. Вот он от ревности и вредничает.
Серафима. Да никакой Костя не нэпман. Да если хочешь знать, в этом университете они на начальников учатся.
Рая. А танцы?
Серафима. Танцы — это он подрабатывает на кинофабрике. В кино снимается. Мы с ним танцы поучили, так меня в эпизоде снимут. Вместе с Костей танцевать буду. Вот в следующий раз пойдем в «Арс», а там я на экране буду.
Рая. Конечно, так сразу в артистки и попала. Только ты учти, Генка это так не оставит. Поднимет вопрос на собрании, почему ты на фабрике не работаешь, а в общежитии койку занимаешь. И вот куда ты тогда пойдешь?
Серафима. А я, может, тогда уже замужем буду за Костей.
Рая. Ага!!! Так он тебя замуж и позвал. Он не русский, такие только на своих женятся.
Серафима. Посмотрим!
Серафима и Рая уходят. Опять звучит рояль. Появляются Серафима и Константин. Они заходят в дверь, над которой вывеска «Краснопресненский МЕСТНОЗАГС Московского губернского отделения ЗАГС». Через мгновение Серафима и Константин выходят у Константина справка о бракосочетании. Пара целуется, Костя уходит, вбегает Рая.
Рая (запыхавшись). Симка, беда.
Серафима (сияет от счастья). Что случилось?
Рая. Генка… Генка на профкоме про тебя доложил. Да так расписал эти ваши танцы, что по всему выходит, ты и есть главный враг советской власти.
Серафима (безмятежно). И что?
Рая. Да ты что? Что лыбишься? Он поставил на голосование, чтобы выселить тебя из общежития.
Серафима. Ну и пусть!
Рая. Ты не заболела? Куда ты пойдешь теперь?
Серафима. Вот уже двадцать минут у меня другая фамилия. Я — жена Кости, и ухожу жить к мужу.
Серафима гордо уходит, Рая, разинув рот, смотрит ей вслед.
Картина седьмая
Старая московская квартира на Кутузовском проспекте, 35. За круглым столом сидит Елена, на столе — разложенные документы, альбомы с фотографиями. Елена берет очередной документ, читает, потом набирает что-то в телефоне. Появляется Анна, плюхается в кресло, закуривает.
Елена (раздраженно). Ба, ты опять куришь! Сколько можно! Ладно, себе вредишь, так ты же и всех нас травишь.
Анна (невозмутимо). Как же, затравишь тебя. Ты ж как в песне – не задушишь, не убьешь. Что, изучаешь архив неинтересных предков?
Елена. Изучаю. Вот, нашла документ о первом браке прабабки. Пробила через поисковик имя ее первого мужа. А он, оказывается, такая звезда! Тут, в википедии, даже отзыв Сталина о его искусстве есть. И писателя Алексея Толстого. Вот это, я понимаю, предок! Почему она с такой звездой развелась?
Анна (невозмутимо). Она не для того в столицу приезжала, чтобы через несколько лет в провинцию вернуться.
Картина восьмая
Скромная комната. В углу стоит детская кроватка. Серафима гладит пеленки. Входит Константин, в руках у него букет и какой-то документ.
Константин. Симочка, дорогая, я сдал экзамены. Вот диплом. С отличием!!!
Серафима (ставит утюг, читает документ). Костя, какой ты у меня молодец!! И куда тебя определили на работу?
Константин мнется, потом достает из кармана еще какую-то бумагу и протягивает жене.
Константин. Вот!
Серафима (читает документ, меняется в лице). Это что?
Константин. Симочка, ну ты же знала, что меня здесь не оставят. Кадры для Москвы готовят в других местах. Я должен домой поехать.
Серафима. Раз должен, то поезжай!
Константин. Что значит — поезжай. Мы едем все вместе: ты, Сашка, я.
Серафима. Едешь ты. Сашка и я остаемся в Москве.
Константин. Так не будет! Ты моя жена. Жена должна следовать за мужем.
Серафима (начинает гладить пеленки). Я тебе не угнетенная женщина востока. Не командуй.
Константин. Сима, мы же с тобой много раз об этом говорили. И ты соглашалась.
Серафима. Соглашалась. А сейчас передумала. (Ставит утюг.) Ты пойми, Костя, у меня свои мечты, свои планы… Были. Потом я тебя встретила, замуж за тебя вышла, но планы и мечты никуда не делись.
Константин. Ты что, всерьез думала, что станешь звездой синематографа?
Серафима. А ты… Ты, значит, в это никогда не верил? Все твои слова поддержки были ложью?
Константин. Я тебя поддерживал, но был уверен, что ты перебесишься. И поймешь, что главное в жизни — это семья.
Серафима. Семья — это когда поддерживают друг друга.
Константин. Правильно, вот ты и должна меня поддержать! В общем, собирай вещи, я поеду за билетами.
Константин уходит. Серафима некоторое время стоит у стола, пока не начинает дымиться пеленка.
Серафима (хватает утюг). Ох! Вот и знак. Наш брак сгорел.
Картина девятая
Старая московская квартира на Кутузовском проспекте, 35. За круглым столом сидит Елена, читает очередной документ. В кресле сидит Анна, курит и читает книгу. Елена в сердцах бросает документ на стол.
Анна (не отрываясь от чтения). Нельзя ли производить поменьше шума? Ты не одна в комнате.
Елена (огрызается). Когда я прошу тебя не курить в квартире, ты на это не реагируешь. Не пора ли тебе подумать своем поведении? Ты отравляешь нам воздух, ты отравляешь мне жизнь!
Анна (перестает читать). Положим, с отравлением твоей жизни ты и сама неплохо справляешься. Какие ко мне претензии?
Елена (трясет документом). Претензии? Какие можно к вам предъявлять претензии? Вы — семейство неудачников. Даже когда золотая рыбка у вас в сетях, вы не можете этим воспользоваться. Вот. (Трясет документом.) Ей повезло так, как мало кому везет. Приехала черт знает откуда, познакомилась с приличным мужчиной и даже вышла замуж. И что? В справке написано, что развелась. В 1923-ем вышла замуж, 1929-ом году развелась. А откуда вообще взялась эта справка?
Анна. Я в Дорогомиловский ЗАГС ходила.
Елена. И там были такие старые документы?
Анна. Я тоже удивилась, но мне объяснили, что это — еще не старые документы, там есть гораздо более древние.
Елена. А зачем ты вообще за этой справкой пошла? Что узнать-то хотела?
Анна. Отец с матерью никогда не говорили о ее первом браке. По крайней мере, при мне не говорили. Из разговоров матери с ее подругой Раей я поняла, что каким-то образом ее первый муж помог матери сняться в кино. Ну, я и решила, что он был режиссером.
Елена (кивает). Логично. Если вышла замуж за режиссера, то сниматься точно будешь. Образование и талант — необязательны. Значит, она снималась, пока была замужем, как только развелась — кино в ней больше не нуждалось? Так получается? Тоже логично. (Смотрит в телефон.) Погоди, если верить википедии, он вовсе не режиссер!
Анна. Это была… Как бы тебе сказать, это была семейная легенда. Романтично же — актриса Великого немого и муж режиссер.
Елена. Положим, актриса не так, чтобы известная. Не Вера Холодная.
Анна. А вот и не факт. Она могла сниматься под псевдонимом. Настоящее имя не очень годилось, с таким именем в звезды не пробьешься. Даже если муж режиссер. Серафима Федуловна — так себе имя для звезды.
Елена (с ужасом). Федуловна? Какой кошмар! Это, получается, в дополнение ко всему остальному, среди моих предков был человек по имени… Федул.
Анна. А ты думала, наши предки во дворцах жили? Ошибаешься.
Елена (меняет тему). И ты решила все выяснить? Про режиссера, про фильмы?
Анна. Я думала, найду, как его звали, напишу письмо в Госфильмофонд. Может, какие-то ленты сохранились Я знала только фамилию первого маминого мужа, потому что у брата Сашки была такая же. А имя и отчество не знала.
Елена (с удивлением). У тебя есть брат?
Анна. Был.
Елена (размышляет вслух). Получается, баба Сима была фантастически везучей женщиной.
Анна. Это с чего вдруг такой вывод?
Елена (размышляет вслух). Смотри: женщин по статистике всегда больше, чем мужчин. Особенно нормальных мужчин. Но ведь как-то ей удалось, разведенной и с ребенком охмурить прадеда. Вопрос как? (Телефон Елены издает звук, как будто пришло сообщение, Елена смотрит в телефон.) Мне бы ее везучесть! Вот (показывает Анне телефон), я уже три недели в самом крутом приложении для знакомств, а толку чуть. Всего две встречи. И полное разочарование.
Анна. Если ты встречалась с такими же, как твои друзья революционеры, то разочарование неизбежно.
Елена. Ба, хватит!!! (Вкрадчиво.) А ты знаешь, где твоя мама со вторым мужем познакомилась?
Анна. Что, решила воспользоваться опытом предков? Не боишься?
Елена (раздраженно). Чего мне бояться?
Анна. Сама же только что сказала, что мы — семейство неудачников. Вот я и спрашиваю — не боишься использовать неудачный опыт?
Елена (раздраженно). На начальных этапах знакомства у бабы Симы все получалось. А то, что она не умела развить успех, так это поправимо. Надо учиться на чужих ошибках. Как говорится, дайте мне материал, я с ним буду работать.
Анна. С таким подходом ты не мужчину найдешь, а материал. Это, знаешь ли, довольно разные вещи.
Елена. Хватит меня учить. Лучше расскажи, где и как.
Картина десятая
Комната в общежитии работниц Трехгорной мануфактуры. Серафима сидит на стуле и что-то шьет. Она уже не похожа на жизнерадостную модную девушку со стрижкой под Луизу Брукс: волосы естественного цвета, длина до плеч, уставшее лицо, дешевый халат, на голове косынка. Входит Рая, в руках у нее какие-то ведомости.
Рая (деловито). Девочки, кто еще не сдал, сдаем взносы. В ОСОВИАХИМ и Союз воинствующих безбожников. Подходите, сдавайте.
Девушки неохотно подходят по очереди к Рае, сдают деньги, расписываются в ведомостях. Серафима прекращает шить, смотрит в кошелек. Все девушки уже сдали взносы, кроме Серафимы. Рая подходит к Серафиме.
Рая. Сим, опять не можешь взносы заплатить?
Серафима. Рай, ты мои обстоятельства знаешь. Сашка все время болеет, лекарства покупать надо. Нет у меня денег на взносы. Устала я, Рай, так устала.
Рая. А я тебе говорила. (Обнимает Серафиму.) Сим, поговори с Генкой. Он теперь в профсоюзе главный. Может помочь, Сашку в садик заводской пристроить, потом в школу. Нагадить тоже может. Давай, я за Сашкой присмотрю. А ты сходи, они в столовой сейчас репетируют.
Картина одиннадцатая
Помещение столовой. Столы сдвинуты к стене, стулья тоже. Слева висит полотнище с надписью «мужская уборная», справа — такое же полотнище с надписью «женская уборная». Один стул стоит сбоку, на нем сидит Гена. Появляется группа молодых работников фабрики, одетых в просторные синие блузы и свободные штаны.
Гена (хлопает в ладоши). Поживее, товарищи, стройтесь. Начинаем репетицию.
Работники (энергично маршируют и поют). Мы синеблузники, мы профсоюзники –
На всё известно обо всём,
И вдоль по миру свою сатиру,
Как факел огненный несём.
Мы синеблузники, мы профсоюзники,
Мы не баяны-соловьи –
Мы только гайки в великой спайке
Одной трудящейся семьи…
Гена (хлопает в ладоши). Стоп, стоп, стоп!!! Вы — агитаторы, пропагандисты идей революции. А вы еле шевелитесь. Энергичнее надо, энергичнее. Нам дают площадку для выступления — театр-варьете «Альказар». Там мы не одни будем, мне сообщили, что будет еще пять коллективов. Нам нельзя осрамиться перед товарищами. (Входит Серафима.) Перекур пятнадцать минут. (Кивает Серафиме.) Привет. Ты, Сима, отрываешься от коллектива. Трудовые показатели плохие, взносы сдаешь с опозданием, в общественной жизни не участвуешь. (Издевательски.) Ты же у нас актриса. Могла бы в Синей Блузе выступать. Или для тебя — это не то? Продвигать в массы идеи революции ты не хочешь. Видел я тот фильм, где ты снималась. Видел, как ты там танцевала.
Серафима. Не понравилось? А режиссер хвалил.
Гена (злится). Этого бы режиссера да на собрании разобрать. Что он пропагандирует? Танцульки, где наша молодежь теряет свое классовое лицо и приобретает физиономию разнузданной улицы.! А ты чего пришла-то? Неужели в Синюю Блузу решила записаться?
Серафима (серьезно). Нет… То есть, да. Хочу принимать участие в общественной жизни.
Гена (обращается к одной из девушек синеблузниц). Люся, выдай Серафиме штаны и рубаху. И текст, текст не забудь.
Девушка. А какой текст? Какой текст-то?
Гена. Ну, тот, манифест нашего театра.
Девушка. А-а-а-а… Поняла. (Вытаскивает листок из пачки, декламирует.) На каждом заводе, в каждом учреждении
Читаются лекции о женском движении
После лекций – речи, после речей – доклады
О том, что желать надо,
И о том, что не надо…
Гена (поморщившись, прерывает девушку). Хватит. Да, да, этот текст. (Обращается к Серафиме.) Вот, выучишь. И учти, мероприятие ответственное. Ну, ты же у нас актрииииса, справишься.
Девушка отдает Серафиме листки с текстом, уходит, возвращается с синей рубашкой и штанами.
Девушка. Вот, держи. Размера твоего нет, но ты же не без рук, подошьешь, ушьешь.
Серафима забирает у девушки форму. Синеблузники и Гена уходят.
Серафима (надевает форму, разворачивает листок, читает вслух) Женщин приветствуют всякие ораторы,
И кооператоры, и женорганизаторы,
Говорят насчет равноправия и единства,
Насчет охраны младенчества и материнства.
Господи, какой бред!!!!
Входит Рая.
Серафима (испуганно) Рай, ты? Чего здесь? А кто с Сашкой остался?
Рая. Сим, не волнуйся. Девчата присмотрят. (С интересом.) Ты как? Что с Генкой?
Серафима (устало). Что с Генкой? (Показывает текст.) Вот, сказали учить, в театре варьете «Альказар» выступать будем.
Рая (радостно). Вот и отлично!!! Выступишь хорошо, сможешь у Генки садик для Сашки попросить.
Серафима. Рай, это ты сейчас серьезно? (Плачет.) Не могу я больше, не могу.
Рая (успокаивающе). Сим, все образуется. А хочешь, я тебя завтра на целый день отпущу? Иди, развейся.
Серафима. Отпустишь? (Обнимает Раю.) Спасибо, спасибо, спасибо.
Картина двенадцатая
Серафима идет по улице. Она в нарядном платье, сшитом уже по моде начала 30-ых годов. Внешне она почти та же амбициозная девушка, которая приехала покорять синематограф. Она проходит мимо мимо огромной афиши, рекламирующей новый фильм «Праздник Святого Йоргена». На афише Игорь Ильинский в роли жулика Франца Шульца. Серафима останавливается перед афишей, осторожно гладит фотографию актера. Решительно идет к окошку с надписью «касса». Купив билет, она заходит в «Арс». Появляются Гена и Рая, они следили за Серафимой.
Гена. Нет, ну ты смотри, взносы сдать — денег у нее нет, а на кино, стало быть, есть. Ну, Симка!! Получишь ты у меня.
Рая (переводит разговор на другую тему). Ген, давай тоже сходим. Я читала, это очень хорошая фильма. Настоящая сатира против попов. Ген, может, Симка пошла на эту фильму, чтобы потом доклад сделать. Давай билеты купим!!! Да и тебе полезно будет.
Гена. Хорошо. Пошли в кассу.
Гена и Рая покупают билеты, проходят в здание «Арс».
Картина тринадцатая
В центре сцены несколько кресел, на которых сидят зрители. На первом ряду сидит Серафима, Гена и Рая сидят на последнем ряду. Звучит музыка, играет тапер. На экране кадры из фильма «Праздник Святого Йоргена». Главный герой элегантный Микаэль Коркис, в костюме и шляпе уезжает на автомобиле. Появляются слова «конец фильма», зрители выходят на улицу. Серафима останавливается рядом с афишей фильма «Праздник Святого Йоргена». Издалека за ней наблюдают Рая с Геной.
Гена. Вот ты, Райка, все время ее выгораживаешь. Я, конечно, понимаю тебя, — землячки, подруги. Но ведь Симка как есть буржуазный элемент. Надо с ней что-то делать.
Рая (просительно). Ген, да оставил бы ты ее в покое. Ей и так не сладко. Этот, муж ее бывший, сначала часто писал, все звал, чтобы она к нему приехала.
Гена (нервно). Что, и сейчас пишет?
Рая. Перестал. Симка думает, что он там кого-то себе нашел.
Гена (успокоившись). А я сразу понял, что этот Костя с гнильцой. Я бы никогда не развелся с женщиной, которая родила от меня. Не по-пролетарски это.
Рая (вкрадчиво). Ген, может, хватит за Симкой следить. Погода хорошая. Пойдем, погуляем.
Рая и Гена уходят. Серафима продолжает стоять около афиши. Появляется разносчик газет.
Разносчик газет. Скачки, скачки!!! Новый сезон на Первом Московском ипподроме! Начало в три часа дня. Жокейские, военные, женские скачки! Первое выступление в сезоне — Октава! Тубероза, Мотор, Ручеек. Испытание племенных тяжеловозов в возке тяжестей! Не пропустите!!! (Замечает Серафиму.) Девушка, подходите, берите газету. (Серафима нерешительно достает кошелек. Разносчик удваивает усилия.) Берите, берите, будет удача. (Шепотом.) Ставьте на Туберозу.
Серафима. На Туберозу?
Разносчик газет (убедительно). Сведения верные. (Заговорщически.) У меня свои люди на ипподроме. Поставьте на Туберозу, не пожалеете.
Серафима покупает газету.
Разносчик газет. Поторопитесь! Начало уже скоро, а вам надо еще ставку сделать!
На экране появляется центральный вход на Московский ипподром. Около кассы толпится народ. Серафима подходит, встает в очередь.
Серафима (обращается к стоящему перед ней высокому мужчине в плаще и шляпе). Подскажите, сколько стоят билеты?
Мужчина поворачивается, это Владимир Маяковский.
Владимир Маяковский. Самые дешевые по 20 копеек.
Серафима роется в кошельке. Внезапно Маяковский берет ее за руку.
Владимир Маяковский. Вы знаете, у меня сегодня что-то нет настроения, возьмите мой билет. Он на самую дорогую трибуну. Вы такая красивая, ваше место там.
Он отдает Серафиме билет и уходит. Серафима растерянно смотрит ему вслед, потом смотрит на свой билет, решительно идет к центральному входу на Ипподром.
Картина четырнадцатая
VIP-трибуна ипподрома. На трибуне знаменитости — Семен Буденный, актеры Яншин и Тарханов. Там же сидит группа щеголеватых молодых людей в плащах и шляпах. Увидев Серафиму, они машут ей руками. Один из них, Анатолий, приглашает ее сесть рядом с ними.
Анатолий. Девушка, идите к нам, у нас есть место. (Серафима кокетливо улыбается, подходит и садится рядом с Анатолием.) Как вас зовут?
Серафима. Серафима.
Анатолий. Симочка, как вы думаете, на кого лучше поставить?
Серафима. Ставьте на Туберозу.
Анатолий машет рукой, к ним подбегает «жучок», Анатолий делает ставку. Начинается забег.
Голос из репродуктора. Октава вырывается вперед! Это ее дебют и, похоже, что будет он удачным! Тубероза идет второй, далее с большим отрывом от лидеров идут Мотор и Ручеек. Кому-то сегодня повезет.
Серафима нервничает, непроизвольно сжимает руку сидящего рядом Анатолия.
Анатолий. Да не волнуйтесь вы так, Серафима. Это игра. Можно выиграть, но можно и проиграть.
Голос из репродуктора. Ай, что происходит. Октава резко сбавила темп. Видимо, не хватает сил. Тубероза вырывается вперед. А ведь она считалась аутсайдером. Ручеек обходит Октаву и идет вторым. (Пауза.) Финиш! Первой пришла Тубероза!!!
Серафима (неуверенно вопросительно). Мы выиграли? (Спохватывается.) Вы выиграли.
Анатолий (берет Серафиму за руку). Симочка, а вы приносите мне удачу! Так что, вы правы, это мы выиграли.
Зрители расходятся, обсуждая забег. На сцене остаются только Анатолий и Серафима. Они берутся за руки и смотрят друг другу в глаза. Звучит песня «В парке Чаир» в исполнении А, Погодина. На экране появляется надпись «Бюро ЗАГС Октябрьского района Управления НКВД по Московской области Народного Комиссариата внутренних. дел СССР». Серафима и Анатолий заходят в дверь, через мгновение выходят, в руках у Анатолия документ о заключении брака.
Конец первого действия.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина первая
Старая московская квартира на Кутузовском проспекте, 35. В кресле дремлет Анна. Около стола стоит распакованная коробка с архивными материалами, часть из них лежит на столе. Входят Елена и Макс.
Елена (продолжает разговор). И что, ты просто ушел? Даже никого не предупредил?
Макс (манерно). Видишь ли, у меня был сеанс с моим психологом. Мы разобрали ситуацию, и я понял, что эта работа глушит мою индивидуальность, опустошает меня.
Елена. Чем займешься теперь?
Макс. Я думаю, у меня серьезные проблемы с ментальным здоровьем. Это и мой психолог подтверждает. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, так что пока работать я не планирую.
Анна (она давно проснулась с интересом слушает диалог). А жить на что собираешься?
Макс вздрагивает от неожиданности, хватается за сердце.
Елена (раздраженно). Ба!
Анна. Что ба?
Елена. Вот, Макс, познакомься, это моя бабушка. Анна.
Макс. Очень приятно. Макс.
Анна (ехидно). Я, конечно, сомневаюсь, что вам так уж приятно, но здравствуйте. Вы, Макс, приятель Елены? Или вы соратник по революционной борьбе?
Елена. Ба, прекрати!
Анна. Вы, Максим, чем занимаетесь? Где работаете?
Макс (он уже пришел в себя, отвечает довольно дерзко). Вчера ушел с работы.
Анна (настырно). А где раньше работали?
Макс. В одном рекламном агентстве.
Елена (агрессивно). Ба, какое тебе дело, где работал Макс?
Анна. Ты уж извини, но я услышала часть вашего разговора. И поняла, что Максим откуда-то резко уволился.
Макс (встревает в разговор). Не уволился, а принял экологичное для себя решение.
Анна. Какое, какое решение?
Макс (снисходительно). Экологичное!
Анна (обращается к Елене). Я не поняла, он в своем лице природу защищает??
Елена (агрессивно). Ба, ты прекрасно все поняла. У Макса очень агрессивная начальница была.
Макс (встревает в разговор). Совершенно невозможная. Агрессирует на пустом месте. Вот вчера, мне надо было встретить какого-то фотографа, я пошел, но понял, что очень хочу пить. Зашел сначала в буфет, купил себе чаю. Она потом орала так, что мне пришлось выйти из комнаты, чтобы продышаться.
Анна (слушает речь Макса с удивлением). Ну, а фотографа-то ты, в итоге, встретил?
Елена. Ба, ты, как всегда, поняла только про работу.
Анна (удивленно). Я просто спросила. Так встретил или нет?
Макс заметно нервничает, опять хватается за сердце. Елена берет его под руку, ведет к столу, бережно усаживает на стул.
Елена. Макс, дыши, дыши. (Обращается к Анне.) Ба, так нельзя. Ты обесцениваешь чувства Макса, его физические и эмоциональные страдания.
Анна. Я не понимаю, отчего он так страдает. Я вижу, что он не выполнил простейшую задачу, поставленную руководством. Кстати, а что за фотограф-то должен был прийти и не пришел, что такие страсти разгорелись? Хельмут Ньютон, вроде как, умер.
Макс издает слабый крик и падает головой на стол.
Елена (обращается к Анне). Ба, ну нельзя же так. Смотри, до чего ты его довела!
Анна. Я его не доводила. Я задала очень простой вопрос. Видимо, он не может на него ответить.
Елена. Там не в фотографе дело. К ним должен был приехать кто-то важный из правительства, что ли. Или от главного акционера. И задача была — сделать фото рукопожатия. А фотограф перепутал и приехал не туда. Потом, конечно, вызвал такси и поехал, но очень сильно опаздывал… Макса послали встретить фотографа…
Анна. И твой приятель всех подвел.
Макс (с надрывом). Я не виноват, что этот дурак фотограф все перепутал. А она орала на меня так, как будто я специально ему не тот адрес прислал.
Анна (с интересом). А это ты прислал не тот адрес?
Макс опять издает стон и падает головой на стол.
Елена. Ба! Хватит буллить Макса!
Анна (с интересом). Что я с ним делаю? Буллить? Это что-то из булевой алгебры? Истина и ложь?
Елена. Ба! Хватит демонстрировать, что у тебя советское техническое образование. Ты его затравила!
Анна (удовлетворенно). Вот! Нашлось прекрасное русское слово — травля. А то «буллить», шмуллить. Тьху! Так что дальше-то было?
Макс поднимает голову и с надрывом отвечает.
Макс. Она была токсична. Я ушел, позвонил психологу и назначил внеочередной сеанс.
Анна (со все возрастающим изумлением). Кому? Психологу?
Макс (слегка успокоившись). Мы с психологом разобрали ситуацию. Я понял, что я совершенно не в ресурсе, и что мне больше не надо туда ходить. Это подрывает мое эмоциональное здоровье.
Анна. И вы уволились?
Макс. Я просто больше туда не пошел. У них сегодня еще одно мероприятие, вот пусть подергаются.
Анна. Простите, я не поняла. Что значит, вы просто не пошли? И не предупредили, что не придете?
Макс (обращается к Елене). Теперь я тебя понимаю. Ты живешь в атмосфере постоянного абьюза.
Елена (укоризненно). Ба! Так нельзя!
Анна (передразнивает Елену). Так нельзя, так нельзя. Вот так, как он — вот так нельзя. Ноль ответственности, подвел товарищей.
Елена (укоризненно). Бабуль, это в твое время были товарищи, товарищи суды устраивали товарищеские, на которых товарищи морально убивали чувствительных людей. Сейчас все по-другому. Люди поняли, как важно сохранять эмоциональное здоровье.
Анна встает с кресла, идет к книжному шкафу, достает из него какую-то книгу. Подходит к Елене, сует книгу ей в руки.
Анна. Открой!
Елена открывает книгу. На экране появляется изображение титульной страницы книги: ОБРИ БИРДСЛЕЙ и книжная графика, ПЕТЕРБУРГЪ, MCMXVIII.
Елена (вопросительно). Ну, и?
Анна. Переверни страницу!
Елена переворачивает страницу, на экране появляется изображение второй страницы книги: Издание напечатано въ количествъ 1000 номерованныхъ экземпляровъ. ЭКЗЕМПЛЯР 350. Клише для этого изданiя изготовлены въ Художественной фотоцинкографiи К. Ромма (Екатерининскiй кан.,113). Текстъ и рисунки напечатаны въ типографiи «Свобода» (Лештуковъ пер., 13)
Елена (удивленно). Ба, я не понимаю. Старая книга. К чему это?
Анна. К тому! К вопросу об ответственности и чувстве долга. Ты на год выпуска посмотри.
Елена (удивленно). А где здесь год выпуска? Не вижу.
Анна (со вздохом). Про римские цифры вам тоже не рассказывали в школе? (Елена молчит.) Тысяча девятьсот восемнадцатый год!!!
Елена и Макс переглядываются, пожимают плечами. Анна замечает это.
Анна (повторяет с напором). Тысяча девятьсот восемнадцатый год!!! По городу бегают революционные матросы с винтовками. Что тебе снится, крейсер «Аврора», бодро шагают твои патрули. А тут люди (отбирает у Елены книгу), у них клише сделаны, бумага закуплена, есть план на этот год. И они, черт возьми, печатают лимитированный тираж английского графика Обри Бирдслея, который в 1918 году нужен примерно никому.
Елена (торжествующе). Вот! Ты сама только что и подтвердила, что любимые тобой трудовые подвиги никому не нужны.
Анна стоит в растерянности, не зная, что ответить. Елена и Макс торжествующе переглядываются.
Макс (торжествующе). Видите, Анна… (Смотрит на Елену)
Елена (подсказывает). Анатольевна.
Макс (снисходительно). Видите, Анна Анатольевна, ваше поколение мыслит другими категориями. Вам неведом дух свободы. Вы никогда не выходили на массовые протесты!
Анна слушает его монолог, начинает смеяться. Максим мгновенно тушуется и, чтобы скрыть свой дискомфорт, начинает вести себя агрессивно.
Макс (агрессивно). Вы… Вы…
Входит Марина, в руках у нее пачка семейных трусов.
Марина (показывает Анне, что трусы с боков на застежке велкро). Мам, вот, на липучке лучше, чем на кнопках. Кнопки замучаешься пришивать, а тут просто пристрочить. Лариса звонила, заедет через полтора часа.
Максим и Елена напряженно молчат, Анна смеется. Марина чувствует напряжение, делает попытку разрядить обстановку.
Марина. Мам, что тут у вас происходит? Опять поссорились?
Анна (отсмеявшись). Да наш юный революционно настроенный друг обвинил меня в том, что мне неведом дух свободы. И что я на протесты массовые никогда не выходила.
Марина (удивленно). Мам, погоди, ты же мне рассказывала, в 1959 году…
Елена (удивленно). В 1959? Ба, а что случилось в 1959? Ты мне не рассказывала.
Анна (спокойно). А тебя моя жизнь никогда особо и не интересовала. Ты же вся в борьбе.
Елена (недовольно морщится, но любопытство пересиливает). Вот сейчас интересуюсь.
Сидящий за столом Макс подпирает рукой щеку и делает вид, что ему тоже интересно. Но на его лице считывается снисходительность и легкое презрение — на какие протесты могла выходить эта старуха.
Анна. К 1959 году несколько подувяла наша дружба с Китаем. Это раньше было: Сталин и Мао слушают нас. К 1959 году один из тех, кто слушал, скончался. И китайцы… слегка оборзели. Границу перешли, были бои, наши пограничники погибли. Я тогда на первом курсе училась, нас организовали, и мы пошли к посольству китайскому, что около университета, на улице Правды. Нам выдали чернильницы, и мы забросали посольство чернильницами. В знак протеста. (Мечтательно.) Да, мы были — огонь! Это тебе не фонариком в небо светить.
Елена. Это не считается. Вы же не по велению души и не по убеждениям вышли, вас организовали.
Анна (снисходительно). Дорогая, любой массовый выход всегда кем-то организован. Просто в одном случае организаторы не скрывают своих намерений, в другом — морочат голову наивным идиотам.
Елена. И каков результат твоего выхода?
Анна. Результат? Я вышла замуж. Твой дед был старшим группы от МВТУ имени Баумана.
Елена. МГТУ.
Анна. Нет, дорогая, тогда это называлось высшее техническое училище. Это потом уже название университет стали раздавать всем, кому ни попадя. (Мечтательно) Дед был хорош! Высокий, плечи — во (разводит руки в стороны, чтобы показать, какой ширины были плечи у деда), спортсмен. (Выразительно смотрит на Макса) А сейчас что? (Обращается к Елене). Если посчитать КПД наших выходов на массовые протесты, то мой намного эффективнее.
Марина (переводит разговор на другую тему). Мам, у нас коробка есть, упаковать все?
Анна (обращается к Елене). Мать твоя, кстати, тоже в революции участие принимала. И вот как раз она — по зову сердца.
Марина. Мам, прекрати!
Анна (обращается к Марине). Что прекрати? Ты меня тогда чуть до инфаркта не довела. (Обращается к Елене). Путч в Москве. По Кутузовке вместо троллейбусов танки туда-сюда, туда-сюда. Она поехала типа в институт, а сама к Белому дому. (Поворачивается к Марине) У тебя еще было такое яркое пальто малинового цвета. И вот вечером смотрим мы программу «Время»… И вдруг — по лестнице Белого дома бежит твоя мать в своем малиновом пальто и кричит: не стреляйте!! По всем программам показали. (Назидательно) Были люди в наше время, не то, что нынешнее племя (опять выразительно смотрит в сторону Макса), богатыри — не вы. (Ехидно добавляет) Твой отец, когда увидел Маринку по телевизору, немедленно сделал ей предложение. А то в следующий раз ее могли и пристрелить.
Марина идет к столу, кладет на стол пачку семейных трусов. Со стола падает какой-то листок. Макс даже не шевелится, чтобы его поднять. Марина поднимает листок.
Марина (обращается к Анне). Мам, смотри, мы думали, что это потерялось, а он вот. Тот билет, что бабе Симе Маяковский отдал.
Елена (потрясенно). Маяковский? Поэт?
Анна (бережно берет из рук Марины билет). Да. Мама его сохранила…
Елена (потрясенно). Еще бы, ведь это был сам Маяковский!!! Надо было попросить его расписаться на билете!
Анна. Мама его не узнала. А билет сохранила, потому что на трибуне она познакомилась с отцом. Это был ее счастливый билет. А через несколько дней в газетах сообщили, что Маяковский застрелился. И там была фотография, и мама поняла, кто отдал ей свой билет. Так что появился еще один повод его сохранить.
Марина заглядывает в коробку, вынимает оттуда какой-то документ.
Марина (обращается к Анне). Мам, смотри, ордер, что дед получил на эту квартиру. (Смотрит в коробку, вынимает оттуда еще один, пожелтевший от времени документ) Ой, выписка из домовой книги от 1941 года. Баба Сима здесь была прописана, дед Анатолий, Александр. (Обращается к Анне) Это ж твой брат, сын бабы Симы от первого брака?
Затемнение. Звучит песня «У самовара» (Ф. Гордон, А. Власт) в исполнении Л. Утесова.
Картина вторая
Все та же квартира на Кутузовском проспекте, д. 35. Только мебели намного меньше, по обстановке можно точно понять, что это — довоенное время. На комоде стоит радиоприемник СВД-М, нет гобелена с оленями и фотографий в рамочках. Квартира выглядит так, как будто в нее только что переехали — на полу узлы и коробки. Из радиоприемника доносится песня «У самовара» (Ф. Гордон, А. Власт) в исполнении Л. Утесова. Появляется Серафима со стопкой тарелок. Она ставит тарелки на стол. Входит Анатолий.
Серафима (сердито выговаривает мужу). Толя, Толя, ты зачем с кухни ушел? Мясо же пригорит.
Анатолий хватается за голову и бежит обратно на кухню. Серафима достает из стоящей на полу коробки столовые приборы. Звонок в дверь. Серафима идет открывать. Входит ее сын от первого брака Александр, юноша лет 18. Он одет в форму пограничных войск.
Александр. Мам, здравствуй.
Серафима обнимает сына. Входит Анатолий.
Анатолий. Сашка, привет. Ну что, выпустился?
Александр (гордо). Выпустился! С отличием.
Мужчины жмут друг другу руки.
Анатолий. Молодец! Куда распределили?
Александр. В третий пограничный отряд войск НКВД. В Сортавалу.
Анатолий (хмурится). Неспокойно там сейчас.
Звонок в дверь. Серафима идет открывать. Входят Гена с Раей, в руках у Гены какой-то сверток, который он кладет на комод. Мужчины пожимают друг другу руки, Рая обнимает Серафиму. Рая восхищенно рассматривает интерьер.
Рая (восхищенно). Симка, ты все же удачливая баба. Такого мужика отхватила.
Серафима. Рай, ну что ты в самом деле. Тебе же Генка всегда нравился. И он сейчас профсоюзный начальник, а ты его жена. Ты на фабрике еще работаешь?
Рая. Работаю, только я теперь старшая смены. И у нас скоро будет пополнение. (Гладит рукой живот).
Серафима (обнимает подругу). Рая, как я за вас рада. Кого ждете?
Рая. Я девочку, Генка, конечно, пацана хочет. Ну уж как получится. (Поворачивается к Гене, который о чем-то оживленно разговаривает с Анатолием и Александром) Гена, что ты там болтаешь, подарок вручай.
Гена хлопает себя по голове, идет к комоду, разворачивает сверток. Внутри оказывается гобелен с оленями.
Рая (берет из рук Гены гобелен, передает Серафиме). Симочка, вот! Это вам для украшения нового дома.
Серафима восхищенно рассматривает гобелен.
Серафима (обращается к мужу). Толя, Толя, ты только посмотри. (Задумывается) Куда? Куда мы его повесим?
Анатолий. Сима, сначала надо бы в рамочку.
Серафима (отмахивается). Это потом. Надо сейчас повесить. Вот, придумала! (Подходит к комоду, прикладывает гобелен к стене над комодом) Давай сюда. (Обращается к сыну) Сашка, гвозди и молоток неси.
Александр. Мам, я не знаю, где молоток. После переезда ничего не найдешь.
Анатолий (обращается к Александру). Там в коридоре коробка с надписью «инструменты».
Александр уходит, через минуту возвращается, в руках у него молоток и гвозди. Подходит к комоду, берет гобелен, прикладывает к стене.
Александр. Мам, так или повыше?
Серафима не успевает ответить, раздается звонок в дверь. Она идет открывать. Появляются Алексей Васильевич и Екатерина Ивановна. У Екатерины Ивановны в руках большая корзина.
Алексей Васильевич (обращается к Анатолию). Ну что, сын, обошел отца в звании, капитан госбезопасности! Молодец! (Обращается к Екатерине Ивановне) Мать, ты не стой, доставай, что привезли.
Екатерина Ивановна (ставит корзинку на пол, вынимает из нее свертки и кувшины). Симочка, вот тут все свое — огурцы, сало, дед курицу зарубил, я закоптила. Творожок, тоже сама делала.
Серафима. Ой, Екатерина Ивановна, да что вы, право.
Тем временем Гена достает из кармана газету «Красный спорт».
Александр. О, дядь Ген, это у вас «Красный спорт», свежий номер?
Гена. Да.
Александр. Турнирная таблица чемпионата есть?
Гена. Конечно. (Раскрывает страницу с турнирной таблицей). Вот (передает газету Александру).
Александр изучает таблицу.
Александр. Дядь Ген, а вы слушали трансляцию матча «Спартак» — «Трактор»? Два дня назад была.
Гена. Слушал, конечно. Ничья!
Анатолий (внезапно включается в беседу). Ты, Сашка, предатель!
Александр (удивленно). Дядь Толь, это почему?
Анатолий (смеется). Потому! Деньги ты где получаешь? В «Динамо»! А болеешь за «Спартак»! Непорядок!
Мужчины смеются, женщины хлопочут около стола. Александр рассматривает турнирную таблицу в газете.
Александр. Дядь Ген, дядь Ген, сегодня в Ленинграде игра. «Спартак» Москва — «Спартак» Ленинград. В 12 часов начало. (Смотрит на часы) Надо волну поймать.
Анатолий (смеется, обращается к отцу). Вот они, батя, спартаковские болельщики. (Обращается к Гене и Александру) А чемпионат все равно московское «Динамо» выиграет. (Обращается к отцу) Мы с тобой, батя, навсегда с бело-голубыми! (Отец и сын жмут друг другу руки и хором скандируют) «Динамо» Москва! «Динамо» Москва! (Обращается к Александру и Гене) Вы видели нашего нового нападающего? Костя Бесков, из «Металлурга» перешел. Ох, задаст он вашим жару.
Александр и Гена (хором). Это мы еще посмотрим.
Анатолий (смеется). А что смотреть? «Динамо» лидирует по всем показателям. Не видать «Спартаку» первого места.
Александр смотрит на часы.
Александр. Ой, надо включать, а то все пропустим.
Идет к стоящему на комоде приемнику, включает его, крутит ручку настройки. Сначала идет треск помех, а потом…
Голос В. Молотова из приемника. Граждане и гражданки Советского Союза!
Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий.
Звук постепенно затихает, зато появляется гул летящих самолетов и взрывы. Свет приглушается, полутемную комнату освещают только лучи прожекторов. Серафима, Анатолий, Александр, родители Анатолия и Гена с Раей некоторое время стоят молча. Екатерина Ивановна крестится и шепчет слова молитвы. Стихают звуки взрывов.
Алексей Васильевич (обращается к жене). Мать, собирайся, поехали.
Анатолий. Батя, куда вы?
Алексей Васильевич. Куда, куда… В военкомат.
Анатолий. Батя, тебе почти шестьдесят, какой военкомат?
Алексей Васильевич (бьет кулаком по столу). Сын, я в Первую мировую воевал, в гражданскую воевал, опыта у меня поболе, чем у вас будет. (Обращается к жене) Катя, давай, собирайся. (Обращается к сыну) Ты, Толя, подумай, может, Серафиме лучше пока к нам переехать?
Серафима (твердо). Я никуда не поеду. Я остаюсь в Москве.
Александр. Мам, дядь Толь, я пойду. Наверняка сегодня уже к месту службы ехать нужно.
Серафима кидается на шею Александру.
Серафима (плачет). Саша, Сашенька!
Александр. Мам, ну ты чего? Это ненадолго. Сейчас мы им врежем, как следует.
Алексей Васильевич и Екатерина Ивановна прощаются. Екатерина Ивановна крестит Александра. Уходят. Вместе с ними уходит и Александр.
Гена. Ну, мы тоже пойдем.
Рая (с подозрением). Гена, ты чего надумал? Тоже в военкомат? (Рыдает, хватается за живот) Гена, а как же, ведь у нас же…
Серафима обнимает подругу.
Серафима. Рая, Рая, успокойся. Еще ничего не ясно. (Обращается к Гене) Ген, пусть пока Рая у нас поживет. У нас теперь места много.
Гена кивает, жмет руку Анатолию, обнимает жену, что-то шепчет ей на ухо, уходит. Рая сидит за столом и рыдает.
Анатолий. Сима, ты подумай, может, в самом деле вместе с Раей к моим в Мазилово переедете?
Серафима. Толя, нет. Я останусь здесь, с тобой.
Звонок в дверь. Анатолий выходит в коридор, быстро возвращается.
Анатолий. Меня вызывают на службу.
Целует Серафиму, надевает портупею, уходит. Серафима подходит к столу, садится рядом с Раей, обнимает ее. Женщины плачут. Опять звук летящих самолетов, грохот взрывов.
Картина третья
Старая московская квартира на Кутузовском проспекте, 35. Стоит довоенный комод из массива дерева, на стене над комодом висит оформленный в раму гобелен с оленями рядом с комодом стоит старомодный книжный шкаф. За столом сидит Макс, рядом с ним Елена. В кресле сидит Анна. Марина стоит у стола, перебирает документы. Вынимает из коробки солдатский треугольник.
Марина (обращается к Анне). Мам, смотри, письмо от твоего брата.
Разворачивает письмо. Свет приглушается, появляется Александр. Свет только на нем, остальные — в темноте.
Александр. Дорогие мама и дядя Анатолий. Вот, удалось передать для вас письмо. Не могу написать, где я, на каком участке фронта, но, поверьте, держусь. Мы с ребятами дали клятву: мы, бойцы крепости Орешек, клянемся защищать её до последнего. Никто из нас при любых обстоятельствах не покинет её. Увольняются с острова: на время — больные и раненые, навсегда — погибшие. Будем стоять здесь до конца.
Свет, который освещал фигуру Александра, гаснет, Александр уходит. Марина достает из коробки конверт. Вынимает оттуда документ.
Анна. Про крепость Орешек мы только потом, после победы узнали. В письме все замарано, цензура не пропустила.
Марина (показывает матери документ, который она вынула из конверта). Мам, это же…
Анна (вынимает из пачки очередную папиросу, закуривает). Да. Это похоронка.
Картина четвертая
Та же квартира на Кутузовском проспекте, 35. Военные годы. За столом сидит Рая, она примерно на восьмом месяце беременности. Входит уставшая Серафима. Она одета в ватник, на голове теплый платок, в руках лопата, на ногах валенки.
Рая. Симочка, ты. Устала? Сейчас кипятку согрею, чай сделаю.
Выходит, возвращается с чайником в руках. Достает из комода и ставит на стол чашки. Серафима берет в руки чашку, смотрит на нее.
Серафима. Этот сервиз мы с Толей купили сразу после того, как расписались. Наша первая семейная покупка. (Ставит чашку на стол, ладони прижимает к щекам) Господи, как же давно это было.
Рая наливает Серафиме чай. Серафима делает глоток.
Серафима. Хорошо, горячо! (Обращается к Рае) Писем не было?
Рая (мотает головой). Нет, не было. Ты как?
Серафима (пытается говорить бодро). Я в порядке. Сегодня рыли противотанковые рвы. (Делает глоток) Опять немцы листовки сбрасывали, сдаться предлагали. Дескать, напрасные ваши труды, немецкую военную машину не остановить.
Рая. А ты?
Серафима. Я эту поганую листовку порвала и выкинула.
Раздается стук в дверь. Женщины замирают. Потом Серафима делает рукой жест, чтобы Рая оставалась на месте, встает и выходит в коридор. Через мгновение Серафима возвращается, в руках у нее конверт. Она молча встает у двери и печально смотрит на Раю.
Рая. Сима, что? (Мотает головой) Нет, нет, нееееет. (Зажмуривается и зажимает руками уши)
Свет приглушается, одинокий луч выхватывает фигуру Гены.
Гена. Рай, ты меня прости. Я все понимаю. Да, у меня была бронь, но я не мог сидеть в тылу, когда ребята на фронте.
Картина пятая
Все та же квартира на Кутузовском проспекте, д. 35. Наши дни. Марина держит в руках два конверта с похоронками. Елена берет у матери один конверт, вынимает из него извещение.
Елена (читает вслух). Извещение. Ваш сын, Александр, уроженец города Москвы, в бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, был убит… (Обращается к Анне) Бабуль, это же твой брат? Сын бабы Симы от первого брака?
Анна. Да. Я родилась уже после его гибели, так что совсем его не знала. Никаких воспоминаний. Он погиб в январе 1943 года, за несколько дней до освобождения Шлиссельбурга. (Нервно закуривает) Сашка держал дорогу жизни.
Елена непроизвольно смахивает слезу, берет у матери второй конверт.
Елена (читает вслух). Извещение. Ваш муж, Алексей Васильевич, уроженец села Мазилово, в бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, был убит… (Обращается к Анне) Бабуль, это прапрадед? Как он мог воевать? Он же родился в 19 веке.
Анна (горько улыбается). Дед был огонь. Пошел в военкомат. Его, конечно, брать не хотели — старый черт. Но он добился отправки на фронт. Пошел, естественно, рядовым. Автоматчик 149-ой отдельной роты охраны. Когда наши войска занимали местность или населенный пункт, надо было зачищать — гитлеровцы и предатели хоронились, где могли и стреляли исподтишка. Вот так его и убили. В спину.
Елена. А Гена, Раин муж?
Анна. Дядя Гена погиб осенью сорок первого. У него была бронь, но он отказался от брони и записался в ополчение. Тетя Рая родила девочку в конце ноября сорок первого. Он так и не узнал, что у него родилась дочь.
Елена. А твой отец?
Анна (вздыхает). Зайди на сайт Подвиг народа. Найдешь Указ президиума верховного совета СССР о награждении… За успешное выполнение специального задания правительства. Два ордена Красной Звезды. За Тегеран и Ялту. (Пауза) И инфаркт через год после нашей победы.
Звонок в дверь. Марина уходит открывать. Появляется Лариса, у нее в одной руке большая и явно тяжелая сумка, в другой костыли, она разговаривает по телефону через наушники.
Лариса. Да, да, я поняла. Хорошо, костыли не нужны. Да! До встречи! (Обращается к Марине) Звонила Лиза из второй волонтерской бригады. Те костыли, что запрашивали, пока не нужны. Они привезли. Нужны зарядные устройства для телефонов.
Подходит к столу, ставит на пол сумку, рассматривает лежащие на столе семейные трусы.
Марина (берет одну пару, показывает, как трусы расстегиваются по бокам). Вот, видишь. Мы теперь вместо кнопок липучку пристрачиваем, чтобы ребятам удобнее было.
Лариса. Отлично! У кого аппарат Елизарова на ноге, им это очень нужно. Есть еще сумка большая? В мою не поместится.
Марина выходит и возвращается с большой сумкой. Женщины укладывают туда трусы.
Анна. Мариша, подожди, еще кое-что есть. (Обращается к Елене) Лена, достань из комода то, что лежит на верхней полке.
Елена подходит к комоду, вынимает оттуда шахматы, настольные игры и несколько пар вязаных носков. Все это она кладет на стол.
Марина (обращается к Анне). Мама, когда ты все успела?
Анна (смеется). Что тут успевать? Вязать дело нехитрое.
Марина. А шахматы, игры? Откуда это все?
Анна (смеется). Я, конечно, женщина пожилая, но не в маразме. Заказала через интернет. Не забывай, что с вычислительной техникой я с 60-ых годов работаю, так что все эти новинки — фигня. (Перестает смеяться, говорит серьезно) Многим ребятам там долго лежать, шахматы пригодятся.
Марина (смотрит на часы). Так, мне пора. (Обращается к Ларисе) Лорчик, я не смогу с тобой поехать. Как ты все это повезешь?
Все автоматически смотрят на тихо сидящего за столом Макса. Заметив это, он тут же начинает что-то усиленно искать в телефоне, потом быстро встает.
Макс (обращается к Елене). Я пошел. Договорился с психологом, он примет меня сегодня. Очень много надо проработать. (Смотрит на Анну) Особенно после того, как побывал в такой токсичной атмосфере.
Макс уходит. Ему никто не сказал до свидания, даже Елена.
Анна (сплевывает ему вслед). Тьху! Не мужик, а не пойми что. (Обращается к Елене) Лен, если ты не занята, помоги тете Ларисе. Она сейчас в госпиталь поедет.
Елена молча упаковывает вещи и неожиданно спокойно и тихо отвечает.
Елена. Хорошо… Бабуля.
Елена и Лариса уходят. Затемнение.
Картина шестая
Сцена разделена на две неравные части. В большей — все та же квартира на Кутузовском, д. 35. В меньшей — госпитальные койки, на них лежат молодые мужчины. У кого забинтована голова, у кого на ноге или руке аппарат Елизарова. Ярко освещена только часть сцены, где госпиталь. Та часть, где квартира, в темноте. Входят Лариса и Елена. У Елены вид слегка ошарашенный, как у человека, который долго жил в своем придуманном мире и вдруг столкнулся с реальностью.
Лариса (смотрит в телефон). Ребята, здравствуйте, мы волонтеры. Вот у меня записано, кому-то нужна была зарядка для телефона.
Один из лежащих на кровати парней с аппаратом Елизарова на ноге поднимает руку.
Парень с аппаратом Елизарова на ноге. Это мне, я заказывал.
Лариса вынимает из сумки зарядное устройство, передает его парню. Также достает семейные трусы.
Лариса. У вас какой размер? 52-ой вам хорошо будет? Смотрите (показывает, как расстегивать трусы с боков), вам удобно будет.
Парень с аппаратом Елизарова на ноге берет трусы.
Парень с аппаратом Елизарова на ноге. Спасибо. То, что нужно. (Обращается к остальным) Ребята, берите, это удобно.
Лариса раздает трусы бойцам. Елена подходит к пареньку, лежащему на кровати, садится на стоящий рядом с кроватью стул.
Елена (нерешительно). Здравствуйте. (Достает из сумки шахматы) Вы играете?
Степан (улыбается). О, спасибо. Мне еще долго лежать, турнир устроим.
Елена (нерешительно). Меня Елена зовут.
Степан. Степан.
Елена. Вы откуда, Степан?
Степан. Белгородская область.
Елена. Вас мобилизовали когда?
Степан. У нас поселок маленький, военком — мой одноклассник. Когда началось, я сам пришел. Добровольцем.
Елена. Добровольцем?
Степан. Да, потому что Родину защищать надо.
Свет на стороне, где госпиталь гаснет, освещены только фигуры Елены и Степана. Ярко зажигается свет на стороне, где квартира на Кутузовском, д.35. там за круглым столом сидят Серафима, Рая, Анна, Марина, Екатерина Ивановна. Около стены стоят Гена, Анатолий, Александр, Алексей Васильевич. Начинает звучать мелодия песни «Ты, моя Москва» (Александра Пахмутова, Николай Добронравов).
Слышится нам эхо давнего парада,
Снятся нам маршруты главного броска…
Ты — моя надежда, ты — моя отрада,
В сердце у солдата ты, моя Москва.
Мы свою Победу выстрадали честно,
Преданы святому кровному родству.
В каждом новом доме, в каждой новой песне
Помните ушедших в битву за Москву!
Серые шинели. Русские таланты.
Синее сиянье неподкупных глаз.
На равнинах снежных юные курсанты…
Началось бессмертье. Жизнь оборвалась.
Мне на этом свете ничего не надо,
Только б в лихолетье ты была жива:
Ты — моя надежда, ты — моя отрада,
В каждом русском сердце ты, моя Москва.
Всё, что было с нами, вспомнят наши дети,
Всё, что потеряли, что для них спасли…
Только б ты осталась лучшим на планете,
Самым справедливым городом Земли.
Старых наших улиц трепетные взгляды,
Юных наших песен строгие слова.
Ты — моя надежда, ты — моя отрада,
В каждом нашем сердце ты, моя Москва.
Свет постепенно гаснет так, чтобы мужчины как бы исчезали. Наконец, вокруг стола остаются одни женщины, а на второй половине сцены — Елена и Степан.
Конец
