Светлана Гурова
89221009479
БОЛЬ
Комната допроса в СБУ. Она оборудована наспех, в почти разрушенном здании бывшего детского садика в Славянске. На стенах следы от пуль. Но окна и двери целые. В комнате стоит стол и стул, те, которые сохранились здесь после боев. Дверь в комнату закрыта. С другой стороны стоит часовой с оружием. Так положено по всем законам военной науки. За столом сидит молодой штабной офицер. Нет, скорее, офицерик. Сегодня его первый допрос и он очень стесняется своей молодости и боится сделать что-нибудь неправильно. Поэтому он старательно прячет мальчишку под нахмуренными бровями и так же старательно басит.
ОФИЦЕР: Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Должность.
Перед ним на стуле, со связанными руками сидит крупная женщина в грязном камуфляже, тяжелых берцах с перебинтованной головой. На камуфляже и бинтах засохли пятна крови. Это боец ДНР. Она молчит и сверлит взглядом офицера. Взгляд этот непонятный какой-то: в нем то ли ненависть, то ли жалость, то ли еще что-то. Вот это что-то и заставляет офицера чувствовать себя нашкодившим мальчишкой. Оттого он непроизвольно краснеет, старательно хмурит свои выгоревшие на солнце брови и басит, стараясь придать голосу брутальность.
Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Должность.
Женщина молчит.
Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Должность. Быстро.
Женщина открывает рот. Она хочет что-то сказать. Офицер радуется как ребенок: наконец-то она заговорила и ему даже не придется ее бить. Это было бы совсем невыносимо.
ЖЕНЩИНА: Слушай. Закурить есть? Тошнит меня. Башка кружится. Да не ссы ты. Расскажу я. Все я тебе расскажу. Только сигарету дай. И руки мне развяжи. Я же в глотку не вцеплюсь.
Офицер развязывает ей руки и дает закурить. Она затягивается и неожиданно кашляет как кашляют люди никогда не курившие. Она чертыхается и тушит сигарету.
А еще говорят, что курево помогает. Я тебе так скажу. Нихера оно не помогает. Даже от комаров не спасает. Вот я…всю жизнь ненавидела… не переносила запах табака. А теперь курить хочется до остервенения. Только организм все равно не принимает.
Пауза.
Что ты знать хочешь? Куда я шла?
Офицер кивает головой.
Я тебе все расскажу. Только давай с самого начала. Вот прямо с самого начала.
Офицер садится за стол и берет ручку. Он поднимает голову и в ожидании смотрит на женщину.
Что смотришь? Противно? Типа баба какая-то грязная сидит. Воняет от нее хрен знает чем. А ты что думаешь? Ты думаешь я всегда такая была? Да я месяц назад еще в самом страшном сне даже представить себе не могла, что буду спать в обнимку с автоматом. Это я – преподаватель колледжа – блядь! – русского языка и литературы, буду по звуку определять куда упадет снаряд. Я, чистоплюйка до мозга костей, неделями белье не буду менять. Да что с тебя взять?! Ты все равно не поймешь. Молодой ты еще. Совсем молодой.
Пауза
Как Ванечка мой. У тебя вон тоже как у него вместо усов пушок еще. И брови такие же. На солнце выгоревшие.
Офицер краснеет.
ОФИЦЕР: Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Должность.
Пауза.
И сына тоже
Женщина растирает свои руки, потом трогает забинтованную голову.
ЖЕНЩИНА: Сволочь.
Офицер подскакивает.
Да не ты сволочь. Голова, зараза, болит. Тебе сколько лет? Да. Можешь не отвечать. Лет двадцать, наверное.
Пауза.
А я в двадцать лет уже мамой была. Ну, точно! Ванька как раз через неделю после моего дня рождения и родился. Подарок мой на двадцатилетие. Он же у меня спокойный был. Улыбался все время. Солнышко мое кудрявое. Сколько он мне счастья подарил за свою жизнь.
Женщина улыбается своим мыслям. Лицо ее становится мягче.
Слушай! Я с ним к гинекологу пришла. Ему год был. Всего лишь. Нет. Ну ты представляешь? С ребенком к гинекологу. Мы ж с ним тогда вдвоем жили, оставить-то не с кем было. Вот и таскала везде с собой. А там. Под кабинетом тетки сидят. На аборт.
Офицер краснеет.
Да не смущайся ты. Дело житейское. А только тетки Ваньку моего увидели, встали и с аборта поуходили. Все такого же Ваньку захотели.
Пауза. Лицо женщины темнеет, становится жестче.
А только ведь такого больше не может быть. Он же МОЙ Ванька.
Пауза.
А теперь и у меня его нет. Убили моего Ванечку. Месяц назад. В плен взяли на блокпосту. И убили. Ваши убили. Азовцы.
ОФИЦЕР: Я не азовец. Я кадровый офицер.
ЖЕНЩИНА: Да один хрен. Вы же все одинаковые. Вы же только с пацанами воевать можете.
Женщина ожесточается, она с ненавистью смотрит на офицера.
Что зенки вылупил? Ударить хочешь? Так бей, сука.
Женщина кричит.
Что ты, сопля зеленая, сделать мне можешь? Мне же теперь ничего не страшно. Бей, тварь укровская.
На крик заглядывает часовой. Офицер машет рукой, и часовой закрывает дверь. Ненависть захлестывает женщину, бьется у нее в горле.
Что ты мне сделать можешь? Ты знаешь, что такое матери сына своего изуродованного увидеть? Их же в степи бросили. Убили и бросили. Как мусор бросили. Ты у матери своей спроси. Потом. Когда тебя домой в гробу привезут. Ты вот и спроси ее тогда: каково это?
Ненависть оставляет женщину, она вся как-то сникает.
У тебя хоть гроб будет. Цинковый. Если повезет. А у наших пацанов гробов не было.
Пауза.
Мы же как думали-то. Помитингуют, поорут, на майдане поскачут, да покрышки пожгут. Это ж святое дело. Власть-то, между нами говоря, говно была. А потом автономию нам дадут и все у нас по-старому будет. Я опять в колледж свой лекции читать да семинары проводить. Думали: может зарплату нормальную сделают. В гривнах, конечно.
Пауза.
Мальчишки наши вернутся к делам своим мальчишеским. А какие у них еще могут быть дела? Они же мальчишки. Им всего…как тебе…20 лет.
Пауза.
Что смотришь? Не туда бабу понесло? Скажешь: какого хрена ты мне все это рассказываешь? Так ты без этого-то не поймешь куда я шла и зачем.
Офицер вспоминает, что вообще-то сейчас допрос.
ОФИЦЕР: Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Должность. Цель проникновения в наш тыл. Говорить будешь?
ЖЕНЩИНА: А ты мне не тыкай. Сосунок.
Женщина выпрямляется на стуле. Офицер чувствует себя как провинившийся школьник перед классной руководительницей.
ОФИЦЕР: Отвечай…те по существу.
ЖЕНЩИНА: А я тебе по существу и говорю.
Пауза.
Я тебе говорю: когда я Ваньку увидела на площади, у меня же тогда вот здесь (показывает на грудь) что-то разорвалось и сгустком боли запеклось. И болит, сука, день и ночь. Я же курить тогда начала. Думала…говорили, что поможет. Я же от ненависти захлебнуться боялась. Я и материться тогда научилась. Учитель великого и могучего…Да не получается у меня материться.
Женщина закашливается, закрывает рот рукой, сплевывает мокроту и поднимает голову. Она сверлит взглядом офицера, а тот ерзает на стуле. Он же еще не забыл школу и институт. Сейчас ему кажется, что он не выучил урок и вот прямо сейчас ему в дневник влепят двойку.
ОФИЦЕР: Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Быстро.
Сейчас все выглядит так как будто это она проводит допрос. И некуда деться от ее тяжелого, испытующего взгляда.
ЖЕНЩИНА: А может это ТЫ его? Ну-ка в глаза мне, сучонок, смотри. Что глазенки-то отводишь?
Пауза.
Ссышь? Правильно делаешь.
Офицер заерзал. Потом встал и сделал шаг к окну, чтобы только не смотреть в ее глаза. А женщина ухмыльнулась. И от ухмылки у него во рту стало горько и противно.
Не боись. Не трону. Я умереть не могу. Пока. Мне надо дело сделать.
ОФИЦЕР: Какое дело? Зачем в наш тыл шли?
ЖЕНЩИНА: Да подожди. Расскажу. Дай мне только выговориться. Ты понимаешь? Мне выговориться надо. А то не выдержу я. У меня же вот тут (показывает на грудь) все ноет и болит. Болит и ноет. Ну я же как Ванькины волосы белые увидела…от него же…от Ваньки моего… только волосы…одни и остались. Я же его по ним и узнала. Я тогда ненавистью к вашей сраной Украине чуть не захлебнулась. Вот эта ненависть мне в сердце и долбанула. И долбит до сих пор.
Пауза.
А ты почему не пишешь ничего? Все на допросах пишут. А ты филонишь. Как потом перед начальством отчитываться будешь? Бери ручку. Пиши.
Офицер берет ручку как ученик и начинает писать. Потом спохватывается. Сильно краснеет от злости на себя.
ОФИЦЕР: Не сметь мне указывать. Вы – военнопленная. Вы на допросе, между прочим, а не в школе. Отвечать на мои вопросы.
ЖЕНЩИНА: Да вопросы у тебя дурацкие. (предразнивает) Фамилия. Имя Отчество. Должность. Да какая у меня, блядь, должность. Мать я. Ополченка я. Ну, когда в окопы я ушла, тогда ополченкой и стала. Нас там много таких было. Прям на площади записывались.
Пауза.
Когда мальчишек наших изуродованных принесли, там толпа бесновалась. Тогда все как безумные на крови клялись. Как в советских фильмах. Помнишь?
Пауза.
Да не помнишь ты. Ты их не смотрел. Мы клялись: кровь за кровь, смерть за смерть до последнего вздоха, до последнего врага. Там деды столетние с берданками своими клялись за внуков отомстить. Кровь за кровь. Смерть за смерть. И я, баба, клялась самой страшной клятвой. На крови сына своего.
Женщина снова захлебывается ненавистью и кричит так, что часовой снова вбегает в комнату.
Бойтесь…твари…бойтесь. Я-то здесь. А они-то там…
Офицер плескает воду ей в лицо. Она резко сникает. Как будто из нее выпустили воздух. И сразу становится лет на двадцать старше. Часовой выходит и закрывает дверь.
Да, ладно, не бойся. Отвоевалась я. Я же тебе говорю. Дело у меня личное. Я ДОЛЖНА. Понимаешь? Должна его сделать.
Женщина обхватывает голову руками и раскачивается.
Блин! Как тошнит меня. Как тошнит от жизни этой. Всё кровью пахнет. Руки, степь, волосы. Всё кровью пахнет.
Она убирает руки, поднимает голову и смотрит на офицера устало и безнадежно.
А ты знаешь? Я ведь ни разу не промахнулась.
Пауза
А только легче-то не становится. Вот ты убиваешь, убиваешь. А комок. Он как вот тут (показывает на грудь)стоял, так и стоит. И болит, падла, болит. И ноет. По ночам ноет.
Пауза.
Мы наступления ждали. Мы же им так горели. Наступлением этим. Мечтали о нем! Рядом со мной старик сидел, древний такой, фронтовик, кажется, он всё штык-нож точил. Типа врукопашную пойду, лицом к лицу с врагом, с фашистами укровскими. С вашими, значит. Блин! Герои Новороссии. Мы ж думали, как в фильмах, советских, лицом к лицу. Сразу за наших пацанов отомстим. Ножами. Зубами. Когтями.
Пауза.
А тут нам – оба-на! – приказ. Отход. Получите вместо наступления. Типа «выйти из осажденного города с сохранением боеспособности частей». Это как? Я тебя спрашиваю. Это как? То есть мы – ополченцы – должны уйти? Мы же город свой должны защищать.
ОФИЦЕР: От кого защищать?
ЖЕНЩИНА: От вас.
ОФИЦЕР: Зачем?
ЖЕНЩИНА: Так вы же первые начали. Это же вы наших мальчишек…тогда в степи бросили. Бомбили нас. Я вот другого не пойму.
Пауза.
У тебя-то откуда ненависть? К кому? Ненависть? Ну у меня-то ладно. У меня сына убили. А вот у тебя? У тебя она откуда? Ты же ничего еще в жизни не видел. Тебе любить надо. На танцульки ходить. С девчонками встречаться. Стихи писать.
Пауза.
Как Ванечка мой писал.
ОФИЦЕР: На русском? Стихи-то писал?
ЖЕНЩИНА: А какая разница…на каком? Главное жить и любить.
Пауза
Да к чему это я? А. Мы ночью выдвинулись. Мы же больше не ополченцы. Мы же теперь солдаты армии ДНР. А солдаты…они не ополченцы…они приказам подчиняются.
Офицер встрепенулся. Наконец-то!
ОФИЦЕР: Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Должность.
ЖЕНЩИНА: А больше тебе ничего не надо? Что вылупился-то? Ты прямо думаешь: сейчас она мне все скажет. Начальству доложу. Звездочки на погоны получу. К мамкиной титьке сбегу. А хер тебе.
Женщина показывает ему дулю.
Вот хер я тебе скажу. Что? Ударить хочешь?
Офицер покраснел как рак. Он вскочил из-за стола. Стукнуть бы эту наглую бабу.
Ну на. Бей! Я же солдат! Бей!
Пауза.
А мать свою тоже бить будешь?
ОФИЦЕР: Ее не за что. Она по окопам не шляется.
ЖЕНЩИНА: А. Понятно. Вы с ней одной масти. Повезло тебе, парень.
Пауза.
Ну а если бы нет? А если бы вот она сейчас перед тобой сидела? Ты бы ударил? Ну за Украину свою? Ударил? Да?
ОФИЦЕР: Ударил. За Украину да. Сепаратистка мне не мать.
ЖЕНЩИНА: У! А фамилия-то у тебя, смотрю, русская.
Пауза.
А у меня украинская.
ОФИЦЕР: Какая?
ЖЕНЩИНА: А хер я тебе скажу. Позывной у меня. «Волчица». Понял? Волчица я. И жалею я знаешь о чем?
ОФИЦЕР: И о чем же это?
ЖЕНЩИНА: Да о том, что не первая я шла. А последняя. А то бы я ваших побольше ухайдакала. Тогда бы другие были живы. А так что? Один раз выстрелила. И по башке мне прилетело. Саперной лопаткой, наверное, били. Я сознание и потеряла. Сейчас только голова болит. Сволочь! Не вовремя.
ОФИЦЕР: Я последний раз спрашиваю: фамилия, имя, отчество. Номер части. Должность. Цель.
ЖЕНЩИНА: Мне тогда мой Ванечка привиделся. Мальчик у меня такой красивый был. И он снова уходил от меня на войну. На эту никому не нужную войну. Чтобы там погибнуть. Ты понимаешь? Мне надо было его остановить. Ну, чтобы он не ушел и не погиб. Вот я за ним и рванулась.
Пауза.
Ну и очнулась.
Пауза.
Жарища.
Пауза.
А ты хоть знаешь как это в степи по жаре с башкой окровавленной лежать?
Пауза.
Да где тебе? Ты же штабной. Ты, наверное, и автомат-то в руках не держал.
ОФИЦЕР: Я – кадровый офицер.
ЖЕНЩИНА: А! Значит селфи делал. На фоне окопов, поди?
Пауза.
А ты бы вот там с автоматом пообнимался. Когда жара 40, пыль угольная по степи летает. А ты лежишь и часами в прицел смотришь. А степь раньше полынью пахла, а сейчас она кровью воняет. И мясом тухлым.
ОФИЦЕР: Я не знаю.
ЖЕНЩИНА: Конечно, не знаешь. И дай Бог, чтобы не узнал. Ты вон к мамочке своей под крылышко вернешься. Живым. На боевые квартиру себе купите. И заживете.
Пауза.
А вот мой Ванька не вернется. Он же не в штабе сидел. Он даже военным не был. Он просто стоял на блокпосту. А вы его убили. И я вас, суки, спрашиваю: за что? Что он вам сделал? Что он вот тебе лично сделал? А мальчишки наши. Они-то вам что сделали?
Офицер не знает, что сказать. Есть вопросы, на которые нет ответа. Лучше вообще над ними не думать и еще лучше их не задавать.
Сказать тебе нечего. Думаешь, наверное, вот тетка – дура. Разговорилась здесь. Пургу какую-то несет. Я ж понимаю. Тебе перед начальством выслужиться надо. Ты же думал, наверное, снайпера поймали. Сейчас как все расскажет!
Пауза.
Да только не снайпер я. А простая баба. Баба, у которой был сын, а теперь его нет.
Пауза. И опять ненависть закипает в женщине. От бессилия.
А все Украина ваша. Сраная. АТОшники, твари. И ты, погань, сидишь здесь передо мной. Чистенький весь. Живой, гад.
Ненависть внезапно угасает. Перед ней же просто мальчишка. Такой же как ее студенты. Как сын был. И он точно так же краснеет, кусает губы и сдерживается, чтобы не нагрубить. Мальчишка. Какой же он еще мальчишка.
Пить мне дай.
ОФИЦЕР: Назовешь фамилию, имя, номер части и должность, дам.
ЖЕНЩИНА: Жалко значит. Ты думаешь быстрее сдамся. Да не знаю я ничего. Я ж тебе не генерал. Даже не офицер. Солдат я. Баба я. Мать, значит
Пауза.
Ты вот понимаешь? Очнулась я. Лежу на самом солнцепеке. А во рту пустыня. И в ушах звенит. А главное: кровью все пахнет.
Пауза.
Как же кровью-то противно пахнет. Ну, я за фляжку, а она – блядь! Пробита. И воды нема. И наших нет. Черт его знает где они? Может ушли. Может вернутся. Мы же вроде как своих не бросаем.
ОФИЦЕР: Это мы своих не бросаем.
ЖЕНЩИНА: Ха! И вы тоже? Ну, и какая между нами разница? Что нам делить?
Пауза.
А делить-то нам нечего.
Пауза
Ну так вот, там в степи, прямо передо мной парень лежал. Главное фляжка у него целая была. Не дырявая. И хочу тебе сказать…вкуснее той воды я ничего в жизни не пила.
Пауза. Лицо женщины смягчается. И перед офицером сидит просто женщина лет 40, уставшая до смерти.
Разве что еще до войны. В Киеве. Там на Крещатике магазинчик есть…был…так там вода…
Пауза.
Какая же у вас в Киеве вода вкусная!
Пауза.
Как же хочется туфельки надеть на каблучках… Платье шелковое…Да вечером по проспекту пройтись. С Ванечкой под ручку.
Пауза. Женщина снова на глазах стареет.
Да только нет теперь Ванечки. И берцы эти, тяжелые, надоели. Как же они мне надоели!
Пауза.
Я в душ хочу.
ОФИЦЕР: Я вас еще раз спрашиваю. Фамилия. Имя. Отчество. Номер части. Должность.
Офицер устал. И брутальность слезла с него как слезает обгоревшая на солнце кожа. Как же он устал! Как же хочется домой, к маме. Женщина не слышит его. Она в своих мыслях. Ей нужно выговориться. До конца. До последней точки.
ЖЕНЩИНА: Парень тот, с фляжкой, из ваших был. Форма на нем солдатская, типовая. У наших-то солянка сборная, а ваши по всем правилам одеты. Я тогда сразу поняла, что это он меня приложил. И лопатка саперная тут же валялась.
Пауза.
Я ему в рожу и плюнула. За Ванечку своего. За себя. Грязную и вонючую. А толку-то? Он же все равно мертвый. Хоть заплюйся.
Пауза.
Слушай. Я вот раньше не верила. Ребятам читала книжки про войну. Там же все время про ненависть к врагу пишут. Я сама не верила. Ну, скажи, как можно ненавидеть человека, если ты его первый раз в жизни видишь? А вот этого парня, который передо мной лежал я ненавидела. Люто так ненавидела. А почему? Сама не понимаю. А еще знаешь я там, в степи поняла, что мы никакие не высшие существа. Мы просто животные и самый главный инстинкт у нас знаешь какой?
ОФИЦЕР: Ну и какой?
ЖЕНЩИНА: Самосохранения. Мы все делаем для того, чтобы жить. Понимаешь? Мы все хотим жить.
Пауза.
К чему это я?
Пауза.
А к тому, что в степи там одна я осталась. А если бы ваши на меня выскочили? А? То-то и оно. А у меня пусто. Патронов нет. Ничего нет, кроме ненависти моей. А у парня этого и гранаты, аж целых три штуки, да патронов полный магазин.
Пауза.
Если не отобьюсь, то хоть за Ваньку отомщу…да и сама…себе…
Женщина потирает руки, потом берется за голову. Она у нее сильно болит. И главное пить хочется.
Воды мне дай. Пожалуйста.
Офицер не двигается с места. Вот сейчас без воды она сломается и, наконец, скажет что-нибудь полезное. Так написано в правилах ведения допросов.
Не дашь. Думаешь сломаюсь. Все секреты тебе расскажу.
Пауза
Я тебе кто? Генералитет что ли? Я – просто солдат. Из тех, которые вшей в окопах кормят. Это же ты вон штабной. Чистенький весь. Много знаешь, наверное.
Пауза.
Мальчишка ты. Я бы тебе и номер части назвала. И должность свою. Да только мы ж два дня как солдаты. Армия ДНР, блин. А до этого мы кто были?
Пауза.
Ополченцы. Без номеров частей и погонов. Да и какая разница кем умирать – солдатом или ополченцем.
Офицер дает ей воду. Она пьет жадно, взахлеб, потом вытирает губы рукавом.
Устал слушать? Да немного осталось.
Короче. Никто на меня тогда не вышел. И нашим, и вашим похер все. А парень-то этот передо мной лежал. Близко так. И глаза у него синие-синие. И волосы как у моего Ваньки белые. И брови как у тебя…на солнце выгоревшие.
Пауза.
Я вот тогда и подумала. Первый раз за всю войну подумала. А зачем он здесь? У него, наверное, мать есть. Девушка. Он, может, учился. И дети у него были бы красивые, синеглазые такие. И беленькие.
Пауза.
Ты знаешь какие бы у меня внуки были красивые. Я бы с ними в Киев ездила. На Крещатике мороженым бы кормила. Вершковым. А по воскресеньям я бы с ними вареники лепила…с вишнями.
Пауза.
Только не будет у меня внуков. Никогда.
Пауза.
И у матери парня этого тоже их не будет никогда.
Пауза.
И это я его убила. Больше-то некому. И сгинем мы с ним здесь, в этой степи донецкой. Если повезет, то бросят нас в общую могилу и закопают…как собак бездомных закапывают. И всё! Был человек. И нет человека.
Пауза.
Как же несправедливо это? Вроде бы ты жил… а от тебя ничего…ничегошеньки не осталось. Даже креста на могилке.
Женщина поднимает голову. По ее щекам текут слезы. Офицеру становится не по себе. Невозможно смотреть как плачут женщины даже если они в берцах и камуфляже.
Он не знает: что сказать и что сделать. Что вообще нужно делать в таких случаях. В Правилах ведения допросов ничего не написано.
Что смотришь? Оказывается, Волчицы тоже могут плакать. Я-то думала, что не могу. Что больше никогда не буду плакать. Сгорело все во мне. А оказывается могу. Я же там в степи над пацаном этим и заплакала.
Пауза.
И не стыдно мне. Ни капли ни стыдно. И что из того, что я боец армии ДНР?
Пауза.
Баба я. Просто баба. И тогда над ним, над парнем этим я поняла, что не могу…не дам ему уйти безымянным. Я вылезу. Я выживу. Я же должна его матери сказать где он убит…где ей могилу искать.
Пауза. Женщина испытующе смотрит на офицера.
Ты понимаешь? Я-то своего Ванечку сама хоронила. А ей каково?
Пауза.
Я его там и похоронила. Карманы осмотрела и похоронила. Не было у него ничего в карманах. Разведка, наверное. Они без документов ходят. Только листок бумаги нашла…он у тебя на столе лежит.
Пауза.
Ты же читал?
Пауза.
Нет? А я вот его наизусть помню. Это же как будто мой Ванечка писал.
Женщина читает.
«Милая моя Танечка. Я не сказал тебе, как я тебя люблю. Я и сам тогда этого не понимал. А сейчас я лежу на голой земле в степи. Надо мной звездное небо. Кажется, что нет войны, а я лежу просто в саду и мечтаю о тебе. Зачем мы здесь? Голодаем, не моемся, спим на голой земле. Зачем? Завтра снова будет атака. Значит, снова надо будет стрелять. В кого? Значит, снова надо будет убивать. Кого? Знаешь, я больше всего жалею о том, что не успел познакомить тебя со своей мамой. Познакомься с ней сама. Скажи, что ты моя невеста. А я скоро вернусь – мне только месяц остался – и мы отпразднуем нашу свадьбу. А ты вместе с мамой встретишь меня. Помнишь, как в «Грозовых воротах»? С твоего Днепропетровска к нам ходит автобус. А дальше найдешь. Мою маму зовут Ольга Николаевна, и адрес я тебе сейчас пишу: Кривой Рог, ул. Мелешкина…»
Женщина замолкает.
Там кровью дальше все залито. Я же метко стреляю. Я ж ни разу не промахнулась. Черт бы меня побрал!
Пауза.
Теперь ты понимаешь? Я должна дойти до Кривого Рога. Я клятву на его могиле дала. Я должна. Понимаешь? Должна. Пройти каждый дом, каждую квартиру и найти его мать. Я поклялась рассказать ей как хоронила ее мальчика. Я же там могилку приметной сделала.
Пауза.
Вы ж меня расстреляете. Я же понимаю. Я все понимаю. Только мне все равно. Главное вы в боль мою цельтесь. Она вот тут у меня. Мне не страшно. Мне уже ничего не страшно.
Пауза.
Вы только найдите….найди мать этого парня. Ты же СБУ-шник. Он ваш. Ты сможешь. Я не смогла, а ты сможешь. Я координаты могилки его тебе напишу. И ты найдешь. Матери передашь.
Пауза.
Офицерской честью поклянись, что найдешь.
Пауза
Если она у тебя еще осталась.
