Светлана Гиршон
По вопросам постановки можно связаться с автором
Контакты:
Вконтакте https://vk.com/id28079175
Чествование
Мелодрама-фантазия на тему фактов из жизни Федора Волкова – основателя русского театра
Действующие лица
Волков Федор Григорьевич — актер
Щепкин Михаил Семенович — актер
Сумароков Александр Петрович — драматург
Наташа – крепостная девка Гурьева
Григорий — брат Волкова
Иван Нарыков — актер труппы Волкова
Яков Шумский — актер труппы Волкова
Гурьев — заводчик
Первый мастеровой
Второй мастеровой
Градоначальник
Дед Тимофей
Чиновник
Директор театра
Мастеровые, жители Ярославля, современные актеры, телеоператор, корреспондент телевидения
Пролог
Наши дни. Февраль, снег. Массовка, ежась от холода, толпится около памятника, закрытого белым покрывалом. Актеры одеты как дзанни (слуги просцениума), двое из них отделяются из массовки. Один надевает табличку «Щепкин», натягивает сюртук XIX века, другой вешает на грудь табличку «Сумароков», натягивает на себя камзол и парик XVIII века.
Входит директор театра. Рядом с ним телеоператор с камерой, корреспондент с микрофоном.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА (Сумарокову).Александр Петрович, можем начинать? Телевидение приехало.
СУМАРОКОВ. Да-да. (Щепкину) Михаил Семенович, цветы бери.
Раздается торжественная музыка из колонок. Щепкин и Сумароков торжественно возлагают цветы к памятнику. Телеоператор снимает.
ЩЕПКИН. (читает по сценарию) Волкову, Волкову, Волкову всем мы обязаны. 2 февраля, родился в России человек, которому она обязана началом своего театра.
СУМАРОКОВ (читает по сценарию).
Расинов я теятр явил, о россы, вам;
Богиня, а тебе поставил пышный храм;
Корреспондент подставляет микрофон Директору театра.
ДИРЕКТОР ТЕАТРА. В славный день рождения основателя русского театра я рад сообщить, что дело его продолжается. Дух Волкова не покидает стен его театра. И вся Россия с благодарностью произносит сегодня его имя.
Остальные актеры возлагают цветы, ежатся от холода и метели, рассеиваются тонкими струйками. Корреспондент берет интервью у Директора, тот отвечает, лучезарно улыбаясь.
Памятник шевелится под простыней, чихает.
ВОЛКОВ (из-под простыни) Ребята, мне еще долго так стоять? У меня ноги затекли и насморк. Не май месяц все-таки.
СУМАРОКОВ. Федор Григорьевич, ты с ума сошел. Мы же договаривались, никаких выходок. Дай церемонию закончить.
ВОЛКОВ. Ты обалдел что ли? Третий час стою. Совести у вас нет.
Сдергивает простыню. На постаменте Волков в камзоле, парике, в плаще, с маской и при шпаге — все как на портрете Лосенко.
ВОЛКОВ. Вы когда уже на памятник соберете, ироды? Все экономите. Легко ли почти триста лет бронзовой краской мазаться и самого себя изображать?
ЩЕПКИН. Федор Григорьевич, потерпи. Ты же символ русского театра, как-никак, должен соответствовать.
ВОЛКОВ. А из труппы никого нельзя было на мою роль пригласить? Обязательно, чтобы сам дух Волкова на постаменте памятник изображал?
ЩЕПКИН. Да кто в такой холод полдня стоять захочет. Отказываются ребята, я предлагал. Замри, оператор возвращается.
Волков замирает. Телеоператор обходит памятник кругом, снимает.
СУМАРОКОВ. (читает по сценарию)
Котурна Волкова пресеклися часы.
Прости, мой друг, навек, прости, мой друг любезный!
Пролей со мной поток, о Мельпомена, слезный,
Восплачь и возрыдай и растрепли власы!
Волков трясется от холода.
ВОЛКОВ (вполголоса). Заканчивайте быстрее, сколько можно хоронить меня!
ЩЕПКИН.(читает по сценарию) «Второго февраля, родился в России человек, которому она обязана началом своего театра. Чтобы возвысить и распространить в народе новое для него искусство, Волков возобновил одну из священных и нравственных трагедий…, которые некогда представлялись в Заиконоспасском монастыре и в теремах царевны Софьи Алексеевны. «Кающийся грешник».
ВОЛКОВ. Михаил Семенович, я тебя умоляю, хоть раз правду обо мне поведайте. Тошнит уже от сусальных жизнеописаний.
Сумароков косится на телеоператора.
СУМАРОКОВ. Какую правду, Федор Григорьевич? Ты теперь памятник. К тому же у нас в руках документы — доказательства.(потрясает сценарием) А у тебя вкупе с автором нынешней пьесы пустые фантазии. Вам бы только над священным глумиться и людей в заблуждение вводить.
ЩЕПКИН. Меня уже лет двести цитируют, на каждом Волковском фестивале. «Волкову, Волкову, Волкову всем мы обязаны». В театре имени тебя мои слова на стенке золотыми буквами высечены. Думаешь, не лестно, Федор Григорьевич? Ты, как артист артиста меня должен понять. Слава не картошка, в окно не выбросишь.
СУМАРОКОВ. Ты — предмет гордости. Основатель первого русского театра. Диссертации про тебя пишут, книги сочиняют, памятник опять же в Ярославле собираются поставить. Заикнись против – так тебя же первого на куски местные жители и порвут. Даром, что в театр вообще не ходят. Терпи, брат.
ВОЛКОВ. «Не брат ты мне…» э-э..это не отсюда…Черт, реплику забыл…Может и к лучшему, что не помню. Что там дальше по тексту?
СУМАРОКОВ (смотрит в сценарий). Муза явилась почтить сего достойного мужа.
Выходит Наташа, закутанная в античное покрывало.
Все (хором). Муза явилась почтить сего достойного мужа!
Наташа отбрасывает покрывало, в руках баллончик с краской. Она бросается к Волкову и поливает постамент краской. Волков уворачивается, закрывает лицо руками.
Телеоператор растерянно опускает камеру, потом спохватывается и снимает.
ВОЛКОВ. С ума сошла, дура!
Общая суета. Сумароков и Щепкин оттаскивают Наташу, отнимают у нее баллончик с краской. Щепкин объясняется с телеоператором, тот понимающе кивает, уходит.
СУМАРОКОВ. Кто сюда пустил эту сумасшедшую? Она не из нашего театра!
НАТАША. Пусть Волков объясняется.
ВОЛКОВ. Отпустите ее. (Наташе). Чего ты хочешь?
НАТАША. Правды, Федор Григорьевич. Всей. Расскажи про меня.
СУМАРОКОВ. Как же вы, женщины, предсказуемы! Стоит мужчине прославиться, тут же вы со своими мемуарами, скандальными разоблачениями: «Федор Волков и я». Тьфу!
ЩЕПКИН. Вы бы, Федор Григорьевич, гнали бы ее взашей. У нас тут серьезное мероприятие, а она…Нехорошо-с.
НАТАША (Волкову). Что, Федор Григорьевич, духу не хватает? Сам же правды о себе хотел. Только честно, все, до последнего донышка. Готов?
ВОЛКОВ. Тогда уйдешь, наконец? Не могу я тебя каждую ночь во сне видеть.
НАТАША. Уйду, честное слово.
ВОЛКОВ. Тогда сыграем.
СУМАРОКОВ. Глупости какие. Зачем нам какие-то сны, фантазии!
ВОЛКОВ (кричит в кулису). Приготовились к началу спектакля.
СУМАРОКОВ. Я решительно протестую! Против документов и свидетельств уважаемых лиц ваши домыслы ничего не значат.
Сумароков выхватывает из адресной папки бумагу, читает
Документ. Биографические очерки А.А. Ярцева. «Спектакли в кожевенном амбаре заинтересовали и ярославцев. Волков нашел покровителей в среде высшего ярославского общества. Воевода Мусин-Пушкин и помещик Майков, предлагавшие для театра даже свой дом, явились местными меценатами. Они уговорили многих ярославских купцов и дворян сделать пожертвования на устройство более удобного театра. А пока представления давались в амбаре».
ВОЛКОВ (кричит за кулисы). Монтировщики, перестановка на первую картину. Кожевенный амбар привезите. То есть как где – в правом кармане вчера стоял. Нашли? Давайте сюда!
Монтировщики сооружают помост. Вдоль рампы ставят плошки со свечами.
СУМАРОКОВ. Читает. В своем балагане «охочие комедианты» Волкова представляли трагедии, сочиненные Александром Петровичем Сумароковым. Одна из них называлась «Хорев».
ЩЕПКИН. В высшей степени великолепная трагедия, Александр Петрович. Оснельда, дочь побежденного князя, томится в плену у князя Кия. Войска ее отца осаждают город, но девица не рада близкой свободе. Она любит младшего брата князя – Хорева и тот отвечает ей взаимностью. Однако долг велит Хореву сражаться против отца возлюбленной. Коварство и предательство приближенных князя Кия приводят к гибели Оснельды. Хорев, одерживает победу над врагами брата, но, узнав о смерти Оснельды, закалывается кинжалом.
СУМАРОКОВ. Надо, чтобы все соответствовало хронологии. (Роется в документах, читает). «7 января 1751 года состоялось первое представление трагедии «Хорев» в дощатом балагане на берегу Волги».
Картина 1
Ярославль 1751 года. В балаган врываются мастеровые с дубьем, дед Тимофей, Наташа, ярославские жители. Мастеровые тащат за шиворот Нарыкова, Шумского, Григория, Волкова, швыряют их на пол, избивают. Сумароков и Щепкин убегают. Волков пытается подняться, закрывает голову руками от побоев. Общая потасовка.
ДЕД ТИМОФЕЙ. Так их, богомерзких плясунов, лупи!
ПЕРВЫЙ МАСТЕРОВОЙ. Бесово отродье! Вам от нашего хозяина было приказано балаган закрыть?
ВТОРОЙ МАСТЕРОВОЙ. Теперь на себя пеняйте!
ДЕД ТИМОФЕЙ. Мужики, дозвольте и мне нехристям вдарить!
Бросается в гущу дерущихся, Волков отталкивает его, дед Тимофей падает, охает.
НАТАША (Волкову). Ирод окаянный!
Наташа колотит его кулаками по спине. Волков ее отталкивает.
ВОЛКОВ. Дура, пошла отсюда!
Наташа помогает подняться деду Тимофею, вытаскивает его из толпы.
ВОЛКОВ. Разойтись всем! Солдат позову – вмиг утихомирят.
Мастеровые с дубьем окружают Волкова.
ПЕРВЫЙ МАСТЕРОВОЙ. Напужал, Аника-воин!
ВТОРОЙ МАСТЕРОВОЙ. Ты нам не указ, слышал? У нас свой хозяин есть.
ВОЛКОВ. Вон пошли, я сказал, остолопы!
ПЕРВЫЙ МАСТЕРОВОЙ (выхватывая нож). Полегче, ряженый!
АЛЕКСЕЙ. Федор, берегись!
НАРЫКОВ. Гришка, к порутчику, господину Дурново за подмогой живо!
Григорий убегает. Наташа визжит. Волков выбивает нож из рук Первого мастерового, валит его на землю. Артисты бросаются на помощь Волкову. Потасовка. Возвращается Григорий с солдатами. Мастеровые отступают.
ВОЛКОВ (Наташе). Чьих будете? Отвечай!
НАТАША. Фабриканта Гурьева мастеровые. А я его крепостная девка Наташка.
ВОЛКОВ. Передайте хозяину, завтра в уездной канцелярии с ним потолкуем. (Мастеровым). За бесчестье моим людям вам спуску не будет. Отведаете падожья. (Солдатам). Уводите.
Солдаты уводят мастеровых, деда Тимофея. Наташа сопротивляется, рвется из рук солдат.
ВОЛКОВ. В просвещенном веке живем, а в Ярославле грязь, невежество и дикость туземная.
ГРИГОРИЙ. Бросил бы ты эту затею, Федор, ей-Богу, глядишь, Гурьев со своими разбойниками нас в живых никого не оставит.
НАТАША (Волкову). Господин Волков, смилуйтесь. Лучше своей ручкой накажите, чем в канцелярию под кнут идти.
Волков делает знак солдатам, те останавливаются.
ВОЛКОВ.(Григорию). Бросить предлагаешь? А хочешь, Гришка, я тебе докажу, что наша затея способна человека изменить и вовсе переделать?
ГРИГОРИЙ. Прожектами ты, Федька, занимаешься пустыми.
ВОЛКОВ. Увидишь. (Наташе). Я хозяина твоего за причиненные побои заставлю ответ держать. Прикажу, чтобы он тебя отпускал каждый вечер ко мне на театр. Будешь представления смотреть. А коли пропустишь, так не миновать твоему хозяину грозы из уездной канцелярии, а тебе порки. Так и передай.
НАТАША. Напасть-то на мою головушку! Срам-то какой.
ВОЛКОВ. Согласна?
НАТАША. Согласна, само собой.
Картина 2
Кабинет градоначальника. Градоначальник играет в настольный кукольный театр, двигает картонные фигурки.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК ( на разные голоса). Цезарь, беги, беги, твои убийцы уже рядом! (меняя голос). Цезарь выше страха! (меняет голос). А, тиран, теперь тебе воздастся за все!(меняя голос).И ты, Брут!
Вонзает иголку в картонную фигурку Цезаря, опрокидывает ее. В дверь просачивается секретарь.
СЕКРЕТАРЬ. Ваше превосходительство, к вам купец Гурьев с прошением.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК (прикрывая книгой кукольные фигурки). Недосуг. В другой раз.
СЕКРЕТАРЬ. Они пожертвование хотят сделать-с на богоугодное заведение.
Градоначальник отодвигает картонный театр на край стола, загораживает книгами.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Впусти.
СЕКРЕТАРЬ. Слушаю-с.
Входит Гурьев, кланяется.
ГУРЬЕВ. Ваше превосходительство, спешу доложить, что купечество наше всецело одобряет ваше мудрое решение и жертвует деньги на строительство храма.
Достает пачку ассигнаций, передает секретарю.
А это позвольте присовокупить от себя так сказать лично.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Хвалю, братец, похлопочу о награждении тебя медалью «За усердие».
ГУРЬЕВ. Ваше превосходительство! Отец-благодетель, родной!
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Будет, будет. Иди с Богом.
ГУРЬЕВ. Не откажите в малой просьбишке.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Что там у тебя?
ГУРЬЕВ. Насчет Волкова я…
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Кажется, я запретил тебе с ним связываться.
ГУРЬЕВ. Так разорил меня вконец компаньон. С отчимом его так ли дела мы вели, а нынче одни убытки. Все деньги в балаган свой проклятый спускает, людей вместо работы представления играть заставляет и за то им еще и награждение дает.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Волков просвещением занимается. Это ты порядок нарушаешь. Мне из канцелярии уже доложили о твоих бесчинствах.
СЕКРЕТАРЬ. Точно так! Из канцелярии пришла челобитная от ярославского купца Егора Холщевникова. (Достает документ из своей папки, читает). «При том же из оных фабрищиков воры шельмы Гришка Чигирин, Серега Моклюкоев с товарищи, человек с двадцать, выхватя из саней дубины, показанных Волкова, Крепышова и других идущих с комедии людей били. А содержатель тех воров фабрищиков Гурьев, выскоча же из саней, сам людей бил и кусал зубами.» (Гурьеву). Не совестно этаким дикарем себя выставлять?
Гурьев выхватывает документ из его рук, рвет.
ГУРЬЕВ. Нет бумаги — нет дела. Так и запишите в примечаниях у себя: «Документ, найденный в делах Ярославской провинциальной канцелярии, в настоящее время утрачен».
СЕКРЕТАРЬ. Ни на что не похоже, ваше превосходительство!
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Ты ополоумел совсем, Гурьев?
ГУРЬЕВ. Ваше превосходительство, так житья от Федьки Волкова нет. Сводная сестра Матрена, на что голубица кроткая, и та в суд на него подала за то, что ее часть наследства промотал. Людей моих под кнут подвел. У меня девку крепостную забрать хочет, чтобы она каждый вечер к нему в балаган шастала. Блуд один и разврат это, не по- божески себя ведет, не по-христиански.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Угомонись. Разорился он – тоже выдумал. Ты на откупах-то сколько нажил? А с чьих рук кормишься, запамятовал? Мой тебе совет – с Волковым примирись, коли хочешь и впредь моего благоволения. Понравилась ему девка – так и отдай, эка печаль.
ГУРЬЕВ. Дозвольте мне, ваше превосходительство, хотя бы людишек своих из-под ареста забрать. Я их сам, по- отечески батожками вразумлю, зачем же казенных людей от важных дел отрывать. А девку нынче же Волкову направлю, вроде как барщину отбывать.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Не возражаю.(Секретарю). Проводи купца.
ГУРЬЕВ. Покорнейше вас благодарю, ваше превосходительство.
Кланяется, уходит.
Картина 3
Волков и Нарыков репетируют танец Оснельды. Наташа с Шумским в углу учат азбуку.
ВОЛКОВ (Нарыкову). Ваня, черт тебя дери совсем. Топчешься как медведь. Она же девица, движения плавные.
НАТАША. Аз, буки, веди, глаголь, добро…
ШУМСКИЙ. Хватит, голова от тебя трещит.
НАТАША. Это у вас не от меня, а с перепою, Яков Семеныч.
ШУМСКИЙ (беззлобно). Поговори еще. Стих выучила?
НАТАША.(декламирует).
Шесть месяцев уже. Астрада, унываю
И слез в одре моем потоки проливаю.
Достоинства его и искренне любовь
Против желания зажгли незапно кровь.
Я стала на него охотнее смотрети,
Не смысля, что иду в неисходимы сети.
Искала,чтобы мне с ним чаще купно быть
И время горести скорее проводить.
И стало без него везде впоследок скучно,
Желала,чтоб была с Хоревом неразлучно.
И в то-то рвемя я узнала страсть мою,
Которую еще поныне я таю.
Я злилась на себя за сей преступок грозно
И каялась, но что! Уже то было поздно.
Волков прислушивается к ней.
ВОЛКОВ. Недурно, Наташа, совсем недурно. А станцевать сможешь? Покажи этому остолопу, как девица русскую пляшет.
Вместе с Шумским запевают. Наташа танцует.
ВОЛКОВ. Для начала будешь между сценами танец исполнять. А там поглядим, может, вместо Ваньки Оснельду сыграешь.
НАРЫКОВ. Федя, ты ополоумел что ли? Бабу на сцену выставлять? Небывалое дело. Я что – плохо играю что ли?
ВОЛКОВ. Хорошо, хорошо, ты молодец. Просто интересно попробовать. В доме у помещика Майкова дочери в домашних спектаклях играют – и ничего зазорного в том нет.
НАРЫКОВ. Сравнил! Те благородные девицы, дворянки, а она кто? В общем так, Федя, если эта приблудная в моей роли покажется, не товарищ ты мне больше, понял? И из труппы я уйду.
ВОЛКОВ. С ума сошел что ли, Ванька? Дальше своего носа не видишь. Я еще не решил ничего. Но если она лучше тебя сыграет, то ей на сцене и быть. А ты можешь проваливать на все четыре стороны.
НАРЫКОВ. И уйду. Еще товарищем тебя считал своим.
Нарыков уходит.
ШУМСКИЙ. Зря ты так, Федор Григорьевич. Негоже друга обижать.
ВОЛКОВ. И ты проваливай, понял? Без тебя обойдусь.
Шумский уходит. Волков берет молоток, принимается сколачивать декорацию. Наташа приносит длинную хламиду, нашивает на нее черные лоскуты с надписями.
НАТАША. А зачем черные лоскуты понадобились, Федор Григорьевич?
ВОЛКОВ. Мы же о человеке историю рассказываем. А он до своего рождения обитает вместе с ангелами, и подобен им. Чистый, светлый. И когда младенцем приходит в мир, еще помнит душой, каково это быть безгрешным. Посмотри на детские лица, прислушайся к младенческому лепету – все дышит чистотой и невинностью. А потом человек взрослеет, и его белые одежды таскаются по дорогам, а там и соблазны, грехи, слабости. И лицо у него меняется, и душа. Я иногда всматриваюсь в лицо какого-нибудь пропойцы или хищника вроде хозяина твоего, и пытаюсь разглядеть, каким он был в детстве. И, веришь, иногда не могу. Так человек ангельский облик свой исказил, что и взглянуть тошно.
НАТАША. А меня только наш конюх, дед Тимофей, и любил. И мне казалось, что глаза у него детские, голубые, простодушные, как у дитя.
ВОЛКОВ. Вот-вот. Когда человек любит, в глазах чистая душа светится.
НАТАША. Когда любит, человек к небесам взмывает, в самую синь.
ВОЛКОВ. Знаешь, какой я спектакль поставлю? Про покаяние грешника. Музыка будет звучать. Грешник в одежде, почерневшей от грехов, будет плакать. И Ангел за его плечом плачет, потому что исчерпал несчастный человек своими гадостями все терпение Господне, нет ему больше веры. Ангел его покидает. И хор поет тихо, не грозно, а так печально, словно прощается. И никакого рогатого в саже на сцене не нужно. Все – через игру грешника. Такое лицо должно быть – взгляд остановился в ужасе на одной точке. Вот именно – ужас и безнадежность. Ад — это не смола кипящая, не огонь. Это когда надежды на спасение больше нет.
НАТАША. Не надо,Федор Григорьевич. Страшно.
ВОЛКОВ. Подожди. И в самую последнюю минуту, когда до отчаяния последнего доходит, он не кричит, не монологи произносит. У него просто бежит слеза по щеке. Эх, если бы так сыграть. И грехи с него, как листья прошлогодние слетают. А под ними белые чистые одежды. Он такой, как детстве, становится. И на облаке к Творцу взлетает.
Наташа подходит к нему, целует руку.
ВОЛКОВ. Ты что, дурочка?
НАТАША. Федор Григорьевич, я…за вас умру.
Входит Щепкин, зачитывает сценарий.
ЩЕПКИН. «1751 год. Федор Волков подрастал и воспитывался в атмосфере пробудившейся России, в которой крепли патриотические настроения…»
ВОЛКОВ. Михаил Семеныч, уйди ради Бога, не мешай.
Щепкин, обиженный, уходит. Волков забирает инструмент, которым мастерил декорации, уходит.
НАТАША (одна). Когда же беда ко мне пришла? Когда я тебя увидела впервые по-настоящему? Давали «Хорева». Ты вышел на подмостки, высокий, стройный. В какой-то чудной старинной одежде – красный плащ с золотой отделкой, доспехи. Волнистые волосы спадали на плечи. И когда ты заговорил о любви, голос твой волнующий, глубокий, проник в самое сердце. А какие были слова: я никогда помыслить не могла, что можно так дышать страстью. Еще помню твои глаза – в них вспыхивал мягкое свечение, а временами они становились жесткими и стальными. Потом я полюбила рассматривать твои губы – резкие, красиво очерченные. Каждый раз, когда мне удавалось выкроить минуту, чтобы просто сидеть и рассматривать тебя, — да, это было отдельным счастьем, наслаждением, отдельным праздником, который я сама для себя устраивала. Это только запойный пьяница глушит вино залпом. Тот, кто ищет истину или наслаждение в вине, тот цедит его медленно, по капле, превращая каждую секунду – в вечность, вслушиваясь и всматриваясь: вот начало секунды….вот она еще длится…вот ты удерживаешь ее, растягиваешь, словно она резиновая, она сопротивляется, вот-вот лопнет, и ты отпускаешь ее, не желая порвать. Секунда падает, тяжелой, маслянистой каплей в воду. А ты следишь за ее падением. И переходишь к другой капле, к другой секунде.
В другую встречу я изучала твои руки. Кисти рук – широкие, пальцы не очень длинные, энергичные, не изнеженные. Да, они многое умели, им привычно было орудовать молотком, держать долото и резчик по дереву. Я хотела, чтобы ты обнял меня, чтобы ощутить, как сильны могут быть твои руки, почувствовать круглые и крепкие мышцы плеч, перекатывающиеся под рубашкой.
Но ты не замечал меня. Видел, смотрел, как на кошку или предмет, служащий для удобства. Мне хватало и этого. Разве я могла мечтать о чем-то большем?
Ты влюбил меня в обманы, которые разыгрывал в своем балагане. А в настоящей жизни мы были слишком далеки друг от друга. Ты – парил где-то наверху, богатый и свободный, я ползала во прахе, зависимая, нищая, безграмотная. Где могли мы стать равными? Не в реальности – на сцене.
Я могу по-настоящему быть собой только в выдуманном тобой мире. И я поклялась, что сделаю все, чтобы стать вровень с тобой хотя бы в нем. И я выйду на сцену. И не может быть, говорила я себе, не может быть, чтобы однажды он не полюбил меня, не разглядел бы и не полюбил. Влюбленные все сумасшедшие и грезят о несбыточном, нелепом, невозможном.
Картина 5
Декорации «Хорева». На скамейках сидят зрители, среди них Гурьев, Первый мастеровой, Второй мастеровой, поручик с двумя солдатами. Звучит музыка. Нарыков в костюме Астрады и Наташа в костюме Оснельды начинают сцену.
НАРЫКОВ
Княжна! Сей день тебе свободу обещает,
Впоследние тебя здесь солнце освещает.
Завлох, родитель твой, пришел ко граду днесь,
И воружаются ко обороне здесь.
Уж носится молва по здешнему народу,
Что Кий, страшася бедств, дает тебе свободу.
НАТАША.
О день, когда то так, день радости и слез!
Щедрота поздняя разгневанных небес,
Смешенна с казнию и лютою напастью!
Чрез пущую беду отверзя путь ко счастью!
Астрада! Мне уже свободы не видать,
Я здесь осуждена под стражею страдать.
Хотя я некую часть вольности имею
И от привычки злой претерпевать умею,
А там… увы!..
Мастеровые шумят, свистят. Остальные зрители их осаживают.
ПЕРВЫЙ МАСТЕРОВОЙ. Долой! Волков с ума свихнулся. Гулящую девку в балагане показывает!
ВТОРОЙ МАСТЕРОВОЙ. Православные, сколько же можете такие непотребства терпеть!
В актеров летят яблоки. Наташа закрывается руками. Волков выбегает из-за кулис, закрывает ее собой.
ВОЛКОВ (Гурьеву). Уйми своих людей, Петр Захарыч, пока добром прошу.
ГУРЬЕВ. Ты решил, что раз градоначальник тебе покровительствует, так и управы на тебя не найдется, богохульник? (Достает бумагу). Гильдия порешила за ненадлежащее ведение дел, которое привело к разорению и упадку за заводах Полушкина, и за недостойное занятия, тебя, Федор Григорьевич, из заводчиков изгнать. Театр твой за непотребства закрывается. А за учиненные тобой беспорядки, велено тебя под арест отправить.
Поручик и солдаты уводят Волкова. Наташа бросается за ним. Мастеровые хватают ее, скручивают руки.
ГУРЬЕВ (Мастеровым). Домой ее увести, запереть под замок. В скотницы в деревню сошлю.
Картина 6
1751 год. Кабинет градоначальника. Градоначальник читает бумагу, которую секретарь подает на подпись.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Беда мне с этим резвым комедиантом. (Секретарю). Что, Волков ждет?
СЕКРЕТАРЬ. Так точно-с, ваше превосходительство, ожидают в приемной.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Зови.
СЕКРЕТАРЬ. Осмелюсь доложить, они-с прямо из-под ареста прибыли. Платье не в надлежащем виде и вообще…
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Ну что ж делать, все равно зови.
По знаку секретаря входит Волков, помятый, небритый, со следами побоев.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Федор Григорьевич, не скрою, я на тебя сердит. До сей поры я твой театр всячески поддерживал. С одной стороны, конечно, дело благое, на манер столицы живем. Указ государыни Елизаветы об устройстве частных театров губерния выполняет, есть чем отчитаться. А с другой, жалобы горожан, духовенство косо смотрит. Непотребства, говорят, у себя там творишь – гулящих девок на сцену выводишь. Нехорошо. По-дружески тебе говорю – прекращай ты блажью заниматься, мне беспорядки в губернии ни к чему.
ВОЛКОВ. Не я и не мои актеры беспорядки учиняют.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. А мне неважно, кто зачинщик. Балаган твой – рассадник смуты и разврата.
ВОЛКОВ. Ваше превосходительство, вы же просвещенный человек, сами не верите в то, о чем говорите. Я сюжеты из Священной истории ставлю, о покаянии грешника действа, из Ветхого Завета.
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Скажу как есть, начистоту, Федор Григорьевич. Донос на тебя в канцелярию на высочайшее имя был. И для расследования всех обстоятельств дела прибыл чиновник из Петербурга.
ВОЛКОВ. Приехал? Слава Богу! Где он?
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. Дома у меня отсыпается после угощения, до вечера, надеюсь, не очухается. Приказываю — чтобы к вечеру твой балаган на амбарный замок был заперт. Будет спрашивать, я доложу – крамолу мол, извел, все утихнет. А потом, попозже, в имение мое за городом переберешься. Там театр устроишь. Поди, получше твоего амбара будет. Согласен?
ВОЛКОВ. Ваше превосходительство, позвольте нам сегодня в последний раз сыграть. И чиновник приезжий чтобы непременно представление увидел. Коли останется доволен, вы в глазах Петербурга просвещенным меценатом и покровителем искусств станете, благодарность получите за усердие. Ну а коли нет…
ГРАДОНАЧАЛЬНИК. А коли нет, не взыщи. (Дает ему бумагу). Это мой приказ твой балаган закрыть и впредь строгий запрет тебе им заниматься. За ослушание – арест и штраф такой, что все твое имущество не стоит. Подписано вчерашним числом. Провалишься – дам бумаге ход. Я на свою голову высочайшую немилость накликать не намерен. Согласен?
ВОЛКОВ. Да.
Картина 7
Каморка за кулисами. Со сцен доносится голос Волкова, смех, одобрительные возгласы. Нарыков переодевается. Вбегает Шумский.
НАРЫКОВ. Ну как там идет?
ШУМСКИЙ. Принимают хорошо, на мой выход смеялись. Федя молодец, такой монолог толкнул – притихли все.
НАРЫКОВ. А чиновник-то что же?
ШУМСКИЙ. А черт его знает. Сидит с каменной рожей – не усмехнется. Поди пойми, чего он там себе думает.
НАРЫКОВ. Есть же такие люди – чурбаны бесчувственные, ничем не проймешь. А может, все-таки ему понравится?
ШУМСКИЙ. Да он у себя в столице такое ли видел, что ему до нас
НАРЫКОВ. Федора жалко…
ШУМСКИЙ. Не помирай раньше смерти, Ванька! Они еще Якова Шумского не знают. Я в следующей сцене такое выдам, животики надорвут.
Нарыков возится со шнуровкой на платье.
НАРЫКОВ. Помоги затянуть, Яшка. Как мадамы это носят каждый день – уму непостижимо. Не вздохнуть.
Яков Шумский затягивает шнуровку на корсете на спине Нарыкова.
ШУМСКИЙ. Дуй, мадама, на сцену. Да так, чтобы искры летели, поняла?
Нарыков надевает женский парик, делает умильное лицо и выпархивает на сцену. Взрыв смеха, аплодисменты. Входят мокрые, измочаленные Шумский, Нарыков, Григорий, другие артисты. Переодеваются. Входят Волков и Чиновник.
ВОЛКОВ. Изволите видеть, там у нас декорации хранятся, а здесь комната для комедиантов.
Незаметно для чиновника машет рукой. Артисты почтительно кланяются.
ЧИНОВНИК. Изрядно. А как же у вас люди наверх взлетают?
ВОЛКОВ. А сверху спускаем такие железные проножки, их к кушакам крепят, а потом вверх тащат. И человек к облакам возносится.
ЧИНОВНИК. Впечатлен. Непременно доложу князю по приезде в Петербург. Прощайте.(Уходит)
Волков и артисты почтительно кланяются вслед. Волков машет актерам, чтобы они проводили Чиновника, те уходят. Волков остается один, садится на край сцены, закрывает лицо руками. Входит Наташа, избитая, в изорванной одежде, платок почти загораживает лицо.
НАТАША. Федор Григорьевич, что с вами?
ВОЛКОВ. Теперь или пан, или пропал, Наташка. Чиновник обещался наверх доложить. Если повезет, обо мне сама императрица узнает. Если нет, сожгу все здесь, к чертовой матери, а сам утоплюсь.
НАТАША. Как? Побойтесь Бога, Федор Григорьевич! Лучше бегите.
ВОЛКОВ. Бежать поздно…Донесли на меня в столицу.
НАТАША. Не иначе Гурьев, собачий сын, больше некому!
ВОЛКОВ. Нет.
НАТАША. Из наших никто бы не посмел.Найти бы этого Иуду, задушила бы своими руками.
ВОЛКОВ. Я сам донос послал. Только именем другим подписался.
НАТАША. С ума вы сошли, Федор Григорьевич? Что бы вам будет за такое? В каземат или в каторги!
ВОЛКОВ. Может и так. Только выхода у меня другого не было. Земля здесь подо мной горит, Наташа. Однажды после представления я один в балагане остался, ходил, на тряпки цветные смотрел, на скамейки, которые сам сколачивал. Полинялый плащ, меч деревянный. Так жалко все, убого показалось. На актеров смотрю – деревянные, голоса крикливые. Переигрывают страшно. Яшка комикует без смысла, только чтобы публику посмешить. Я монологи завываю, ни сердца, ни души, только позы красивые. Другой театр нужен, понимаешь, Наташка, другой. По-человечески чтобы было, живой, настоящий. А здесь никому это не надо. Дубье стоеросовое. Гурьев скотина, весь город на меня натравил. Чуть ли не вслед плюют на улице. Градоначальник говорит – чуть что – откажусь от тебя, сам в тюрьму засажу за смутьянство. А если наверху узнают про театр, против высочайшей воли никто и пикнуть не посмеет.
НАТАША. Обойдется все, Федор Григорьевич. Кто же сравнится с вами. Таких, как вы больше нет. Не бросайте нас…
Волков впервые внимательно рассматривает ее лицо.
ВОЛКОВ. А с тобой что случилось?
НАТАША.(отворачиваясь). Не смотрите, сделайте милость.
ВОЛКОВ. Хозяин?
Наташа кивает. Волков осторожно снимает с ее головы платок. Лицо Наташи в кровоподтеках, губы разбиты.
НАТАША. Почитай, каждый день бьет, за любую малую провинность. Все по лицу норовит, ирод, чтобы, говорит, своей рожи в Федькином балагане больше не показывала.
ВОЛКОВ. Я тебя выкуплю, слово даю. Со мной будешь в театре играть. В Петербург подадимся, хочешь? Эх, видела бы ты, каков настоящий театр бывает! Когда меня покойный отчим в Москву учиться по торговому делу послал, я почитай каждый день на представления бегал. А в Петербурге довелось в придворном театре побывать. Наташа, я словно в раю очутился. Там декорации пишут по холсту, подвешивают на рамах, костюмы – сплошь бархат, шелк да золотое шитье. А поют как, а танцуют – грация и наслаждение смотреть. Я же сутками там устройство сцены изучал, трагедии по ночам переводил…
НАТАША. Федор Григорьевич…Феденька… Возьми меня с собой. Я за тобой до самой смертной досочки.
Волков обнимает ее.
Картина 8
Сумароков читает документ.
СУМАРОКОВ. 1752 год. «Императрица Елисавета Петровна самодержица всероссийская сего генваря 3 дня указать соизволили: ярославских купцов Фёдора Григорьева сына Волкова с братьями Гаврилою и Григорием, которые в Ярославле содержат театр и играют комедии, и кто им для того ещё потребны будут, привесть в Санкт-Петербург. Для скорейшего оных людей и принадлежащего им сюда привозу, под оное дать ямские подводы и на них из казны прогонные деньги…»
Завывает метель. Волков, Шумский, Нарыков, Алексей, уворачиваясь от ветра, выносят тюки и сундуки. Посреди дороги громоздится гора ящиков.
ВОЛКОВ. Сундуки с платьем на передние сани грузите.
НАРЫКОВ. Федор, Марсов щит не найду. Не забыли?
Шумский прикладывается к фляжке, отдает Нарыкову.
ШУМСКИЙ. Ванька, согрейся, до костей прохватывает.
Нарыков пьет, передает фляжку Волкову. Тот отпивает глоток, закашливается.
ВОЛКОВ. Марсов щит я вроде бы в красный сундук прятал…Черт, голова кругом.
НАРЫКОВ. Я посмотрю.
Пытается открыть замок на красном сундуке.
ВОЛКОВ. Иван, не надо, отойди. Сам проверю.
Входит Гурьев, Мастеровой 1, Мастеровой 2.
ШУМСКИЙ (Волкову). Царь Ирод пожаловал. Принесла нелегкая, чтоб ему.
ГУРЬЕВ. Стало быть, в Петербург уезжаешь, Федор Григорьевич?
ВОЛКОВ. Как видишь. По высочайшему повелению.
ГУРЬЕВ. Так-так. Матушке-царице виднее, кого своей милостью жаловать. Мы что – люди темные, смерды глупые, куда нам своим умишком-то жить.
ВОЛКОВ. Сысой Акинфиевич, шел бы ты отсюда. Сборы спешные. Недосуг мне.
ГУРЬЕВ. Да ты постой, Федор Григорьевич, не горячись. Чай, не увидимся больше. Хочу, чтобы промеж нас раздора не осталось. Возьми вот на обзаведение на первое время.
Протягивает деньги.
ВОЛКОВ. От тебя даже воды в жаркий день не возьму. Прощай.
Гурьев прячет деньги в карман шубы.
ГУРЬЕВ. Дело твое. Гордый ты очень, Федор Григорьевич, а это грех великий.
ВОЛКОВ. Не тебе мои грехи считать, Сысой Акинфиевич. На тот поп есть да Господь Бог.
ГУРЬЕВ. Что-то не вся твоя артель на месте. Наташка где?
ВОЛКОВ. Мне откуда знать. Она у тебя в крепостных.
ГУРЬЕВ. То-то что своего добра сегодня не досчитался. Пропала Наташка. Не у тебя ли?
ВОЛКОВ. Сам видишь, нет ее здесь.
ГУРЬЕВ. Не взыщи, мои люди поищут.
Мастеровой 1 и Мастеровой 2 по знаку Гурьева открывают сундуки, тормошат тюки, разбрасывают театральные парики, костюмы. Волков, Нарыков, Шумский и другие актеры отталкивают их. Завязывается потасовка.
ВОЛКОВ. Вон пошли! За самоуправство ответите перед государыней!
ГУРЬЕВ. Мошна ответит. Ищите лучше, ребята!
Мастеровой 1 сбивает замок, отдирает крышку красного сундука. Вытаскивает из сундука Наташу.
НАТАША. Отпусти, ирод! Феденька, Федя!
ГУРЬЕВ. Вяжи ее!
Волков бросается на помощь Наташе. Мастеровой 2 его скручивает. Мастеровой 1 связывает Наташе руки.
ГУРЬЕВ. А ведь я знал, Федор Григорьевич, что она к тебе побежит. Потому и не стерег. Велел только этому (кивает на Мастерового 1) следить за ней хорошенько. Попался ты, голубь, как есть. За сокрытие беглой каторга тебя ждет. (Мастеровому 2). Семка, беги за унтерш-офицером.(Волкову).
Мастеровой 2 уходит.
Будет тебе вместо Петербурга мать Сибирь.
ВОЛКОВ. Продай мне ее, Сысой Акинфиевич. Любые деньги заплачу, в любую кабалу пойду.
НАРЫКОВ. Федор, ты спятил что ли?
ГУРЬЕВ. Что, Федька, спеси-то поубавил? С Гурьевым тягаться вздумал, недоносок. Не продам девку, и не проси.
Входят Мастеровой 2, унтер-офицер с двумя полицейскими.
ШУМСКИЙ. Сысой Акинфиевич, смилуйся, нам ехать в Петербург.
УНТЕР-ОФИЦЕР. Что здесь за базар?
ГУРЬЕВ (унтер-офицеру). Федька Волков беглую укрывал у себя, ваше благородие. Мою крепостную девку Наташку. Вот и свидетели есть.
УНТЕР-ОФИЦЕР. Взять Волкова под стражу.
Полицейские окружают Волкова.
НАТАША (Гурьеву). Будь ты проклят во веки веков. Анафема тебе и роду твоему!
ГУРЬЕВ. (полицейским) Обождите! (Волкову). Хочешь, Федька, я тебя прощу, жалобу подавать не стану и даже с миром в Петербург отпущу. Даже девку в придачу даром отдам. Только условие одно будет.
ВОЛКОВ. Говори, что там у тебя?
ГУРЬЕВ. Ты мне сейчас при всех, принародно в ноги поклонишься, на коленях руку поцелуешь и прощения испросишь. Согласен?
Волков молчит.
НАТАША. Федор Григорьевич, Федя…Христом богом прошу, сделай как он велит.
Волков молчит.
НАРЫКОВ. Федя, поклонись.
ГРИГОРИЙ. Не слушай их, Федор. Волковы чай не из грязи сделаны! Ты вспомни, кто ты есть.
Волков молчит.
ГУРЬЕВ. Что, Волков, гордыня глаза застит? Поклонись, всего-то прошу. Спина чай не переломится. Али так царей привык в балагане представлять, что и сам себя вельможей считаешь?
ВОЛКОВ. Зверь ты, Гурьев. Сердце у тебя лохматое, шерстью обросло. Для тебя большей радости нет, чем человека растоптать. Меня, Наташу, всех. Не дождешься. Не поклонюсь я тебе, Гурьев.
НАТАША. Федор Григорьевич!
Затемнение. Вьюга усиливается, завывание ветра.
Шум стихает, светлеет.
Наши дни. На дороге нет ящиков и тюков. Волков и Наташа стоят друг напротив друга.
НАТАША. А про меня и не вспомнил. Ведь знал, что мне без тебя не жить.
ВОЛКОВ. Наташа…
НАТАША. Конечно, Петербург манил, театр на столичный манер. Милость царская. Стоит ли о крепостной девке помнить?
ВОЛКОВ. Замолчи.
НАТАША. Сколько же я можно терпеть от тебя. Ждать, ждать, подарит ли счастьем, ловить, как собаке дворовой, каждый взгляд. А когда отбросит, как надоевшую игрушку, в слезах утопиться. Пусть все знают, как Федор Григорьевич через людей ради своего театра переступал. По головам шел. И даже имени не вспомнил потом.
ВОЛКОВ. Что я мог сделать для тебя? Да, Петербург, да, делом по-настоящему хотелось заняться. Я успеть должен был, успеть.(показывает руку Наташе). Линия жизни обрывается. Я знал, что мне мало отпущено. Потому и хотел успеть. Я думал, укреплюсь в столице, денег скоплю, тебя выкуплю. Почему меня не дождалась?
НАТАША. Гурьев сначала кнутом отходил, потом своим мастеровым отдал. После этого только руки на себя оставалось наложить. Благо веревка нашлась.
ВОЛКОВ. Простишь?
НАТАША. Нет.
Входят Сумароков, Щепкин, за ними актеры выносят огромный памятник. Телеоператор снимает.
Директор. Слава богу, доставили наконец-то.
СУМАРОКОВ (актерам). На постамент, сюда его, сюда!
Памятник водружают на постамент, накрывают полотном.
ЩЕПКИН. (Волкову). Ты иди уже, Федор Григорьевич, с Богом. Не нужен больше.
Наташа уходит. Волков стоит в одиночестве. Сумароков и Щепкин листают страницы сценария. Торжественная церемония идет своим ходом.
Конец
Ярославль
Декабрь 2021
ПРИЛОЖЕНИЕ
Об авторе
Гиршон Светлана Валерьевна, сценарист, драматург. Живу и работаю в Ярославле.
Закончила Киношколу А.Н.Митты, курс по драматургии в ЕГТИ (мастер курса О.Богаев, Я.Пулинович)
Драматург: «Очень старый сеньор с огромными крыльями» (по мотивам произведений Г.Гарсиа Маркеса) (театр-студия «Балаган» (Ярославль) (2018), документальный спектакль-променад«Письма Первой мировой» (Волковский театр г. Ярославль) (2021), «Андреева ночь» (по рассказу Р.Михайлова «Героин приносили по пятницам», Челябинский театр драмы им. Н.Орлова)(2023), принимала участие в создании сценария документального спектакля «Голоса цеха» по пьесе Н.Ключаревой (2022 г.) (лонг лист «Золотой маски»), автор сценария документального спектакля «Герои в жизни – герои на сцене» об актерах-фронтовиках (Волковский театр (Ярославль) (2023г.)
Контакты lanasv67@mail.ru
Моб.89201070289
