Юрий Васин
Ласточка
драма
Аркадий Павлович – пенсионер, разменял восьмой десяток
Алевтина – его соседка. Ей около сорока
Леша – сын Алевтины. Слабослышащий мальчик, 16 лет
Тамара Сергеевна — пенсионерка
Павел – инвалид
Жук – солдат украинской армии
Грек – солдат украинской армии
Микола – солдат украинской армии лет сорока
Компас – солдат украинской армии
Француз – солдат российской армии
Безымянный мужчина – гражданский лет 30
Светлана – его жена
Гражданский мужчина
Офицер СБУ
Агенты
Действие основано на реальных событиях, которые происходили в центре г.Северодонецка Луганской области в июне 2022 года.
Сцена 1
Кухня квартиры Аркадия Павловича, расположенной на 2 этаже трехэтажного дома на одной из центральных улиц г.Северодонецка. На ней никого нет. Слышится песня Ю.Визбора «Солнышко лесное» в исполнении хозяина квартиры. Стук в дверь.
Голос Аркадия Павловича: Сейчас открою. Минуточку.
Стук повторился.
Голос Аркадия Павловича: Сейчас, сейчас. Уже иду.
На кухню заходят Аркадий Павлович и Алевтина.
Алевтина: Аркадий Павлович, вы прям как ребенок, честное слово! Здесь же опасно! Может, все-таки спуститесь к нам? Все жители, что остались в наших домах в семнадцатый дом в подвал перебрались. Там сухо и места много. А Вы тут один. Мало ли что? И нам спокойнее будет. А то получается, бросили мы вас старика.
Аркадий Павлович: (напевает) … Милая моя, Солнышко лесное, где, в каких краях встречусь я с тобою… Что вы такое говорите, Алевтина? Кто меня бросил? Это же я сам, по своей собственной прихоти. Я, находясь пока еще в трезвом уме и, заметьте, еще при памяти, не желаю сидеть в этом темном подвале. И, кстати, как человек, проживший уже большую, и без всякого сомнения, лучшую часть своей жизни, имею на это полное право. (напевает) …Все наши встречи разлуки, увы, суждены…
Алевтина: Аркадий Павлович, я же серьезно!
Аркадий Павлович: И я серьезно.
Алевтина: Вы же шутите!
Аркадий Павлович: Это я, милая моя, хорохорюсь. Ну, чего мне по подвалам прятаться. Мне здесь хорошо. Тепло, светло… и много времени в одиночестве подумать о вечном. Знаете ли, уже пора…
Алевтина: А может, все-таки к нам спуститесь? Там безопасней.
Аркадий Павлович: Да пустое это. Мне уже восьмой десяток. Какая разница, днем раньше, днем позже.
Алевтина: Лучше все-таки позже.
Аркадий Павлович: Я не знаю, есть ли он там, нет ли его, но, на всякий случай, к встрече с ним я уже почти готов.
Алевтина: Да что вы такое говорите, Аркадий Павлович! Вы еще всех нас переживете!
Аркадий Павлович: А вот это, Алевтина, совсем ни к чему. Свою жизнь я уже прожил и будет крайне несправедливо, если старый зануда кого-то там переживет.
Алевтина: Да разве вы зануда?
Аркадий Павлович: Зануда, старый зануда. Хотя, может быть и немножко романтик в душе, который живет, увы, воспоминаниями о своем счастливом прошлом.
Алевтина: Да совсем вы не зануда. Вот поете, на гитаре играете.
Аркадий Павлович: Есть такой грех. А еще я имею мечту.
Алевтина: Даже интересно.
Аркадий Павлович: Чтобы все это быстрее закончилось.
Алевтина: А мне уже и не верится, что все это когда-то кончится.
Аркадий Павлович: Любая война заканчивается миром. Закончится и эта. И мы забудем, как кошмарный сон, про обстрелы, про сидение по подвалам. Про все наши страхи. Обязательно. Я в это верю.
Алевтина: Знать бы еще когда?
Аркадий Павлович: Скоро, дорогая моя, скоро!
Алевтина: Говорят, бои уже на окраинах идут. То смолкнет, то опять грохочет. Похоже, российская армия с трех сторон наступает. Так и до нас через несколько дней дойдет.
Аркадий Павлович: Дойдет.
Алевтина: А мы на двери в наш подвал написали, что тут живут люди. Чтобы к нам, не разобравшись, гранат не накидали.
Аркадий Павлович: Будем надеяться, что все обойдется.
Алевтина: Хотелось бы верить.
Молчат.
Аркадий Павлович, у нас там обед готов, так что спускайтесь к нам во двор.
Аркадий Павлович: Обед – это святое. Это, всегда пожалуйста.
Алевтина: Макароны будут с тушенкой.
Стук во входную дверь.
Аркадий Павлович: Стучат, пришел кто-то. Пойду открою.
Собирается идти, но на кухню заглядывает Тамара Сергеевна.
Тамара Сергеевна: День добрый! Стучу, стучу, а у вас открыто. Дай, думаю, зайду.
Аркадий Павлович: Заходи, Сергеевна, гостьей будешь.
Тамара Сергеевна: Да вижу, что у Вас и без меня гостей полон дом. Вон какие молодухи обхаживают. Шустрые, аж, жуть. За ними не угнаться.
Алевтина: Тамара Сергеевна, я пришла, чтобы Аркадия Павловича на обед пригласить.
Тамара Сергеевна: Правильно. Как кашеварить, так это Сергеевна, а как на обед пригласить, так это молодые и красивые. А чего? (озорно) Мужчина видный, холостой. Опять же с крышей над головой. Хоромы конечно не ахти, тесноватые, но зато свои, отдельные, со всеми удобствами.
Алевтина: О чем это вы?
Тамара Сергеевна: Да все о том же. О нашей нелегкой женской доле.
Алевтина: Ну знаете!
Тамара Сергеевна: Конечно, знаю. Мне-то не знать. Не первый день на свете живу. Сама такая.
Аркадий Павлович: Девчонки, перестаньте! Обедать, так обедать!
Алевтина: Тамара Сергеевна, я еще хотела Аркадия Петровича попросить, чтобы он гитару с собой взял и спел для всех нас. А то народ совсем духом упал.
Аркадий Павлович: Нет, что вы! Разве сейчас это будет уместно?
Тамара Сергеевна: (нарочито серьезно) Товарищ Вы наш уважаемый артист, Вы вот эти ломания свои прекратите! Уместно, не уместно. Уместней не бывает. Народ закис совсем. Сидим сутками в темном подвале. От неизвестности этой мысли всякие дурные в голову лезут. Поддержать бы население морально надо.
Аркадий Павлович: Да не артист я совсем.
Алевтина: Да это и не важно. Вы же столько хороших, добрых песен знаете. Мне вот сейчас напевали.
Тамара Сергеевна: Ну вот. Спалился, значит, ловелас старый. Не зря я тут бдительность проявляла.
Аркадий Павлович: Сергеевна, ты о чем, вообще?
Тамара Сергеевна: Да все о том же: седина в бороду – бес в ребро! И раз тебя застукали за этим делом, придется реабилитироваться. (Обращается к Алевтине) Песни напевал?
Алевтина: Напевал.
Тамара Сергеевна: Душевные?
Алевтина: Ох, душевные…
Тамара Сергеевна: Тогда все! Чисти перышки, бери гитару, артист, и вперед! Обед, между прочим, отработать еще нужно.
Аркадий Павлович: Ох, девчата, с вами не соскучишься.
Тамара Сергеевна: Мы такие.
Аркадий Павлович: Кстати, насчет отрабатывать. Тут, как жаренным запахло, я каждый месяц почти на всю пенсию продуктами закупался. Так что кое-какие припасы имеются.
Начинает собирать продукты в пакеты.
Тамара Сергеевна: Вот смотрю я на тебя Палыч и не нарадуюсь. Сразу видно – наш человек, старой закваски. И хозяйственный и песни поет, и ничей, не порядок! (Обращается к Алевтине) Знаешь, а я же по молодости влюблена была в него до беспамятства. У нас в ДК «Химиков» бардовский клуб функционировал. Народ собирался, всякие лирики, физики, песни под гитару пели. Так он там главной звездой был. Как проведет по струнам да запоет про солнышко лесное, так сердце замирало.
Аркадий Павлович: А я и не знал, что ты ко мне была не равнодушна.
Тамара Сергеевна: Да куда тебе знать? Ты со своей жены тогда пылинки сдувал. И никого не видел вокруг.
Аркадий Павлович: Да славное было время, счастливое…
Тамара Сергеевна: Только кажется, что было все это не с нами. То ли мы изменились, то ли мир вокруг нас.
Аркадий Павлович: Все течет, все меняется и, увы, не в лучшую сторону.
Молчат.
Ладно, пошел я за гитарой, да и перышки заодно надо почистить.
Тамара Сергеевна: Пойдем, Палыч, пойдем, пока не остыло там.
Уходят.
Сцена 2
На авансцене лицом к зрителям стоит офицер в камуфляже. За ним спиной к залу стоит несколько мужчин и женщин в гражданской одежде.
Офицер: Скоро начнется штурм города. У нас нет сил для того, чтобы его удержать. Но даже, если он будет нами оставлен, борьба за него не закончится. Даже, если враг захватит все наши города – это не означает конец нашей борьбе. Это только начало!
Вы настоящие патриоты Украины готовы отдать свои жизни за наше святое дело. Идеи украинства придя с западных областей, постепенно стали главенствующей идеологией на всей нашей территории. Как ржа, разрушали они советскую систему изнутри проникая все глубже и глубже, приближая крах коммунистического режима. Мы победили в этой борьбе! Мы создали свое незалежное украинское государство, свою вильну Державу! Но сегодня наш заклятый враг вновь пытается нас поработить! Он силен, но ничто не способно сломить нашу волю!
Вы все прошли специальную подготовку. Многие имеют большой опыт работы под прикрытием. Каждый из вас получил надежную легенду. Вновь пришло время перейти на скрытые методы борьбы. Ваша главная задача – раствориться среди оставшегося мирного населения города, стать его частью.
Вы останетесь на временно оккупированной территории, войдете в доверие к захватчикам, внедритесь во все государственные органы и силовые структуры. Нужно выявлять среди населения наиболее пророссийски настроенных жителей и применять к ним меры воздействия, вплоть до физического устранения. Собирать разведданные, координировать удары по военным объектам и объектам инфраструктуры, проводить диверсии, вербовать агентуру, провоцировать недовольство населения новой москальской властью. Земля должна гореть под ногами наших врагов.
Часть из вас вольется в потоки беженцев, получит российские паспорта и разъедется по всей России, по городам, представляющим стратегический интерес. Далее, внедрение в органы власти, вербовка агентуры, диверсии, террор!
Слава Украине!
Агенты: Героям слава!
Офицер: Наш час настал! Вперед!
Агенты расходятся в разные стороны.
Сцена 3
Кухня. Аркадий Павлович читает книгу. Сильный удар по входной двери в квартиру. Затем второй. Слышно, как дверь распахивается и с силой ударяется об стену прихожей. Через несколько секунд появляется Жук с автоматом наизготовку.
Жук: Привет!
Проходит мимо Аркадия Павловича к окну. Что-то там разглядывает. Поворачивается к хозяину.
Дед, ты тут один обитаешь?
Аркадий Павлович: Один.
Жук: Понятно. (Осматривает кухню.) А чего в подвал не идешь? С этих домов гражданские все, вроде, в семнадцатый дом перебрались.
Аркадий Павлович: А что мне там делать?
Жук: Конечно, чего там в сырости сидеть. Ты и тут, я вижу, неплохо устроился. Книжки читаешь.
Аркадий Павлович: Это мой дом, и я никуда не пойду.
Жук: А про что книжка?
Аркадий Павлович: Про преступление и наказание.
Жук: Актуальная книженция. Самое время ее читать, самое время. (Берет у хозяина книгу, листает ее, возвращает обратно.) Действительно… Достоевский. Федор Михайлович. (Садится на табурет.) Слушай, дед, а у тебя выпить есть?
Аркадий Павлович отрицательно качает головой.
Хреново. Я бы сейчас накатил чего-нибудь.
Аркадий Павлович: Что совесть замучила?
Жук: А ты юморной… Значит, нету ничего?
Аркадий Павлович: Предложил бы кофе, да вода закончилась.
Жук: Лучше что-нибудь покрепче.
Аркадий Павлович: Извини, нету.
Жук: Ладно, переживем.
Входит Грек. Он вооружен пулеметом.
Грек: Ну, чего тут? (Проходит к окну, смотрит в него.) И тут облом! Насажали деревьев где ни попадя. Прям засада какая-то. (Кладет пулемет на стол.) Решили два голубя мира свить на этой кухни маленькое уютное гнездышко… пулеметное… Да эта чертова листва весь обзор перекрывает! Слушай, Жук, а может взорвем мы это дерево под корешок к едреной фене? Пара гранат и все!
Жук: Да ну его, пусть растет.
Грек: А чего, давай бахнем!
Жук: А свалится на перекресток? А через него снабжение идет да пацанов наших трехсотых вывозят. Так нас еще и убирать заставят. А оно нам надо?
Грек: Логично. (Лазит по кухонным шкафам, осматривая утварь.) А этот старый хрыч шо тут делает?
Аркадий Павлович: А этот старый хрыч тут живет. И вас, кстати, в гости не приглашал.
Грек: А нас не надо приглашать. Мы сами пришли, чтобы защищать нашу нэньку Украину.
Аркадий Павлович: Я вижу, как ты ее защищаешь.
Грек: Ты шо, старый, берегов не видишь? Щас башку тебе прострелю, чтоб не умничал!
Жук: Грек, не бузи. Нормальный дед, шо ты до него докопался?
Грек: Да все они тут «нормальные», ждуны проклятые! Все нормальные отсюда уже уехали, только такие остались. И этот, сто процентов, Россию ждет, у окошечка сидит, да позиции наши срисовывает! Типа, книжечки он тут читает! Что молчишь, старый, ждешь Россию?
Жук: Слушай, хватит уже! Какие позиции? Из-за этого дерева не видно не хрена!
Грек: А чего он тут тогда сидит? Все по подвалам уже давно заныкались, а этот на кухоньке затихарился. И не факт, что он, вообще, тут живет.
Аркадий Павлович: Я тут живу!
Грек: Документы есть?
Аркадий Павлович: Есть.
Грек: Показывай.
Аркадий Павлович: Там в комнате.
Грек: Пойдем, посмотрим.
Аркадий и Грек уходят. Жук берет книгу, открывает ее посередине, начинает читать. Вскоре Аркадий и Грек возвращаются. У Грека в руках гитара.
Грек: Санек, смотри чего я тут нашел! (Проводит пальцем по струнам.) С детства мечтал на ней научиться играть! У нас во дворе Сема белобрысый на гитаре душевно лабал – все девки его были! Ему даже один раз за это портрет помяли, ну, так не сильно, для порядку, шо б не зазнавался. Но играл, я вам скажу, как бог. (Проводит по струнам.)Эх, как научусь, да как выдам чего-нибудь за Одессу-маму!
Садится на стол, бьет по струнам и поет.
Эх, Одесса, жемчужина у моря!
Эх, Одесса, ты знала много горя!
Эх, Одесса, любимый милый край!
Живи, моя Одесса, живи и процветай!
Так, старик, гитару мы у тебя реквизируем на благо украинской армии.
Аркадий молчит.
Ну что ты пялишься? Не переживай, русские придут тебе новую подарят. Будешь ты им калинку-малинку играть!
Аркадий Павлович: Молодой человек, гитару я вам не отдам.
Грек: Не понял.
Аркадий Павлович: Чего вы не поняли? Гитару я вам не отдам!
Грек: Тебе, придурок, совсем жить надоело? (Кладет гитару, берет пулемет и упирает ствол в живот Аркадия.) Я из тебя сейчас дуршлаг сделаю, старый хрен!
Аркадий Павлович: Юноша, вы зря меня пугаете. Мне уже лет пять, как на том свете прогулы ставят! А вы тут своей пуколкой размахались! (Берет ствол пулемета и вдавливает себе в живот).
Грек: Ты чего, старик, сбрендил? Убью!
Грек пытается потянуть оружие на себя, но Аркадий крепко держит его за ствол. Жук медленно поднимается с табурета. Отводит ствол пулемета в сторону и встает между Аркадием и Греком.
Жук: Ну, все… хватит. Порезвились и будя. Успокоились, я сказал!
Мужчины расходятся. Жук берет гитару и отдает ее Аркадию.
Жора, (обращается к Греку) а если честно, то со слухом музыкальным у тебя проблемы…
Грек: Да, ну, тебя! (Уходит.)
Жук: Извини, старик… Пойду я. (Уходит.)
Аркадий опускается на табурет. Сидит неподвижно и смотрит в пол. За сценой слышен голос Алеши.
Леша: Дядя Аркадий! Дядя Аркадий!
Вбегает Леша.
Леша: Дядя Аркадий, вы живы?
Аркадий Павлович: Да, Лешенька, все хорошо…
Леша: Они из подъезда вышли. Один ругался сильно и громко, даже я хорошо слышал. Он про вас говорил, что вы плохой, что вы враг, дядя Аркадий! Я думал они вас убили!
Аркадий Павлович: Лешенька, все хорошо, успокойся.
Леша: Я как раз к вам шел, чтобы книгу отдать, а тут они выходят. И ругался он громко, я испугался очень. Я спрятался сначала, а когда они ушли сразу к вам.
Аркадий Павлович: Ты присядь, не волнуйся. Ну чего они могли мне сделать? Я же безобидный старик. А зачем им со стариками воевать? Просто зашли, посмотрели и все.
Леша: Я боюсь их, дядя Аркадий! Зачем они вам дверь сломали?
Аркадий Павлович: Так получилось. Всякое бывает.
Леша: А я воды принес. (Достает из своего рюкзачка полулитровую бутылку воды.) Я хотел больше принести, но у нас ее совсем мало осталось. А взять больше негде.
Аркадий Павлович: Скоро, мой мальчик, это все закончится. И все у нас будет как прежде. Будет и вода, и свет, и газ. И никто не будет стрелять. Надо только немного потерпеть. А пока мы устроим маленький пир. Мы с тобой будем пить кофе. Я тебя всякими сладостями угощу. У меня даже конфеты шоколадные припрятаны. (Достает из кухонных шкафов две кружки, печенье, пакет с конфетами, банку растворимого кофе, банку сгущенки.) Ох, гульнем мы с тобой, Алешка, как в старые добрые времена!
Сцена 4
Подвал. Входит Тамара Сергеевна и Леша. Они вносят большую кастрюлю с кашей.
Тамара Сергеевна: Паша! Паша! Куда ты запропастился? Как нужен, так не дозовешься! Алевтина!
Алевтина: Чего, Сергеевна?
Тамара Сергеевна: Пашку не видела?
Алевтина: Да тут был. Может во двор вышел? Он вроде там печку какую-то поприличней из кирпичей собирался сложить, чтоб еду удобней варить было.
Тамара Сергеевна: Нету его во дворе. Я только оттуда.
Появляется Павел.
Паша, ты ж дежурный сегодня. Где тебя носит?
Павел: Да помню я! Уже и на три минуты по нужде отойти нельзя.
Тамара Сергеевна: На три минуты можно. (обращается к Светлане и Безымянному мужчине) А вы чего, как не родные? Давайте за стол.
Все садятся за стол. Тамара Сергеевна раскладывает кашу по тарелкам.
Павел, вы с Алексеем на раздаче. Проследи, чтобы все наше сонное царство поело. А чай закипит, сюда его несите. Леша, поможешь дяде Паше кастрюлю донести и по-молодецки сбегай до Аркадия Павловича, позови его на завтрак. И порцию не забудьте ему оставить.
Павел: Сделаем.
Павел и Леша берет кастрюлю и идут вглубь подвала.
Просыпаемся! Завтрак! Готовим посуду!
Светлана: Не думала, что гречневая каша с тушенкой будет мне так в радость.
Алевтина: Да мне бы кто, лет десять назад сказал, что каша на костре и подвал мне будут за счастье – не поверила бы.
Светлана: И зачем только эту войну начали? И за что сейчас народ страдает?
Тамара Сергеевна: Знамо за что! Кому-то захотелось каву пить в Вене да в кружевных труселях европейских ходить. Вот вам и кава, вот вам и труселя. Получите, распишитесь! Стоило майданы баламутить, чтобы страну до такого состояния довести!
Светлана: Народ на майдане вроде за свободу выступал.
Тамара Сергеевна: За свободу от чего? Да при Яныке мы как сыр в масле жили. Пенсии, зарплаты нормальные, доллар по восемь, коммуналка – копейки! А щас что? Пенсии во (Показывает кукишь.), коммуналка до небес. Да еще и война на нашу голову.
Светлана: Не сильно любит тут народ украинскую власть.
Тамара Сергеевна: А за шо ее любить эту власть майданную? За то, что моим внукам запретила в школе на русском языке обучаться? Да за то, что всех нас по разные стороны баррикад развела? Нет, милочка моя, такая власть мне не по душе. Я русская, я донская казачка и все мои предки на этих погостах лежат. Это моя земля, мой город и никогда я не смирюсь с тем, что всякие пришлые будут мне в нос своим украинством тыкать и учить меня, как мне жить, героев каких воспевать и на каком языке разговаривать!
Светлана: Тут я с вами согласна. Но ведь мирно жили, зачем же войну начинать? Столько народа сейчас страдает!
Тамара Сергеевна: А ты это спроси у тех, кто ее в четырнадцатом году начал. Кто по своим гражданам стрелял. Кто у Алевтины мужа убил. Просто так, на улице. Клин клином вышибают, милочка. И если договориться не получается, значит нам с вами по подвалам сидеть. Видать доля наша такая. Когда паны дерутся у холопов чубы трещат.
Светлана: Но кто не согласен, мог просто уехать…
Алевтина: Конечно мог. Вот кто в Европу хотел, да на майдане за это скакал, им бы узелочек собрать на телегу и до Польши. К панам на грядки. (обращается к Безымянному мужчине.) А вы что думаете?
Безымянный мужчина: То, что я думаю, пусть лучше при мне останется. Здоровее буду. От нашей болтовни все равно ничего не изменится.
Возвращаются Павел и Леша.
Павел: Все, всех накормили.
Тамара Сергеевна: Садитесь сами поешьте.
Леша: Я сейчас за дядей Аркадием сбегаю. (Убегает.)
Павел накладывает себе каши, садится за стол.
Алевтина: Самое интересное начнется, когда Россия сюда придет. Те, кто за свое щирое украинство до хрипоты глотки рвал, да от «русского мира» сбежал, сюда вернутся. Сядут на диваны, скрестят ручонки и скажут: Дай! Дай пенсии, пособия льготы! Квартиру им восстанови и в задницу поцелуй!
Павел: А я бы таких обратно не пускал. Их все равно не переделать. Только воздух отравлять будут.
Светлана: Жестоко.
Павел: Зато справедливо.
Алевтина: С нами все понятно. И к тем, кто отсюда до Львова убежал, тоже вопросов нет. Но вы-то, вроде, говорили, что с центральной Украины, вас-то какими судьбами в наш подвал занесло?
Светлана: Это история долгая. Мы же сюда к тетке мужа погостить приехали, да не нашли ее, квартира пустая, разоренная вся. Помыкались, помыкались, вот к вам и прибились.
Павел: А домой чего не отправились?
Светлана: Так, опасно сейчас. Да и мужчин в армию гребут. А зачем мне оно надо, чтобы мой муж не понятно за что умирал!
Павел: Ясно. От мобилизации прячетесь.
Светлана: Да, хоть бы и так!
Безымянный мужчина: Светлана!
Светлана: Чего Светлана! (Махнула на него рукой.) Прячемся! Мне мой мужик живой и здоровый нужен!
Павел: Да я не осуждаю. Каждому свое!
Светлана: Как только русская армия придет, мы сразу в Россию поедем. Родственники у меня там. Надеюсь, не откажут в помощи.
Безымянный мужчина: Да кому это интересно?
Светлана: А пусть знают! Нам скрывать нечего! Мы люди работящие, устроимся на новом месте, заживем не хуже других!
Тамара Сергеевна: Паша, Алевтина сказала, ты печку по новой сложить надумал.
Павел: Есть такое дело.
Тамара Сергеевна: Ты с ней погодь пока. Как поешь, возьми кого-нибудь да лучше за дровами сходите. Да по домам, по квартирам не лазайте, а то еще за мародеров примут. Да солдат, что на углу тут окопались, предупредите. И под ноги смотрите внимательней, аккуратней там.
Павел: Да знаю я!
Тамара Сергеевна: Знает он! Повторенье – мать ученья! Потом уже поздно говорить будет!
Павел отодвинул пустую тарелку, махнул рукой и собрался уходить.
Паша, постой!
Павел: Чего еще?
Тамара Сергеевна: Когда дрова собирать будете, ты заодно и кирпичи для печки присмотри.
Павел: Присмотрю (Уходит.)
Тамара Сергеевна: Как дети малые…
Светлана: Вот смотрю на вас и удивляюсь. Как вы все успеваете?
Тамара Сергеевна: Дело не хитрое. Просто душой нужно болеть за дело, за людей, которые рядом. Я и до войны еще старшая по этому дому была. Все заботы на мне. Так что, считай, ничего не изменилось.
Сцена 5
Кухня Аркадия Павловича. На ней хозяин и Леша.
Леша: Дядя, Аркадий, а мне книжка очень понравилась. Там летчик настоящий герой! Он без ног остался, но смог победить и снова стал летать и бить фашистов!
Аркадий Павлович: Это настоящий героизм. Преодолеть себя самое трудное.
Леша: И у меня получится! Я же только слышу плохо, а с этим же можно нормально жить?
Аркадий Павлович: Конечно, Леша! Не только можно, но и нужно!
Леша: И я стану настоящим человеком! С большой буквы! И мама будет мной гордиться!
Аркадий Павлович: Обязательно будет, я не сомневаюсь.
Леша: А у вас еще есть книги про летчиков или про разведчиков или про партизан?
Аркадий Павлович: Да так сходу я уже и не скажу… Сейчас пойду посмотрю и подберу тебе что-нибудь интересное. Подожди минутку. (Уходит.)
На кухню заходит Жук с рюкзаком и закопченным чайником. Леша встает и пятится к окну. Жук, ставит чайник на стол.
Жук: Ты чего такой перепуганный?
Леша молчит.
Не бойся, я не кусаюсь.
Раскрывает рюкзак и достает из него продукты: хлеб, тушенку, сало.
Зовут тебя как?
Леша молчит.
А хозяин где?
Леша молчит.
Ты чего молчишь, как будто воды в рот набрал? Глухой что ли? Хозяин где, спрашиваю?
Входит Аркадий.
Аркадий Павлович: Да здесь я.
Жук: Отец, ты кофием обещал угостить. Так я вот… кипяточку принес.
Аркадий Павлович: А мы как раз собирались маленький пир устроить.
Жук: Так я за любой кипишь кроме голодовки! Присоединюсь, если не возражаете. Отец тарелки давай, сальца порежем. Под хлеб там что-нибудь давай.
Достает нож, начитает резать продукты. Аркадий ставит на стол тарелки.
Жук: А хлопчик какой-то странноватый… Как зовут, спрашиваю, молчит. Где хозяин, молчит. Юный партизан какой-то.
Аркадий Павлович: Он слышит плохо. Ты громче говори.
Жук: А… Понятно. (Обращается громко к Леше.) Тебя как зовут?
Леша: Леша.
Жук: А меня Жук. Будем знакомы.
Протягивает мальчику руку. Леша прячет свои руки за спину.
Ну ладно… Ты чего стоишь? Присаживайся, пообедаем.
Леша убегает с кухни.
А сейчас-то чего не так? Чего он как волчонок?
Аркадий Павлович: Есть на это причины. Его отца украинские солдаты убили.
Жук: Когда, сейчас что ли?
Аркадий Павлович: Нет, еще в четырнадцатом году.
Жук: А за что? Он в этом ополчении воевал?
Аркадий Павлович: Он просто шел с сыном по городу. А кто-то с пьяных глаз решил, что он сепар и террорист. Вот на глазах мальчика его и расстреляли.
Жук: Да, ситуация… Не позавидуешь пацану. Ну ладно, что ж делать-то? Обратно все не вернешь. Давай, отец, все же кофейка выпьем.
Аркадий Павлович насыпает растворимый кофе и разливает кипяток по кружкам.
Жук: А ты родом из этих мест будешь?
Аркадий Павлович: Нет. Я в Горьком родился, ныне Нижний Новгород. Там закончил универ и по распределению попал сюда на химкомбинат. Здесь познакомился со своей будущей женой. Поженились. Нам как молодым специалистам дали эту квартиру. Работа интересная, люди хорошие, сроднился я уже с этим городом. В общем, обычная история.
Жук: Странно.
Аркадий Павлович: Что странного?
Жук: Моя мама тоже родом из Горького. В Канавино там жила. И тоже закончила Горьковский Университет. Только направили ее на работу в Харьков. А отец из Белоруссии туда после учебы приехал. Ну, а мы с сестрой уже родились харьковчанами.
Аркадий Павлович: Недаром говорят, что земля имеет форму чемодана. Страна была общая и никто не делился на ваших и наших. Разве мы могли тогда подумать, что все так обернется. Понаставят кордонов и мне, чтобы поехать на могилу родителей и, увы, своего сына, нужно будет предъявлять пограничникам паспорт. До сих пор в голове это не укладывается.
Жук: А уехать обратно никогда не хотелось?
Аркадий Павлович: Да было такое желание. Тут же после объявления самостийности всякие чудеса начались! Однажды нам на комбинат указиловка из Киева, пришла, мол, использовать всю техническую документацию только на украинском языке! А где ее взять-то на украинском? Все на русском! Мне нравится украинский язык своей мелодичностью, песни я люблю на нем петь, но это же не хор Леси Украинки, это химическое производство, это целая научная школа, которой более двухсот лет, чтобы вот так, по щелчку пальцев, за один день все переиначить. И кто виноват, что русская научная химическая школа создавалась и развивалась на русском языке, в те времена, когда про украинский язык еще и слыхом не слыхивали, а называли местные говоры малороссийским и южнороссийским наречием. Я все понимаю, независимость, величие нации и прочее, но зачем же все до абсурда доводить!
Жук: И как вы выкрутились?
Аркадий Павлович: Стали русскую терминологию перековеркивать на украинский манер. А то и просто высасывали из пальца новые украинские термины. Чудно получалось. Шизофрения полная! У нас в те времена анекдот в ходу был, мол, учитель химии попытался объяснить тему урока на украинском языке, но вызвал дьявола!
Жук: Смешно.
Аркадий Павлович: Грустно, молодой человек, грустно. У нас из-за этого на комбинате несколько серьезных аварий чуть не произошло. Персонал просто не понимал всей этой нашей новоиспеченной абракадабры. Вот тогда очень хотелось плюнуть на весь этот цирк и уехать к чертовой бабушке. Многие специалисты так, кстати, и сделали. Кто в Россию подался, кто в Европу. Без работы никто не остался. Но я как-то перетерпел. Мне и до пенсии было рукой подать, а здесь я все же уже душой прикипел, да и к кому ехать? Сын с семьей еще в конце девяностых в Россию перебрался, но погиб он, несчастный случай. А внуки по всей стране разъехались. Зачем их на старость лет своим присутствием обременять? У них своя жизнь. Перезванивались иногда, и на том спасибо… Не будем больше о грустном… Стесняюсь спросить, а почему у вас такое странное имя: Жук?
Жук: Так это не имя. Позывной это.
Аркадий Павлович: Теперь понятно. А то я гляжу с товарищем вашим вы как-то странно друг друга называете: Жук, Грек. Насколько я знаю, это у воров, в преступной среде, всякие клички используются. Но вы-то, вроде, военный.
Жук: Так у военных тоже так. Это удобно. У каждого есть свой позывной. Вот я по рации буду в эфир выходить, назову свой позывной и все знают, что это я… Отец, а ты по части воров откуда так осведомлен? Сиживал что ли?
Аркадий Павлович: Бог миловал от этой чаши. Детективы любил в свое время читать.
Жук: А вообще, меня Александром зовут. А Жук я, потому что фамилия у меня как у Георгия Константиновича, маршала нашего.
Аркадий Павлович: Так, он, вроде, теперь уже и не ваш маршал… Хотя для нас с вами это вряд ли имеет значение.
Жук: Для меня имеет. Он наш маршал!
Аркадий Павлович: Я вас, Александр, понял.
Жук: Можно просто: Саша.
Аркадий Павлович: А я Аркадий Павлович. (Протягивает руку.) Можно просто: дядя Аркадий или Палыч.
Жук: (Пожимает руку Аркадию Павловичу.) Вот и познакомились.
Аркадий Павлович: А товарища твоего почему Греком кличут? Он что Греков по фамилии?
Жук: (смеется) Нет, он действительно грек. Настоящий.
Аркадий Павлович: Я и гляжу, чернявый такой. В начале подумал, что цыганенок. Шустрый очень.
Жук: Есть немного. Но парень нормальный, надежный.
Аркадий Павлович: Саша, а вы давно на фронте?
Жук: С первых дней. В феврале записался добровольцем.
Аркадий Павлович: Александр, ответьте мне… Только прошу, ответьте честно: А вы верите в вашу победу, в победу нынешней Украины?
Жук: Верю. Иначе зачем я здесь. По-другому быть не может! Я тоже со многим не согласен, что происходило и происходит в нашей державе в последние годы! Меня коробит от того, что племянника моего в школе одноклассники чмырят за фамилию, за то, что он Жуков! За то, что он русский! Но я здесь родился! И это моя страна, другой я не знаю! И знать не хочу!
Аркадий Павлович: Только, боюсь, молодой человек, у той страны, которую вы сейчас защищаете, нет будущего.
Жук: Это еще почему?
Аркадий Павлович: Потому что у нее нет героического прошлого. А построить суверенную великую державу на одних мифах и сказках невозможно. Я вчера выходил во двор и видел сколько убитых везли с передовой. А сколько раненных. Без рук, без ног. Это ужасно. Многие же совсем мальчишки. Когда все закончится, а любая война обязательно кончается миром, на чьи плечи ляжет восстановление порушенного? Кто будет строить новое государство свободное от оголтелого нацизма? Я сожалею, что я уже очень стар и больше не смогу принести пользы. Будущее за вашим поколением. И вам, Саша, нужно жить, обязательно жить!
Слышен голос Сергеевны.
Тамара Сергеевна: Аркадий Палыч! Ау! Вы дома?
Аркадий Павлович: Это ко мне.
Входит Сергеевна.
Тамара Сергеевна: А что у вас с дверью? Вроде, недавно целая была.
Аркадий Павлович: Да вот, (разводит руками) так получилось.
Тамара Сергеевна: Ой, да у вас гости! (иронично) Это не из тех, кто двери входные старикам выносят?
Жук: Мы стариков защищаем.
Тамара Сергеевна: Какие вы защитники я сейчас в коридоре видела.
Жук: Это случайно вышло.
Тамара Сергеевна: Ага. Вот так случайно и голову оторвете, не заметите.
Жук: (Аркадию Павловичу) Переживают за вас.
Тамара Сергеевна: А как же не переживать? Мы почитай с Палычем в одном дворе более полувека живем. Человек он у нас заслуженный, уважаемый. А вы, поганцы, дверь ему сломали.
Аркадий Павлович: Сергеевна, а мы тут кофейничаем. Проходи, присаживайся.
Уступает ей свое место.
Тамара Сергеевна: Это можно.
Садится.
Хотя, чего мне тут рассиживаться. Пойду скажу Пашке, чтоб краску взял да написал на твоей двери, что тут пожилой человек живет. Может совесть тогда у кого проснется и не будут ее больше курочить. К тому же, я вижу, вы тут серьезные мужские разговоры разговариваете, а я вдруг, по своему глупому женскому разумлению, ляпну чего-нибудь не то, солдатик обидеться может.
Жук: Ничего, переживу.
Тамара Сергеевна: Ты-то, родненький, может и переживешь (встает), а я изведусь вся, спать ночами не буду, что не высказала всего, что слов главных не подобрала! Накипело, во где! Кофе мы с тобой, Палыч, как-нибудь в другой раз выпьем. А ты (обращается к Жуку), ирод мордатый, сломал – почини! И нечего мне тут улыбаться! Все, пойду я!
Уходит.
Жук: Боевая женщина!
Аркадий Павлович: Огонь!
Жук: А дверь действительно починить надо. У вас найдется какой-нибудь инструмент? Молоток, отвертка, шурупы? Сейчас враз сделаю.
Аркадий Павлович: Не стоит. Все равно опять выломают. Не вы, так другие. Чего понапрасну время тратить. А так придут, посмотрят, что один я, ценного нет ничего, разве что книги. Да кому они сейчас нужны.
Жук: А я бы сейчас почитал чего-нибудь.
Аркадий Павлович: Так вот возьмите Достоевского. Что может быть лучше классики?
Жук: Времени, боюсь, не будет. Не до чтения сейчас. Вот кончится война, тогда, может быть, и в библиотеку запишусь. Пора мне. Отец, если что надо обращайся.
Направляется к выходу.
Аркадий Павлович: Саша, подождите!
Жук: Чего?
Аркадий Павлович: Чайник забыли. Мне-то он без надобности, все равно греть не на чем.
Жук: Спасибо. Да и вот еще… Аркадий Палыч, скажи пацану, чтоб патроны у нас больше не воровал. Целый цинк умыкнул. Не надо. Попадет под горячую руку, убьют мальчонку…
Забирает чайник. Уходит.
Сцена 6
Пулеметная позиция. Жук насыпает в мешки землю. Появляется Грек. У него в руках сумка и пакет.
Грек: А вот и я!
Жук: Тебя только за смертью посылать. Что там слышно?
Грек: Там все хорошо. В город уже зашли с трех сторон. Скоро здесь будут.
Жук: Да… Печалька.
Грек: Не то слово. Зато мы скоро получим почетную возможность героически умереть за нашу нэньку Украину.
Жук: Пока особого желания подыхать нету. Может и в этот раз пронесет.
Грек: Тогда срочно учитесь плавать, пан Жук. Скоро вам это понадобится. Если будем драпать, то только через реку на тот берег. Других вариантов нет.
Жук: А подкрепления обещали?
Грек: Ваш солдафонский юмор в данной обстановке неуместен. Какое подкрепление, ты чего!
Жук: А вдруг?
Грек: Вдруг только кирпич на башку падает. А у нас планомерное тактическое отступление по всем фронтам, местами переходящее в бегство. Но есть и хорошие новости. (раскрывает сумку) Я гранатками разжился.
Жук: И куда их столько? Солить будешь? Или ты до еврейской пасхи обороняться тут намерен?
Грек: А когда у нас еврейская пасха?
Жук: (подражая одесскому говору) А шо Одесса не знает когда еврейская пасха? Никогда!
Грек: Да… столько мы не продержимся.
Жук: Давай, помоги лучше.
Укладывают несколько подготовленных Жуком мешков с землей на бруствер.
Грек: Тут недалеко поляки стояли. Сейчас на химкомбинат отошли. Видать, сильно торопились, много всякого добра после себя оставили. Я там гранаты и прихватил.
Жук: Лучше бы пару гранатометов взял.
Грек: Было бы взял. До меня уже все расхватали. Кстати, к пацанам с третьей роты заскочил, думал у них чем поживиться, так они утром двух мародеров поймали, которые квартиры обносили. Местные же, считай своих соседей грабили. Как так, не пойму.
Жук: И что с мародерами.
Грек: В расход. По законам военного времени.
Жук: Туда им и дорога.
Грек установил свой пулемет между мешками на бруствере, похлопал по ним рукой.
Слушай, Жук, а все не так уж плохо! Позиция у нас отличная, обзор шикарный, солнышко светит. Нам бы сюда еще кресло поставить, чтоб воевалось с полным комфортом.
Жук: Ага, кресло, комод и стиральную машину.
Грек: А что, я тут в одной квартире присмотрел подходящее.
Жук: Тут и так не развернуться, еще ты со своим креслом.
Грек: Какой же ты зануда! Помечтать я хотя бы могу?
Жук: А что ты там про мародеров говорил?
Грек: Ты меня давай не путай. То мародерство, а это помощь армии. Понимать надо!
Жук: Давай лучше остальные мешки кинем.
Укладывают еще пару мешков.
Грек: Ладно, я тут еще кое-что раздобыл. Смотри, почти нулевый и батарея еще живая!
Достает из пакета ноутбук.
Я посмотрел, там классная стрелялка есть!
Садится на патронный ящик.
Сейчас мы его запустим и оля-улю, гони гусей! Рубанусь напоследок. Орков буду мочить!
Жук: Что не настрелялся еще?
Грек: Но тут у меня, как у кошки, семь жизней. А в реальности что? Бабах и нету больше Грека. (Садится на патронный ящик, включает ноутбук, клацает по клавишам.)
Пфу на тебя! Сглазил!
Жук: Чего?
Грек: Батарея села!
Жук: Значит, не судьба. Брюхо уже свело, с утра не жрамши. Достань там чего-нибудь порубать.
Грек достает из рюкзака две банки тушенки. Открывают их, садятся есть.
Грек: Ты, Жук, на гражданке чем занимался?
Жук: Так по мелочи, бизнес свой был, купил-продал, ничего серьезного.
Грек: А у нас в Одессе свое семейное дело, греческий ресторан. Своя клиентура, банкеты, свадьбы. А кухня у нас какая!
Жук: (с иронией) А ты там на кассе сидел, барыши подсчитывал?
Грек: А все же ты нудный. Неужели ничего кроме барышей в жизни нет? У нас все мужчины в семье по поварской части мастера. Традиция такая. И это передается от отца к сыну. Еще мой пра-пра-пра-прадед, чуть ли не при Екатерине Великой, в Одессе таверну держал. Так что повар я. И повар классный. Из топора могу любое блюдо приготовить.
Жук: Да ладно! И чего мы тогда тушенкой давимся? Состряпал бы чего-нибудь по скорому.
Грек: Кулинария — это искусство, пан Жук, искусство. А искусство, по-быстрому, не делается. Вот чтобы приготовить МусакАс, это наше греческое национальное блюдо… (смачно) берем баклажаны, режем тонкими ломтиками, примерно, около одного сантиметра, солим их и даем постоять пока они не покроются влагой — где-то минут двадцать-тридцать. А в это время готовим мясо. Нужна молодая баранина. Нарезаем ее тонкими кусочками чтобы они просвечивались. Можно, конечно, и фарш использовать, но на мой взгляд это уже не то. Разогреваем оливковое масло на сковороде, кидаем туда мелко шинкованную красную луковицу, чуть поджариваем, затем чесночок, специи и нашу баранину. Тушим это…
Жук: Хватит! Ты хочешь, чтобы я слюной захлебнулся?
Грек: Ты не дослушал. Там главное соус!
Жук: Грек, а на хрена тебе пулемет?
Грек: В феврале когда все началось, я же на второй день в военкомат пошел. Дома, правда, моего порыва не оценили. Неприятный разговор был с отцом, тяжелый. Но я все равно записался добровольцем. В пулеметчики попросился. Думал, стыдно будет пацанам в глаза смотреть, они воюют, а я за их спинами каши варю…
Жук: От твоих каш здесь пользы было бы больше, чем от твоего пулемета. Каждый своим делом должен заниматься. Тем более, на войне.
Грек: Вот закончится это все, приедешь ко мне в Одессу, я тебе такой стол накрою. И все у нас будет хо-ро-шо! И будем вспоминать этот чертов город, как кошмарный сон. И помянем всех наших побратимов погибших.
Жук: Дожить бы до этого.
Грек: О! А вот и начальство пожаловало.
На позицию подходит Микола.
Грек: Смммир-но!
Грек нарочито вытягивается по струнке и рапортует.
Грек: Пан начальник, второе отделение второго взвода третьей роты, хрен знает какого побитого батальона занимается обустройством пулеметной позиции и готовится к отражению оркив. За время вашего отсутствия в вашем присутствии не нуждались. Пулеметчик третьего отделения этого самого батальона Грек.
Микола: (улыбаясь) Вольно, балабол. Все шуткуешь. Ну шо, хлопцы, как у вас тут дела?
Жук: Нормально. Это основная позиция, в этом и в этом домах запасные позиции. Патроны есть, гранаты есть. Живем пока.
Микола: Добре.
Грек: (ерничая) А вот личный состав интересуется, что там в высших штабах говОрят, скоро ли нам тут всем наступит полная жопа?
Микола: (серьезно) Скоро, хлопче, скоро. Ты же и сам про цэ видаеш.
Жук: Значит, подкреплений не будет?
Микола: Почему не будет? В штабе говорили, шо може брОню подошлют на усиление.
Грек: Типа, може подошлют, а може не подошлют. И крутись сам, как знаешь.
Микола: Скажи спасибо, шо здесь во втором эшелоне сидим. На передке хлопцев в конрнаступ вчера бросили, так побило всех.
Жук: Нас и так уже от роты восемнадцать человек осталось, в отделении двое! И кому спасибо сказать?
Микола: Ты шо самый умный? Кому хош, тому и говори. А мне нечего мозги делать! Я с вами с первого дня в том же говне барахтаюсь.
Грек: Микола, не заводись. Ты же понимаешь…
Микола: Вы тут клювом не щелкайте, а то, вижу, расслабились. Мысли всякие умные в голову лезут от безделья! За местными лучше следите. Народец тут своеобразный и гранату вам сюда закинуть могут.
Грек: Да вроде у нас тут все спокойно пока.
Микола: Вот именно, шо «вроде» и шо «пока». Я на этом напрямке еще в четырнадцатом году воевал. Сепарюги тут в городе свою власть мутили, а мы вон там, в паре километров от выезда, стояли. Боев еще не было. Мы на блок посту сидим, бамбук курим, все на расслабоне, и подходит к нам дедок-заморыш, ему лет сто уже. Здоровеньки булы, говорит, хлопцы. Здоровеньки, дида, отвечаем. А вы, говорит, за Бандеру али как? Ясно дело, за Бандеру. Вот и хорошо! А дайте мне, хлопцы, пулемет, я тоже воевать буду, ридну землю от нечести очищать! Ну, хлопцы ржут, какой пулемет тебе, диду? Тебе кефир, клистир да теплый сортир, а ты воевать собрался. А он на своем: дайте пулемет и все тут! А нам весело дурням: пулемета, дида, нема, возьми гранатомет. У нас этих гранатометов как раз пол КАМАЗа выгрузили. А чего не взять, говорит, возьму. Только вы меня из этой хреновины стрелять научите.
Грек: И шо, научили?
Микола: Научили. Да с собой целый подсумок морковок наложили, чтобы нести тяжелее было. Вот дедуля с гранатометом и морковками пошел. Идет, кряхтит, а из него песок сыпется. А нам смешно. Вот и досмеялись. Он на сотню метров отковылял, развернулся, встал на колено, все как учили, да все морковки по нам и пульнул. Мы пока очухались он с дороги в кусты и утек. Благо не поубивало никого, контузило тока.
Жук: Повезло.
Микола: Повезло, шо у нас пулемета лишнего не было. А то он из него там на блокпосту всех и положил бы. А вы говорите — спокойно. Еще в четырнадцатом гнездо тут сепаратистское было, так шо, ухо востро держите, хлопцы.
Грек: А у нас кто-то цинк патронов спер.
Микола: Вот потом вам этими патронами в спину и стрельнут… Так, сказки добрые на ночь я вам рассказал, теперь пойду других курортников взбодрю. Бывайте, хлопцы.
Микола уходит.
Грек: Слушай, а кто же у нас патроны умыкнул. Это, наверное, пацаненок тот, он тут все крутился.
Жук: Чего тебе этот мальчишка сдался? Больше некому что ли? Правильно Микола сказал, клювом меньше щелкать надо.
Грек: Да я же отошел всего на пять минут!
Жук: Хорошо, что тебя самого не утащили.
Грек: Ага, весело ему!
Жук: Ну сперли и сперли, теперь что плакать что ли? Сами виноваты.
Сцена 7
Подвальное помещение. Там находятся Тамара Сергеевна, Павел, Алевтина, Леша, Светлана и Безымянный мужчина.
Светлана: О-ох…
Павел: Чего так тяжело вздыхаете, Светлана?
Светлана: Да надоело уже все! Хуже нет неизвестности.
Павел: Я за дровами когда ходил, с солдатами разговаривал. Так они говорили, что русская армия быстро продвигается. Еще день-два и здесь будут. Может три от силы. Так что потерпеть надо. Недолго осталось.
Светлана: Да скорее бы.
Тамара Сергеевна: Наше дело десятое, сиди и жди. Чего тут охать? От наших охов, ахов быстрей не случится.
Светлана: Это понятно, но хочется же, чтоб побыстрее все закончилось.
Тамара Сергеевна: Да уж как будет.
Павел: Сергеевна, может я пойду огонь пока разведу. Скоро обед пора готовить.
Тамара Сергеевна: Паша, может не рисковать сегодня? Давай консервами обойдемся. Опасно уже во двор выходить. Да и воды у нас почти не осталось, чтобы варить что-то. А затянется все это, так даже детей напоить нечем будет.
Павел: А может я схожу, поищу воду?
Тамара Сергеевна: Где ж ты ее поищешь? Сиди лучше здесь. Перетерпим как-нибудь.
Леша: А давайте на речку сходим и воды наберем!
Тамара Сергеевна: (громко) Леша, какая речка? Там бои уже в промзоне идут, отсюда слышно. Ты давай лучше маму свою береги, рядом с ней сиди, чтоб ничего не случилось. Понял меня?
Леша: Да, тетя Тома, понял.
Тамара Сергеевна: Вот и умница. (Алевтине тихо) Следи за пацаном! А то он сейчас в один момент и вправду на речку сиганет.
Алевтина: Конечно, Тамара Сергеевна, конечно… (Прижала сына к себе.)
В подвал входит Грек. У него в руках четыре пятилитровых бутылки воды.
Грек: Здравствуйте всем!
Тамара Сергеевна: Здравствуй, солдатик! И откуда же ты такой красивый?
Грек: Позиция здесь наша рядом, тут на углу дома.
Ставит бутылки с водой на пол.
Тамара Сергеевна: Как же, видали. Это с тобой там еще один хлопчик, улыбчивый такой… Спрашиваю его: Зачем Аркадию Павловичу дверь сломали? А он улыбается, весело ему.
Грек: Мы же не знали, что он там живет. Мы позицию для пулемета подбирали.
Тамара Сергеевна: Конечно, откуда вам знать! И у Семеновых, на третьем этаже тоже позиция будет? Хорошая была у них квартира. Только вряд ли от нее чего останется, коли вы там свое гнездо устроите. Как бабахнут чем-нибудь и все.
Грек: Но мы же вас защищаем!
Павел: Кого нужно было защищать те уже до Львова да до Европы подались. А нас-то чего защищать. Мы тихо-мирно в подвале сидим, никого не трогаем. Глядишь, и нас никто не тронет.
Грек: Ты что сепаратист? Москалей ждешь?
Павел: Я? Не-а… Живу я здесь… в четырнадцатой квартире.
Грек: Ты почему не на фронте, сволочь?
Павел: Так инвалид я, куда ж мне на фронт?
Грек: Я тебя сейчас моментом вылечу!
Направляет пулемет на Павла и передергивает затвор.
Леша: Не трогай его!
Леша вырывается от матери и закрывает собой Павла.
Грек: Уйди, пацан!
Леша: Не трогай его, фашист! Дядя Паша хороший! А ты Фашист!
Грек: Кто фашист?
Леша: Ты фашист! Вы папку моего убили!
Грек: Когда мы убили? Ты чего?
Леша: Убили! Убили!
У Леши начинается истерика. Алевтина бросается к нему и закрывает собой сына.
Алевтина: Сынок! Не надо, сынок!
Леша: Они папку убили! Убили!
Грек: Вы что тут с ума посходили? Никого я не убивал! И не фашист я! В Одессе нет фашистов! Мой прадед в партизанах с немцами воевал!
Тамара Сергеевна: Предал ты прадеда своего и героическую Одессу предал! Такие как ты у вас в Доме профсоюзов людей заживо сожгли…
Грек: Да вы что! Никого я не предавал! Я Родину здесь защищаю! Украину!
Из темного угла появляется Безымянный мужчина.
Безымянный мужчина: Солдат! (жестко) Иди на позицию и воюй с врагами. А здесь, перед сирыми и убогими, свой героизм показывать не стоит. Не заслуживают они этого. Ты меня понял?
Грек: (после паузы) Понял.
Безымянный мужчина: Вот и молодец, солдат. Опусти пулемет.
Грек опускает пулемет.
Иди.
Грек: Да чтоб вам всем! (Уходит).
Безымянный мужчина: (обращаясь ко всем) Что вы тут устроили? Жить надоело? Зачем его провоцировать? Положил бы сейчас всех с дуру и что тогда?
Алевтина: Но мы же правы!
Безымянный мужчина: (Алевтине) У каждого своя правда! Вы бы, мамаша, за своим ребенком лучше следили, а то, не ровен час, хоронить придется. Правдоискатели. (Выходит вслед за Греком).
Павел: И действительно, чего это мы? Зачем нарываться? Они сейчас на психах, лучше нам помолчать, перетерпеть.
Светлана: И воды он нам принес. Как лучше же хотел. Нехорошо получилось. Сходить бы к ним поблагодарить.
Тамара Сергеевна: Схожу, а то и вправду накинулись мы на него горемычного… Им сейчас тоже не сладко окаянным…
Сцена 8
Пулеметная позиция. Появляется Грек.
Жук: Ну что? Отнес водички?
Грек: Отнес.
Жук: (смеется) Че так обыденно? Где пафос воина защитника?
Грек: Да пошел ты!
Жук: Ладно, колись, что произошло?
Грек: Да ну их. Лучше бы не ходил.
Жук: Не оценили благодарные жители твоего благородного порыва…
Грек: Все, проехали…
Жук: Ну, проехали, так проехали.
Грек: А у тебя тут что?
Жук: Да тоже самое, пока тихо. Постреливают, но, видать, там обороне уже кранты. Даже раненных уже не вывозят…
Грек: Значит скоро у нас будут.
Жук: Похоже на то.
Грек садится на патронный ящик, достает из сумки гранаты и начинает вкручивать запалы. После трех подготовленных к бою гранат встает.
Грек: Да ну его к черту. Семи смертям не бывать, а одной не миновать.
Жук: Патронов у нас, как у дурака махорки, глядишь, часа два и продержимся.
Грек: Это смотря как давить будут. Щас подъедет какая-нибудь железная херня, влупит прямой наводкой и поминай, как звали.
Жук: А ты оптимист!
Грек: А ты не знал?
Жук: Догадывался…
Грек: А это что за чудо в перьях?
Грек и Жук берут оружие на изготовку
Эй, сюда иди! (машет рукой) Давай, давай, иди!
К позиции подходит гражданский мужчина.
Грек: Ты чего тут лазаешь? Жить надоело? Щас пристрелим дурака и все! Пишите письма!
Гражданский мужчина: Я маму ищу.
Грек: (язвительно) Потерялся что ли? Какую маму? Чего ты гонишь?
Гражданский мужчина: Да не гоню я! Я вон в тех домах, в квартале отсюда живу. Как стрелять начали, мы все в подвал перебрались. Женщины, дети, старики и мама тоже. Больная она, в возрасте уже, семьдесят ей. Я за водой пошел… А когда вернулся в подвале никого нет. А вещи почти все на месте, а их нет. И пакет, вот, с ее лекарствами там остался. Вот смотрите (показывает содержимое пакета). А ей нельзя без лекарств, диабет у нее! Может вы видели кого? Куда же они могли уйти?
Жук: Мимо нас никто не проходил. Слушай мужик, вон в том доме, в подвале гражданские сидят. Иди у них спроси, может, кто знает чего. И не шатайся ты тут больше, там в подвале с ними сиди, а то точно пристрелят тебя ненароком. Понял?
Гражданский мужчина: Понял, понял. А в каком доме?
Жук: Вон, в глубине двора который, во втором подъезде.
Гражданский мужчина: Я пойду?
Жук: Иди.
Гражданский мужчина: Спасибо, ребята.
Жук: Да не за что.
Мужчина уходит.
Грек: А все-таки про маму больную он нам точно лапшу на уши вешал. По аптекам лазил, мародерил, поэтому и лекарства в пакете.
Жук: А может и действительно мать больная, кто ж его знает…
Грек: А может и так… Пацаны говорили, что поляки на химический комбинат отошли и с собой несколько сотен гражданских повели. Народ с подвалов забирали, мол, на комбинате в бункерах подземных безопасней будет.
Жук: Живым щитом решили прикрыться суки! Да там столько химии всякой в резервуарах, если рванет, кирдык всему городу! Какой безопасней!
Грек: Но люди-то поверили, пошли. Теперь они там, считай, в заложниках. Может и мать этого мужика с ними ушла?
Жук: Да все может быть… Смотри, смотри, а у нас сегодня день гостей. (иронично) Если так дело и дальше пойдет, то и воевать-то некогда будет!
На позицию пришла Сергеевна. Грек демонстративно отвернулся от нее и занялся осмотром своего пулемета.
Тебе чего, мать?
Тамара Сергеевна: Да вот пришла спасибо вам сказать за воду.
Жук: Пожалуйста.
Тамара Сергеевна: И еще товарищу твоему слова мои, чтоб не обижался он на нас.
Грек оставил пулемет и повернулся к Сергеевне.
Грек: Не обижаюсь я.
Тамара Сергеевна: Оно и правильно. Грех обижаться на правду-то. Грех.
Жук: Мать, у тебя все? Шла бы ты обратно. Сейчас стрелять начнут.
Тамара Сергеевна: Жалко мне вас неприкаянных, пропадете за зря.
Грек: Ты лучше орков пожалей! Мы тут их много положим!
Тамара Сергеевна: Дурак ты! Орков он положит. Да они такие же люди, как и вы. И у них есть матери, жены, сестры. Да и вы не эти, как их там, эльфы солнцеликие! Много вы тут бед сотворили и много еще сотворите!
Жук: А чего ты нас тогда жалеешь?
Тамара Сергеевна: А как же мне вас не жалеть? Свои же, родные, хоть и дурные. Не ведаете того, что творите.
Грек: Слушай, тетка, заканчивай тут свою кремлевскую пропаганду! Не доводи до греха!
Жук: Подожди, Грек. Пусть расскажет сначала, кто ей роднее? Мы или они? Определись, мать!
Тамара Сергеевна: Да как же мне определиться, если половина моей родни живет на Украине, а половина в России. Если половина мужиков воюет на вашей стороне, а половина на той! Как же я могу решить, кто мне роднее и ближе? За каждого сердце болит.
Грек: Так не бывает!
Тамара Сергеевна: Бывает, сынок, бывает. Один мы народ и воюет брат с братом! Но закончится это скоро, обязательно закончится. И будем мы, как и прежде, едины, а значит, сильны!
Жук: Мать, иди-ка ты лучше к себе в подвал.
Тамара Сергеевна: Да пойду сейчас… Матушка Богородица, защити рабов Божих этих солдатиков, не дай им загибнуть смертию напрасной. Вразуми их окаянных, направь их на путь истинный…
Жук: Мать, да иди ты уже! И без тебя тошно, а еще ты тут со своими проповедями.
Тамара Сергеевна: Все, уже ухожу.
Снимает с себя нательный крестик и протягивает его Жуку.
Вот, возьми, солдатик, возьми. Он защитит тебя. Возьми.
Жук: Я не верующий.
Тамара Сергеевна: А это не важно. Я же до войны тоже не верующая была. А теперь верю.
Кладет крестик в руку Жука.
Сохранит вас, ребятки, Господь для новой лучшей жизни.
Еще раз перекрестив Жука и Грека, уходит.
Грек: М-да… дела. Еще чуток и сдаваться пойдем.
Жук: Ага, щас, вприпрыжку!
Грек: Они меня фашистом обозвали. Мальчонка этот.
Жук: А ты фашист?
Грек: Нет.
Жук: Вот и не парься.
Грек: Парься, не парься, но в чем-то и шкет, и старуха правы. Жили же раньше вместе, в одной стране. И глотки друг другу не рвали. Мои родители не сильно эти времена застали, а вот дед, как соберемся семьей, так он все рассказывает какой в Одессе был огромный торговый флот, самый большой в мире. А дед мой коком на круизных лайнерах ходил. Весь мир посмотрел. А сейчас, говорит, разворовали все, распродали и нету больше у Одессы торгового флота. И так куда не глянь, ни машин своих, ни самолетов. Патроны и то сделать не можем.
Жук: Ты если надумал сдаваться, то иди. Самое время. Стрелять в спину не стану.
Грек: Да на кого же я тебя оставлю? Пропадешь ты тут без меня… Да и пацаны погибшие не поймут.
Жук: (Вешает крестик на шею.) Тогда хватит балаболить. Лучше еще запалы вкрути, десяток гранат лишними не будут.
Грек: Как скажешь, командир!
Грек достает из сумки гранаты и начинает вкручивать запалы. Вскоре становится слышен звук двигателя.
Жук: А вот и обещанное подкрепление.
Грек: Да ладно! Не обманули черти. Так с Бэхой нам малость повеселее будет. А то что-то мы совсем скисли.
БМП останавливается где-то в глубине двора. Жук и Грек внимательно наблюдают за ней. Увидев, что из нее вылезает боец, начинают ему махать руками.
Грек: Эй, на броне!
Жук: Вроде, увидел.
На позицию подходит солдат
Компас: Здоровеньки булы, хлопцы!
Жук: И тебе не хворать.
Компас: Сказали вам тут поддержка нужна?
Жук: Да, было бы не плохо. Я Жук. Это Грек.
Компас: Тогда будем знакомы. Я Компас. Давно тут стоите?
Жук: Уже несколько дней. В начале под Метелкино отгребли, а тех, кто остался уже сюда перекинули во второй эшелон.
Компас: Нам тоже досталось малость. Коробками, что уцелели, теперь дыры затыкают. Мы тут внутри двора пока постоим, чтобы не светится. А когда начнется, сюда подтянемся и вас прикроем.
Жук: Лады.
Компас: Слушай, пацаны, а у нас догнаться ничего нет?
Жук: Мы пустые.
Компас: Жаль.
Грек: А чего тебе догоняться, ты и так не хило угашенный.
Компас: Да фигня, чета там… Ну ладно, я потопал.
Жук: Компас, подожди.
Компас: Чего?
Жук: В том доме, в подвале гражданские сидят. Они иногда выходят во двор, еду себе на костре готовят. Имейте это ввиду.
Компас: Понял.
Жук: А вот тут, на втором этаже дедок живет. Нормальный дедок, только с головой малость не дружит. Если что, не трогайте его.
Компас: Да кому он нужен? Ладно, пока.
Солдат уходит.
Грек: Прислали подкрепление! Мне показалось, что он конкретно на рогах? Или как?
Жук: Похоже, не показалось. Хлебнем мы еще с такой подмогой.
Грек: Теперь еще из-за этих придурков сиди и дрожи. Как бы у этого Компаса стрелку не заклинило! Чего им еще там померещится? Вон под Сиротино по нам из градов этими минами лепестками свои же долбанули, а потом еще гаубицами добавили.
Жук: Да это не по нам, то по мирняку били целенаправленно. А мы случайно рядом оказались.
Грек: Но до фронта еще пятьдесят километров было! По своим тылам зачем бить?
Жук: Бей своих, чтоб чужие боялись! Все, как всегда.
Грек: Идиоты!
Жук: Что-то много идиотов на квадратный метр в нашей армии, ты не находишь?
Грек: Но мы-то с тобой нормальные!
Жук: Нормальные. Это и успокаивает.
Грек: Чем больше тут нахожусь, тем больше понимаю, что явно погорячился я, когда в феврале в военкомат побежал. Сидел бы спокойно, дурак, у себя дома, работал бы в ресторане и нафиг оно все мне это нужно!
Жук: Все равно бы загребли, вопрос времени.
Грек: Если россиянцы так и дальше будут переть, то, глядишь, и война скоро закончится.
Жук: Это вряд ли. Вот мы с тобой воюем честно?
Грек: Честно.
Жук: И пацаны наши честно воевали. И сколько нас еще таких? Много. И пока всю землю нашими костями не устелют, не успокоятся. Будут швырять нас на убой, как дрова в топку. Кого убьют, кто от войны по Европам разбежится. Не нужны мы здесь. Не для того затевали эту войнушку, чтобы быстро ее закончить. Столкнули нас лбами, а теперь смотрят и радуются… А вот дедок наш сидит там в своей квартире, книжки читает… Ему жить-то осталось совсем ничего. Но знаешь, что его больше всего сейчас волнует? Кто будет строить новую Украину, без Бандеры, без нациков. Где все равны и едины. И он переживает, что этой новой Украины может не увидеть по старости лет. А ему очень этого хочется! Вот такие дела, Грек.
Грек: А мне, честно говоря, какая разница кого кормить, что украинцев, что русских, что молдаван с татарами. Ресторан у нас греческий, главное, чтоб мир был, чтоб не стреляли друг в друга. Ведь раньше как-то нормально в одной стране все вместе были, и никто не кричал, что он главнее. Может и мы доживем до этого?
Жук: (прислушиваясь) Что-то тихо стало, не к добру. Давай смотри в оба, а то возьму нас тепленькими за нашими душеспасительными беседами.
Грек берется за пулемет. Жук раскладывает перед бруствером гранаты. Слышен свист мины. Они пригибаются. Рядом разрыв.
Грек: Кажись, началось.
Свист мины. Разрыв в стороне.
Откуда бьют?
Жук: Да хрен его знает. Так… подожди, Грек, не стреляй! Это свои, хлопцы отходят.
Грек: Вот и дождались у моря погоды.
Свист мины. Разрыв. Во дворе слышны выстрелы пушки БМП. Грек и Жук оборачиваются на звуки стрельбы.
Грек: Что ж он делает сволочь! Зачем он по дому стреляет! Там же люди!
Грек пытается вылезти из окопа.
Жук: Стой! Куда! (Схватил Грека и пытается затащить его обратно в окоп.)
Раздается взрыв.
Сцена 9
Двор. Стоят Алевтина и Француз.
Алевтина: Даже и не знаю, как все произошло… Сначала мины взрывались, потом пушка стрелять стала. Вот так вот: бух, бух, бух…Кто-то крикнул, что дом наш горит… Извините, у меня до сих пор все как в тумане…
Француз: Я вас понимаю.
Алевтина: Как сердцем чувствовала. Лешку, сына своего, к себе прижала. Он же тоже пытался вместе с ними… (плачет). А за что же это так? В чем люди наши виноваты? Тамара Сергеевна, Пашка… Трофимыч, он в доме напротив жил… Маргарита, кума мая… Они к выходу ближе были… Вот во двор и выскочили… А их с пулемета… И мужчина еще был. Но кто он я не знаю, с ним Сергеевна разговаривала… Он к нам в подвал всего за несколько минут до этого пришел… Я так, краем уха, слышала, что искал он кого-то… А мы даже имени его не знаем, документов у него не было никаких… Вместе с остальными мы его похоронили… Вот могилки рядом с домом в палисаднике за детской площадкой…
Француз: Так вы здесь сейчас за старшую, получается?
Алевтина: Выходит, так. Сергеевна всем руководила, теперь мне придется. Но уже полегче будет, самое страшное уже позади…
Француз: Мы воду, продукты сейчас подвезем, лекарства. Людей оповестите, пусть придут, получат.
Алевтина: Котел все равно у нас общий, хоть людей из подвала по квартирам и разместили. Тут во дворе на костре готовим на всех. Продукты, что остались, мы вот в этот дом, в мою квартиру перенесли, я же теперь и завхоз, и главный повар. Так что туда все и сгрузить. Ничего не пропадет. И хорошо, что вода будет. С водой у нас совсем туго.
Подходят Леша и Безымянный мужчина с лопатой.
Леша: Мама, а я помогал дяде солдата украинского хоронить.
Безымянный мужчина: Там на пулеметной позиции боец двухсотый, мы его с Алексеем прикопали. Чего ему на солнце валяться. Смердеть начнет на такой жаре. А Лешка молодец! Такой помощник у мамы растет. (Теребит его по волосам.) Но солдат-то там двое было. Второй, видать, утек гад!
Француз: Куда ему деваться? Обложили их со всех сторон. Или плен или смерть.
Безымянный мужчина: Давить их надо побыстрее! А то распоясалась это нацистская нечисть!
Алевтина: Расскажи, как все было.
Безымянный мужчина: А чего рассказывать? Он из пушки-то своей по дому начал стрелять, квартиры загорелись… Мы с подвала выскочили, тушить хотели, а он всех из пулемета. Я чудом успел в подъезд заскочить.
Француз: Повезло.
Безымянный мужчина: Да… Типа, того… Вот и все. Он отстрелялся гад и уехал.
Француз: Далеко не успел. Наши его в квартале отсюда сожгли.
Алевтина: Только людей уже не вернуть…
Безымянный мужчина: Что поделать, война.
Француз: Алевтина, вы с людьми сейчас переговорите, тех, кто хочет уехать, сегодня будем эвакуировать. Списки составьте. Пусть люди готовятся.
Алевтина: Хорошо, сделаю. (Уходит вместе с Лешей.)
Француз: И мне пора. Вы уезжать будете?
Безымянный мужчина: Конечно. Что нам тут делать? Для нас с женой война закончилась.
Француз: Удачи. (Уходит.)
Безымянный мужчина: Спасибо… Она нам еще понадобится.
Подходит Светлана.
Светлана: (с иронией) Поздравления принимаешь?
Безымянный мужчина: Да, я теперь герой.
Светлана: А чего ты вообще туда полез? Горело бы оно синим пламенем. А то, вон, рубашку даже порвал из-за рвения.
Безымянный мужчина: Если даже инвалид тушить побежал, мне что на жопе ровно сидеть? И как бы это выглядело?
Светлана: И чего он, вообще, стрелять начал?
Безымянный мужчина: Не знаю… может помог ему кто…
Светлана: И ты единственный живой остался.
Безымянный мужчина: Как сказал мне сейчас российский офицер: По-ве-зло.
Светлана: А ты красавчик.
Безымянный мужчина: Я знаю.
Светлана: И мужик этот странный, что маму искал… Он не из наших?
Безымянный мужчина: Не знаю. Среди спецов я его раньше не встречал. Может из разведки, с ГУРа? А может москаль. А что, отмазка хорошая, типа, маму ищу, а сам ходи, срисовывай позиции.
Светлана: Был бы москаль, труп бы уже забрали.
Безымянный мужчина: Логично. А может человек действительно ее искал? Сейчас даже черт не разберет, кто, есть кто. Ладно, хватит ля-ля, нужно дальше в тыл пробираться. Москали гражданских будут эвакуировать, и мы с ними двинем, здесь нам торчать не стоит.
Светлана: Слушаюсь, пан капитан.
Безымянный мужчина: А куда ж ты денешься.
Светлана: (озорно) А если денусь? Что мне за это будет?
Безымянный мужчина: Сама знаешь.
Светлана: Знаю.
Безымянный мужчина: Так вперед, выполнять. Через час быть готовой. И на, зашей. А то у тебя не муж, а какой-то оборванец.
Снимает с себя рубашку
Только сильно не старайся. Сделай так, чтобы видно было, что на скорую руку штопали.
Светлана: (улыбаясь) Будет сделано, пан капитан.
Безымянный мужчина: Сделай, женушка, сделай.
Уходит. Светлана тоже собирается уходить, но мимо проходит Леша.
Светлана: Леша, Леша! Подожди!
Мальчик останавливается.
Леша, смотри, что у меня есть. Батончик шоколадный. Держи.
Протягивает шоколадку пацану.
А мама твоя где? Что-то не вижу я ее нигде.
Леша: Была где-то здесь.
Осматривается по сторонам.
А зачем она вам?
Светлана: Да хотела у нее кое-что спросить.
Мальчик увидел мать. Машет ей руками и кричит.
Леша: Мама, мама, тут тетя тебя ищет!
Подходит Алевтина.
Мама, тетя тебя спросить хочет.
Светлана: Алевтина, тут такое дело… Мы, наверное, с мужем эвакуироваться скоро будем. Уже до родни в Россию двинемся, а он при пожаре да стрельбе этой рубашку себе порвал. А зашить мне нечем. Сами понимаете, нам не до сборов было, хорошо хоть документы успели взять. Может есть у вас нитки с иголкой, а то чего же он в разорванной рубахе ходить будет.
Алевтина: Да конечно, пойдемте, я сейчас вам все дам.
Светлана: Вот спасибо вам огромное.
Алевтина: А давайте, мы вам подберем чего-нибудь. Вещи у нас есть кое-какие, может подойдет что.
Светлана: Даже и не знаю, как вас, Алевтина, благодарить! Мы же в чем были в том и остались…
Алевтина: Пойдемте, посмотрим.
Уходят.
Сцена 10
Комната Аркадия Павловича. День. В комнате светло. Хозяин лежит на тахте, отвернувшись к стене. Стук в дверь.
Аркадий Павлович: (не поднимая головы) Открыто.
Стук повторяется. Аркадий Павлович садится на тахту.
Аркадий Павлович: Да открыто же!
Входит Француз.
Француз: Вы Аркадий Павлович?
Аркадий Павлович: Я. Чем обязан?
Француз: Мне жители во дворе сказали, что дедушка тут один проживает. Может помощь вам какая нужна?
Аркадий Павлович: Спасибо, ничего не надо. У меня все есть.
Француз: Скоро мирное население эвакуировать будем, кто хочет может уехать.
Аркадий Павлович: А куда мне ехать? Здесь жил, здесь и умру. Это кто помоложе пусть едут. У них все впереди.
Француз: Но если вдруг надумаете, то скажите. Мы тут не далеко разместились. У вас сейчас во дворе Альбина за старшую, она знает где.
Аркадий Павлович кивает головой.
Француз: Может вам лекарства какие нужны? Давайте я медика нашего сейчас подошлю, пусть вас посмотрит.
Аркадий Павлович: Не стоит. У меня все нормально. Здесь только болит. (Показывает на грудь.) Не пойму, почему такая несправедливость? Почему молодые, полные сил уходят? А нам старикам смотреть на это. Как это нелепо и жестоко!
Француз: Вы про то, что произошло вчера?
Аркадий Павлович: И про это тоже.
Француз: Ну, это там решают (Француз показывает пальцем вверх.) кому и когда уходить.
Аркадий Павлович: Как все нелепо… Ко мне ласточка вчера залетела. В стекло билась. Как раз за несколько минут до этой трагедии… В голове не укладывается… Я же в комнате здесь был, я все видел своими собственными глазами. Машина эта ихняя вон там стояла, у дерева. Потом из пушки по дому стрелять начали… А когда люди из подвала выскочили… Их всех из пулемета… А я почти всех знал много лет. С Томочкой больше пятидесяти лет в этом дворе прожили. И Пашка на моих глазах вырос… Хорошие они люди были. Были… Да ладно, что теперь об этом. Их уже не вернуть.
Француз: Если вам что понадобится, не стесняйтесь. Спросите Француза. Чем могу, помогу.
Аркадий Павлович: Это позывной такой?
Француз: Да.
Аркадий Павлович: Заходили ко мне двое: Жук и Грек. Жук, так это фамилия Жуков была. А Грек который, так он грек и был настоящий из Одессы. А вы, молодой человек, что, из французов будете.
Француз: Нет, я русский. Просто в школе французский язык преподавал, поэтому Французом и кличут.
Аркадий Павлович: Детей учили… Это благородно.
Француз: А теперь я Родине здесь нужен. Вот очистим эту землю от нацизма, обязательно в школу вернусь.
Аркадий Павлович: А имя у вас какое?
Француз: Георгий.
Аркадий Павлович: Да хранит вас Господь воин Георгий. Удачи вам!
Сцена 11
Комната Аркадия Павловича. Ночь. Он лежит на тахте. В коридоре раздаются приглушенные звуки, чей-то стон. Аркадий Павлович приподнимается, вслушивается в темноту. Стон повторяется.
Аркадий Павлович: Кто здесь?
Слабый голос Жука: Это я…
Аркадий Павлович: Кто я?
Слабый голос Жука: Это я, Жук… Жуков Саша.
Аркадий Павлович выходит в коридор и возвращается с раненным Жуком. Тот в бронежилете, но без каски, с трудом стоит на ногах.
Аркадий Павлович: Как же тебя угораздило? Давай сюда, на тахту, опускайся медленно.
Жук стонет.
Вот, приляг. Потерпи, я сейчас свет зажгу. (Зажигает свечу.) Да ты весь в крови. Приподнимайся, давай жилет этот снимем.
Жук стонет. Аркадий Павлович аккуратно снимает с него бронежилет. Берет свечу, смотрит на рану, которая на спине у Жука.
Досталось тебе, парень. Вон как все разворочено! Рукой двигать можешь?
Жук: Не чувствую я ее… Дядя Аркадий, не стрелял я! И Грек не стрелял! Это не мы! Ты мне веришь?
Аркадий Павлович: Я знаю.
Жук: Не стрелял я! Ты мне веришь?
Аркадий Павлович: Верю, Саша, верю. Успокойся. Я это все видел своими глазами. Я знаю, не виноваты вы.
Жук: Не стрелял я…
Аркадий Павлович: Что-же с тобой делать-то? Тут же лекарства какие-то нужны. Врача надо, Саша, врача.
Жук: Не надо… Я полежу немного… отдохну и пойду…
Аркадий Павлович: Никуда я тебя не пущу!
Жук: Больно мне, дядя Аркадий…
Аркадий Павлович: Потери, Саша. Сейчас мы тебе рану хотя бы обработаем. У меня спирт есть.
Достает из-под кровати банку со спиртом.
Давай-ка, Санек, для начала мы тебе анестезию приготовим. Подожди, секундочку, я сейчас.
Быстро выходит из комнаты и возвращается с кружкой воды. Медленно вливает в нее спирт из банки.
Вот и готово. Давай выпей, оно полегче будет. (Помогает Жуку выпить содержимое кружки.) Сейчас рану обработаем… Света мало, вижу плохо. Да у меня фонарь же был! Дурья моя голова… (Зажигает электрический фонарь. В комнате сразу становится светлее.) Вот, вроде лучше. Повернись-ка немного. Вот хорошо…
Жук: А нас с Греком, по ходу, миной накрыло. Он сразу погиб… а я вот… Когда очухался побрел куда-то… Тут гаражи у вас… меж ними и спрятался.
Аркадий Павлович: Ты говори, говори, я сейчас… (Достает из шкафа простыню, рвет ее на лоскуты.) Она чистая, новая, ты не переживай… Берег для крайнего случая, ну, ты понимаешь… А, видишь, сейчас пригодилась. Так что там с гаражами?
Жук: Спрятался я там. Сколько пролежал не помню. Открою глаза, небо, солнце. Потом опять небо. Потом темно стало. Потом, вроде, опять светло. Не помню, все перемешалось… В себя пришел, решил, что надо идти…а куда мне идти в этом городе? Кроме вас некуда…
Аркадий Павлович: Правильно сделал, что пришел.
Жук: Не бросай меня, дядя Аркадий…
Аркадий Павлович: (Смачивает куски простыни спиртом и протирает рану Жуку. Тот периодически стонет.) А у меня ведь тоже важное событие произошло, и как раз в это время, когда обстрел был. Сижу на кухне, книжку читаю. Вдруг слышу, кто-то в окно здесь в комнате стучится. Прихожу, смотрю – ласточка в стекло бьется. Видно, контузило ее, вот она бедная спрятаться от разрывов хочет, а не понимает, что стекло тут. На балкон я вышел, взял ее в руки. Она тихо сидит, прижухла. Думаю, надо ей водички немного дать, чтоб оклемалась… А тут на кухне что-то как звякнет. Я ласточку на тахте оставил, сам на кухню. А там в окне дырка, а в стене осколок торчит. Вот такущий! (Показывает пальцами размер осколка около десяти сантиметров). И торчит как раз в том месте, где голова моя была, если бы я и дальше книжку читал. Да такая железяка мне б полчерепа снесла! Вот такие чудеса случаются. Набрал я водички для спасительницы своей, а ее и след простыл. Дверь-то балконную я открытой оставил… Вот такие дела.
Жук: А в прошлый раз ты сказал, что у тебя выпить ничего нету… Обманул, значит… (пытается улыбнуться) Вот и верь после этого людям…
Аркадий Павлович: Если юморить начал, значит дела на поправку пошли.
Жук: А там, что совсем плохо?
Аркадий Павлович: Я не доктор, но, по-моему, дело серьезное. Рана уже воспалилась.
Жук: Я умру, да?
Аркадий Павлович: С чего ты взял? А кто же новую жизнь будет строить? Кроме тебя некому! Я только сейчас понял для чего меня ласточка спасла. Это знак Божий! Если мне, старому дураку, Господь зачем-то жизнь сохранил, значит чего-то главного в своей жизни я еще не сделал. Мне тебя нужно спасти, не дать загибнуть. Ты же хороший парень, Саша. И фамилия у тебя хорошая, боевая. И ты еще будешь гордиться своей страной, людьми, которые тебя окружают, и фамилию свою будешь носить гордо! Я в тебя верю, мальчик мой… Ты пока полежи тут, я за врачом сбегаю. Тут они недалеко расположились. Я сейчас.
Жук: Голова кружится. Дышать тяжело… (Теряет сознание.)
Аркадий Павлович: Да что ж такое! Саша, очнись! (Теребит Жука.) Очнись, Александр!
Бросается к балконной двери, открывает ее и начинает кричать.
Алевтина! Алевтина! Алевтина!
Вскоре снизу слышен голос Альбины.
Алевтина: Аркадий Павлович, что случилось?
Аркадий Павлович: Альбина, Француза срочно найди, тут солдат у меня раненный умирает! Быстрее, родная, быстрее!
Алевтина: Бегу уже!
Аркадий Павлович возвращается к Жуку.
Аркадий Павлович: Потерпи, немного осталось. Ты должен жить! Слышишь должен жить!
Вскоре появляется Француз и Альбина.
Француз: Что тут у вас?
Аркадий Павлович: Солдат раненный, плохо ему совсем.
Француз быстро осматривает Жука, достает шприц-тюбик и вводит его содержимое Жуку. Включает рацию.
Француз: Док, это Француз. Ответь Французу. Прием. Док, ответь Французу!
Голос из радиостанции: Француз, Док на связи. Прием.
Француз: У нас тут трехсотый, тяжелый. Нужна срочная эвакуация. Дом номер… подожди сейчас… (Обращается к Алевтине) Номер дома какой?
Алевтина: Девятнадцатый.
Француз: Дом номер девятнадцатый. Тот угловой, где пулеметная позиция была. Первый подъезд. Как понял? Прием.
Голос из радиостанции: Понял нормально. Сейчас выезжаем.
Француз: Док, у подъезда девушка вас будет встречать, чтоб не заблудились.
Голос из радиостанции: Понял! Теперь точно не заблудимся! Конец связи.
Француз: Ну и все, сейчас будут. Аля, у подъезда их встреть, чтоб не промахнулись.
Алевтина: Уже иду. (Уходит.)
Жук застонал и пришел в себя.
Француз: В рубашке ты родился, паря! Щас на больничку поедем, подлатают тебя и будешь, как новенький. (Обращается к Аркадию Павловичу.) Ну что, Палыч, (озорно) ты сам-то помирать передумал?
Аркадий Павлович: Нет времени для этого! Я еще небо покопчу! Но покопчу со смыслом!
Француз: Чудной ты, Палыч. И какие же у тебя теперь смыслы появились?
Аркадий Павлович: Да хотя бы своим примером показать, как жизнь надо любить! Столько еще нужно дел переделать! Добрых, хороших дел…
Француз: (прислушиваясь) Кажись наши подъехали, пойду встречу. (Уходит.)
Аркадий Павлович: (Берет Жука за руку.) Будем жить, Саша, будем жить!
Февраль 2024
г.Краснодар
