Skip to content

Драма

Александр Толкачёв

Мамин шашлык

Или

Чугунок золота

Действующие лица:

Юлия Петровна.

Вера.

Надя.

Люба.

Валентина.

Первый акт

Картина первая

Большая неуютная комната в трёхкомнатной «хрущёвке». В центре комнаты стоит стол, в углу старый холодильник, у стены диван, пара стульев и больше никакой мебели нет. Нет фотографий и картин на стенах, только средних размеров зеркало без рамы сиротливо болтается у входа. Слева дверь в детскую комнату. На балконном окне старые, давно нестиранные тюлевые занавески. В комнату из прихожей входит чем-то разозлённая Вера, бросает на стол тощий пакет с продуктами и набирает номер на сотовом телефоне.

Вера.   Ну, привет, сукин сын!.. Что? Не узнаешь, кто?.. Я тебе, Лёшенька, сейчас напомню. Когда ты учился в школе, я никогда не думала, что ты, мой лучший ученик, станешь гаишником. А сейчас еду на своей старенькой «семёрке», смотрю, ты стоишь в этой канареечной жилетке на перекрёстке и улыбаешься во все тридцать четыре зуба. Кого-то там прилюдно мило окучиваешь с напарником. Не стыдно? Сколько тысяч сегодня уже положил в карман?.. Да ничего! Молодой, красивый, талантливый и вдруг – на дороге с палочкой. Всё, я больше тебя не знаю. И всем нашим расскажу, кто ты. (Отключает телефон.) Нет, ну это ж надо! Всё у парня есть: прекрасное тело, умнейшая голова, высшее образование, совести — нет. Тьфу! (Звонит сотовый телефон.  Вера смотрит на номер и отвечает на звонок.)  Ага, вспомнил, кто я!.. Всё! Сказала – не звони, значит, не звони. Ты меня и мой характер знаешь. Видеть тебя не хочу! (Выключает сотовый). Дерьмо! Так свою жизнь искалечить!

Вера начинает разбирать продукты из пакета и складывает часть из них в холодильник, часть оставляет на столе. Из детской комнаты выходит Валентина.

Валентина.   Чо раскричалась? Отдохнуть не дашь.

Вера.   Ничего!

Валентина.   Ничего… Разбудила только.

Вера.   Нечего днём спать ложиться. Ночью что делать будешь? Опять компьютер мучить?

Валентина.   Не твоё дело.

Вера.   А чьё? Вот вырастешь такой же, как Лёшка, тоже в ментовку пойдёшь.

Валентина.   Чо я, другой работы не найду?

Вера.   Может, и не найдёшь. Он же не нашёл.

Валентина.   А кто этот Лёша?

Вера.   Бывший ученик. Умный парень, головастый. Из него бы хороший инженер мог получиться или учёный, и вот, на тебе! Горе-то какое!

Валентина.   Чо ерундой занимаешься? Горе… Нормально мужик устроился. Деньги в семью несёт, не то, что некоторые.

Вера.   И ты туда же? Откуда только набралась этой заразы?

Валентина.   А чо я сказала? Чо?

Вера.   Ничего! Не чокай!

Валентина.   Вот именно, ничего.  Если тебя штрафуют каждый месяц за превышение скорости, это не значит, что все гаишники сволочи.

Вера.   Сказала — хватит, значит — хватит. Давай есть.

Валентина.   Я не хочу, я поела.

Вера.   Где поела? В холодильнике всё на месте.

Валентина.   У Вероники. Зашла к ней после школы, её мать за стол усадила.

Вера.   Ну, знаешь!.. Не привыкай быть нахлебницей. Самой надо быть добытчицей и потребителем. Самой. В следующий раз Веронику пригласишь к нам и покормишь.

Валентина.   Зачем?

Вера.   Долг платежом красен, вот зачем. Никогда и никому в жизни не будь должной. Поняла? Никогда!

Валентина.   Ладно, поняла, приглашу и накормлю. Чо купила?

Вера берёт что-то из принесённого матерью.

Вера.   Не трогай руками! Приготовлю, тогда бери.

Вера тут же кладёт всё на место.

 

Валентина.   А чем трогать, ногами, чо ли?

Вера.   Ты у меня поговоришь. И не чокай, говори по-русски.

Зина.   Да ешь ты сама!

Валентина уходит.

Вера.   Стой! (Валентина останавливается.) Уроки выучила?

Валентина.   Выучила.

Вера.   Смотри, вызовут в школу, дам тебе нахлобучку.

Валентина.   Не вызовут, у меня даже троек за четверть не будет.

Вера.   Тогда сходи в сад за Раиской.

Валентина.   А ты?

Вера.   А мне ещё надо немного поработать на кухне, потом просмотреть бухгалтерию… Короче, не мешай мне, если у тебя все дела сделаны.

Валентина.   Хорошо, мама!

Вера.   Ну и отлично, дочурка! Смотри, в сад не опоздай, а то опять воспитательница ругаться будет. Меньше часа осталось.

Валентина.   Я быстро, только переоденусь. (Уходит в детскую.)

У Веры звонит сотовый телефон. Вера берёт телефон, смотрит на номер, и говорит очень тихо и ласково.

 

Вера.   Слушаю!.. Привет!.. Конечно, узнала. Просто не одна дома… Сегодня?.. Я подумаю. Если смогу, перезвоню…  Договорились. Целую, пока!

Повеселевшая Вера, что-то напевая, быстро заталкивает всё принесённое в пакете в холодильник и уходит в прихожую.

 

Картина вторая

   Через мгновение, в комнату из прихожей с большой хозяйственной сумкой в руках входит усталая, но довольная Юлия Петровна. Через плечо у неё висит небольшая дамская сумочка, в руке изящная трость. Одета она легко и по-рабочему, но со вкусом.

Юлия Петровна.   Фу-у! (Ставит сумку у дверей.)  Едва дошла… (Вслед за Юлией Петровной в комнату  входит Вера.) Здравствуй, доча!

Вера.   Привет! Могла бы и позвонить, между прочим, наверное, подвезла бы. (Забирает сумку и ставит её недалеко от холодильника).  Тяжело ведь тащить такую сумку в твои-то годы.

Вера открывает сумку, заглядывает в неё и тут же закрывает.

Юлия Петровна.   Своя ноша не тянет. Да и дозвониться до вас невозможно, всё время на телефоне висите.  (Садится на диван). Ух, притомилась!

Вера.   С утра могла звякнуть или вчера вечером.

Юлия Петровна.   Вечером… Устали мы с отцом вчера, проспали сегодня аж до девяти часов, вас и дома уже не было, когда мы проснулись.

Вера.   А сотовый на что?

Юлия Петровна.   А ну, ваши сотовые… То вы в автобусе, то за рулём, то на работе… Господи, какие погоды хорошие стоят! Так бы и не уходила с улицы. Середина октября, а всё ещё почти что лето.

Вера.   Бабье лето.

Юлия Петровна.   Да, к сожаленью, бабье… Вот так не успеешь оглянуться и…

Вера.   А ты не оглядывайся.

Юлия Петровна (вытаскивает из сумочки зеркало и смотрится в него, поправляя причёску).   А как не оглядываться? Иногда на улице встретишь кого-нибудь из старых знакомых… Боже ты мой, что с людьми время делает! Вот поневоле и вспомнишь всё былое. И на себя лишний раз в зеркало взглянешь… с ужасом.

Вера.   Кому сейчас хорошо?

Юлия Петровна.   Вячеславу Терентьевичу, кому… Сидит там в своём домике и всё ему нипочём: посадил картошку, морковку, помидорчики вырастил, собрал урожай и — всё. Нет проблем! Приезжайте, родственнички дорогие, забирайте собранное, и отстаньте от меня. Короче, валите, куда подальше на все четыре стороны!

Вера.   Подожди, приедет, узнает про наши дела — не возрадуется.

Юлия Петровна.   Да уж, от наших новостей можно и вовсе ноги протянуть. Надо бы его как-то подготовить.

Вера.   Зачем? Ему, по-моему, давно уже всё равно.

Юлия Петровна.   Не скажи. Он всё понимает, переживает, но по-своему. У него характер такой — дикий, первобытный.

Вера.   В лесу родился, в лесу и умрёт.

Юлия Петровна.   Типун тебе на язык! Думаю, до этого ещё не скоро. С его здоровьем лет до ста живут. И пусть живёт, кому он мешает? Тебе, что ли?

Вера.   А кто говорит, что мешает? Без него совсем в доме есть нечего было бы.

Юлия Петровна.   Да уж, единственный ценный добытчик в нашей семье. Натуральным продуктом всех снабжает, экологически чистым, без нитратов.

Вера.   Когда он в город собирается?

Юлия Петровна.   Говорит, с первым снегом. В избушке в этом году дров нет, значит, долго не протянет. Думаю, к концу ноября его внутренняя эмиграция прервётся по техническим причинам на зимние каникулы до следующей весны.

Вера.   Хорошо бы до его возвращения хоть что-то придумать.

Юлия Петровна (вздыхает).   Хорошо бы… А знаешь, мне порою кажется, что вся моя жизнь – сон. Да-да, сон. Дурной сон. Такой реалистичный, такой правдивый, такой… страшный… Одним словом, хочется скорее проснуться и жить своей жизнью.

Вера.   Какой, своей?

Юлия Петровна.   Не знаю. Может, у меня есть совсем иная жизнь, в ином, параллельном измерении, а там — другой мир, другие проблемы.

Вера.   Другой муж, другие дети, так?

Юлия Петровна.   Может, и так. А тебе, порой,  такое не кажется?

Вера.   Мама, во-первых, я в недавнем прошлом учитель физики, если ты помнишь, и уже только поэтому верю лишь в научно доказанные теории. А во-вторых, я уже выросла из памперсов и сказок Андерсона. У меня наших земных проблем куча не мерянная. Мне бы с ними разобраться, а потом уж и за фантазии приниматься.

Из своей комнаты тихо выходит переодевшаяся Валентина и незамеченная замирает в дверях комнаты.

Юлия Петровна.   У меня тоже, между прочим,  кое-какое высшее техническое  образование имеется, но я считаю, мечтать и фантазировать полезно. Это как местная анестезия. Помогает, правда, к сожалению, только на короткое время.

Вера.   А тебе хочется по полной программе: раз и навсегда?

Юлия Петровна.   Иногда – да. По полной и навсегда. Так всё надоело здесь.

Вера.   Не думай об этом.

Юлия Петровна.   А о чём думать?

Вера.   О чём угодно, только не об этом. Смотри телевизор, читай свою любимую фантастику… Живи в своё удовольствие, если можешь. Хоть семечки с бабками на скамейке щёлкай, но живи.

Юлия Петровна.   Ещё чего, семечки! Тоже мне, нашла занятие. Нет уж, всё, что угодно, но только не посиделки у подъезда.

Вера.   Отлично! Дерзай, твори! В твои годы, я слышала, некоторые даже с парашютом прыгают.

Юлия Петровна.   А вот этого не надо. С детства высоты боюсь.

Вера.    Знаю, потому и говорю… Чем тебе помочь,  ну чем? Может, в церковь сходишь?

Юлия Петровна.   Ещё чего? Нет уж, лучше я дома Господу помолюсь, чем в церковь идти.

Вера.   Дома ни одной иконы нет.

Юлия Петровна.   Бог не на иконе, а в душе человека.

Вера.   Да? Что же тогда люди такими… разными бывают, если бог у них один?

Юлия Петровна.   Кто тебе сказал, что один? Каков человек, таков у него и бог. У хорошего – хороший, у плохого – плохой. Вот каждый из нас своему богу и молится.

Вера.   Мама, ты случайно не язычница?

Юлия Петровна.   Я православная атеистка, крещённая, но не воцерквлённая.

Вера.   Мне этого не понять. Может быть, пока не понять.

Юлия Петровна.   Может быть.

Вера (подходит к матери и обнимает её).   Я сегодня вечером уйду, мне надо по делам, ты с Раиской побудешь?

Юлия Петровна.   О, господи, опять? Сколько же можно бегать по мужикам?

Вера.   Сколько можно, столько и буду бегать. Я ещё молодая, мне свою жизнь нужно устраивать.

Юлия Петровна.   Жизнь… Нашла бы лучше богатого спонсора. Хоть одного малюсенького, но реального.

Вера.   Со спонсором спать надо.

Юлия Петровна.   Какая тебе разница, с кем спать? Всё равно каждые полгода новый бой-френд.

Валентина.   Ну, бабуля, ты даёшь! (Подходит к Юлии Петровне, обнимает её и целует.)  Привет!

Юлия Петровна.   Привет, Валентина!

Вера.   Подслушивать старших нехорошо.

Валентина.   Не надо кричать во всё горло. Все ваши тайны не только я, скоро соседи на другой улице знать будут.

Юлия Петровна.   А что, неправда? От её кобелей только ей удовольствие и никакой помощи нам.  А спонсор нужен, прежде всего, для семьи: тебе на жизнь и учёбу, ей на бизнес, нам на всё прочее…

Вера.   Мама, о чём ты говоришь при Валентине?

Юлия Петровна.   Пусть учится. Пусть думает, как самой жить.

Вера.   Тебя послушать…

Юлия Петровна.   А на тебя посмотреть. Как мы живём? Что с нами происходит?

Вера.   То же, что и со всеми. А живём нормально. Есть-пить есть что, а на остальное — плевать.

Юлия Петровна.   Ну-ну! Доплюёмся до бомжей, хотя… и так уже…

Вера.   Мама!

Валентина.   Бабуля, не сыпь нам соль на раны.

Юлия Петровна (Валентине).   А ты, внучка, смотри и думай, как жить в нашем зверинце. Может, хоть у тебя по-другому получится.

Валентина.   Я стараюсь: учусь, иногда работаю. Что ещё нужно?

Юлия Петровна.   Ну и молодец! Молодец! Твоя мама тоже в твои годы шустрой была, а вот сейчас…

Вера.   Всё в жизни меняется. И люди тоже.

Юлия Петровна.   Не до такой же степени. Упёрлась в одно, как тормоз какой.

Вера.   Мама!

Юлия Петровна.   А, ну вас! Иди, устраивай свою жизнь. Куда я от Раиски денусь? Только к деду на дачу?

Валентина.   Ага, ему как раз Пятницы не хватает. Скоро, сидя там, как Даниель Дефо книгу напишет: «Жизнь на необитаемом мичуринском участке или способ выживания бывшего советского интеллигента в эпоху становления дикого капитализма в России».

Вера (подходит к зеркалу, красит губы, поправляет причёску).   Язычок прижми. Дед не Робинзон, он пашет на земле и всех нас кормит.

Валентина.   Лучше бы на работу устроился.

Юлия Петровна.   Много ты понимаешь: лучше бы, хуже бы… Ему сколько лет? А на работу берут только до сорока и то, смотря, какая специальность.

Валентина.   Нечего было в своё время со старой срываться. Давно бы уже пенсию получали не меньше тысячи баксов в месяц, а не как наш дворник забулдыга.

Юлия Петровна.   Не суди других по себе и своими мерками. Ушёл, значит, так нужно было. Бог ему судья и собственная совесть.

Валентина.  Только, дай Бог, не наш районный суд.

Юлия Петровна.   Давай без политики.

Валентина.   Слово сказать нельзя, сразу домашняя цензура. Достали!

Юлия Петровна.   Ты в последнее время говоришь много лишнего, деточка. Твои предки за меньшее по этапу ушли.

Валентина.   А я туда не собираюсь. У меня совсем другие намерения.

Юлия Петровна.   Не думаю, что и они мечтали об этом.

Вера.   Господи, где тот человек, который бы меня полюбил просто так, за то, что я есть. Полюбил чисто, искренне и увёз бы меня из этой дикой страны, из этого дурдома, куда подальше. Где он? Ау-у! Человек!

Валентина.   В книжках про любовь-морковь твой человек.

Вера.   Это точно.

Юлия Петровна.   Много вы понимаете.  Любовь, морковь… Мы-то с дедом живём столько лет в нашем проклятом болоте и про эту неземную любовь помалкиваем.

Валентина.   Так она про тамошнюю любовь говорит, не про нашу.

Юлия Петровна.   Далась вам эта заграница! Я вот никогда там не была и ни сколько не печалюсь.

Валентина.   А дед?

Юлия Петровна.   Дед туда только однажды в армии на танке выезжал, на мирные турпоходы у нас всегда ни грошей, ни времени не хватало.  Трёх девок вдвоём поднимали без бабушек и дедушек. Каково это?

Валентина.   Танки тоже денег стоят.

Юлия Петровна.   Так танк ему государство бесплатно давало.

Вера.   Эх, жаль, не навсегда!

Юлия Петровна.   Жаль или не жаль, но на нашу тогдашнюю зарплату даже на одну танковую гусеницу за год не заработали бы. Спасибо и за то, что давали бесплатно. Я не о танках говорю, нет.

Валентина.   Ежу понятно.

Вера.   Вы жили в иную эпоху, в иное время. Сейчас другие возможности, другие понятия о ценностях. Нечего ворошить прошлое.

Юлия Петровна.   Люди остались теми же. Люди всегда люди и время здесь не причём.

Вера.   Ладно, чего зря языком молоть, пойду я.

Юлия Петровна.   Ты бы, Вера, почаще появлялась в доме, а то Раиска совсем забудет, как ты выглядишь. Днём в детском саду, вечером со мной, а где мать?

Вера.   Я, мама, над твоим предложением… очень серьёзно подумаю. Пока!.. Валентина, про  сестрёнку не забудь.

Валентина.   Не забуду.

Юлия Петровна.   Иди, иди… Ищи ветра в поле. Вас вырастила и Раиску подниму.

Вера уходит. Звонит сотовый телефон у Валентины.

Валентина.   Привет! Чо надо?.. Не-е… Я сегодня устала… Давай завтра после уроков погуляем часика полтора, а то сейчас так много задают…

Юлия Петровна (бурчит под нос).   Господи, и эта туда же!

Валентина (прикрывает сотовый телефон ладонью).   Бабуля, не тарахти, ты мне парня вспугнёшь. (В трубку). Ага, ага… Ну ладно, до завтра! Пока! (Отключает телефон.)

Юлия Петровна.   Он что у тебя, дичь?

Валентина.   Вроде того. Нынче перспективных парней нужно выслеживать осторожно и стрелять желательно наповал, с первого выстрела.

Юлия Петровна.   А он перспективный?

Валентина.   Кто его знает? Пока учится – да, а что потом – мрак. Полный!

Юлия Петровна.   Ох-хо-хонечки-хо-хо!

Картина третья

    Юлия Петровна сидит за столом, работает с бухгалтерскими балансами на ноутбуке. На столе много бумаг, стакан с чаем, недоеденная булочка на блюдце и небольшой радиоприёмник. Звучит песня битлов. Юлия Петровна молча и довольно быстро стучит по клавишам ноутбука. Входит чем-то расстроенная Вера.

Вера.   Привет!

Юлия Петровна.   Привет! Как прошёл рабочий день?

Вера.   Нормально. Развлекаешься?

Юлия Петровна.   Ну, надо же как-нибудь и мне отключаться от повседневности без фантастики. (Выключает приёмник.) У тебя действительно всё нормально?

Вера.   На работе – да.

Юлия Петровна.   А где прокол?

Вера глубоко и горько вздыхает.

Юлия Петровна.   Понятно… Ужинать будешь?

Вера.   Нет, не хочу. У тебя-то как дела?

Юлия Петровна.   Работаю. Осталось совсем немного, ещё пару фирм и за наш баланс возьмусь.

Вера.   До дня рождения успеешь?

Юлия Петровна.   Должна. Послушай, а может, немного расслабимся? Пригласим девчонок, давно их не видела, посидим, поговорим. Устроим мозговой штурм, может, они что-нибудь путное подскажут?

Вера.   Они подскажут, жди! Их самих по жизни за ручки вести надо.

Юлия Петровна.   Господи, и пошто вы у меня все такие непутёвые?

Вера.   А это уже к тебе вопрос.

Юлия Петровна.   Я-то в чём виновата? Всю жизнь работала, пахала, как лошадь. Когда эта чёртова перестройка пришла и завод закрыли, я сразу на бухгалтера выучилась. И всю жизнь для вас и на вас. Вы-то, почему такие ни на что неспособные оказались?

Вера.   Разве мы одни такие?

Юлия Петровна.   Но есть ведь и другие. Они-то работают и живут не так как мы. И у их детей перспективы совсем иные, чем у моих внуков.

Вера.   Что делать? Мы стоим на социальной лестнице, ведущей вниз.

Юлия Петровна.   М-да! Ты права. С каждым днём и с каждым годом всё больше и больше создаётся такое впечатление, что наш эскалатор работает только в этом направлении.

Вера.   Вот и будем жить, исходя из наших впечатлений.

Юлия Петровна.   Впечатление… Кажется, так переводится на русский язык одно из прекраснейших направлений в искусстве Франции — импрессионизм.

Вера.   Ой, мама, мне не до высокого французского искусства, мне бы элементарно выжить. Вы-жить!

Юлия Петровна.   Выживем, какие наши годы!

Вера.   Ой, кто бы знал, как надоело выживать. В школе выживала, держалась из-за ребят, сейчас в бизнесе выживаю… Годы, десятилетия — одно и то же, одно и то же!

Юлия Петровна.   И вся-то наша жизнь есть борьба…  Но нужно надеяться на лучшее. Где-нибудь и когда-нибудь заискрит и для нас хорошее.

Вера.   Скорей бы уж!.. Может, правда, украсть что-нибудь большое и ценное, как все олигархи, а то совсем деградируем.

Юлия Петровна.   Конечно, деградируем.  Это надо же, дошли до того, что не презираем воров, а им завидуем.

Вера.   Да никому я не завидую. Просто жить хочется по-человечески.

Юлия Петровна.   Наша жизнь, к сожалению, и есть жизнь человеческая – тяжёлая и беспросветная.

Вера.   Всё, хватит! Так и крыша поехать может. Завтра звоню девчонкам, пусть приезжают, и мы оторвёмся по полной программе.

Юлия Петровна.   Согласна. Давно их не видела, соскучилась. Жаль внуков не привезут.

Вера.   Оно и к лучшему. Куда мы их здесь разместим?

Юлия Петровна.   Только скажи: мать просила дорогих подарков не делать. У самих, поди, вошь на аркане и таракан в стакане, а туда же, выпендриваться под средний класс будут.

Вера.   Скажу.

 

Юлия Петровна выключает ноутбук и складывает бумаги в кучу.

Юлия Петровна.   Ну ладно, на сегодня, пожалуй, хватит. Устала. Три фирмочки одолела, пора и отдохнуть. Нынче ночью плохо спала. Суставы болели.

Вера.   Дай бог, выкарабкаемся из этого кошмара, сразу бросишь всех этих, с позволения сказать, бизнесменов и куда-нибудь в санаторий…

Юлия Петровна.   Брошу, брошу… Только они-то в чём виноваты? Была бы нормальная страна, нормальные законы, глядишь, и они другими были бы.

Вера.   Ладно, иди, отдыхай.

Юлия Петровна.   Валентина за Раиской пошла. Придут, покорми. Я всё приготовила, всё на кухне.

Вера.   Поняла. Спокойной ночи!

Юлия Петровна.   Спокойной ночи.

Забрав ноутбук и документы, Юлия Петровна, прихрамывая, уходит в прихожую. Звонит сотовый телефон.

 

Вера (спокойно).   Да, слушаю…  Здравствуй!.. Знаешь я тут подумала на досуге… Не звони мне больше, не надо… Ни почему. Просто я не хочу больше с тобой встречаться… (Кричит.) Я сказала, не хочу! Понял? Всё! (Выключает телефон.)  Господи, когда же это кончится?

Конец картины

Картина четвёртая

За столом собрались все дочери Юлии Петровны. Праздничный ужин с бутылкой вина уже окончен, но разговоры в самом разгаре.

Вера.   Пошла я тут недавно в поликлинику на плановый медосмотр. Всех быстренько прошла, осталось только у гинеколога показаться. И тут у них, как назло, обед. Ну, думаю, оно, вроде, и к лучшему, домой успею заехать, как раз и помоюсь. Поликлиника-то рядом. Приехала домой, помылась, вытерлась полотенцем и бегом обратно, чтоб очередь не прошла. Зашла в кабинет, легла на кресло, а врач–мужчина, говорит: «О-о-о!.. Как мы сегодня подготовились-то!». Что к чему, я так и не поняла, но, думаю, ладно, главное, чтобы мне свою закорючку на документе поставил. Ну, расписался он, где надо, я бегом в машину и на работу, и целый день в магазине кручусь, как белка в колесе. Уже вечером стою на кухне, а из ванной Валентина кричит: «Мама, а где полотенце, которое утром здесь лежало? Я в него все свои блёстки и звёздочки положила».

Все смеются.

Люба.   Мужик тоже мне хорош… Не мог сразу спросить: что это, мол, у вас за новогодняя ёлка блестит?

Надя.   А он тебе ничего после этого не предлагал?

Вера.   Да он старый. Ему лет шестьдесят, ему уже не до этого.

Надя.   Ну, не скажи! Старый конь… он ещё ого-го каким мужиком бывает!

Вера.   По-моему, он больше о гонораре беспокоится, чем о сексе. Какой он после этого мужик?

Люба.   Всё правильно. Настоящие мужики о деньгах и о сексе не думают — они их имеют.

Надя.   А бабы имеют таких крутых мужиков вместе с их деньгами и с их сексом.

Вера.   Ага! А вот когда эти мачо начинают не справляться со своими мужскими обязанностями, что делают женщины? Правильно, заводят молодых любовников.

Юлия Петровна.   Господи, слушаю вас и думаю, откуда вы такие взялись?

Вера.   А ты будто не знаешь, откуда?

Юлия Петровна.   Знаю… Сама вас рожала, не детдомовские… Вот только раньше вы совсем другими были.

Люба.   Какими, другими?

Юлия Петровна.   Понятными.

Люба.   А сейчас непонятные?

Юлия Петровна.   Да, непонятные. Вот вас трое и все трое живёте без мужей. Это как понимать?

Надя.   А зачем они нам нужны, мужья-то?

Юлия Петровна.   Вот-вот, «зачем»… Это ваше самое «зачем» мне и непонятно.

Надя.   Что непонятно, что не понятно-то? Козлы наши мужики, козлы! Понимаешь?

Юлия Петровна.   Нет, не понимаю.

Люба.   Знаешь, мама, брак в наше время стал почти не нужен. Секс доступен для всех и каждому в любом количестве и в любом качестве. Цветовой спектр просто неограничен. Какой цвет нравится, таким и занимайся. Лёгкие отношения, лёгкие связи… У америкосов вообще брак заключают после тридцати. И ничего. Нагуляются, накувыркаются  вволю и живут потом счастливо до восьмидесяти лет.

Юлия Петровна.   Вам-то уж далеко не тридцать.

Вера.   Да чего с ней об этом говорить? Прожила с отцом, как у Христа за пазухой, он всегда сам всё дома делал: и на кухне готовил, и полы мыл, и не пил и не курил, и нас с вами вырастил. Деньги все до копейки домой приносил. Попробовала бы с нашими козлами пожить.

Юлия Петровна.   Я что, не знаю, с кем и как вы жили?

Люба.   А как мы жили? Как? Ты что, под одеяло к нам заглядывала или свечку держала?

Юлия Петровна.   Язык придержала бы, с матерью разговариваешь.

Люба.   А мать разве не человек, не женщина, не баба? У нас сейчас с тобой, мама, равноправие наступило: все мы мамы.

Юлия Петровна.   Шалавы, вот вы кто.

Люба.   Конечно, шалавы. Это ты у нас святая, от отца ни шагу в сторону, как арестант под конвоем.

Надя.   Человек должен быть свободным, как птица. Любые оковы связывают его личность, а цепи Гименея тем более.

Юлия Петровна.   Да — цепи, да — оковы, но никто и не говорит, что жить вдвоём — это легко. Церковь даже  гражданский брак приравнивает к подвигу. Слышите, к подвигу. Жить в семье нужно помогая друг другу всегда и во всём. Тяжело, трудно — все это знаем — но жить-то надо в полноценной семье, а не одинокими волчицами. Несите свой крест, коли подняли его и вам воздастся в итоге.

Надя (вздыхает).   То церковь – сплошные догмы и суеверия, а то мы, живые люди. Там — мракобесие, а у нас… всё строго по фуншую. И прочему шую.

Юлия Петровна.   Любовь – это бог. Значит, вы предали бога не однажды и предаёте каждый раз, когда в очередной раз разводитесь.

Вера.   Можно подумать, что ты шибко веришь в бога.

Юлия Петровна.   Вера – одно, а вот жить по законам нравственности и морали, даже если они совпадают с церковными догмами – совсем другое.

 Люба.   А если я просто физически не могу с одним мужиком жить. Нет, правда. И скучно и пресно как-то. В жизни разнообразие должно быть. Вот американцы говорят, чтобы жизнь полнее была и красочнее, нужно хотя бы пару раз в жизни сменить профессию, город, страну и обязательно…  сексуального партнёра.

Юлия Петровна.   Вот-вот, вам только секси подавай.

Люба.   А мужикам? Мой первый почти каждую ночь меня лапал. (Вздыхает). Потом другую нашёл.

Юлия Петровна.   А что делать мужику, если вас только деньги интересуют, а как ночь, у вас всегда голова болит? Вот он и ищет бабу поздоровее, у которой аллергии на него нет.

Надя.   Любаня, твой первый был наверняка маньяк. У них гипертрофия в сексе. Обычный мужик он прост в постели, как валенок.

Люба.   Точно подмечено. Я, бывало, своего второго игриво так спрашиваю: «Милый, какие у тебя бывают сексуальные фантазии?» А он в ответ бурчит: «Чтоб на работе сношать перестали». Вот и все его фантазии, все желания. Дальше, естественно, расспрашивать желания не возникало… И вооще, ничо не возникало.

Юлия Петровна.   Ох, шлюхи вы, шлюхи!

Люба.   Какие мы же шлюхи? Мы современные русские женщины.

Надя.   Ну, ты даёшь, мама!

Юлия Петровна.   Это вы даёте кому попало. Ваша бабушка ждала моего отца семь лет. С тридцать девятого  по  сорок шестой. И не было у неё никого. И не потому, что все мужики были в армии, любила она его. Любила.

Надя.   А мы не любили своих? Ого! Ещё как любили.

Юлия Петровна.   Помню, как же, при всех на шею вешались, целовались, миловались.

Люба.   И что в этом такого?

Юлия Петровна.   Ничего. Но любовь всё-таки чувство… домашнее, интимное.

Вера.   Любовь… Что это за чувство такое, любовь?

Люба.   В США говорят, что это болезнь. Правда, при этом утверждают, что она не всегда опасна и даже благополучно лечится со временем. Но всё равно, это болезнь, которой болеют почти все люди. А время лечит само, лечит без лекарств.

Надя.   Да, время. Только оно всё ставит на свои места.

Юлия Петровна.   Ну и сколько же тебе нужно времени, Наденька, чтобы разобраться в своих чувствах?

Надя.   Каждый раз по-разному… Просто однажды, в какое-нибудь распрекрасное утро, проснувшись с очередным мужем в постели, задаешь себе вопрос: «А это на самом деле у нас любовь или, может, игра воображения»?.. И рвёшь после этого все отношения с супругом к чертовой бабушке и начинаешь всё с нуля. Начинаешь вновь привыкать к собственному одиночеству и находишь в этом даже какую-то необъяснимую таинственную прелесть… И начинаешь строить новую жизнь, понемногу, не спеша… Открываешь глаза каждое утро одна в постели и понимаешь, что это новый чудесный день. И ты живешь, дыша полной грудью, ходишь на работу, готовишь дома ужины, занимаешься с ребёнком, высыпаешься по выходным – но…  Вскоре понимаешь, что ты совсем одинока. Пустота селится в твоём сердце и периодически напоминает о своём существовании. Не спасает даже ребёнок. И тогда…

Юлия Петровна.   И тогда ты находишь очередного возлюбленного.

Надя.   Всё верно, мама. И всё начинается сначала. Вся моя выстроенная светлая монашеская жизнь разбивается вдребезги. Всё то, от чего я так бежала – стремительно возвращается обратно. И я теряю покой. Та почва одиночества под ногами, которая, казалось, была мне так необходима, превращается в зыбучий песок. А любовь, которой, думала, уже нет и в помине, начинает расправлять крылья, заполняя ту пустоту внутри меня, которую я в очередной раз так испугалась. С каждым днём моя железная воля начинает таять и я уже не в силах сдерживать себя. Я закрываю глаза и понимаю, что сила земного притяжения на меня не действует. Мир приобретает самые немыслимые краски, на лице блуждает постоянная улыбка, блеск глаз, прекрасное настроение и я становлюсь самой счастливой на свете. Вокруг всё так легко и просто, я чувствую себя птицей, парящей где-то в районе облаков и, кажется, что могу всё… Потом я, недавно парившая высоко в облаках, вдруг начинаю падать на землю всё быстрее и быстрее, и в итоге вновь ударяюсь о реальность: моего единственного нет в моей жизни и не было никогда… Всё, что было – обман. Больно, как же больно осознавать это. Обещаешь себе, что это было в последний раз. Что больше не будешь ждать, не будешь надеяться и, наконец-то, сможешь перестать любить кого бы то ни было… Терять сложно, но разве можно потерять того, кто никогда и не был твоим?.. С трудом просыпаясь утром, я уже не замечаю солнце за окном. Как всегда в одно и то же время выхожу из дома, иду на работу, затем медленно возвращаюсь с работы домой и по привычке занимаюсь с ребёнком. Завтра будет следующий день… А потом ещё один….И ещё… Проходит месяц, другой и вдруг,.. всё повторяется… И так снова и снова…

Вера.   Красиво рассказала. Стихи случайно не пишешь?

Надя.   Нет, не пишу. Зато хожу в драмкружок. Это мой монолог из нашей премьерной постановки…  С небольшими вставочками личного порядка.

Люба.   Тьфу! А я-то слюни распустила, чуть не разревелась от жалости.

Вера.   Талант пропадает. Талант!

Юлия Петровна.   Да уж, действительно талант! Взять бы ремень, да врезать, чтоб мать не обманывала.

Надя.   Не вижу здесь обмана. Каждая вторая баба подпишется под этим.

Юлия Петровна.   У нас что, столько одиночек в стране?

Надя.   И в браке можно не быть вдвоём.

Люба.   Что верно, то верно.

Надя.   Мимо кассы у нас нынче любовь, мама, мимо кассы…

Юлия Петровна.   Стыда у вас нет, доченьки.

Вера.   Нашла у больного здоровье.

Люба.   Нет, правда, мама, сейчас мужики какие-то странные пошли: смотрят друг на друга, пальчик указательный во рту держат, и говорят друг другу — противный, противный…

Надя.   В наше время настоящих мужиков уже нет, перевелись, как мамонты.

Вера.   Это точно. Одни маменькины сыночки остались.

Люба.   Верно! Или дикие эгоисты. В общем, в России настоящие мужики это мы — бабы. Добывание денег – на нас, воспитание детей – наша прямая обязанность, домашнее хозяйство – опять на нас повесили.

Вера.   Мужикам в сексе важен сам процесс, а всё остальное…. Одним словом, сплошное слюнтяйство с их стороны.

Надя.   Всё верно. Как говорится, для нас только первые пятнадцать секунд беременности  потрясающие, а потом…

Юлия Петровна.   Господи, как вы ловитесь на все греховные соблазны. И делаете всё как-будто нам, старшим, наперекор. Ну, почему, почему то, что раньше считалось нами морально предосудительным, теперь для вас положительная ценность? То, что раньше было безнравственным, теперь у вас новая свобода, в основном сексуальная. И откуда эта гордыня? Почему так-то, доченьки?

Люба.   Уважаемая Юлия Петровна, пик сексуальной революции в мире был в конце шестидесятых и не у нас, а в США. А у нас сейчас так, небольшие отголоски. Всполохи. Затухающие волны большого шторма. Так что, не переживайте. Всё обойдётся без мировых катаклизмов. Моральные устои нашего могучего общества не дрогнут, они не покобелимы.

Юлия Петровна.   Ты, Любонька, мне про шестидесятые годы мозги не компостируй, я сама тогда была девка-гром! Всему универу головы крутила! Но у нас тогда всё было совсем не так, как вам кажется. Штормило, не скрою, но в меру, как и у всех по молодости. Что с вами-то сейчас происходит, вот что мне объясни.

Люба.   А что происходит? Ничего не происходит. Ваше поколение дало мощную волну раскрепощения и свободы, мы по ней покатились, кто с доской, кто без доски, а кто и вовсе… вскоре под гробовой доской оказался. И кто виноват в этом? Жизнь! Наша проклятущая действительность.

Юлия Петровна.   Не всё можно сваливать на обстоятельства, на время, на родственников и на бывших мужей.

Вера.   А что, разве это не так?

Юлия Петровна.   Ты как всегда меня не дослушала, а уже перебиваешь.

Вера.   Ну, хорошо, говори, слушаю. Говори!

Юлия Петровна.   Не помню, где-то читала, что наша жизнь творится нами же самими. Вот будто все события, которые с нами происходят, плохие или хорошие, они как бы ни то, что придуманы, а выбраны нами осознанно.

Люба.   А это как?

Юлия Петровна.    Ну, представьте себе какой-нибудь большой ящик, в котором находятся, например, пинпонговые шарики или – вот! — лучше, мясо для шашлыка. Представьте, что наша судьба – это шампур, но гибкий шампур. И мы сами этим шампуром управляем, как водители в автомобиле. Вот мы несёмся в этом кровавом месиве из шашлыка и нанизываем на шампур мясные куски, нанизываем, но не все, а те, которые нам визуально понравились.

Люба.   Ну и?

Юлия Петровна.   Вот и всё.

Надя.   А в чём фишка-то, не пойму?

Юлия Петровна.    В том, какой судьбоносный шашлык у нас в итоге получится.

Люба.   Не понял.

Юлия Петровна.   Дело в том, дорогие мои доченьки, что мы сами выбираем те события, через которые проносится наша жизнь. Поняли? Сами.

Люба.   А-а, теперь поняла, дошло.

Юлия Петровна.   Представляете, из-за того, что вы в какой-то момент не тот кусок шашлыка на шампур надели, ваша жизнь, возможно, пошла совсем не так, как могла бы пойти.

Люба.   И что теперь нам делать, если это так?

Юлия Петровна.   Не знаю. Возможно, поискать и найти тот кусок шашлыка, после которого ваша жизнь вильнула в другую сторону, может, хоть тогда что-то исправить можно будет.

Надя.   Ерунда всё это.

Юлия Петровна.   Нет, не ерунда. Здесь право выбора своей собственной судьбы отражено. Вот разве у тебя не было случаев в жизни, когда ты стояла перед выбором: делать или не делать что-то, после чего твоя жизнь пошла совсем не так, как тебе хотелось раньше?

Надя.   Ну, пожалуй, было. Это когда в институт поступала и когда первый раз замуж вышла. Хотела всю жизнь быть актрисой, а стала…. Любила одного, а замуж совсем за другого вышла.

Юлия Петровна.   Вот-вот, я про что и говорю. Выбор событий в жизни – главное в ней.

Люба.   Так говоришь, события в одном ящике все?

Юлия Петровна.   Да, наша жизнь — ящик с событиями. Мы просто делаем поступки, выбирая тем самым то или иное из них. В нём, в этом ящике, нет последовательности во времени, но есть хаос событий и времён. Мы просто этого не видим и не понимаем. Мы сами себе выстраиваем поступательное движение, считая его продвижением по прямой от рождения до смерти. А на самом деле…

Люба.   Интересно. Весьма интересно.

Надя.   А мне что-то в это мало верится. Это ты, мама, начиталась зарубежной фантастики и нам голову ерундой забиваешь.

Вера.   Нет, в этом, мне кажется, что-то определённо есть. Какое-то маленькое зёрнышко истины.

Надя.   Что есть? Что? Замужество, как у Любы, твою жизнь перевернуло?.. Ага, сломало прямую линию судьбы… Если хочешь знать, выходя замуж, никто из нас не думает об одной простой вещи: о том, что отдаёт свою собственную жизнь чужому, совершенно незнакомому человеку. И вообще, по-моему, ни о чём не думает в тот момент… Сама была дважды замужем, по себе знаю. Первый умер от пьянства, второго выгнала… Ой, не думаем мы, девки, выходя замуж, не думаем! Вот вам и вся шашлычная интрига. И так бывает и первый раз, и второй, и третий… Люди всё объясняют любовью, страстью и чем угодно, но голову при этом не включают. Работают на уровне бессознательного, и в основном передком. Такова наша бабья судьба и карма. Вот, что я думаю, мама, про твой кровавый шашлык.

Звонит телефон. Вера берёт трубку.

Вера.   Слушаю… Да, это я… (Очень громко.) Не надо мне угрожать. Не надо!  Понял? Я вас не боюсь. Я вам уже отдала квартиру, это большая часть долга по стоимости. Верну остатки через полгода c процентами, как и договорились. Чего вам ещё надо? Чего звонишь?.. Пошёл ты, знаешь, куда! (Бросает трубку.) Сукин сын!

Люба.   Кто это?

Вера.   Коллекторы. Твари! Легализованные бандиты. Была бы моя власть…

Юлия Петровна.   Вот именно, была бы твоя власть…

Вера.   Вот только не надо меня ещё больше заводить, мама, не надо!

Юлия Петровна.   Я и не завожу. Я всё думаю, где деньги взять?

Надя.   У меня денег нет. Сюда-то к вам едва выбралась с грехом пополам.

Люба.   Аналогично. Не те времена. Шампур не тот.

Вера.   Ладно, ничего, выкрутимся. Торговлишка немного, но налаживается, к весне сама рассчитаюсь.

Надя.   А что с квартирой?

Вера.   Пока эту снимать будем, а там видно будет.

Надя.   Да-а… История!

Наступает неловкое молчание.

Люба (матери).   Отец-то, почему не приехал? Всё-таки твой день рождения.

Юлия Петровна.   Не хочет в город ехать. Он там сейчас вместо сторожа. В домике телевизор, компьютер, хорошая тарелочная антенна, посуда… И весь урожай в банках и в мешках. Весь погреб забит припасами.

Надя.   Что, нельзя было кого-нибудь хоть на сутки попросить покараулить ваше богатство?

Юлия Петровна.   Выходит, нельзя. День рождения рядовой, не юбилейный, а наши домики местные деревенские жители вовсю нагло бомбят. Соседи круглосуточное дежурство организовали в помощь сторожам, но всё равно не помогает. Вот он и нашёл предлог, чтобы в город не ездить. А нас всех к себе ждёт. Праздничный стол готовит.

Надя.   Приглашение прямо как в резиденцию президента.

Юлия Петровна.   Он там и есть президент, сам себе хозяин и голова.

Люба.   Все-то мы там поместимся?

Юлия Петровна.   Поместимся. Не вальяжно и с удобствами на улице, но места всем хватит. Даже банька своя имеется.

Надя.   Когда поедем?

Юлия Петровна.   Завтра выспимся и прямо с утра на нашей кормилице покатим. Сегодня отдохните, помойтесь в ванной, себя в порядок приведите с дороги и в путь.

Люба.   Пенсию-то ему не добавили?

Юлия Петровна.   С чего бы это?

Люба.   Ну, всё-таки столько лет на ответственной и руководящей работе…

Юлия Петровна.   Не забывай, в советское время. А это разные вещи.

Надя.   И надо же было ему уйти с такого поста? Сейчас все его старые дружки, поди, такими олигархами стали, такими, наверное, деньжищами ворочают!

Юлия Петровна.   Зато его уважают соседи по участку.

Надя (иронично).   Да, это большое достижение!

Юлия Петровна.   Для кого как. И вот что я вам скажу, девочки… Не судите его строго, он всё сделал правильно, по совести и справедливости, как честный и порядочный человек.

Люба.   Нам от этого не легче.

Юлия Петровна.   Я знаю. Может, пройдёт время, и ваши дети с гордостью скажут о нём: не предавал, не продавал, не вылизывал задницу подонкам.

Вера.   Когда оно настанет, это время? И настанет ли вообще?

Юлия Петровна.   Зачем его ждать? Нужно жить так, словно оно уже пришло.

Вера.   И набивать себе шишки, пока лоб не разобьёшь. Такое ощущение, словно ты действительно живёшь в другом мире: ничего не видишь, не слышишь… Даже вот эти бандиты тебя не волнуют, не трогают.

Юлия Петровна.   Трогают. Ещё как трогают! А что я могу сделать? Выйти с плакатиком перед мэрией или прокуратурой, создать партию обманутых вкладчиков или обанкротившихся заёмщиков, купить автомат? Что?

Вера.   Была бы возможность, я давно бы что-нибудь купила.

Юлия Петровна.   А толку что?

Вера.   Да хоть бы душу отвела. Ненависть свою выплеснула бы, наконец-то.

Юлия Петровна.   Да, ненависть – это уже серьёзно.

Вера.   Достало всё уже, достало! Вот как, достало! (Проводит ладонью по горлу).

Надя.   Не тебя одну, между прочим.

Входит Валентина.

Валентина.   Здравствуйте! С приездом!

Надя.   Здравствуй, красавица!

Люба.  Ты смотри, как вымахала! Совсем взрослая деваха!

Надя.   Где гуляла? Поди, с мальчиками?

Валентина.   Нет, что вы! На лекцию ходила в политехнический университет.

Вера.   Садись, поешь.

Валентина.   Нет, спасибо, я потом. Мне надо кое-что успеть в конспекте прочитать, и осмыслить, пока совсем всё не забыла, что записывала. Я попозже выйду.

Вера.   Ну, хорошо. Только недолго осмысливай, желудок испортишь.

Валентина.   Не испорчу.

Валентина уходит в свою комнату.

Надя (тихо).   Она точно на лекции была? Не с пацанами гуляла?

Юлия Петровна.   Нет, она у нас не в вас. Она молодец. В школе отличница, дома всё умеет делать, сама деньги зарабатывает — рекламные газеты разносит. Одно время даже на карате ходила пару лет. Меня во всём слушается. Одним словом, помощница в доме.

Надя.   Молодец! Сейчас таких мало, девчонки её лет всё больше по танцулькам бегают, пивком балуются, травку покуривают.

Юлия Петровна.   Тьфу, на тебя! Чего буробишь-то, Надюша?

Надя.   Да это я так…

Люба.   Знаете, я читала, что где-то в 80-х годах американцы проводили психологические исследования. Обычной девушке из колледжа или средней школы, не помню уже, по договоренности с педагогами начинали внушать, что она самая-самая… А потом переводили в другой коллектив, где она занимала место по статусу, а не по общей договоренности. Почти все девушки вскоре впадали в депрессию, а когда одна из них покончила с собой, эксперимент быстро прикрыли…

Вера.   Садисты твои американцы!

Люба.   Почему это, мои?

Вера.   Да у тебя через слово «США», «америкосы»… Слушать противно.

Люба.   А ты не слушай, но… прислушивайся, о чём речь идёт.

Юлия Петровна.   Ты к чему это рассказала?

Люба.   Нельзя ребёнку с детства внушать, что он лучше многих других. В лучшем случае из него вырастет эгоист, в худшем — разочаровавшийся в жизни неудачник.

Вера.   Вроде нас с тобой.

Люба.   Ты про себя, пожалуйста, говори, что хочешь, а про меня не надо. Я про себя сама всё знаю.

Юлия Петровна.   Прекратите! Не хватает нам ещё ругани за столом. Вы как хотите, а я как знаю и умею: если человек молодец, то я его иначе и называть не могу, а если… то сами знаете.

Вера.   Знаем, знаем!

Юлия Петровна.   Вот и хорошо. Вижу, многие ваши проблемы от безденежья. Хотя… Хотя, не всё можно купить за зелёные бумажки. Жаль, что я это вам с детства не смогла внушить.

Надя.   Почему не внушила? Внушила. Только вот жизнь всё по-иному расставила. Свои приоритеты главными сделала, потому, наверное, у нас, как у той американской девочки, крыша сразу после перестройки и поехала не в ту сторону.

Люба.   Это точно!.. (Вере.) Лёха-то появляется?

Вера.   Зачем? Мы квартиру продали, его кредит частично погасили, теперь он, наверное, ждёт, когда всё погасим. Я же магазин на себя официально перевела, школу из-за этого бросила, а он по-чёрному где-то мышкует, деньгу в карман гребёт втихую.

Надя.   Что, даже и к девчонкам не ходит?

Вера.   Звонит иногда.

Надя.   Вот скажите мне, мужик, когда детей заводит, помнит о том, что их растить надо?

Вера.   В том-то и дело, что детей заводят бабы. А мужики у нас только плечиками пожимают: ну она хотела — она и родила, я-то тут при чем?

Юлия Петровна.   А жена помнит, ради чего муж с ней живёт? Если она стерва по жизни, грязнуля дома и бревно в постели, долго с ней нормальный мужик цацкаться будет?

Надя.   Нет, ну ты уж прямо за самое-самое берёшь.

Юлия Петровна.    А ты как думала? За это и надо брать. Чем психотеррор и истерики каждый день устраивать, лучше бы мужу зону отдыха после работы в доме устроили?

Люба.   Ага, щас! Разбежались!

Юлия Петровна.    Вот!.. Вот поэтому мужики с вами и разводятся.

Вера.    Бесполезно атеисту спорить с верующим.

Юлия Петровна.   Лучше верить в прекрасную ахинею, чем не верить ни во что вообще!

Звонит  сотовый у Веры. Она смотрит на номер звонящего.

Вера.   Твою мать!.. Лёгок на помине.  (Матери.) На, возьми, твой любимый зятёк звонит. (Юлия Петровна берёт телефон.) Только меня нет дома. Говорить с этим уродом не могу и не хочу.

Юлия Петровна.    Будто я хочу… (Включает телефон.) Слушаю… Здравствуй, Алексей!.. Спасибо! Хорошо, что помнишь… Нет, её нет дома… Валентина?.. Валентина дома. Сейчас. (Зовёт.) Валентина! Возьми телефон, отец звонит.

Выходит Валентина и берёт трубку телефона.

Валентина.  Да!.. Привет!.. Мама? (Вера делает знаки, что её нет.) Её нет… Где, где? У очередного спонсора, где. Ты это хотел услышать?.. Хочешь с ней поговорить… Ну-ну! Звони, может, дозвонишься. Телефон она, иногда, берёт на ночь с собой…  Кто из вас двоих виноват в этом – не знаю и знать не хочу. Думаю, оба виноваты, сами и разбирайтесь. Я-то здесь при чём? Мне больше не звони. Пока!

Валентина отдаёт телефон матери и быстро уходит.

 

Вера.   Стой! Ты что себе позволяешь?

Валентина (останавливается у двери своей комнаты).   Я что-то не так сказала?

Вера.   А ты как думаешь? Я просила тебя говорить о спонсорах?

Валентина.   Он всё равно всё знает.

Вера.   Тебе-то какое дело: знает, не знает! Мы с ним больше не живём вместе. Мы в разводе.

Валентина.   Да надоели вы мне оба, надоели, понимаешь? То сходитесь, то разводитесь.

Вера.   Не твоё дело.

Вера.   Ошибаешься,  моё. И моё и Раискино. Нечего было нас рожать, если сами жить нормально не умеете.

Надя.   Сейчас, Валя, чуть ли не половина детей живут с разведенными мамами, никого этим не удивишь. Поверь, жить в семье, где муж не любит жену, а жена мужа…

Валентина.   Я это прекрасно знаю… Но раньше так хотелось, что бы был всегда рядом папа — человек, которого можно было взять за руку, и пойти в парк, на детскую площадку, в лес, на реку…  Чтобы папа смеялся вместе со мной, сажал на качели и раскачивал бы их до самого неба…  Мне раньше так не хватало именно этого. Хотелось чувства защищенности, а его не было. Ничего не было… Понимаете? Отец всегда был где-то далеко, где-то вне дома и вне семьи. То приходил, то уходил. То они с мамой ругались, то мирились, то сходились, то расходились… А я, как дочь, мама, в твоих мыслях вообще не присутствовала.  Я — бабушка дочь. Так чего же ты хочешь сейчас от меня? Послушания или понимания твоих проблем?

Не дожидаясь ответа, Валентина уходит к себе в комнату.

 

Люба.   Сурово, но справедливо. Молодец!

Юлия Петровна.   Чьё воспитание?

Вера.   Да уж твоё, сразу видно.

Юлия Петровна.   Это точно!

Надя.   М-да! Ситуация.

Вера (смущённо).   Подростковый возраст. Они все в этом возрасте максималисты.

Юлия Петровна.   Нынче о детях не принято думать. Разводов полно, и разводятся порой из-за сущей ерунды: муж очередную цацку жене не подарил. Вот вам и повод!

Люба.   Ой, ой, ой! Прямо из-за цацки разбежались?

Юлия Петровна.    Может, прямо, а может, и криво, не знаю.  От хорошей жены муж никогда не уйдёт. Так что, девушки, причину ищите в себе.

Люба.   Ну что ты всегда на нас всё сваливаешь? В семье кроме жены ещё и муж имеется.

Юлия Петровна.    О детях нужно думать, о детях, прежде всего. Раиска маленькая, сейчас спит уже, а если бы постарше была, обязательно рядом с Валентиной была бы.

Надя.   А что тут думать о детях? Кто вообще о них думает до того, или после того? Какого хрена, жизнь и без них такое дерьмо поганое!

Юлия Петровна.   Мы-то с отцом о вас думали.

Надя.   Знаю, как вы думали.

Юлия Петровна.   Что ты знаешь? Языком только мелешь почём зря.

Надя.   Как мне надоело твоё притворство, мама! Всю жизнь прожила во лжи и нас придурками сделала.

Юлия Петровна.   Что, что?

Надя.   Я всё помню, мама. Мне было лет семь, девчонкам меньше, поэтому они не помнят… Он был совсем пацаном, как я теперь понимаю, а тебе перевалило за тридцать. Мальчик красивый, свежий, десятиклассник…

Юлия Петровна.   Замолчи!

Надя.   Ты ему крахмалила рубашку на выпускной у нас в доме. Я хорошо это помню. И его помню, он был соседом по площадке.

Юлия Петровна (стучит кулаком по столу).   Заткнись, я сказала!

Вера.   Чего уж, пусть выскажется. Послушаем про грехи непогрешимой.

Юлия Петровна.   Ничего у нас с ним не было. Ничего! Влюбилась, не спорю. Мальчик умный, красивый и ещё никем не тронутый. И голова… закружилась.

Люба.   Во-от! Закружилась!

Юлия Петровна.   Он понял, что я влипла и захотел всего… А я не смогла. Страшно стало… за вас. И ничего не было. Ничего!

Вера.   Жалеешь?

Юлия Петровна.   Жалею. Но если бы всё начать сначала, то вообще бы к нему не подошла. Держалась бы подальше.

Надя.   Интересно, где он сейчас?

Юлия Петровна.   В Москве. Сразу после школы поступил в МГУ и там остался после окончания. Сейчас профессор.

Вера.   Ты смотри, какой ценный кадр был. А ты, видно, его до сих пор не забыла, если знаешь, где он?

Юлия Петровна.   Время лечит, но не всё и не всех. Ко мне есть ещё вопросы?

Вера.   Нет, мы же не на допросе.

Люба.   Что же ты тогда нас так строила, если сама в полном дерьме?

Юлия Петровна.   Это вы в дерьме, а я прошла искушение и устояла. А любила сильно, не скрою. И до сих пор его помню. Но вас вырастила, всем высшее образование дала, вот только… бороться с искушениями не научила.

Надя.   Да, на передок мы все слабы оказались.

Люба.   Отец знает?

Юлия Петровна.   Догадывается.

Вера.   Теперь понятно, почему ты так за него стоишь стеной-горой.

Юлия Петровна.   Зато я сохранила семью. Вас в люди вывела.

Люба.   Лучше бы ты этого профессора охомутала. Глядишь, сейчас в столице жила бы и мы где-нибудь рядом с тобой пристроились бы.

Надя.   Люба, ты чо несёшь-то? Ему тогда лет семнадцать было. Соображаешь, о чём говоришь? Был бы постарше – другое дело.

Люба.   Ну да, так совращение малолетнего получается.

Надя.   Не совращение, а высокая любовь, оказывается.

Юлия Петровна.   А отец? На отца, значит, вам совсем наплевать?

Вера.   Но это же любовь!

Люба.   Американцы говорят, что у них вообще мало кто верит в какую-то женскую любовь.

Вера.   Опять америкосы?

Люба.   Ну не могу же я назвать их какими-то французами, или папуасами из племени мня-мня? Они так говорят, они!

Вера.   Ну и чёрт с ними, пусть говорят!

Юлия Петровна.   Жить с нелюбимым ради чего-то или кого-то – удовольствие, скажу вам, небольшое! И никому это не приносит счастья, к сожалению.

Люба.   Наконец-то, договорились до истины.

Юлия Петровна (повысив голос).   Но вот выслушивать от собственных детей такое…

Надя.   Давайте выпьем. Истина всё-таки в вине, а у нас сплошной трёп.

Юлия Петровна.   Нет! Глупостей на сегодня хватит. Ложитесь спать, завтра всё решим.

Люба.   Хорошо.

Надя.   Ну, хорошо, так хорошо. Кто куда, а я в ванну.

Люба.   Надюха, я за тобой.

Надя.   Постель приготовь, пока я моюсь.

Люба.   Договорились. Ты там только хорошенько полотенце осмотри, перед тем, как вытираться.

Надя.   А я ни к мужику, ни к гинекологу сегодня не собираюсь.

Надя уходит в прихожую.

Вера.   Странная закономерность вырисовывается: разведенная женщина после развода падает вниз по финансовой лестнице, а вот мужики, наоборот, ведут вполне обеспеченную жизнь и наглеют, наглеют…

Юлия Петровна.   Беда в том, что некоторые женщины падают не только по финансовой лестнице… Особенно, если с этого падения всё и начиналось.

Вера резко встаёт и молча уходит в детскую комнату.

Люба.   Что-то, мама, для шестидесяти семи лет ты уж сильно расслабилась: болезни, тросточка, мысли старушечьи… Моя подруга в свои шестьдесят два имеет любовника намного моложе себя и порхает по жизни в прямом смысле слова. Возможно, где-то что-то у неё и побаливает, но ведь, никогда не услышишь ни жалобы, ни слезинки не увидишь. В год раза два перелеты: то в Тайланд, то в Португалию. И выглядит эффектно. Не собирается превращаться в старуху, как некоторые.

Юлия Петровна.   Я не старуха запомни это, Люба! Погоди, придёт время, рассчитаемся с кредитом, тогда и мы с моим отшельником на Канары полетим. Но только вот про любовника своей сумасшедшей подружки мне не напоминай больше. И слышать не хочу об этих ваших секси-глупостях на пенсии. Секс после шестидесяти – блеф!

Люба.   Конечно, каждому овощу своё время, только вот мне пока повсюду в глазах молоденькие мальчики мерещатся. И что с того? Может, я хочу взять то, что было мне недоступно в молодости?

Юлия Петровна.   Тебе уже и тогда парней не хватало?

Люба.   Может, и не хватало. Семья, ребёнок… Муж… недоделанный. И я, вся такая юная, наивная, глупая… А сейчас у меня богатый жизненный опыт, я многое умею и я многого хочу.

Юлия Петровна.   Ох-хо-хо! Что же будет с тобой в моём возрасте?

Люба.   А то же, что и сейчас, только силёнок поубавится.

Юлия Петровна.   Не верю.

Люба.   Тридцать или шестьдесят — какая разница? Если себя чувствуешь хорошо, то не имеет значения, сколько тебе лет. Забудь и ты про годы, не вспоминай, что участвовала в Куликовской битве и все удовольствия – твои. Запомни: всё самое вкусное в жизни начинается в шестьдесят… С обеспеченной пенсии.

Юлия Петровна.   Прекрати чушь городить! Счастливая старость!.. Где ты её видела? До этой старости вам ещё дожить надо, а потом умудриться прожить на нашу… обеспеченную пенсию величиной в прожиточный минимум.

Люба.   А я чо? Я ни чо… Я про то, что нам столько лет, насколько мы себя чувствуем сами!

В комнату, с полотенцем на плече и с мочалкой в руке, входит Надя.

Юлия Петровна.    И я тоже… чувствую.  Только один любит арбуз, а другой — свиной хрящик. Жаль, не смогли тебя ничему путному научить ни я, ни жизнь. Какой была балаболкой в детстве, такой и осталась.

Надя.   Зачем ты так-то, мама? У неё тоже судьба не сахар.

Юлия Петровна.    Чтобы человек задумался над тем, что говорит и делает, его иногда надо обидеть. И крепко обидеть.

Вера выходит, обнявшись, из детской комнаты вместе с Валентиной.

Вера.   Гадость не сказать, день потерять?

Юлия Петровна.    Я тебя не просила давать оценку моим словам. Не в школе.

Люба.   Не ругайтесь, я не обидчивая. Я – целеустремлённая в светлое будущее.

Вера.   Поздно уже, пора закрывать лавочку. И Валентину покормить надо, ей завтра рано вставать.  (Валентине)Садись!..  (Валентина садится за стол и ест.) К сожалению, в старости от атеросклероза сосудов ухудшается кровоснабжение головного мозга.  Поэтому некоторым товарищам трудно понять нашу современную жизнь.

Юлия Петровна.   Не знаю, как у кого, а у меня мозги ещё на месте. И вот, что я вам скажу, дети мои дорогие… Я знаю, где взять деньги.

Вера.   Где?

Все смотрят на Юлию Петровну.

Конец картины

Конец первого акта

 

 

 

Второй акт

Картина первая

Всё та же комната и всё те же персонажи.

Вера.   Где? Где можно взять деньги?

Юлия Петровна.   Вашу бабушку совсем молодой девчонкой выслали в наши места в тридцать третьем, вместе с матерью и ещё с тремя младшими братьями и сестрой. Её отец, а мой дед, так и затерялся тогда где-то в лагерях навсегда, а все дети, кроме маменьки, умерли.

Вера.   Ну и что? Мы это уже сто раз слышали. Где деньги брать?

Юлия Петровна (стукнув ладонью по столу).  Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не перебивала меня?

Вера.   Хорошо, молчу. Только ты без экскурса в историю, пожалуйста! И так нервы на пределе.

Юлия Петровна.    Нервы нужно уметь держать в кулаке… Дед был человеком с достатком. И очень большим.  И был не глупым, начитанным. У него хозяйство росло, как на дрожжах. Сотни гектаров земли, несколько мельниц… Когда понял, что за сытую жизнь и адский труд на земле придётся расплачиваться свободой, зарыл всё накопленное в землю. А закапывать было что. Наш род имеет старинные дворянские корни, только к концу 19 века пришёл в упадок и поэтому осел на землю по своей воле вдали от обеих столиц.

Надя.   Ты об этом не говорила.

Юлия Петровна.   Я многое чего вам не говорила. И на то были свои особые причины, как понимаете.

Люба.   Бабушка знала, где он закопал?

Юлия Петровна.    Знала.

Люба.   Место назвала?

Юлия Петровна.    Да.

Вера.   Так что же ты столько лет молчала?

Юлия Петровна.    А что, должна была выйти на площадь и кричать во всю глотку, что я знаю, где мой дед, потомственный дворянин, запрятал золото от советской власти?

Надя.    Ну нам-то ты могла сказать?

Юлия Петровна.    Могла. Маменька запретила, просила, чтобы только в самую тяжкую минуту…  Я даже Вячеславу Терентьевичу ничего не говорила… Теперь вижу, эта минута пришла… А то умру и вся жизнь у вас прахом пойдёт.

Вера.   Где золото?

Юлия Петровна.    Там не только золото, там камешки, фамильные ценности.

Надя.   Боже ты мой! Неужели камни?

Люба.   Где всё это? Где?

Юлия Петровна.   Не здесь. На Алтае.

Вера.   Найти можно?

Юлия Петровна.    Да, конечно.

Вера.   Отлично! Это выход.

Надя.   Ещё какой!

Люба.   Ой, я прямо вся дрожу от восторга! Мы и дворяне, и богачи, и… вообще, классно всё! Как классно!

Надя.   Помолчать можешь?

Люба.   А что молчать, что молчать-то? Я орать готова на весь город! Я бога-атая-я!!!

Надя.   Заткнись, говорю, дворянка из-под подворотни!

Люба.   Что? Да… Да я тебя…

Юлия Петровна.   Замолчите обе! Ваша бабушка была права на все сто процентов. Не успели узнать про клад, уже цапаетесь. А что было бы, если бы я сказала вам про это лет двадцать назад?

Надя.   Не сказала и правильно сделала. (Любе.) А ты, дорогуша, не будь восторженной дурой. Мы ещё ничего не имеем, а ты уже хвост распушила.

Люба.   Это я от радости. Простите, бабоньки! Американцы говорят…

Надя.  Мне плевать, что говорят твои американцы. Нам о себе подумать пора.

Вера.   Всё правильно. Нужно продумать, как найти золото, и как его незаметно перевезти сюда.

Юлия Петровна.   Это не трудно. Дед закопал чугунок под крыльцо дома. Ямка глубиной сантиметров  восемьдесят. Перевезти можно в большом термосе, в кипятке для маскировки. Я китайский термос ещё с того времени всегда под рукой держу.

Вера.   А как царское золото в наши деньги превратить? Это же сразу уголовное дело, если поймают. Нашедший должен отдать, кажется, процентов  тридцать государству, иначе… Валютная спекуляция и срок. Большой срок.

Юлия Петровна.   Это если бы мы чьё-то чужое  золото нашли, а не оставленное моим дедом лично мне¸ единственной оставшейся в живых из его рода.  Это наше родовое  богатство, наше наследство по прямой линии. Я никому и ничего не должна: ни народу, ни родине, ни государству. Наши предки за всё расплатились с ними своими жизнями сполна. Хватит! И так вся в долгах, как в шелках всю жизнь. Как себя помню, до пятьдесят шестого года в комендатуру с маменькой каждую неделю ходили отмечаться. А зачем и за что? Кому я, крохотуля, что сделала?

Надя.   У меня есть знакомый ювелир, он наверняка знает, как всё провернуть без криминала.

Люба.   А у меня в прокуратуре один парень работает. Поможет.

Юлия Петровна.   И не вздумайте даже. Болтанёте кому-нибудь лишнее  – пришьют, и пикнуть не успеем. Сейчас за бутылку водки жизни лишают, а вы с таким грузом к чужим людям за советом. Эх вы, простодырые!

Вера.   А что же делать?

Юлия Петровна.   Что делать? Всё нужно делать пошагово: вначале найдём клад, потом привезём в надёжное место и только потом, хорошо всё обдумав, перейдём к реализации. Здесь, главное, не торопиться, не наделать ошибок от телячьего восторга. Ты поняла меня, Люба?

Люба.   А я что, я молчу. Я вот только думаю, столько лет прошло… А если  дом сгорел или его сломали и нашли чугунку?

Юлия Петровна.    Не сгорел, не сломали и по брёвнышку не раскатали, цел остался.

Вера.   Откуда знаешь?

Юлия Петровна.    Была я там перед самым развалом советской власти, когда мать похоронила. Решила проверить, что и как.

Вера.   Ну и что?

Юлия Петровна.    Школа там. Деревня небольшая, после войны и тридцать седьмого года втрое меньше от прежнего стала. А дом большой, двухэтажный, каменный, прямо посреди селения стоит. В ней только начальные классы тогда были, десятилетка в соседнем селе находилась. Посмотрела, вспомнила, что мать говорила, место нашла, а вот взять чугунок не смогла.

Вера.   Помешали?

Юлия Петровна.    Нет. Я же никому не говорила, кто я. Да и фамилия у меня совсем другая, если бы кто и захотел узнать что-нибудь про меня, вряд ли бы это у него получилось без органов.

Надя.   Тогда почему не взяла?

Юлия Петровна.    А куда бы я его дела? И зачем? Жили мы тогда с Вячеславом Терентьевичем  хорошо по тем временам, перспективы были отличные. Да и вы уже большенькими были. А вот если бы у нас нашли в доме дедовы капиталы… И меня бы с отцом могли на баланду посадить, и вам бы всем детдома не миновать.

Люба.   Вот невезуха, блин!

Вера.   А может, наоборот, хорошо? Бабушка-то прекрасно знала, что такое тяжкая минута.

Юлия Петровна.    Да, по этой части она была большой спец. И ссылка, и война, и жена без вести пропавшего на фронте… Столько несчастий не каждый человек вынесет. Да ладно, сейчас не об этом. Что дальше делать будем?

Вера.   Ехать на Алтай.

Люба.   И срочно. А то приедем, а там уже новый Дом культуры выстроили, как у Остапа Бендера.

Юлия Петровна.   Мы за своим поедем, а не за наследством тёщи Кисы Воробьянинова. Нам Бог поможет.

Люба.   Бог-то бог…

Вера.   Да, нам поторопиться нужно. Подсуетиться. Как деревня называется?

Юлия Петровна.    Косуха.

Вера.   А район, область?

Юлия Петровна.   Сейчас всё дам, не верещи. Давно приготовила на всякий случай. И в самом деле, не пропадать же добру? (Вытаскивает из сумочки лист бумаги и передаёт Вере.) Здесь всё написано. И точный адрес, и как доехать, и даже план деревни и чертёж дома.

Надя.   Молодец маманя, отлично подготовилась!

Юлия Петровна.    О вас думаю, не о себе.

Люба.   Ясно дело!

Вера раскладывает план-карту на столе, и все сёстры внимательно изучают её.

Вера.   Нужно срочно выяснить всё об этой деревне… Валентина!

Валентина.   Да.

Вера.   Сможешь пробить в Интернете деревню Косуха на Алтае?

Валентина.   Думаю, да.

Вера.   Поешь, и вот тебе адрес. Найдёшь, расскажешь обо всём, что там есть. Наиболее важное вытащи на бумагу.

Валентина.   Хорошо. Я уже поела. Спасибо! Ещё раз поздравляю тебя, бабуля, с днём рождения! Всё было очень вкусно.

Юлия Петровна.   Спасибо, родная!

 

Валентина забирает бумагу и уходит к себе.

Вера.   Так… Что нужно ещё?

Люба.   Завтра с самого утра купить билеты и — вперёд!

Юлия Петровна.    А отец?

Вера.   Что отец, ну что отец? Здесь, чем быстрее съездим, тем быстрее разрулим все наши проблемы.

Люба.   У меня отпуск всего неделя, вдруг не успеем?

Надя.   У меня тоже, но я могу продлить дней на пять, у меня отгулы не использованы.

Люба.   А я не могу дольше. У меня и так проблемы на работе, да и сыночек… Его оставлять одного надолго нельзя, потом проблем не оберёшься.

Юлия Петровна.    И что вы предлагаете?

Люба.   Я уже сказала: с утра за билетами и на Алтай.

Юлия Петровна.   Тогда без меня.

Вера.   Почему?

Юлия Петровна.    Наши проблемы большие, но не настолько, чтобы мы могли обижать отца. День… Всего один день в нашем деле погоды не делает. Вы хоть это понимаете?

Надя.   Понимаем. Ещё неизвестно, есть ли билеты на завтра. Может, поезд вечером пойдёт или послезавтра утром? Никто же ничего не знает.

Вера.   От нас автобусы на Алтай по два раза в день ходят. Можно на автобусе поехать.

Надя.   Тем более не будем торопиться. Съездим к отцу, а там видно будет.

Вера (матери).   Сама же говорила, что он сто лет проживёт. Что ему сделается за два-три дня?

Юлия Петровна.    Человек предполагает, а бог располагает. В нашем возрасте нас уже и врачи в больницу не кладут, считают, лечить бесполезно, легче закопать.

Вера.   Ладно, завтра всё решим.

Люба.   До завтра ещё дожить надо. Я теперь всю ночь спать не буду.

Вера.   Вы как хотите, а я со стола уберу. Все поели, нечего мух кормить.

Надя.   Давай, помогу.

Сёстры втроём начинают быстро убирать со стола.

Картина вторая

      Утро. Всё та же комната, но только в ней наведён относительный порядок. На диване под пледом спит Люба. Входит Вера в брючном джинсовом костюме и видит на столе  листок бумаги, подходит к столу, берёт листок и читает написанное на нём. Просыпается Люба.

 

Люба.   Господи, кто здесь?

Вера.   Я. Только тихо, Валентина ещё  спит.

Люба.   Понятно… А я думаю, кто это? А это ты.

Вера.    А ты кого ждала, прекрасного принца?

Люба.   Да ну тебя!.. Сон какой-то кошмарный приснился. Будто я на речке и иду по воде, а она вся мутная-мутная, словно кто нарочно её с грязью перемешал.

Вера.   Ну и что здесь страшного?

Люба.   Муть снится к какой-то сваре, к мутным делам… Короче, к неприятностям.

Вера.   Удивила. Нам не привыкать. (Незаметно для Любы складывает листок вдвое  и кладёт к себе в карман.)

Люба.   А потом покойники по реке поплыли. И так их много было!..

Вера.   Ну, покойники это к женихам, можешь успокоиться.

Люба.   Да?

Вера.   Да. Может, скоро снова замуж выйдешь.

Люба.   Ну да! Нынешних мужиков на свадьбу не разведёшь.

Вера.    А ты попробуй.

Люба.   И пробовать не буду, наши мужики в нашем возрасте не хомутаемы.

Вера.   Смотря, какой мужик и какая баба.

Люба.   Это да, я согласна. (Вздыхает.) А клёво было бы уехать отсюда с каким-нибудь местным мачо и на своей машине! Вот бы у меня все подруги дома от зависти сдохли!

Вера.   Хватит балаболить, вставай. Надюха придет, завтракаем и бегом к отцу.

Люба, в пижаме, поднимается с дивана, и они, вместе с Верой, начинают убирать постель и приводить диван в нормальный вид.

Люба.   А Надюха где?

Вера.   Поехала расписание на вокзале узнавать.

Люба.   По телефону не могла?

Вера.   По телефону много не скажут, сама лучше всё узнает, да и будить вас не хотели.

Люба.   Могли бы и разбудить. Дело-то на миллион баксов, не меньше. Я же не посторонняя, я с вами в деле.

Вера.   Все мы в деле, только не знаю в каком? Не бойся, никто никого кидать не собирается. У нас мать нынче в паханах, она беспредела не допустит.

Люба.   Я тоже так думаю. Мы же не бандюки какие-то, мы сёстры. Причём, родные. Правда?

Вера.   Правда, правда. Иди, мойся и переодевайся, а то скоро Валентина проснётся, опять второй будешь.

Люба.   Иду, иду! Где моё полотенце и зубная щётка?

Вера.   Всё уже в ванной.

Люба.    Спасибо, моя хорошая. (Берёт со стула свою одежду. Зевает.) Ты моя самая любимая сеструха. Я тебя обожаю. Нет… (Тихо поёт.)  Я люблю вас, Вера!..  Ария Ленского из оперы «Евгений Онегин».

Люба уходит. Вера достаёт листок из кармана и вновь начинает его  изучать. Входит Надя, в руках у неё маленькая детская лопатка.

 

Вера.   Узнала?

Надя.   Узнала. Поезд на Барнаул завтра, поезда туда ходят через день. Автобус, как ты и говорила, утром и вечером ежедневно. Билеты есть всегда.

Вера.   Отлично! А это что?

Надя.   Лопатка, на вокзале в киоске взяла. Не руками же землю копать?

Вера.   Ну да, это ты правильно придумала. Инструмент с собой нужно заранее брать.

Надя.   Где наши?

Вера.   Мать на кухне, Люба в ванной. Валентина ещё спит.

Надя.   Нового ничего нет?

Вера.   Вот. (Достаёт листок из кармана.)

Надя (читает).   «Деревня Косуха пока ещё существует, но бывшая в ней начальная школа закрыта из-за отсутствия детей школьного возраста». Вот как!

Вера.   На обратной стороне копия приказа о её закрытии.

Надя.   Да, точно… Ты смотри, как она хорошо поработала.

Вера.   Читай ниже.

Надя (читает).   «Утром сообщу более точную информацию»… И когда она проснётся?

Вера.   Скоро. Ей же в школу с утра.

Надя.   Ну что ж, подождём.

Входит, прихрамывая, Юлия Петровна, одетая в свой рабочий костюм.

Юлия Петровна.   Никого ждать не будем. Помылись, зубы почистили и на участок. Там и позавтракаем.

Надя.   Отцу говорить будем про клад?

Юлия Петровна.   Чего зря языком трепать? Найдём, вот тогда и расскажем. Ну, я готова, кого ждём?

Вера.   Люба сейчас помоется и Валентина должна что-то сказать про Косуху.

Юлия Петровна.   А Валентина где?

Вера.   Спит.

Юлия Петровна (смотрит на часы).   Хватит спать, пора вставать, скоро в школу.  Да ей ещё и Раису в детсад отвести надо. (Громко.) Валентина!

Из детской выходит Валентина.

Валентина.   Тише, бабуля, Раиску разбудишь. Я уже не сплю. Доброе утро!

Юлия Петровна.   Доброе утро!

Вера.   Ну что скажешь?

Валентина.   К сожалению, ничего хорошего.

Входит Люба.

Люба.   Я так и знала. Не зря мне всякая муть ночью снилась.

Вера.   Тебя ещё и покойники донимали.

Люба.   Да иди ты со своими женихами!

Юлия Петровна (садится на диван).   Валентина, давай, рассказывай, что выяснила.

Валентина.   У меня несколько знакомых есть в Интернете, я с ними перекинулась информацией, что ищу деревню и дом своего деда. Назвала фамилию и адрес.

Вера.   Надеюсь, ты им не написала о кладе?

Валентина.   Я что, совсем дура? Написала, что интересуюсь своими родовыми корнями. Кто, где, откуда? Они нашли кого-то с Алтая, кто хорошо знает те места, и он выдал информацию. Оказалось, какой-то местный бизнесмен лет десять-двенадцать назад купил у администрации развалившуюся школу — наш дом, но, начав его ремонтировать, вскоре всё забросил, продал участок и вообще как-то странно быстро уехал из деревни. Через несколько дней после этого его и всю его семью убили в городе. Просто вырезали всех вплоть до младенцев. Говорили, что из-за денег. Из-за больших денег. Новый хозяин усадьбы разорился во время кризиса в девяностых, спился и умер, а дом местные жители растащили на кирпичи. Усадьба заросла травой. Теперь она ничейная. Можно, конечно, съездить туда, поискать, но… Мне кажется, там уже давно ничего нет.

На несколько секунд в комнате повисает тягостная тишина.

Юлия Петровна (крестится).   Господи!  Страхи-то какие! (Достаёт валидол и кладёт таблетку под язык).

Вера (очень тихо).   Вот тебе и Бог, наш хранитель.

Юлия Петровна.   Не говори так. Может, наша участь этому несчастному мужику и его родным досталась.

Люба.    Потому что он наш кусок шашлыка на свой шампур насадил, да?

Надя.   Ну да, выходит так. А Господь сжалился над нами и беду от нас отвёл.

Люба.   Так я и поверила в эти сказки. Господи, и ты нас бросил! За что мучаешь, за что насмехаешься?

Юлия Петровна.   Помолчи!.. У Бога на каждого человека свой план имеется. Может, он нас в очередной раз на крепость испытывает?

Люба (кричит).   Это ты во всём виновата. Ты! Нужно было ещё тогда, после смерти бабушки, всё взять. Всё, до последней крошки… А сейчас мы кто? Мы – никто и зовут нас никак. Нищие с большой дороги. Интеллигентные голодранцы!

Надя.   Мы живые гордые потомки дворян старинного рода, щепки большого корабля бывшей Российской Империи. Ты разве забыла?

Люба.   Мне деньги нужны, а не ваши титулы.

Надя.   Не ваши, а наши. Жили без грошей и без них проживём.

Люба.   Какие вы… спокойные. А я вот не могу так. Не могу. Мечту всей жизни украли. Моё светлое будущее под откос пустили.

Надя.   А что там америкосы поэтому поводу говорят?

Люба.   Да не была я там у них никогда, не была и не буду.

Надя.   Правильно. Дома лучше. Дешевле.

Люба.   Не дешевле, страшнее. Что дальше делать? Как жить?

Вера.   Как жить? Молча. Как раньше.

Люба.   А я не хочу, как раньше. Мне хочется жить лучше, спокойнее, богаче.

Вера.   Хотеть не вредно.

Юлия Петровна.   Замолчите!..  Видно, ещё не все беды нам на головушки упали, и самая страшная наша минута ещё впереди. Рано, наверное, я вам про клад рассказала.

Люба.   Ну, спасибо, утешила. Чего же ещё нам ждать прикажете?

Юлия Петровна.   Что будет, то будет, откуда я знаю? Только вот не надо в истерику впадать. Не жили богато, нечего и начинать.

Надя.   Всё правильно, потешились ночку и хватит.

Вера.   Мне и этой ночи на всю жизнь хватит.

Юлия Петровна.   Бывает и такое… Ну что ж, дорогие доченьки, развеялась ещё одна надежда разбогатеть. Мы хоть и не Остапы Бендеры, но будем искать иные пути-дороги к благоденствию. И стремиться через труд, через тернии к звёздам.

Вера.   Тем более, что нынешние миллионеры, как в тридцатые годы, не прячут свои сокровища в золотые гири.

Юлия Петровна.   Это ты о спонсорах, да?

Вера.   И о них тоже.

Юлия Петровна (Надежде).   Какая у тебя хорошая лопатка. Ею в парнике хорошо копаться. Подари отцу, он рад будет.

Надя.   Для того и купила.

Юлия Петровна.   Вот и хорошо. Все зубы почистили и личики помыли?

Люба.   Все.

Юлия Петровна.   Валентина, а ты свои звёздочки и блёстки больше в ванной не оставляешь?

Валентина.   Нет.

Юлия Петровна.   Тогда, значит, всё в полном порядке. Поехали на участок, девочки… Вдох – выдох, вдох – выдох!.. Будем наслаждаться природой, насыщаться кислородом и радоваться, что мы всё ещё до сих пор живы назло всем и всему.

Вера (Валентине).   Буди Раису. И в школу не опоздай. Я вечером приеду, ночевать там не буду.

Валентина.   А где будешь ночевать?

Вера.   Дома. Дома буду ночевать.

Юлия Петровна.   И молча, девочки, только молча… Слышать ничего не хочу. Вера, Надежда, Любовь, за мной в машину, шагом марш!

Люба.   А может…

Юлия Петровна.   Никаких может! Вперёд! Только вперёд!

Юлия Петровна тяжело встаёт с дивана и первая, сильно прихрамывая, выходит из комнаты, за ней уходят Надежда, Люба, Вера. Валентина остаётся одна. Она подходит к окну, смотрит в него, достаёт сотовый телефон и набирает номер.

Валентина.   Доброе утро… Не разбудила?.. Ну и хорошо. Они всё приняли за чистую монету и поехали на мичуринский к деду. Можешь спокойно ехать в Косуху, но учти… Я  после школы поеду в Москву, в МГУ. Мне нужны деньги. Большие деньги. А Раиске нужен отец, добрый, ласковый, свой… Если не вернёшься к маме, не рассчитаешься с долгами и не купишь квартиру… Ты меня знаешь, я на многое способна. Если что не так, мало не покажется… Верю. Кому же мне ещё верить? Удачи, папа!

Валентина отключает телефон и неожиданно кричит «Й-яя!». Становится в боевую стойку каратистов, после чего делает неприличный жест в сторону прихожей, сгибая руку в локте.

                 Вот вам горшок с золотом, дорогие родственники! Вы свою жизнь уже давно профукали, вам деньги нужны на пустое, а мне… И на жизнь, и на учёбу, и на бизнес… И на всё прочее хватит. Я – не вы, я свой шанс не упущу ни за что.  Мой шашлык будет лучше вашего… В сто раз лучше!  (Кричит).  Раиска, подъём! У нас с тобой новая жизнь начинается. Подъём, говорю! Подъём!

Валентина убегает в детскую комнату.

Конец

Back To Top