НИНА МАЗУР
МЕДЕЯ
Монопьеса по трагедии Еврипида (перевод Иннокентия Анненского)
На сцене — ряд мужских статуй, похожих на колонны; у всех них – лицо Еврипида. Они – словно «лес», в котором будет блуждать Медея.
Хор монотонных мужских голосов, как будто говорят статуи:
— Слышите голос? Слышите крик
Несчастной жены из дальней Колхиды?
Еще ли она не смирилась?
Если твой муж пожелал
Нового ложа, зачем же
Гневом бедствие это,
Частое в мире, еще углубить?
Вот слышен опять
Плачущий голос ее,
Протяжные стоны.
На мужа проклятьями вопли,
Воздух пронзая, несутся…
Выходит Медея, у нее матовые черные волосы; шафранного цвета затканная одежда напоминает Восток.
(она обращается к залу):
— О, женщины, подруги, если к вам
Я вышла, то затем лишь,
Что не хочу упреков ваших.
Нельзя судить, не распознав души…
Уступчивым, конечно, должен быть
Меж вас чужой всех больше…
Я ж – чужая…
Но на меня, подруги, в этот час
Нежданное обрушилось несчастье.
Раздавлена я им и умереть
Хотела бы; дышать – такая мука!
Все, что имела я, слилось в одном,
И это был мой муж, — и я узнала,
Что этот муж – последний из людей…
(к статуям, с вызовом):
Да, между тех, кто дышит и кто мыслит,
Нас, женщин, нет несчастней. За мужей
Мы платим – и недешево.
(каждая статуя, к которой обращается Медея, медленно поворачивается к ней спиной):
А купишь – так он тебе хозяин, а не раб.
И главное – берешь ведь наобум.
Порочен он иль честен – как узнаешь?
( голоса статуй глухо звучат в унисон с Медеей):
А между тем уйди – тебе ж позор,
И удалить супруга ты не смеешь.
— И вот жене, вступая в новый мир,
Где чужды ей и нравы, и законы,
Приходится гадать, с каким она
Постель созданьем делит. Хорошо,
Коль не ошиблась… Но беда не дремлет,
И если мужу стал очаг постыл,
На стороне он страстью сердце тешит.
(одна из статуй поворачивается лицом к Медее и произносит):
Да за мужьями вы,
Как за стеной, —
Они — защита ваша…
— Да, защита! Все это ложь.
( внезапно возникает и усиливается мерный грохот солдатских сапог; Медея перекрикивает его):
— Охотней под щитом
Стояла б я три раза,
Чем раз один родить.
(грохот достигает апогея и вдруг прекращается; Медея в наступившей тишине пытается вспомнить, о чем она говорила):
— Да, речь была о женах…
(к залу):
Но вы и я – мы не одно и то же…
Печальны вы – вас утешает друг.
И город есть у вас, и есть отчизна.
А я одна на свете меж чужими,
И изгнана, и брошена. Росла
Меж варваров, вдали я…
(пауза; тихая музыка и нежное голубоватое сияние – словно воспоминание Медеи о родине; но свет постепенно наливается алым, будто пропитывается кровью, -то, что «видит» Медея, страшно):
Здесь ни дома,
Ни матери, ни брата – никого…
Хоть бы одна душа, куда причалить
Ладью во время бури…
( с внезапным лихорадочным оживлением):
— Но от вас
Немногого прошу я: если средство
Иль путь какой найду я отомстить
За все несчастья мужу, — не мешайте,
И, главное, молчите..
(уходит)
(Статуи смотрят ей вслед, говорят в унисон):
Да, жены, робки вы,
И вид один войны или оружья
Вас так страшит! Но если брачных уз
Коснулася обида, кровожадней
Не сыщете вы сердца на земле…
Сцена погружается во тьму. Слышен гул мужских голосов, в нем есть ритм, но слов различить нельзя. Луч света выхватывает Медею. Она мучительно прислушивается, пытаясь разобрать, что говорят, и постепенно слова становятся различимы; они падают на Медею как камни:
Ты, мрачная, на мужа тяжкий гнев
Скопившая Медея! Говорим с тобой
Мы вот о чем: ты эту землю
Должна покинуть, взяв с собой детей.
Да, сыновей обоих.
( Медея, скорчившись, как под ударами):
— Спросить хочу: за что гонимы мы?
О, тайны нет тут никакой: боимся,
Чтоб в гневе ты неисцелимых зол
Не сделала Ясону и его
Молоденькой невесте.
Во-первых, ты хитра, и чар немало
Твой ум постиг, к тому же ты теперь
Без мужа остаешься и тоскуешь…
Мы слышали, что гневно ты грозишь
Царю, и жениху с невестой чем-то…
(Медея, с неожиданной иронией):
— И сколько раз уж мне вредила слава,
Что я умна! Ведь если ты невежд
Чему-нибудь полезному обучишь,
Готовься между них не мудрецом
Прослыть, а самым вредным тунеядцем.
Будь ты на палец выше остальных,
Ты человек опасный. Эту участь
Я испытала. Видно, чересчур
Умна Медея.
Тем и ненавистна…
О да!
Темно на небе… Но на этом
Не кончилось! Не думайте: еще
И молодым до свадьбы не дожить,
И свату их довольно горя будет!
(со сдержанной страстью):
Владычицей, которую я чту
Особенно, пособницей моею,
Гекатой, я торжественно клянусь,
Что скорбию покинутой Медеи
Никто себе души не усладит,
Смеяться надо мной никто не будет!
(исчезает в темноте)
Постепенно становятся различимы статуи. Одна из них освещена ярче других; слышен голос:
Ну, что ж, жена, в изгнание идешь ты
Лишь потому, что твой язык несдержан.
(выбегает Медея; голос продолжает):
И у безумья вожжи
Совсем ты распустила, – злых речей
Поток не умолкал,
И город наш тебе закрыт отныне.
(Медея хочет ответить, но теперь говорит уже другая статуя, с лицемерной нежностью):
В заботах я, как верный друг, стараюсь,
Чтобы нужды не знать тебе и детям ,
Без денег не остаться…
Мало ль зол
Увидишь на чужбине…
Тебе и детям нашим деньги нужны
Ввиду пути. Не хочешь брать?
Напрасно!
(Медея, захлебнувшись от ярости):
— О низкий, о негодный… я не знаю,
Как выразить сильнее языком,
Что ты не муж, не воин, — хуже, злее…
Отвага ли нужна, чтоб, навредив,
В глаза смотреть семье?
У нас зовут такой недуг бесстыдством…
Ведь я тебя спасла…
(следующая статуя подвигается к Медее, они постепенно окружают ее):
Спасла? Когда?
— Уже забыл?! Когда ты
Был послан за руном. Ведь это я
Дракона умертвила, бессонного и зоркого.
Сама ж, отца покинув, дом забыв,
С тобой ушла, — любовь сильней рассудка!
Убила брата я, чтобы отец
От тяжкой скорби позабыл о мести
И не догнал тебя. А ты в награду
Мне изменил…
(горько):
— А где же все клятвы те священные? Иль боги,
Которые внимали им, теперь
Уж умерли, и все мертвы законы?
(очередная статуя, хитро):
Ну нет, жена, был мой поход удачен
И без тебя, а если кто, Медея,
И вдохновлял тебя,
То это был… (интимно)… Эрот!
(следующая статуя, в ритме военного марша):
Я признаю твои услуги, ладно.
Но мой давно уплачен долг. Ведь ты
Живешь теперь не в варварской стране,
Ты здесь теперь, в Элладе, и закон
Узнала ты и правду вместо силы,
Которая царит у вас в Колхиде…
(Медея окружена; статуи, хором):
Эх, женщины, вы, право, примитивны!
Считаете, что если ложа вам
Не трогают, то все благополучно..
А чуть беда коснулась спальни, тут
Вы никому пощады не дадите…
Нет, надо бы рождаться детям так,
Чтоб не было при этом женщин.
(становятся попарно)
Люди
Избавились бы тем от массы зол…
(Медея в кругу статуй, кричит):
— О Зевс, о бог,
Что ж ты клейма не выжег
На подлеце, чтоб он в глаза бросался?
Затемнение
Теперь статуи стоят фронтально в ряд, плотной стеной. Перед ними – спокойная, торжественная Медея.
— Родина, дом отцовский!
Я никому не желаю
Горестной этой муки.
Злее нет горя в жизни,
Чем отчизны лишиться.
Горек ты, хлеб изгнанья!
Медленно надевает маску, такую же, как лица статуй.
Ну что ж, теперь покорной притворюсь,
На все согласной, чтоб Ясон поверил.
Дары пришлю невесте молодой:
Наряд для свадьбы с чудной диадемой.
Но лишь царевна тот наряд наденет, —
Погибнет в муках.
Вместе с ней и тот,
Кто ей помочь захочет: царь, конечно.
Ясон не станет, — слишком он труслив.
Ему сюрприз другой я приготовлю.
(уходит)
Сцена наполняется странным оранжевым светом, видна сидящая Медея, в маске; на ее коленях – две такие же маски, но маленькие.
(Звучит хор статуй):
О ужас! О Медея, ты богам
И людям всем отныне ненавистна!
Не только отравила ты царевну
С ее отцом, царем Коринфа, вместе, —
Посмела ты детей своих зарезать,
Чтоб отомстить Ясону.
Ужас! Ужас!
(Медея, качая на руках маленькие маски, монотонно):
Легка мне боль,
Коль ею смех твой прерван.
Не будешь ты смеяться над Медеей,
Которая тебя любила больше,
Чем родину и душу.
И детей
Коснуться я тебе не разрешу.
Сама похороню в священной роще.
А ты умрешь бездетным…
(Внезапно оранжевый свет превращается в обычный яркий, Медея срывает с лица маску и гневно обращается к статуям; они стоят лицом к залу в ряд, и их одинаковость особенно заметна):
— Послушай, Еврипид! Зачем тебе это понадобилось? Ты ведь знаешь, что я своих детей не убивала. Их убили коринфяне за то, что я погубила царя и царевну. Убили, не посчитавшись с тем, что я оставила мальчиков под защитой храма Геры; ведь те, кто скрывается в этом храме, по закону неприкосновенны. Но что вам закон? Ворвались и убили. И ты знаешь это!
Так ответь мне: зачем тебе понадобилось поставить на Медее клеймо детоубийцы?
Эй, отвечай!
(Статуи синхронно поворачиваются спиной к Медее. Она в гневе бросается к ним. Гаснет свет, и в темноте слышен грохот. Возможно, это падают статуи…)
