Ольга Милованова
+79088821080
milol66@yandex.ru
НЕВЕСТА СОЛНЦА
Пьеса по саамской сказке в 10-ти картинах.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Старик
Акканийди (Старухина дочь), дочь старика
Пейвальке (Солнце), сияющий молодой юноша
Найнас (Месяц), очень бледный молодой юноша
Мать Земля
Ацци, злая ведьма, похожая на лягушку, жена Старика
Её дети:
Кипчульдыш (Горелый Пенёк), старший сын
Иохтся-плоззиш (Олений Хомут), младший сын
Кыдзымчалм (Востроглазка), дочь с третьим глазом под косой
Сполохи (Северное сияние), молодые юноши
Первый сполох, красно-лиловый
Второй сполох, фиолетово-сиреневый
Третий сполох, сине-зелёный
Четвёртый сполох, жёлто-оранжевый
Медведь
Звери и птицы
1 КАРТИНА
Яркий солнечный день. Поют птицы. Акканийди сидит на берегу ручья под берёзой. Ветки берёзы качаются, будто ласково гладят Акканийди по голове. На девушке девичий наряд, две косы прикрыты убором – перевеське. Она рассыпает мешочки с жемчугом, цветными камушками и сушёными ягодами на скатерти, прикрывает руками. Поднимает руки, а там узор: круги, колечко в колечко, и змейки, и палочки, и месяц с луной, и ножки сороки, и водный узел, и клетки, и гусиная лапка — всё сияет на солнце. В сиянии солнца обрисовывается силуэт, постепенно становится виден красивый парень – Пейвальке. Акканийди его не замечает.
Акканийди. (Обращается к берёзе) Смотри, мама, это сделала я! Я есть!
Кладёт руки на узоры, всё путает, перемешивает.
Не есть я!
Снова на скатерти кучки жемчужин, камешков и ягод.
Интересно, какова я в девичьем наряде? Побегу в ручье погляжусь.
Оставляет свои камешки и жемчужины, бежит к ручью, смотрится в него, смеётся.
Ай, да Акканийди! Красиво!
Пейвальке. (Тихо подходя сзади) Как ягода морошка.
Акканийди. (Оборачивается) Кто ты?
Пейвальке. Я Пейвальке — Солнце. Давно на тебя любуюсь. Краше тебя ещё не встречал. Примерь вот ещё эти золотые башмачки к твоему девичьему наряду.
Акканийди примеряет башмачки, они ей впору.
Пейвальке. По мерке пришлось! Нашёл! Будь моей женой, красавица.
Акканийди. Я сегодня только перевеське надела, да косы две заплела. Рано мне замуж. Разве мало девушек на земле? Выбирай любую.
Пейвальке. Любая мне не нужна. У них ноги очень тяжелые, от земли не отодрать! С ней на небо улетишь? В землю врастёшь, а не в небе летать. Невеста не по мерке — это мне не годится. Пойдём в твой дом, буду просить тебя в жёны у отца, матери.
Акканийди. Нет у меня матушки, Пейвальке. Схоронили вот под этим деревом минувшей зимой. Успела она перед смертью закончить перевеське для меня. До последнего вздоха вышивала, узоры выводила… Ах, матушка, как бы любовалась она мной теперь.
Пейвальке. А отец?
Акканийди. Ах… Батюшка привёл в дом жену новую Ацци – ведьму злую. А с ней ещё трое детей. Два сына: Кипчульдыш — Горелый Пенёк и Иохтся-плоззиш — Олений Хомут, да дочка Кыдзымчалм – Востроглазка! Житья не стало в родительском доме. Ацци и её дети боятся света. Все щелки, все дырки и дымник велела она заделать, чтобы ни единый луч твой не падал на неё и на её детенышей. Огня в веже[1] не разводят, сыро, темно и душно стало. Ацци и на рыбалку с батюшкой ездит только в сумерки или ночью. Детки её спят-храпят день и ночь, так, что земля трясётся. А как встанут, подавай им есть, да варево требуют погуще, да куски побольше. Батюшке приходится часто ходить в лес охотиться. Всякого зверя он приносил и для котла, и для меха, да только мачехе всё мало. Я с ног сбилась: готовлю, чищу, убираюсь. В ответ доброго слова не слышала – только ругань, тычки, да затрещины. Со свету меня хотят сжить, мачеха со своими детками. Сюда вот приду, сяду под деревом. Ветер зашелестит листьями, будто матушка утешает. А то и веткой по голове проведёт – будто родимая приласкала.
Пейвальке. Не печалься, Акканийде. Отныне у тебя защита есть – ты Невеста Солнца. Топни ногой в золотом башмачке – увидишь, что будет.
Акканийди топает – прямо перед ней начинает бить медовый ручей, вокруг рассыпаются ягоды. Она пробует ягоды, пьёт из ручья и становится ещё красивее.
Акканийди. Благодарю тебя, Пейвальке. Хочешь, я сплету для тебя пояс?
От Пейвальке тянутся золотые и серебряные лучи. Акканийди плетёт из них пояс и напевает.
Я с Солнцем играла,
Золотое вязанье вязала,
Медовые ягоды ела,
Медовый ручей для меня протекал.
Пейвальке. Время моё выходит. Место пора уступить Месяцу. Пусть теперь он по небу ходит. А ты завтра приходи: снова будем играть, ягоды есть, из медового ручья пить. Придёшь ли?
Акканийди. Приду. Отчего ж не прийти. Да боюсь только, как бы мачеха не прознала об этом. Детки её всегда за мной следят. Глаз не сводят, будто съесть хотят. Обо всём мачехе доложат.
Пейвальке. Не доложат. Ты их хорошенько накорми, да спать уложи.
Акканийди. А если не уснут?
Пейвальке. Вот тебе сосновая веточка. Коснись их глаз, они тотчас и заснут.
Акканийди. Хорошо.
Пейвальке. А сейчас топни ещё раз золотым башмачком.
Акканийди топает и ягоды прячутся под листиками, ручей исчезает.
Только спрячь их хорошенько и мачехе своей не показывай.
Акканийди. Ни за что не покажу.
Снимает башмачки и прячет их под одеждой.
Спасибо, Пейвальке. Побегу я.
Пейвальке. Я буду ждать тебя завтра здесь.
Акканийди. Хорошо.
Акканийди убегает, а Пейвальке растворяется в свете вечерней зари.
2 КАРТИНА
Вежа Старика. Темно, огонь не горит. Ацци стоит посередине, никого больше не видно.
Ацци. Я ей с утра столько работы найду, что и за год не управиться. А она всё успевает сделать, да ещё краше становится. Видно, помогает ей кто-то… Ничего, дознаюсь. Эй, детки мои – бездельнички золотые, нахлебнички никчемные, утробы ненасытные! Горелый Пенёк, Олений Хомут, дочка любимая Востроглазка!
Горелый Пенёк встаёт из-под камней очага, Хомут выползает из- под олених шкур. Востроглазка отделяется от стены, на фоне которой её совершенно не было видно.
Горелый Пенёк. Ну, что там ещё?!
Востроглазка. Чего разоралась, мамаша?
Олений Хомут. Я только-только на правый бок повернулся. Левый-то весь уже отлежал.
Усаживаются, сразу достают плошки.
Горелый Пенёк. А еда где?
Ацци. Я не есть вас звала.
Олений Хомут. А за чем ещё можно звать?
Горелый Пенёк. (Хнычет) Сама разбудила, сама ещё и не есть звала.
Ацци. (Смеётся) Ах, вы мои бездельнички, нахлебнички, утробы ненасытные! Не хнычьте! Будет вам еда. Да только сперва дело.
Востроглазка. Какое дело?
Горелый Пенёк. Что это ещё, мамаша, выдумала?
Олений Хомут. Нам и так хорошо.
Ацци. А будет ещё лучше. Вот изведём дочь старика, тогда всё, что он на охоте ли добудет, на рыбалке ли, всё будет только вам доставаться. На неё делить не придётся. Смекаете?
Востроглазка. Говори уже, мамаша. А то от думанья уже голова заболела.
Горелый Пенёк. Да живот подвело.
Ацци. Так вот. Будете следить за Акканийди, узнаете, кто ей помогает с делами сладить. Уследите, наберу для вас сладкой морошки.
Олений Хомут. А не обманещь, мамаша?
Ацци. Когда я вас обманывала?
Востроглазка. Всегда.
Ацци. Ух вы мои, бездельнички, нахлебнички, утробы ненасытные! В этот раз не обману. Клянусь зубами Старика. Пошла морошку вам собирать. А вы тут не спите, да всё примечайте.
Горелый пенёк. Хорошо, мамаша.
Востроглазка. Ладно уж.
Олений Хомут ничего не говорит, он уже заснул и снова закопался в шкуры. Ацци уходит. Приходит Акканийди, широко откидывая полог – вежу проникает луч солнца. Горелого Пенька и Востроглазку корёжит от света. Они закрывают глаза и пытаются спрятаться.
Горелый Пенёк. А-а-а! Свет!
Востроглазка. Убери свет!
Акканийди. Ой, я забыла, что вы света солнечного боитесь.
Востроглазка. Сколько можно повторять?! Мы не боимся света, он нам вреден.
Акканийди. Так идите в лес, прячьтесь получше, забивайтесь в щёлки, под кору, прижимайтесь к земле, уползайте под камни, забирайтесь под мох, под пеньки. Зачем в человеческом доме жить? Мы — люди солнце любим, огонь, тепло и свет привечаем.
Востроглазка. Ишь ты, тихоня! Свет они любят! Я тебе это ещё припомню.
Акканийди. Припоминай, коли не забудешь.
Акканийди прибирает: чистит посуду, приносит воду.
Горелый Пенёк. Эй, Акканийди. Не ходи так быстро, нам за тобою присматривать несподручно.
Акканийди. А зачем за мной присматривать?
Востроглазка. Велено так.
Акканийди. Кем велено?
Горелый Пенёк. Мамашей.
Акканийди. А зачем?
Востроглазка. Чтоб тебя извести.
Акканийди. К чему ж меня изводить?
Горелый Пенёк. Чтоб нам еды больше доставалось.
Акканийди. Так вы есть хотите?
Горелый Пенёк, Востроглазка. (Вместе) Ага!
Акканийди. Что ж сразу не сказали? Сейчас я вас накормлю.
Акканийди выходит и возвращается с большим котелком. На запах еды вылазит Олений Хомут, усаживается. Акканийди накладывает всем в плошки большие куски рыбы. Дети Ацци едят, сначала быстро, потом всё медленнее. Акканийди подкладывает и подкладывает им добавку. Пуза у них округляются, глаза соловеют. Первым падает на шкуры и засыпает Горелый Пенёк, затем Олений Хомут. Они храпят так, что всё дрожит. Востроглазка ещё ест. Акканийди пододвигает ей весь котелок. Наконец, и она падает на шкуры, но не засыпает. Акканийди кладёт её голову себе на колени и расчёсывает гребнем волосы.
Акканийди. Спи глазок… спи другой… спи глазок, спи другой…
Касается сосновой веточкой поочерёдно глаз Востроглазки, та закрывает глаза. Акканийди переворачивает котелок, достаёт золотые башмачки, надевает их и убегает.
Востроглазка. А про третий-то под косой и забыла.
Встаёт и выходит крадучись вслед за Акканийди.
3 КАРТИНА
Вечер. Ацци возвращается очень довольная. В доме темно и никого не видно.
Ацци. Уж я и покаталась! Уж я и повалялась! Гнуса: комаров да мошек из болота понагнала! Людишкам никакие костры-дымокуры теперь не помогут! Поедом есть будут! В глаза залезут, в нос, в уши! Завтра ещё оводов да слепней на оленей наведу! Пусть взбесятся, да и разбегутся! Ох, устала! Передохнуть надо. Эй! Есть тут кто?!
Снова Горелый Пенёк встаёт из-под камней очага, Хомут выползает из- под шкур.
Всё дрыхните, бездельники, нахлебники, утробы ненасытные?!
Горелый Пенёк. Опять ты, мамаша, орёшь!
Олений Хомут. И чего вам не спится-не лежится?!
Ацци. Что я вам наказывала?!
Горелый Пенёк. Что?
Ацци. За старухиной дочкой, за Акканийди следить!
Олений Хомут. А чего за ней следить?
Ацци. Узнать чтобы, что она целый день делает?
Олений Хомут. Была охота за старухиной дочкой следить!
Горелый Пенёк. У нас дела и поважнее найдутся.
Ацци. Какие у вас дела?! С боку на бок переворачиваться?!
Горелый Пенёк. Отстань ты. Ничего мы не видели, ничего не слышали.
Ацци. Как это так?
Горелый Пенёк. Она нам рыбы полные плошки навалила.
Олений Хомут. Мы ели, ели, да и уснули. Ничего не видели.
Ацци. (В ярости) Ах, вы бездельники, нахлебники никчемные, утробы ненасытные! От вас от обоих нечего дожидать добра. Один пень — пнём и останется, а другой хомут — хомутом и будет!
Востроглазка отделяется от стены, на фоне которой её не было видно.
Востроглазка. Не ругайся, мамаша. Я всё видела. Хоть и хитра старухина дочь, да я похитрее оказалась. Я ела, ела, но не уснула, как эти два олуха. Тогда старухина дочка положила мою голову себе на колени, да волосы мои гребнем взялась расчёсывать. А я всё одно не сплю. Тут она сосновую веточку из-за пазухи вытащила и ну давай по глазам мне водить, да приговаривать: Спи глазок, спи другой… спи глазок, спи другой. Два глаза она усыпила… а про третий-то и забыла! А мой глаз под косой никогда не спит. Я лицом к стене легла и всё-всё увидела. Побежала Акканийди к речке Белой. Топнула золотым башмачком — перед ней медовый ручей побежал, ягоды из-под листочков выглянули. Попила она из ручья, поела ягод и ещё краше стала. Потом спустился к ней Пейвальке-солнце. Стала она с лучами Солнца играть, золотой пояс из его лучей золотых, да серебряных вязать. Да всё песни распевала, как птица глупая.
(Поёт, подражая Акканийде, страшно фальшивя)
Я за Солнцем бежала,
Какое-то там заданье вязала,
Сосновые ягоды ела,
Бедовый ручей за мной приезжал.
Ну, вот как-то так.
Горелый пенёк. Никогда не видел сосновых ягод. Они вкусные?
Ацци. Так ты говоришь, из ручья она пила и ещё краше стала?
Востроглазка. Ага, ещё краше.
Ацци. Так ты говоришь, она там медовые ягоды ела?
Востроглазка. Ага. Горстями в рот кидала. Мне ни одной не досталось.
Ацци. Так ты говоришь, с лучами Солнца она играла? И пояс ему связала?
Востроглазка. Ага. А он ещё её своей невестой называл.
Ацци. Невестой?!
Востроглазка. Ага. И просил снова приходить с ним играть.
Ацци. (Растерянно) Вы ж мои бездельничики, нахлебничики, утробы ненасытные. Пришла беда, откуда не ждали.
Горелый пенёк. Что за ягоды сосновые?
Востроглазка. (Горелому Пеньку) Да отстать ты со своими ягодами! (Ацци) Что, мамаша? Выполнила я твой наказ?
Ацци. Ну…
Востроглазка. А раз так, то давайте, рассчитывайся!
Ацци. Что ещё выдумала? Какие, между нами, счёты?
Востроглазка. А кто морошки сладкой обещал набрать!
Ацци. Я обещала? Ничего не помню!
Востроглазка. Обещала, если уследим за Акканийди и узнаем, кто ей помогает с делами сладить, наберёшь для вас сладкой морошки. Я одна не уснула и всё-всё узнала – значит, вся морошка моя!
Горелый Пенёк. Как это вся твоя?!
Олений Хомут. А мы?
Востроглазка. А вы всё проспали!
Олений Хомут. Разве ж мы виноваты, что варево старухиной дочки было так вкусно?
Горелый Пенёк. Что Акканийде новые куски нам всё подкладывала?
Олений Хомут. Пока мы не заснули и не повалились!
Горелый Пенёк. Вот именно!
Востроглазка. Могли бы и не всё есть, утробы ненасытные!
Олений Хомут. Как это не всё?!
Горелый Пенёк. А кому оставлять-то?!
Братья наступают на Востроглазку.
Олений Хомут. Мы тоже хотим сладкой морошки!
Горелый Пенёк. Подавай нам нашу долю!
Востроглазка. И не подумаю!
Между детьми Ацци начинается драка.
Ацци. Цыть!! Уймитесь, бездельники, нахлебники никчемные, утробы ненасытные! Эко вас раззадорило!
Разнимает дерущихся, растаскивает в разные стороны. У каждого какое-то увечье: волосы в разные стороны, глаз подбит, нос свёрнут, огромная шишка на лбу.
Востроглазка. (Хнычет, размазывая слёзы по лицу) Сама обещала… клялась… а сама…
Ацци. (Ласково) Ты ж моя бездельничка ненасытная, нахлебничка золотая, утроба никчемная. Так, чем же я клялась?
Востроглазка. Зубами старика.
Ацци. Так, давай, с него и спросим. (Кричит) Эй! Старик! Старик! Где там запропастился?! Топчи сюда!
Входит Старик.
Вечно тебя не дождёшься! Покажи-ка зубы свои.
Старик. Зачем это?
Ацци. Надо, раз говорю! Показывай!
Старик открывает рот, у него торчит только один зуб.
(Востроглазке) Видала?! Нет ничего. Чем тут клясться?! (Хохочет)
Востроглазка. Как это чем?! Хоть один-то есть!
Ацци. Да этот и не в счёт!
Горелый Пенёк. Так что там с ягодами сосновыми?
Востроглазка. Опять обманула!
Ацци. Эх, вы, бездельники, нахлебники, утробы ненасытные. Не обманула, а научила. Только вам никакая наука не в прок. (Старику) Где был старый?
Старик. За рыбой ездил.
Ацци. Много ли поймал?
Старик. Да, много ли поймаешь, когда сети – дыры одни. Свет в веже не пропускаешь, огонь разводить не даёшь – сети не просыхают. Вконец сопрели – рвутся ячея за ячеей. Одна живая сетка осталась. Никак не наловить рыбы столько, чтобы хватало всем.
Ацци. Ну, этому горю я пособлю. Ртов голодных тебе поубавлю.
Старик. Как это?
Ацци. А вот как: свяжи дочери своей руки и ноги, зашей в тюленью шкуру, да брось в речку.
Старик. Это как же? Дочь родную, да в речку?
Ацци. (Ласково) А вот как я тебя съем, да косточки отдам обсасывать Востроглазке… а уж пятки!.. обязательно дам пососать сыночкам-лапочкам. Ты их знаешь. (Сыновьям) Ути вы мои, ребятушки – бездельнички золотенькие, нахлебнички никчемненькие, утробочки ненасытненькие! (Старику) Понял ли?
Старик. (Тяжело вздыхает) Понял, что ж не понять.
Ацци. Ну, гляди у меня, хорошенько зашивай! Чтобы Солнце её не углядело. А то и сам на её месте окажешься!
Востроглазка. Сам на её месте окажешься!
Горелый Пенёк, Олений Хомут. (Вместе) Ага!
Горелый Пенёк. Только я так и не понял сосны ягодные…
Старик сутулится и выходит из вежи.
4 КАРТИНА
Стариковская вежа на берегу реки. Старик достаёт тюленью шкуру, готовит жилы, чтобы шить. Подходит Акканийди, несёт вёдра с водой на коромысле. Ставит на землю.
Акканийди. Здоров ли ты, батюшка?
Старик. Прости ты меня, дитя родное!
Акканийди. Да что это с тобой?! Вот, испей водицы свежей родниковой.
Старик. Не обессудь, дочь моя. Безвольный я стал. Во всём Ацци должен слушаться.
Акканийди. И что же она наказала?
Старик. Связать тебя, зашить в тюленью шкуру, да бросить в речку.
Акканийди. За что ж?
Старик. Да разве ж она скажет. Видно, всех нас решила извести. Тебя первой, меня после.
Акканийди. Делай, батюшка, что велено.
Покорно протягивает Старику руки, он её связывает, зашивает в тюленью шкуру.
Старик. Эх, нелёгкая всё возьми! Потерял свою тихость старый! Сколь раз говорила мне старуха-покойница – мать твоя: не ходи на Руэйн-Вараку! Не послушался я её завета, не поверил родимой душе — своей жене! Больно березняк там хорош, и береста выходила отменная. Знаешь ведь, береста у нас отвечает за всё. Котлы пищу варить — береста. Обмажем глиной, прокалим на огне, и дородно. А там уже горячими камнями кипятить воду и варить мясо в этих котлах. Посуда — воду пить, короба разные, рыболовная снасть — и для них береста нужна. Кругом береста. Вот так понадобилось мне как-то новые короба сделать. Шёл, шёл я и свернул в сторону той Черной Бараки. Забыл, старый! Совсем забыл, что там всякая лесная нечисть живёт! Драл, значит я берёсту, драл… каквдруг на шею мне Ацци эта – злая колдунья прыгнула и говорит: Возьми меня, старик, в жёны! Вцепилась в меня своими паучьими лапами. Никак не избавиться. Да она тут же своих детей на подмогу позвала. Не справиться было мне с этой нечистью. Совсем себя потерял старый.
Старик почти зашил шкуру, видно только лицо Акканийди.
Акканийди. Прощай, батюшка.
Старик останавливается в замешательстве.
Голос Ацци. Долго тебя ещё ждать?!
Старик быстро суёт Акканийди ножичек.
Старик. Возьми вот хоть ножичек. Может пригодится когда.
Быстро зашивает шкуру.
Акканийди. Не есть я.
Старик сталкивает зашитую в тюленью шкуру дочь в воду и долго смотрит ей вслед, тяжело вздыхая. Вдруг из вежи выскакивает Востроглазка.
Востроглазка. (Орёт) Стой! Стой, говорю! Вертай назад!
За ней выскакивает Ацци. Следом выглядывают Горелый Пенёк и Олений Хомут.
Ацци. Что стряслось?
Востроглазка. Башмаки-то золотые мы у старухиной дочки не отобрали! Как теперь медовый ручей добудем?! Как ягоды медовые искать будем?! Вертай её назад!
Ацци смотрит вдаль, но шкуры уже не видно.
Ацци. (Даёт подзатыльник Востроглазке) Эх, ты! Бездельница, нахлебница, утроба никчемная! Что ж ты про башмаки только вот вспомнила! Поздно теперь! Она уж далеко плывёт и наверно сгинула… Экая досада! Ничего уж не поправишь теперь.
Востроглазка хнычет. Горелый Пенёк и Олений Хомут исподтишка добавляют ей по тумаку. Востроглазка воет.
Ацци. Цыть! Бездельники никчемные, нахлебники ненасытные! Пошли в дом! (Старику) А ты, старый лодку готовь – за рыбой поедем.
Уходят.
5 КАРТИНА
Ищет Пейвальке свою невесту, выглядывает, протягивает лучи повсюду, но не находит. Сменяет его на небе Найнас – Месяц. Снова возвращается Пейвальке на небо, но нигде не видит своей невесты. Огорчается Пейвальке, закрывает лицо своё тучами тёмными. А Акканийди всё это время плывёт по реке скрытая от глаз Солнца тюленьей шкурой.
Акканийди. (Поёт)
Девушку Акканийди в тюленью шкуру закатали,
Нерпичьими жилами зашили, в озеро бросали.
Холодна вода в озере, да девушке в шкуре тепло.
Благословение матушки её в беде сберегло.
Благословение матушки её в беде сберегло.
Как в колыбели волною ласково вперёд понесло
Из озера в озеро, из речки в реку несёт её.
Вынесло девушку Акканийди во тёмное море.
Снова наступает ночь. Но Месяца не видно. На небе сияет северное сияние.
Вынесло девушку Акканийди во тёмное море,
Да во тёмное море, на волны морские огромны.
Долго носило здесь Акканийди вдоль морских берегов…
Шкуру с Акканийди прибивает к каменистому берегу с чахлыми деревцами. Она распарывает шкуру изнутри и выглядывает наружу.
Акканийде. Я есть.
Сверху от сияния к ней протягивается луч. Акканийди пугается и прячется обратно в шкуру.
Не есть я. Хочешь меня за волосы на небо утащить?
Ничего не происходит, и Акканийди снова выглядывает.
Я есть.
Выбирается из шкуры. Осматривается. Вокруг темно, пустынно и мрачно. Акканийди подходит к лучу.
Будто путь мне указывает…
Осторожно пробует ногой луч. Он отвечает ей мелодичным звоном. Акканийде смотрит на сияние
Гляди как играет! Бьётся! Горит! Старики говорят, это там на небе люди, которые раньше на земле жили, а потом на небо переселились. Так они там дальше и бьются, и сражаются. А мы на земле видим, как их мечи сверкают. Страшно… А здесь, пожалуй, ещё страшнее. Пойду.
Акканийди ступает на луч, но он её не держит, прогибается. Тогда она достаёт золотые башмаки, надевает их. Теперь луч её держит, и она идёт вверх на небо, прямо к сияющим сполохам под мелодичный звон луча.
6 КАРТИНА
Акканийди подходит к тупе[2], входит туда. Внутри богатое убранство, но очень грязно и замусорено. Никого нет. Акканийди обходит дом, разглядывая и удивляясь. Прибирается.
Акканийди. Я есть!.. Красиво стало… Чего я теперь поем?
Видит на приступочке печки ри́ськи[3]. Берёт одну, отламывает половину, остальное кладёт на место. Ест.
Вот и наелась.
Слышен страшный шум снаружи.
Акканийди. Не есть я.
Превращается в веретено с золотыми кончиками и прячется за печку.
Так не смогут сделать мне ничего худого.
Входят юноши-сполохи со сверкающими мечами. С ними Найнас-Месяц.
Первый сполох. Здесь кто-то был и всё вычистил.
Третий сполох. Здесь была женщина.
Четвёртый сполох. А между тем никого не видно.
Второй сполох. Я слышу её запах.
Первый сполох. Она здесь, я чувствую. Она смотрит на нас живыми глазами.
Третий сполох. Выйди, покажись нам.
Никто не показывается. Сполохи ищут везде, но никого не находят.
Второй сполох. Нет её нигде.
Четвёртый сполох. Устал я братья.
Первый сполох. Может подкрепимся?
Четвёртый сполох. Самое время.
Усаживаются за стол. Второй сполох приносит им риськи. Каждый берёт свою. У Найнаса риська надломлена.
Третий сполох. (Найнасу) От твоей риськи начато есть.
Первый сполох. Значит, этот человек тебе родня.
Четвёртый сполох. Вот сам её и ищи.
Сполохи выходят. Найнас остаётся один.
Найнас. Отзовись та, что мой хлеб порушила. Покажись! Стара если – будешь мне матерью, молодая, мне ровнюшка, — сестрой назову, а если красная девица ты — будешь моею женою!
Из-за печки выскакивает веретено и обращается в Акканийди.
Акканийди. Я есть.
Найнас. Красавица! Краше ягельной тундрушки! Будь моей женой.
Акканийди. Нет, не могу, Найнас. Я невеста Солнца.
Найнас. Как же ты, невеста Солнца, на ночной стороне оказалась?
Акканийди. Жила я у батюшки с матушкой. Да беда пришла в наш дом. Заболела и померла моя матушка. Только успела закончить перевеське для меня, да не успела надеть мне на голову своей рукой. А батюшка привёл в дом жену новую Ацци – ведьму злую. А с ней ещё трое детей. Совсем мне житья не стало в родительском доме. Увидал меня однажды Пейвальке, примерил мне золотые башмачки. Подошли они мне. Тогда назвал меня Пейвельке своей невестой. (Поёт)
Я с Солнцем играла,
Золотое вязанье вязала,
Медовые ягоды ела,
Медовый ручей для меня протекал.
Да недолгим счастье мое было. Выследила меня Востроглазка – дочка любимая мачехи, и сонная сосновая веточка не помогла, что мне Пейвельке дал. Доложила Востроглазка матери, как мы с Пейвельке играем, как медовые ягоды едим, как из медового ручья пьём. Как плету я из его лучей пояс. Разъярилась она и решила меня сгубить. Приказала батюшке зашить меня в тюленью шкуру, да в озеро бросить. Из озера в озеро, из озера в речку, из речки в реку, из реки в другие реки и озера — вынесло меня на волны морские, в тёмное море. Здесь долго носило меня вдоль морских берегов. Прибило к берегу. Я шкуру изнутри распорола ножичком, что мне батюшка в миг последний сунул, и вышла. А вокруг темень непроглядная, а вокруг только камни. Страшно мне стало. Но протянулся мне с неба луч, как дорога. Я по нему пошла. Да вот и здесь очутилась.
Найнас. Нельзя тебе здесь оставаться. Вернутся сполохи и унесут тебя высоко-высоко. Ещё выше неба, где и звёзд уже нет. Пойдём. Надо тебе к моей матери Земле вернуться. Тогда ты своего жениха сможешь увидеть.
Уходят.
7 КАРТИНА
Найнас приводит Акканийди к краю неба. Протягивает ей клубок.
Найнас. Дальше я идти не могу. Как отойду от тебя, брось клубок на дорогу, и куда он покатится, туда поди и ты. Смотри на клубок, больше никуда не гляди, оглянешься — Сполохи схватят тебя. В пути, будет ли кто тебя зазывать к себе, песни петь о тебе, — ты не смотри и не слушай, не останавливайся и ход не замедляй, своим шагом иди, все вперёд и вперёд. Река ляжет поперёк твоей дороги, а на другом берегу увидишь жилое место и вежу. Кликни и спой такую песню. (Поёт)
Дайте мне перевозу! Дайте мне перевозу!
Лодку ту дайте, что Найнас своими руками шил,
Шил и опругу[4] сам клал и порезался!
Всё ли поняла?
Акканийде. (Повторяет за ним) Шил и опругу сам клал и порезался… Всё. Спасибо тебе, Найнас.
Акканийди уходит, Найнас смотрит ей вслед.
Найнас. Задержит мать её в гостях, может, она своего жениха Солнце и позабудет.
8 КАРТИНА
Идёт Акканийди за клубком. Лесами и вараками[5], мимо рек и озер идёт, мимо сосен и елей высоких и древних, как мир, от веку заросших сверху донизу бородатыми мхами. Идёт Акканийди по ягелям пышным и по острым каменьям. Пробирается по глухим ущельям, где извечно в тени лежит белый снег и водопады, обледеневшие от стужи, красными и бурыми, зелёными и голубыми потёками свисают со скал и обрывов. Сполохи играют на ночном небе, протягивая свои лучи к Акканийди и пытаясь ухватить её. Но она не смотрит на них – идёт вперёд за клубком. Небо постепенно светлеет, но Солнце не видно из-за туч. Не хочет Пейвельке больше на землю смотреть. Птицы встречают Акканийди песнями, мышки-зверюшки тоненьким посвистом, зайцы об землю дробно бьют лапками. Деревья ей кланяются.
Звери. (Поют)
Старухина дочь — Акканийди светлее, чем Солнце,
Лицом, ярче месяца, краше ягельной тундрушки.
На берег ручья сядь, полакомись сладкой морошкой,
Приляг на зелёной поляне под пение птичье.
Акканийди по сторонам не смотрит, всё вперёд за клубком идёт. Навстречу ей Медведь.
Медведь. (Поёт)
Старухина дочь Акканийди, светлее, чем Солнце,
Лицом, ярче месяца, краше ягельной тундрушки.
Зайди ко мне в дом, дай ногам отдохнуть от дороги,
Останься женою, хозяйкой моей дорогою.
Акканийди бежит не оглядываясь, но клубок размотался и конец нити упёрся в реку.
Медведь. (Рычит) Побежишь — съем, не побежишь — съем. Очень ты красивая! Пойдёшь ли за меня замуж?
Акканийди. Не могу я быть тебе женой, Медведь. Меня своей невестой Пейвальке – Солнце назвал. (Поёт)
Я с Солнцем играла,
Золотое вязанье вязала,
Медовые ягоды ела,
Медовый ручей для меня протекал.
Медведь. Побежишь – съем, не побежишь – съем. Дай хоть воды напиться.
Акканийди. Воды в реке много. Пей в волю.
Медведь. Из твоих рук вода слаще.
Акканийди отдирает от ближайшей берёзы кусок бересты, сворачивает его, черпает воду и подаёт Медведю. Он пьёт, запрокидывая голову. В это время она обматывает его нитью клубка.
Акканийди. Я есть!
Акканийди бежит к реке, а Медведь пытается вырваться из пут, страшно рычит.
Медведь. Побежишь – съем, не побежишь – съем!
Акканийди подбегает к берегу.
Акканийди. (Поёт)
Дайте мне перевозу! Дайте мне перевозу!
Лодку ту дайте, что Найнас своими руками шил,
Шил и опругу сам клал и порезался!
В ответ слышен далёкий голос Матери Земли.
Мать. Кто ты?
Медведь пытается освободиться из пут, ревёт
Медведь. Побежишь – съем, не побежишь – съем!
Акканийди. (Поёт)
Дайте мне перевозу! Дайте мне перевозу!
Лодку ту дайте, что Найнас своими руками шил,
Шил и опругу сам клал и порезался!
Появляется лодка, ею правит Мать Найнаса.
Мать. Кто ты такая пришла, что песню о Найнасе знаешь? Найнасу близкая сердцем?
Акканийди. Я есть! Этой песне меня сын твой Найнас научил.
Медведь высвобождается от верёвки и несётся к ним.
Медведь. Побежишь – съем, не побежишь – съем!
Акканийди прыгает в лодку к Матери, и они быстро отплывают. Медведь ярится на берегу, но ничего уже сделать не может.
9 КАРТИНА
Вежа Матери Земли. Мать и Акканийди сидят у очага, едят, пьют чай.
Мать. Рассказывай без утайки. Кто ты такая?
Акканийди. Я дочь Старика и Старухи — Акканийди. Невеста светлого Солнца. Закрыл Пейвальке лицо своё тёмными тучами, не смотрит на землю, не видит своей невесты. Одну ночь сегодня я проведу здесь. А утром идти мне нужно.
Мать. Куда ж ты пойдёшь?
Акканийди. Не знаю пока.
Мать. Постелю тебе постель из моха свежего. Принесу одеяла и покрывала надёжные. Спи-отдыхай без тревоги.
Мать готовит Акканийди постель, та укладывается и засыпает. Мать тихо выходит из вежи. Ночь. На небе светит Месяц.
Мать. Сын мой Найнас!
Найнас спускается к Матери.
Найнас. Матушка! Не хочу отпускать Акканийди! А придумать ничего не могу.
Мать. Пособлю в этом деле, Найнас. Снимай-ка свой пояс, тёмный, как небо со звёздами. Его вышивала я всеми цветами трав и каменьев своей земли соткала основу бездонного неба. Серебряными нитями вышила я звёзды такими яркими, что кажется, они звенят в ночи.
Найнас снимает пояс, подаёт его Матери.
Этот пояс широкий, как полог небесный, я закину на рёп-пень[6]. Закрою для Акканийди голубое небо дня, от взгляда Солнца укрою её. Будет она спать среди дня. Задержу её сколько придётся, а там, она своего жениха Пейвельке и позабудет.
Найнас. Спасибо, матушка. А я пойду. Небо на востоке светлеет — время моё уходит.
Мать. Иди-иди. Я сама управлюсь тут.
Найнас поднимается обратно на небо. Мать накидывает пояс Найнаса на дымовое отверстие. Акканийди просыпается.
Акканийди. Уже утро? Пора мне идти.
Мать. Нет. До утра ещё долго.
Акканийди смотрит вверх на пояс Найнаса, усеянный звёздами, и снова ложится.
10 КАРТИНА
Наступает хмурое утро. Мать занимается по хозяйству: приносит воду, готовит еду. Акканийди опять просыпается.
Акканийди. Утро уже?
Мать. Какое там?! Ночь ещё. Спи-отдыхай, ни о чём не думай.
Пасмурный день. Акканийди снова просыпается.
Акканийди. Как долго я сплю! Но теперь-то утро?
Мать. Посмотри наверх, как звезды блестят и светят. Разве утром так бывает? Спи, не тревожься.
Между тем тучи на небе сгущаются, поднимается ветер. Гремит гром.
Акканийди. Ох, какая страшная ночь!
Начинается гроза, сильный дождь. Мать с Акканийди обнимаются и дрожат от каждого удара грома.
Акканийди. Не есть я.
Порыв ветра срывает пояс Найнаса с дымовой трубы. Гроза утихает. Луч Солнца прорезает тучу и падает прямо в дымовое отверстие. Акканийди поднимает голову.
Зачем же ты меня обманула, матушка?
Мать. Поглянулась ты сыну моему Найнасу. Вот я и подумала: чем он тебе не жених?! Ничуть не хуже Пейвальке. Живите в согласии и любви. Всего у вас будет…
Акканийди. Но ведь я уже невеста!
Выбегает из вежи.
Мать. Стой, Акканийди! Куда ты? Пейвальке давно уже забыл о тебе. Сколь дней лица не кажет! Не нужна ты ему больше, глупая!
Гроза ушла, и через небо протянулась радуга.
Акканийди. Пояс мой! Который я жениху своему Пейвальке вышивала. Значит, не забыл он своей Акканийди! Помнит обо мне! Я есть!
Акканийди бежит к радуге. Тучи расходятся, и печальный Пейвальке смотрит на землю. Вдруг он видит Акканийди.
Пейвальке. Нашёл! Нашёл я свою невесту! Нашёл Акканийди!
Они протягивают друг другу руки. Пейвальке подхватывает Акканийди и тянет к себе на небо.
Акканийди. (Поёт)
Я с Солнцем играла,
Золотое вязанье вязала,
Медовые ягоды ела,
Медовый ручей для меня протекал.
Мать хватает Акканийди за ноги и тянет изо всех сил вниз.
Мать. Не пущу! Не пущу! Сын мой! Сын! Найнас! Скорей! Сюда скорей!
Появляется Найнас.
Найнас. Пейвальке, мила мне Акканийди. Не хочу отдавать тебе её. Давай решим спор честной битвой.
Пейвальке. Хорошо. Давай решим наш спор честно.
Пейвальке отпускает Акканийди. Месяц и Пейвальке достают сверкающие мечи. Из леса выходит Ацци со своими детьми.
Ацци. Э! Где это видано, чтобы Солнце и Месяц одновременно на небе были?
Олений Хомут. Ну, сколько можно, мамаша!
Востроглазка. Куда ты нас всё тащишь?
Горелый Пенёк. (Хнычет) Где моя зола тёпленькая!
Олений Хомут. Пошли обратно!
Ацци. Молчите, бездельники, нахлебники никчемные, утробы ненасытные. Что дома делать? С голоду дохнуть? Старик совсем ослаб — ни за зверем, ни за рыбой ходить не может. Лежит целый день в веже, да плачет по своей доченьке.
Востроглазка. А зачем ты Акканийди велела извести? Она бы нас кормила.
Олений Хомут, Горелый Пенёк (Вместе) Да. Кормила бы!
Горелый пенёк. Похлёбку бы варила.
Олений Хомут. Куски послаще накладывала бы!
Ацци видит Акканийди.
Ацци. Тихо, утробы ненасытные! Вестимо тут для нас что-то приготовлено! Вот как я её съем. Косточки уж тебе отдам обсасывать, Востроглазка… А уж пятки!.. пососать вам, сыночкам-лапочкам…
Востроглазка. И башмаки золотые на ней!
Начинается битва. Солнце сверкает всё ярче, его лучи разлетаются во все стороны, и Ацци никак не может подобраться к Акканийди. Чем ярче разгорается Солнце, тем бледнее становится Месяц.
Мать. Сын мой! Сын! Найнас! Не сладить тебе с Пейвальке!
Найнас. Не уступлю я!
Бьются дальше. Ацци всё ближе подбирается к Акканийди, а её дети отползают в тень леса.
Мать. (Акканийде) Раз Солнце и Месяц не могут спор решить, быть тебе звездой на небе, Акканийди!
В тот момент, когда Ацци готовится броситься на Акканийди, та взмывает в небо и превращается в Утреннюю звезду. Месяц и Солнце прекращают битву и опускают мечи.
Не об чём вам больше спорить. Расходитесь каждый в свой черёд, как от века положено. Утром, уходя с неба, ты, мой сын Найнас на неё полюбуешься. А утром ты, Солнце Пейвальке, на небо взойдёшь — со звездойповстречаешься. И пусть будет так!
С неба падают два золотых башмачка Акканийди, как звёзды.
Востроглазка. Вот они! Вот! Башмаки золотые! Бежим! Найдём – медовый ручей и все ягоды нашими станут!
Пейвальке бросает в Ацци и её детей свой луч, и они превращаются: Ацци – в лягушку, Горелый Пенёк – в комара, Олений Хомут – в мокрицу, а Востроглазка – в паучиху. Они с визгом и шипением исчезают в тени леса. Акканиде гаснет. Небо на Западе загорается вечерней зарёй. Пейвальке уходит в этот свет и растворяется в нём. Найнас остаётся на небе, вкладывает меч в ножны и печальный продолжает свой путь по небу.
Мать. И вы, если утром рано встанете, ту звезду увидите.
КОНЕЦ
Июль 2024 г. Нижневартовск
[1] Старинное саамское жилище из жердей, покрытое дёрном.
[2] Большой дом.
[3] Хлебные лепёшки.
[4] Ребро судна, шпангоут.
[5] Горами.
[6] Дымовая труба.
