Андрей Мелентьев
Портер Паб
По мотивам рассказов О.Генри
Действующие лица:
Чарльз Сопи (бездомный)
Рэнсон Коун (полицейский)
Виола (бездомная)
Рили Мак-Кирк (бармен)
Молли Мак-Кивер (официантка)
Миссис Финк (отчаянная домохозяйка)
Миссис Кэссиди (отчаянная домохозяйка)
Мистер Кон (Малыш)
Мистер Питерс (забулдыга)
Миссис (Клара) Питерс (прачка)
Сопи: Когда стаи диких гусей тянутся по ночам высоко в небе, когда женщины, не имеющие котиковых манто, становятся ласковыми к своим мужьям, когда я начинаю ерзать на своей скамейке в парке, это значит, что зима на носу. Я не мечтал ни о небе юга, ни о поездке на яхте по Средиземному морю со стоянкой в Неаполитанском заливе. Трех месяцев заключения в тюрьме на Острове — вот чего жаждет моя душа. Три месяца верного крова и обеспеченной еды, в приятной компании, вдали от посягательства фараонов. В тюрьму ведёт много легких путей. Самая приятная дорога туда пролегала через ресторан. Вы заказываете себе в хорошем ресторане роскошный обед, наедаетесь до отвала и затем объявляете себя несостоятельным. Вас без всякого скандала передают в руки полисмена. Сговорчивый судья довершает доброе дело. А пока…
Сцена 1. Примирение
(Бездомный Сопи, Бездомная Виола)
Сопи: Послушай, Виола, раз мы понимаем друг друга, не станем повторять
этого еще раз. Забудем горькие слова, сказанные нами друг другу, и решим
жить всегда в любви и в мире. (Берет ее за талию).
Виола: Ах, Чарльз, ты не представляешь, как я счастлива! Разумеется, мы
никогда больше не будем ссориться. Жизнь слишком коротка для того, чтобы
изводить ее на мелкие дрязги и стычки. Будем идти по светлому пути любви и
никогда больше не сойдем с него. Ах, какое блаженство сознавать, что ты
любишь меня и что ничто никогда не встанет между нами! Совсем как будто
вернулись прежние дни наших встреч у сиреневой изгороди, не правда ли?
(Кладет голову ему на плечо).
Сопи: Да, и я еще срывал тогда гроздья и вплетал в твои волосы, и
называл тебя царицей Титанией.
Виола: Ах, это было прелестно! Я помню. Царица Титания? Ах, это одна из
шекспировских героинь, которая еще полюбила человека с ослиной головой.
Сопи: Гм!
Виола: Не надо. Я не имела в виду тебя. Ах, Чарльз, прислушайся к этим
рождественским колоколам! Что за веселый день это будет для нас! Ты
уверен, что любишь меня так же, как любил раньше?
Сопи: Больше! (Чмок!)
Виола: Мои губки сладки?
Сопи: (Чмок! Чмок!)
Виола: Ты хочешь их съесть?
Сопи: Все без остатка. Чья ты подружка?
Виола: Моего собственного маленького мальчика.
Оба. (Чмок!)
Сопи: Слушай, колокола зазвонили опять. Мы должны быть вдвойне
счастливы, любовь моя, потому что мы переплыли бурные моря сомнений и
гнева. Но теперь близок рассвет: розовая заря любви вернулась!
Виола: И вечно останется. Ах, Чарльз, ни словом ни взглядом не причиним
больше боли друг другу!
Сопи: Никогда! И ты не будешь больше бранить меня?
Виола: Нет, любимый. Ты знаешь, я никогда не браню тебя, если ты не
даешь мне повода.
Сопи: Иногда ты злишься и говоришь неприятности без всякого повода.
Виола: Может быть, ты так думаешь, но это не так. (Отрывает голову от
его плеча).
Сопи: Я знаю, о чем я говорю (Снимает руку с ее талии.)
Виола: Ты приходишь ночевать в парк раздраженным, потому что не умеешь вести свои дела, как следует, и срываешь зло на мне.
Сопи: Я устаю от тебя. Ты наступаешь сама себе на уши, потому что ты
принадлежишь к такой уж бездумной широкоротой породе и не в силах не
делать этого.
Виола: Ты старый беспардонный лгун из лгуньего рода, и не смей
разговаривать так со мной, или я выцарапаю твои глаза!
Сопи: Ты проклятая бешеная кошка! Жалею, что меня не убило молнией
прежде, чем я встретил тебя.
Виола: (хватая зонт). Бах! Бах! Тррах!
Сопи: (после того, как выбрался на тротуар). Интересно, прав ли
полковник Ингерсол, что самоубийство не грех?
Затемнение.
Интермедия. Сопи сел за столик и поглотил бифштекс, порцию оладий, несколько пончиков и кусок пирога. А затем поведал ресторанному слуге, что он, Сопи, и самая мелкая никелевая монета не имеют между собой ничего общего.
— Ну, а теперь, — сказал Сопи, — живее! Позовите фараона. Будьте любезны, пошевеливайтесь: не заставляйте джентльмена ждать.
— Обойдешься без фараонов! — сказал бармен голосом мягким, как сдобная булочка, и весело сверкнул глазами, похожими на вишенки в коктейле. Сопи нежно уложили левым ухом на бесчувственный тротуар. Он поднялся, сустав за суставом, как складная плотничья линейка, и счистил пыль с платья. Арест стал казаться ему радужной мечтой, Остров — далеким миражем. Полисмен, стоявший за два дома, у аптеки, засмеялся и дошел дальше.
Сцена 2. Гарлемская трагедия, и… она убедилась.
(Миссис Кэссиди, Мисссис Финк, Бездомная Виола, Официантка Молли)
Миссис Кэссиди: Красотища, да? (показывает синяк)
Миссис Финк: Мой муж никогда бы себе не позволил так поступить со мной.
Миссис Кэссиди: А я не вышла бы за человека, который бы не колотил меня хоть раз в неделю! Ведь не пустое же я место, как-никак жена. Да уж, ту порцию, что он мне вчера вкатил, никак не назовешь гомеопатической дозой. У меня до сих пор искры из глаз сыплются. Зато теперь он до конца недели будет ублажать меня. Этакий фонарь не обойдется ему дешевле шелковой блузки, а в придачу пусть еще и по театрам меня поводит.
Миссис Финк: Ну а я надеюсь, мой муж слишком джентльмен для того, чтобы поднять на меня руку.
Миссис Кэссиди: Ой, да брось ты, Мэгги, твой муженек просто какой-то замороженный или сонный, где уж ему влепить тебе затрещину. Придет с работы, плюхнется на стул да зашуршит газетой — вот и вся его гимнастика, разве не так?
Миссис Финк: Мистер Финк, бесспорно, просматривает по вечерам газеты, но бесспорно и то, что он потехи ради не превращает меня в отбивную котлету — уж чего нет, того нет.
Миссис Кэссиди: (Улыбаясь показывает синяк на ноге)
Миссис Финк: И больно он тебя лупцует?
Миссис Кэссиди: Больно ли? Падал на тебя когда-нибудь кирпичный дом? Точно так, ну, точнехонько так себя чувствуешь, когда тебя выкапывают из-под развалин. Если Джек ударит левой — это уж наверняка два дневных спектакля и новые полуботиночки, ну а правой… тут можно смело запрашивать поездку на Кони-Айленд плюс шесть пар ажурных фильдеперсовых чулок.
Миссис Финк: Да за что же он тебя колотит?
Миссис Кэссиди: Вот дурочка, Просто спьяну. Это ведь у нас почти всегда случается в субботу вечером.
Миссис Финк: А какие ты ему даешь поводы?
Миссис Кэссиди: Здрасьте вам, да разве я ему не жена? Джек придет домой под мухой, а дома его кто встречает? Попробовал бы он только поколотить какую-нибудь другую. Уж я бы ему показала. Иной раз он делает мне выволочку, потому что не поспела с ужином; в другой раз — потому что поспела. Джеку любой повод хорош. Наклюкается, потом вспомнит, что у него есть жена, и спешит домой меня разукрасить. По субботам я уж загодя сдвигаю мебель, чтобы не разбить голову об острые углы, когда он начнет орудовать. Левый свинг у него — просто дух захватывает. Иногда я в нокауте после первого раунда; ну а если мне охота недельку поразвлекаться или обзавестись каким-нибудь новым барахлишком, я встаю и получаю все сполна. Вот как вчера. Джек знает, что я уже месяц мечтаю о шелковой синенькой блузке, а за такую одним синяком, ясное дело, не расквитаешься. Но вот, спорим на мороженое, Мэг, нынче вечером он мне ее притащит.
Миссис Финк: (задумалась) Мой Мартин, ни разу меня пальцем не тронул. Но ты верно заметила, Мэйм: кислый он какой-то, из него и словечка не вытянешь. Мы никуда не ходим. Дома от него никакого толку. Он мне, правда, покупает разные вещи, но с таким брюзгливым видом, что пропадает все удовольствие.
Миссис Кэссиди: Бедняжка! Но не может же у каждой женщины быть такой муж, как Джек. Если бы все были такие, то неудачных браков вообще не бывало бы. Всем недовольным женам только одно и нужно: чтобы раз в неделю муж задавал им хорошую таску, а потом расплачивался за нее поцелуями и шоколадными тянучками. Вот тогда бы они сразу ожили. По мне уж если муж — так муж; пьяный — тряси жену, как грушу, трезвый — люби ее, как душу. А который ни того, ни другого не может, мне и даром не нужен! Ну, до встречи! (уходит)
Миссис Финк: А может, и мне попробовать? Накинусь на него как фурия, закричу- «Лодырь несчастный! Вожусь, обстирываю тут его, олуха, так что чуть руки не отваливаются, а ему наплевать! Муж ты мне или чурбан бесчувственный?» А если недостаточно раззадорю, ударю первой! (уходит)
На сцене появляется Виола, подъедая всё, что осталось на столе. Официантка видит её но не прогоняет.
Виола: Ресторан, это то самое место, где работает некая молодая особа, засыпанная
по горло дарами богини Фортуны. Она прелестна с виду, блестяща, остра и
обладает тем грациозным очарованием, не поддающимся описанию, но
совершенно неотразимым, которое обычно называют личным магнетизмом.
Как ни одинока она в этом огромном мире и как ни преисполнена
достоинств наружных и внутренних, однако, она — не пустая порхающая
бабочка, и лесть бесчисленных вздыхателей не вскружила ей головы. А я её мудрая советчица и наставница!
Молли: Как бы мне хотелось узнать, кто из моих льстивых поклонников честен
и правдив в своих комплиментах! Мужчины ужасные обманщики, и они всегда
расточают мне такие безоговорочные похвалы и произносят такие сладкие
речи, что я так и не знаю, кто из них говорит честно и искренно — и,
вообще, говорит ли честно и искренно хоть один из них!
Виола: Я укажу тебе путь,- в следующий раз, когда у
тебя будут гости, продекламируй что-нибудь драматическое и потом скажи
мне, как отзовется об этой попытке каждый из них.
Интермедия. Сопи решил сыграть роль презренного и всеми ненавидимого уличного ловеласа. Приличная внешность намеченной жертвы и близость внушительного фараона давали ему твердое основание надеяться, что скоро он ощутит увесистую руку полиции на своем плече и зима на уютном островке будет ему обеспечена.
Женщина отошла на несколько шагов и опять предалась созерцанию ресторанных окон. Сопи пошел за ней следом, нахально стал рядом с ней, приподнял шляпу и сказал: «Ах, какая вы милашечка! Прогуляемся?»
Полисмен продолжал наблюдать. Стоило оскорбленной молодой особе поднять пальчик, и Сопи был бы уже на пути к тихой пристани. Ему уже казалось, что он ощущает тепло и уют полицейского участка. Молодая женщина повернулась к Сопи и, протянув руку, схватила его за рукав.
— С удовольствием, Чарльз! — сказала она весело. – Может, пивком угостишь? Я бы я раньше с тобой заговорила, да фараон подсматривает, да и я всё еще обижаюсь.
Молодая женщина обвилась вокруг Сопи, как плющ вокруг дуба, и под руку с ней он мрачно проследовал мимо блюстителя порядка. Положительно, Сопи был осужден наслаждаться свободой.
(За стол с плачем возвращается Миссис Финк, через время появляется и миссис Кэссиди)
Миссис Кэссиди: Ну что, Мэгги, (торжественно) он решился?!
Миссис Финк: (переходит на рыдания)
Миссис Кэссиди: Ну, скажи мне, Мэгги, или я пойду туда и все сама узнаю. Что у вас случилось? Он обидел тебя? Как?
Миссис Финк: Не заглядывай ты туда, ради бога, — всхлипнула она. — И не вздумай кому-нибудь проболтаться, слышишь? Он и пальцем меня не тронул… он… господи боже… он там стирает… он стирает белье.
(Уходят. К ресторану возвращается, крича проклятья в след Чарльза Сопи, Виола)
Виола: Ну, как твоя попытка?
Молли: Ах,- они все столпились вокруг меня и, казалось,
были восхищены до последней степени. Том и Генри, и Джим, и Чарли — все
были в восторге. Они сказали, что Мэри Андерсен не может и сравниться со
мной. Они говорили, что никогда в жизни не слышали такой степени
драматизма и чувства!
Виола: Все до одного хвалили тебя?
Молли: За одним исключением. Мистер Джудсон откинулся в кресле и ни разу
не аплодировал. Когда я закончила, он сказал мне, что боится, что мое
драматическое дарование очень невелико.
Виола: Теперь, ты знаешь, кто из них правдив и искренен?
Молли: Еще бы! Испытание было как нельзя более удачным. Я ненавижу этого
гадкого Джудсона и намерена немедленно начать готовиться к сцене! (счастливая убегает)
(Виола добирает остатки еды на столе и уходит)
Сцена 3. Готовность к компромиссам, и стрелянный воробей.
(Бармен, Сопи, мистер Митерс, официантка)
Интермедия. На углу Шестой авеню внимание прохожих привлекали яркие огни витрины с искусно разложенными товарами. Сопи схватил булыжник и бросил его в стекло. Из-за угла начал сбегаться народ, впереди всех мчался полисмен. Сопи стоял, заложив руки в карманы, и улыбался навстречу блестящим медным пуговицам.
— Кто это сделал? — живо осведомился полисмен.
— А вы не думаете, что тут замешан я? — спросил Сопи, не без сарказма, но дружелюбно, как человек, приветствующий великую удачу.
Полисмен не пожелал принять Сопи даже как гипотезу. Люди, разбивающие камнями витрины магазинов, не ведут переговоров с представителями закона. Они берут ноги в руки. Полисмен увидел за полквартала человека, бежавшего вдогонку за трамваем. Он поднял свою дубинку и помчался за ним. Стало совсем холодно и нужно согреться.
(Сопи осторожно входит в ресторан. Бармен ему не рад, натирает лимонную корку на терке. Затем молча наливает стакан, даёт Сопи. Тот радостно берет, выпивает, но в стакане вода)
Сопи: Послушайте, мне прямо-таки больно думать об этом.
Бармен: О чем? О воде?
Сопи: Нет, сэр. Об индифферентизме, проявляемом населением штата, в
вопросе о поднесении достойного подарка дредноуту «Техас». Это позор для
нашего патриотизма! Я беседовал с Вудро Вильсоном по этому поводу и мы оба
решили, что что-нибудь необходимо предпринять немедленно. Вы дадите два
доллара в фонд на приобретение подарка дредноуту?
Бармен: Я, может быть, дам вам и 10 долларов, — сказал он, — но вот стакан
виски, в который я по ошибке капнул скипидаром нынче утром и забыл
выплеснуть. Это может заменить?
Сопи: Может… И я также собираю пожертвования в пользу голодающего населения Кубы. Если вы хотите поддержать гуманное начинание, но не располагаете свободной
наличностью, фужер пива со случайно попавшей мухой…
Бармен: Катись дальше, Кажется, в заднюю дверь заглядывает
член евангелической конгрегации, а он не войдет, пока кто-нибудь здесь есть.
(Сопи нехотя уходит. Входит мистер Питерс)
Питерс: Вот, уважаемый, я купил у вас сегодня две дюжины яиц, и, должно быть,
ваш кладовщик ошибся…
Бармен: Поди сюда, Молли, ты надула этого джентльмена, подсунув ему тухлые яйца. Дай ему еще дюжину и…
Питерс: Вы меня не так поняли, — сказал покупатель с приятной улыбкой. Ошибка не в этом. Яйца хороши, но вы положили их больше, чем нужно. Я уплатил всего за две дюжины, а дойдя до дому, обнаружил, что их в мешке 36 штук. Я хочу возвратить лишнюю дюжину и для этого вернулся назад. Я…
Бармен: Молли! Немедленно дай этому господину две дюжины яиц. Ты подсунула ему тухлые яйца. Не делай этого больше, или я уволю тебя.
Питерс: Но, сэр, Вы дали мне больше яиц, чем следует на мои деньги, и я хочу вам
вернуть дюжину. Я слишком честен, чтобы…
Бармен: Молли, дай этому господину три дюжины самых свежих яиц и пусть он уходит. Если мы отпускаем плохие яйца, мы их заменяем хорошими. Поспеши, да положи на всякий случай три-четыре штуки лишних.
Питерс: Но выслушайте меня, сэр, Я хочу…
Бармен: Вот что, мой друг, вы лучше забирайте эти яйца и идите домой. Я знаю, для чего вы принесли яйца назад. Если я их возьму у вас, я скажу: ну, это очень хороший человек, он честно поступил с этими яйцами, не правда ли? А потом вы придете в понедельник и возьмете у меня на 9 долларов муки, и ветчины, и консервов, и скажете, что заплатите в субботу вечером. Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь. Вы лучше заберите эти три дюжины яиц и считайте, что сделали хорошее дело. Мы
всегда исправляем мелкие ошибки, если нам случится сделать. Молли, клади
уж прямо три с половиной дюжины — да прибавь штук пять леденцов для ребят!
(все расходятся, затемнение)
Интермедия. Внезапный страх охватил Сопи. Может, какие-то злые чары сделали его неуязвимым для полиции? Он чуть было не впал в панику и дойдя до полисмена, величественно стоявшего перед освещенным подъездом театра, решил ухватиться за соломинку «хулиганства в публичном месте».
Во всю мочь своего охрипшего голоса Сопи заорал какую-то пьяную песню. Он пустился в пляс на тротуаре, вопил, кривлялся — всяческими способами возмущал спокойствие.
Полисмен покрутил свою дубинку, повернулся к скандалисту спиной и заметил прохожему:
— Это йэльский студент. Они сегодня празднуют свою победу над футбольной командой Хартфордского колледжа. Шумят, конечно, но это не опасно. Нам дали инструкцию не трогать их.
Безутешный Сопи прекратил свой никчемный фейерверк.
Сцена 4. Утерянный рецепт и русские соболя
(Бармен, полицейский,Малыш,Молли)
(Бармен за стойкой, в ресторан входит Малыш Кон)
Бармен: Присядьте, я вам скажу, в чем дело. Прошлым летом мы с Тимом решили, что открыть американский бар в Никарагуа будет выгодным делом. Там есть город на берегу, в котором нечего жрать, кроме хинина, и нечего пить, кроме рома. Туземцы и иностранцы ложатся спать с простудой и просыпаются с горячкой. Хорошая американская смесь — лучшее природное средство для таких тропических недугов. Мы приобрели в Нью-Йорке изрядную партию питейных товаров, все оборудование для бара и стекло и отправились на пароходе в эту самую Санта-Пальму. Дорогой мы с Тимом смотрели летающих рыб, играли с капитаном и слугой в «семь сбоку» и вообще считали уже себя королями виски-сода на тропике Козерога. Когда мы находились в пяти часах хода от страны, в которой мы собирались проповедовать запой и опохмеление, капитан позвал нас вдруг на мостик. Он что-то вспомнил.
— Я забыл предупредить вас, ребята, — говорит он, — что в Никарагуа с прошлого месяца установлена новая ввозная пошлина: сорок восемь процентов ad valorem со всех товаров в закупоренных бутылках. Дело вышло из-за того, что ихний президент принял по ошибке средство для укрепления волос из Цинцинати за соевый соус к бифштексу, и оно подействовало. Напитки в бочках свободны от пошлин.
— Жаль, что вы раньше не сообщили нам об этом, — сказали мы.
Что было делать? Мы купили у капитана две бочки, вместимостью по сорок два галлона, раскупорили все бутылки и вылили содержимое их в эти бочки. Эти сорок восемь процентов нас разорили бы. Мы и решили попытать счастья и сделать лучше на тысячу двести долларов коктейль, чем побросать за борт все бутылки. По приезде мы открыли одну из бочек. Смесь оказалась душераздирающей. Цветом она напоминала гороховый суп, а вкусом — один из этих кофейных суррогатов, которые вам дает ваша тетя, когда вы продуетесь и жалуетесь на сердце. Мы дали одному негру попробовать рюмочку, так он лежал три дня под кокосовой пальмой, колотил пятками по песку и даже отказался подписать благодарственный отзыв.
Зато другая бочка… Скажите, приходилось вам когда-нибудь надеть соломенную шляпу с желтой лентой и подняться на воздушном шаре с хорошенькой девушкой, имея при этом в кармане восемь миллионов долларов на мелкие расходы? Вы бы испытали нечто подобное, выпив тридцать капель этой смеси. Проглотив полрюмки, вы просто закрыли бы лицо руками, и плакали бы, и обливались бы слезами, и кричали бы, что разнесчастный вы человек, потому что некому дать по морде в этом мире, кроме паршивого какого-то Джима Джеффри. Да, сэр, смесь во второй бочке оказалась дистиллированным эликсиром борьбы, богатства и высокого полета. Цвета она была как золото, прозрачная как стекло, и сияла она, после захода солнца, словно солнце село в нее. Тысяча лет пройдет, пока вы снова получите такой напиток в баре.
Итак, мы начали дело с одним лишь сортом напитка, и этого оказалось достаточно. Разноцветная аристократия этой страны прилипла к нему, как пчелы к меду. Если бы наша бочка не иссякла, эта страна стала бы величайшей на земле. Когда мы открывали утром торговлю, у дверей стояла очередь длиной в целый квартал, состоявшая из генералов, полковников, экс-президентов и революционеров. Мы начали с пятидесяти центов серебром за стаканчик. Последние десять галлонов легко прошли по пять долларов за глоток. Это была замечательная смесь. Она придавала мужчине мужество, честолюбие и энергию для достижений. Выпив полбочки, Никарагуа отказалась от уплаты национального долга, отменила пошлину с папирос и собиралась уже объявить войну Англии и Соединенным Штатам.
Мы случайно открыли этого короля всех спиртных напитков, и будет большое счастье, если мы снова нападем на него. Мы делаем опыты уже десять месяцев. Маленькими дозами мы смешали уже, слава тебе, тетерев, целые бочки всех зловредных специй, известных в кабацкой науке. Мы могли бы заполнить десять баров всеми виски, водками, джинами, наливками, настойками и винами, которые мы с Тимом потратили даром. Подумайте! Такой божественный напиток — и пропал для людей. Это прямо бедствие и потеря денег. Соединенные Штаты, как нация, приветствовали бы такой напиток и платили бы за него.
(Все это время Мак-Кирк тщательно вымерял и смешивал небольшие дозы разнородных спиртных напитков. Полученная смесь оказалась дрянного пятнисто-шоколадного цвета. Мак-Кирк попробовал ее и вылил с соответствующим эпитетом в помойное ведро. Начал смешивать сначала)
Малыш: Это странная история, даже если это правда.
Бармен: Выпейте чего-нибудь крепенького. У нас имеется все что угодно, кроме утерянной смеси.
Малыш: Я не пью… Ничего, кроме воды. Я только что встретил мисс Молли на лестнице. Она сказала верное слово. «Немножко воды, — сказала она, — никогда не может повредить».
( Бармен покидает сцену. На столе остаются графин с водой и стакан с остатками коктейля. Кон уже собирается уходить, как в ходит Молли)
Молли: Еще раз добрый вечер, мистер Кон. Какие у вас еще новости о погоде?
Малыш: Все еще соб… бирается д… дождь…
(От нервов наливает себе стакан воды, выпивает)
Молли: (дразнящее) Ничего новенького, мистер Кон?
Малыш: (схватил Молли за талию) Последняя новость, это то, что я вас люблю.
Молли: Отпустите меня, сэр! О, Кон! Где вы набрались наконец храбрости сказать мне это?
Затемнение
Между мини-сценами интермедия. Сопи увидел господина с красивым зонтом. Свой шелковый зонтик этот господин поставил у входа. Сопи перешагнул порог, схватил зонтик и медленно двинулся прочь. Человек быстро последовал за ним.
— Это мой зонтик, — сказал он строго.
— Неужели? — нагло ухмыльнулся Сопи, прибавив к мелкой краже оскорбление. — Почему же вы не позовете полисмена? Да, я взял ваш зонтик. Так позовите фараона! Вот он стоит на углу.
Хозяин зонтика замедлил шаг. Сопи тоже. Он уже предчувствовал, что судьба опять сыграет с ним скверную шутку. Полисмен смотрел на них с любопытством.
— Разумеется, — сказал человек, — конечно… вы… словом, бывают такие ошибки… я… если это ваш зонтик… надеюсь, вы извините меня… я захватил его сегодня утром в ресторане… если вы признали его за свой… что же… я надеюсь, вы…
— Конечно, это мой зонтик, — сердито сказал Сопи.
-Ваш?
-Мой!
-Ваш! Ахахаха!
-Мой!!! Хаха!
Пошел дождь…
Так познакомились Мистер Сопи и мистер Питерс…
Сопи и Питерс, стоя под зонтом: Когда синие, как ночь, глаза Молли Мак-Кивер положили Малыша Кона на обе лопатки, он вынужден был покинуть ряды банды «Дымовая труба». Такова власть нежных укоров подружки и ее упрямого пристрастия к порядочности. А ведь Малыш был самым сильным, самым изобретательным, самым франтоватым и самым удачливым из всех членов банды.
(на сцене Молли и Малыш. Молли плачет)
Малыш: Закрой свой водоразборный кран, я решил выйти из банды. Кроме тебя, Молли, мне ничего не нужно. Заживем с тобой тихо-скромно. Я устроюсь на работу, и через год мы с тобой поженимся. Я сделаю это для тебя. Снимем квартирку, заведем канарейку, купим швейную машинку и фикус в кадке и попробуем жить честно.
Молли: Ах, Малыш! За эти твои слова я готова отдать весь Нью-Йорк со всем, что – в нем есть! Да много ли нам нужно, чтобы быть счастливыми.
Малыш: Труднее всего придется по части барахла… Я ведь всегда питал слабость к хорошим вещам. Ты знаешь, Молли, как я ненавижу дешевку. Этот костюм обошелся мне в шестьдесят пять долларов. Насчет одежды я разборчив – все должно быть первого сорта, иначе это не для меня. Если я начну работать – тогда прощай маленький человечек с большими ножницами!
Молли: Пустяки, дорогой! Ты будешь мне мил в синем свитере ничуть не меньше, чем в красном автомобиле.
(Малыш протягивает Молли свёрток)
Малыш: Ну-ка, Молли, разверни! Русские соболя! Первосортная вещица. Впрочем, перевороши хоть всю Россию – не найдешь ничего, что было бы слишком хорошо для моей Молли.
Молли: Ты настоящее золото, Малыш! Никогда в жизни я еще не носила мехов. Но ведь русские соболя, кажется, безумно дорогая штука? Помнится, мне кто-то говорил.
Малыш: А разве ты замечала, Молли, чтобы я подсовывал тебе какую-нибудь дрянь с дешевой распродажи? Может, ты видела, что я торчу у прилавков с остатками или глазею на витрины «любой предмет за десять центов»? Допусти, что это боа стоит двести пятьдесят долларов и муфта – сто семьдесят пять. Тогда ты будешь иметь некоторое представление о стоимости русских соболей. Хорошие вещи – моя слабость. Черт побери, этот мех тебе к лицу, Молли… Выкинь это из головы! Я ведь сказал тебе, что с прежним покончено. Я купил этот мех и заплатил за него из своего кармана.
Молли: Из своего заработка, Малыш? Из семидесяти пяти долларов в месяц?
Малыш: Ну да. Я откладывал.
Молли: Откладывал? Постой, как же это… Четыреста двадцать пять долларов за восемь месяцев…
Малыш: Ах, да перестань ты высчитывать! У меня еще оставалось кое-что, когда я пошел работать. Ты думаешь, я снова с ними связался?! Но я же сказал тебе, что покончил с этим. Я честно купил этот мех, понятно? Надень его и пойдем прогуляемся.
(навстречу выходит полицейский Рэнсон)
Рэнсон: На два слова, Кон. Ты был вчера у миссис Хезкоут на Западной Семьдесят второй? Чинил водопровод?
Малыш: Был, а что?
Рэнсон: Гарнитур из русских соболей, стоимостью в тысячу долларов, исчез оттуда одновременно с тобой. По описанию он очень похож на эти меха, которые украшают твою девушку.
Малыш: Поди ты… поди ты к черту! Ты знаешь, Рэнсон, что я покончил с этим. Я купил этот гарнитур вчера у… (замолчал)
Рэнсон: Я знаю, ты честно работал последнее время! Я готов сделать для тебя все, что могу. Если ты действительно купил этот мех, пойдем вместе в магазин, и я наведу справки. Твоя девушка может пойти с нами и не снимать пока что соболей. Мы сделаем все тихо, без свидетелей. Так будет правильно, Кон.
Малыш: Пошли… (тут же передумал) Ни к чему все это. Это старухины соболя. Тебе придется вернуть их, Молли. Но если б даже цена им была миллион долларов, все равно они недостаточно хороши для тебя.
Молли: О Малыш, Малыш, ты разбил мое сердце! Я так гордилась тобой… А теперь они упекут тебя – и конец нашему счастью!
Малыш: Ступай домой! Идем, Рэнсон, забирай меха. Пошли, чего ты стоишь! Нет, постой, ей-богу, я… К черту, пусть меня лучше повесят… Беги домой, Молли. Пошли, Рэнсон.
(На шум выходит бармен)
Бармен: О, приветствую, Рэнсон! Да, да, я слышал, что пропали соболя. Так ты их нашел? (разглядывает)Когда-то я торговал мехами на Шестой авеню, да, конечно, это соболя. С Аляски. Боа стоит двенадцать долларов, а муфта… (Малыш пытается заткнуть бармена) Это боа стоит двенадцать долларов, а муфта – девять! Что вы тут толкуете про русские соболя?
Малыш: (стыдливо) Правильно, Всезнайка! Я заплатил двадцать один доллар пятьдесят центов за весь гарнитур. Я, Малыш, шикарный парень, презирающий дешевку! Мне легче было бы отсидеть шесть месяцев в тюрьме, чем признаться в этом. Да, Молли, я просто-напросто хвастун – на мой заработок не купишь русских соболей.
Молли: Не нужно мне никаких денег и никаких соболей! Ничего мне на свете не нужно, кроме моего Малыша! Ах ты, глупый, глупый, тупой, как индюк, сумасшедший задавала!
Бармен: Сними с него наручники, я звонил в участок, там сказали, что эта особа нашла свои соболя – они висели у нее в шкафу. Молодой человек, на этот раз я прощаю вам непочтительное обращение со мной.
(Рэнсон протянул Молли ее меха. Не сводя сияющего взора с Малыша, она грациозным жестом, достойным герцогини, набросила на плечи боа, перекинув один конец за спину. Уходят)
Бармен: Пара молодых идиотов. Выпьете?
Затемнение
Сцена 5. Предвестник весны и Фараон
(Сопи, Мистер Питерс, Миссис Питерс, полицейский)
Сопи: А откуда ты знаешь, что у твоей жены именно доллар?
Питерс: Угольщик видел. Она вчера ходила куда-то стирать. А на завтрак что мне дала — горбушку хлеба да чашку кофе, а у самой доллар в кармане.
Сопи: Подлость какая! Схватить ее да заткнуть ей рот полотенцем, а монету забрать!
Питерс: Сэр! не забывайте, что вы говорите о моей жене. Всякий, кто хоть пальцем тронет женщину, если только не…
Сопи: Мак-Кирк вывесил плакат, что привезли свежее пиво… Будь у нас доллар, мы бы могли…
Питерс: Ладно. Так или иначе, а достать этот доллар нужно. Я как муж имею на него законное право. Предоставьте это мне. Я схожу домой и добуду его. А ты подожди меня здесь.
Сопи: Я-то знаю, им только дай разок под микитки, живо скажут, где у них деньги спрятаны
Питерс: Порядочный человек не станет бить женщину… Так, придушить легонечко — это можно, и следов не остается. Ну, жди меня. Доллар я сейчас принесу. (расходятся)
(Питерс входит в дом. Миссис Питерс занимается домашними делами)
Миссис Питерс: Никакой еды раньше вечера не получишь, И убери отсюда свою несытую морду.
Мистер Питерс: (в зал) Если не дать ей опомниться, можно, пожалуй, наскочить на нее, повалить наземь и применить к ней ту самую душительную тактику, которую я только что излагал своему приятелю. Положим, это было чистое хвастовство: я еще ни разу не отважился прибегнуть к насилию; но мысль о вкусном холодном пиве придала мне храбрости, и я готов был опровергнуть свою собственную теорию о том, как подобает джентльмену обращаться с дамой. Однако я предпочитаю более художественные и менее утомительные методы. Пущу в ход дипломатию, выбрав для начала крупный козырь — позицию человека, не сомневающегося в успехе. (обращаясь к Миссис Питерс) У тебя есть доллар?
Миссис Питерс: Есть (показывает)
Мистер Питерс: Мне предложили работу в… в чайном магазине… Завтра начинать. Но мне придется купить пару…
Миссис Питерс: Врешь. (пряча доллар обратно) — Ни в чайный магазин, ни в столовую, ни в лавку старого платья тебя не возьмут. Я себе всю кожу на руках содрала, пока стирала фуфайки да комбинезоны, чтобы заработать этот доллар. Думаешь, для того я мучилась, чтобы ты его пропил? Дудки. Ты про эти деньги и думать забудь.
Мистер Питерс: (меняя тактику) Клара… Продолжать борьбу бесполезно. Ты никогда меня не понимала. Видит бог, я всеми силами старался удержаться на поверхности, но волны бедствий…
Миссис Питерс: Насчет радуги надежд и островов блаженства можешь не разоряться. Слышала я все это, довольно. Вон там, на полке, за жестянкой от кофе, стоит пузырек с карболкой. Пей на здоровье.
Мистер Питерс: (в зал) Как же быть дальше? Испытанные приемы не помогли. На карту поставлена моя честь. Я взялся один пойти на штурм и добыть сокровище, которое даст им отраду и забвение печалей. И между мной и желанным долларом стоит только моя жена, та самая девочка, которую я когда-то… Ага! Не попытаться ли и сейчас? Когда-то я умел ласковыми словами добиться от нее чего угодно. Попытаться? Сколько лет прошло с тех пор! Жестокая нужда и взаимная ненависть убили все это. Но Сопи ждёт обещанного доллара! Не знаю, может, ничего и не выйдет. Попытаюсь! (К Миссис Питерс) Клара, милая, зачем мы все ссоримся? Ведь ты же моя душечка-пампушечка.
( На передний план выходит Сопи, звучит околоцерковная музыка)
Последняя интермедия.
Сопи: Стыдно, мистер Питерс! Черным крестом отметит вас Купидон в своей главной книге. Вам предъявляется тяжкое обвинение: шантаж и подделка священнейших слов любви. Но чудо весны совершилось. В голую комнату над голым двором между черных стен проник Предвестник. Это было нелепо, но… Да, это ловушка, и вы, сударыня, и вы, сударь, и все мы в нее попадаемся.
Красная, толстая, плачущая, как Ниобея или Ниагара, миссис Питерс бросилась на шею своему повелителю и залила его слезами. Мистер Питерс был бы рад извлечь доллар из семейного сейфа, но его руки были плотно прижаты к бокам.
У меня в душе произошла внезапная и чудесная перемена. Я с ужасом увидел бездну, в которую упал, увидел позорные дни, недостойные желания, умершие надежды, загубленные способности и низменные побуждения, из которых слагалась моя жизнь.
Я внезапно ощутил в себе силы для борьбы со злодейкой-судьбой. Я выкарабкаюсь из грязи, я опять стану человеком, я забуду зло, которое сделало меня своим пленником. Время еще не ушло, я сравнительно молод. Я воскрешу в себе прежние честолюбивые мечты и энергично возьмусь за их осуществление. Завтра утром я отправлюсь в деловую часть города и найду себе работу. Один меховщик предлагал мне как-то место возчика. Я завтра же разыщу его и попрошу у него эту службу. Я хочу быть человеком. Я…
Полицейский: Что вы тут делаете?
Сопи: Ничего
Полицейский: Тогда пойдем. (Уходя) В тюрьму на остров. На три месяца.
Конец
Пьесу можно увеличить на одну сцену. Место для вставок есть, вопрос в том, будут ли актеры на эти роли. Тот же ресторан, та же официантка носит еду.
«Из любви к искусству»
Джо Лэрреби (художник)
Дилия Кэрузер (пианистка)
Дилия: Джо, дорогой мой, я получила урок? И, знаешь, такие милые люди! Генерал… генерал А. Б. Пинкни с дочкой. У них свой дом на Семьдесят первой улице. Роскошный дом, Джо! Поглядел бы ты на их подъезд! Византийский стиль — так, кажется, ты это называешь. А комнаты! Ах, Джо, я никогда не видала ничего подобного! Я буду давать уроки его дочке Клементине. И представь, я просто привязалась к ней с первого взгляда. Она такая нежная, деликатная и так просто держится. И вся в белом с головы до пят. Ей восемнадцать лет. Я буду, заниматься с ней три раза в неделю. Ты только подумай, Джо, урок пять долларов! Это же чудно! Еще два-три таких урока, и я возобновлю занятия с герром Розенштоком. Ну, пожалуйста, родной, перестань хмуриться и давай устроим хороший ужин.
Джо: Тебе легко говорить, Дили… А мне каково? Ты, значит, будешь бегать по урокам и зарабатывать на жизнь, а я беззаботно витать в сферах высокого искусства? Ну уж нет, клянусь останками Бенвенуто Челлини! Я, вероятно, тоже могу продавать газеты или мостить улицы и приносить в дом доллар-другой.
Дилия: Джо, любимый мой, ну какой ты глупый! Ты не должен бросать живопись. Ты пойми — ведь если бы я оставила музыку и занялась чем-то посторонним… а я сама учусь, когда даю уроки. Я же не расстаюсь с моей музыкой. А на пятнадцать долларов в неделю мы будем жить, как миллионеры И думать не смей бросать мистера Маэстри.
Джо: Ладно… Все же мне очень горько, что ты должна бегать по урокам. Нет, это не Искусство. Но ты, конечно, настоящее сокровище и молодчина.
Дилия: Когда любишь Искусство, никакие жертвы не тяжелы…
Джо: Маэстри похвалил небо на том этюде, что я писал в парке. — А Тинкл разрешил мне выставить две вещи у него в витрине. Может, кто и купит одну из них, если они подадутся на глаза какому-нибудь подходящему идиоту с деньгами.
Дилия: Непременно купят, — нежно проворковала Дилия. — А сейчас возблагодарим судьбу за генерала Пинкни и эту телячью грудинку.
(прошло время)
Дилия: Клементина удручает меня порой, — сказала она чуть-чуть устало. — Боюсь, что она недостаточно прилежна. Приходится повторять ей одно и то же по нескольку раз. И эти ее белые одеяния стали уже нагонять тоску. Но генерал Пинкни — вот чудесный старик! Жаль, что ты не знаком с ним, Джо. Он иногда заходит к нам во время урока — он ведь одинокий, вдовец — и стоит, теребя свою белую козлиную бородку. «Ну, как шестнадцатые и тридцать вторые? — спрашивает он всегда. — Идут на лад?» Ах, Джо, если бы ты видел, какие у них панели в гостиной! А какие мягкие шерстяные портьеры! Клементина немножко покашливает. Надеюсь, что она крепче, чем кажется с виду. Ты знаешь, я в самом деле очень привязалась к ней — она такая ласковая и кроткая и так хорошо воспитана. Брат генерала Пинкни был одно время посланником в Боливии.
Джо: (Достает деньги, около 20 долларов) Продал акварель с обелиском одному субъекту из Пеории
Дилия: Ты шутишь, Джо… Не может быть, чтобы из Пеории!
Джо: Да вот, представь себе. Жаль, что ты не видала его, Дилия. Толстый, в шерстяном кашне и с гусиной зубочисткой. Он заметил мой этюд в витрине у Тинкла и принял его сначала за изображение ветряной мельницы. Но он славный малый и купил вместо мельницы обелиск и даже заказал мне еще одну картину — маслом: вид на Лэкуонскую товарную станцию. Повезет ее с собой. Ох, уж эти мне уроки музыки! Ну ладно, ладно, они, конечно, не отделимы от Искусства.
Дилия: Я так рада, что ты занимаешься своим делом! Тебя ждет успех, дорогой. (пересчитывает и свои деньги) Тридцать три доллара! Мы никогда не жили так богато. У нас будут сегодня устрицы на ужин.
Джо: И филе-миньон с шампиньонами!
(прошло время)
(За стол садится Джо, кладет деньги на стол, следом входит Дили, рука ее перебинтована)
Джо: Что случилось, Дилия?
Дилия: (невесело рассмеялась) Клементине пришла фантазия угостить меня после урока гренками по-валлийски, — сказала она. — Вообще это девушка со странностями. В пять часов вечера — гренки по-валлийски! Генерал был дома, и посмотрел бы ты, как он ринулся за сковородкой, можно подумать, что у них нет прислуги. У Клементины, конечно, что-то неладно со здоровьем — она такая нервная. Плеснула мне на руку растопленным сыром, когда поливала им гренки. Ужас как больно было! Бедняжка расстроилась до слез. А генерал Пинкни… ты знаешь, старик просто чуть с ума не сошел. Сам помчался вниз в подвал и послал кого-то — кажется, истопника — в аптеку за мазью и бинтами. Сейчас уж не так больно.
Джо: А это что у тебя тут? (из под бинта торчит белая тряпочка)
Дилия: Это такая мягкая штука, на которую кладут мазь, сказала Дилия. — Господи, Джо, неужели ты продал еще один этюд?
Джо: Продал ли я этюд! Спроси об этом нашего друга из Пеории. Он забрал сегодня свою товарную станцию и, кажется, склонен заказать мне еще пейзаж в парке и вид на Гудзон. В котором часу стряслось с тобой это несчастье, Дили?
Дилия: Часов в пять, должно быть… Утюг… то есть сыр сняли с плиты примерно в это время. Ты бы посмотрел на генерала Пинкни, Джо, когда он…
Джо: Поди-ка сюда, Дили… Чем это ты занималась последние две недели?
(Дилия храбро посмотрела мужу в глаза — взглядом, исполненным любви и упрямства, — и забормотала что-то насчет генерала Пинкни… потом опустила голову, и правда вылилась наружу в бурном потоке слез.)
Дилия: Я не могла найти уроков! И не могла допустить, чтобы ты бросил живопись. Тогда я поступила в эту большую прачечную — знаешь, на Двадцать четвертой улице — гладить рубашки. А правда, я здорово придумала все это — насчет генерала Пинкни и Клементины, как ты считаешь, Джо? И сегодня, когда одна девушка в прачечной обожгла мне руку утюгом, я всю дорогу домой сочиняла эту историю с гренками. Ты не сердишься, Джо? Ведь если бы я не устроилась на работу, ты бы, может быть, не продал своих этюдов этому господину из Пеории.
Джо: Он, между прочим, не из Пеории
Дилия: Ну, это уж не важно, откуда он. Ты такой молодчина, Джо, и скажи, пожалуйста… нет, поцелуй меня сначала, скажи, пожалуйста, как это ты догадался, что я не даю уроков?
Джо: Я и не догадывался… до последней минуты, — сказал Джо. — И теперь бы не догадался, но сегодня я послал из котельной наверх, в прачечную, лигнин и мазь для какой-то девушки, которой обожгли руку утюгом. Я уже две недели как топлю котел в этой прачечной.
Дилия: Так, значит, ты не…
Джо: Мой покупатель из Пеории — так же, как и твой генерал Пинкни, — всего лишь произведение искусства, которое, кстати, не имеет ничего общего ни с живописью, ни с музыкой… Когда любишь Искусство, никакие жертвы…
Дилия: Нет… Просто: когда любишь…
Конец.
