Skip to content

Ольга Милованова

+79088821080

milol66@yandex.ru

ПРИВИДЕНИЕ В ИНЖЕНЕРНОМ ЗАМКЕ

Пьеса в 3-х картинах по повести Н.С. Лескова

 

Действующие лица:

Генерал Ламновский

Офицер

Священник

Кадеты:

Кавдин

Гамильтон

Запорожский

Воронов

Дежурный

Господин

Дама

Вдова генерала, Привидение, без слов

Кадеты, гости, офицеры

 

1 картина

Именины Генерала. Ярко освещённая комната, за накрытым столом сидят гости. Генерал говорит медленно, запинаясь, при этом усиленно трёт нос правой рукой.

Генерал. Я такой человек… всегда точно исполняю… то, что обещал.

Господин. Как же вам это удаётся, Карл Филиппович?

Генерал. Потому что у меня… железная воля!

Священник. Обещания даются по соображениям — и исполняются по обстоятельствам.

Генерал. Нет такого правила. Всё, что я раз себе сказал, должно быть сделано. Этим только и приобретается настоящая железная воля.

Дама. Боже мой!

Генерал. Да, у меня железная воля… и у моего отца… и у моего деда была железная воля… И у меня тоже железная воля. Быть господином себе и тогда стать господином для других. Вот что до̀лжно, чего я хочу, и что я буду преследовать.

Господин. Браво! Браво! За Карла Филипповича, господа!

Дама. Позвольте пожелать вам и милейшей Варваре Дмитриевне здоровья на долгие годы. Как она поживает?

Генерал. К сожалению, всё по-прежнему — очень больна и не выходит.

Дама. Весьма жаль.

Господин. Достойнейшая женщина.

Генерал. Да, это так.

Священник. Желаю вам всех благ, земных и небесных.

Генерал. Благодарю… Благодарю, господа. Искренне… так сказать… тронут.

Господин. Предлагаю за нашего дорогого Карла Филипповича троекратное ура.

Генерал. Да будет вам, господа… Стоит разве?

Дама. Стоит, стоит. Всенепременно. Прошу, все вместе, господа.

Гости. Ура! Ура! Ура-а-а!

Последнее «Ура» обрывается процессией, появившейся в дверях. Кадеты, покрытые простынями, со свечами в руках несут Кавдина с длинноносой маской на лице, поют погребальную молитву.

Покой Спасе наш, с праведными рабы Твоя и сего всели во дворы Твоя, якоже есть писано, презирая яко Благ прегрешения его, вольная и невольная…

Генерал. Что?.. Что такое?.. Но позвольте…

Кавдин, изменив голос, карикатурно изображает Генерала в словах и жестах.

Кавдин. Я всегда точно исполняю то, что обещал! Сказал: «Чёрт меня побери!» Чёрт и меня и забрал. О мой отец! О мой гроссфатер! Слышите ли вы это и довольны ли вашим Карлом?

Гости тихо пересмеиваются.

Офицер. Прекратить! Немедленно!

Офицер бросается к кадетам, пытается схватить кого-нибудь, но они разбегаются. В руках у офицера остаётся только кусок простыни и маска.

Генерал. (В ярости, задыхаясь) Смутители!.. Крамольники!.. Бунтовщики!..

Дама. Полноте, Карл Филиппович. Какие бунтовщики? Просто мальчишки… озорники. Выпороть хорошенько, да и дело с концом.

Генерал. Мальчишки?! Выпороть?! Нет, сударыня! Тут другое! Это… посягновение! На государственное… так сказать лицо… посягновение!

Офицер. Ваше Превосходительство, не догнал. Вот, только это. Но я узнал, мне кажется. Там заводчиком всё тот же. Кавдин, Ваше Превосходительство.

Генерал. Даю слово… даю слово, господа… что я этого Кавдина… накажу! Видит Бог, накажу! Не поцеремонюсь… приведу все его дроби, так сказать… к одному знаменателю! На всю жизнь накажу… не отвертится! Сбудется ему, так сказать!

2 картина

Спальня. Кадеты в кроватях. Распахивается дверь, входит Офицер. Дежурный отдаёт ему честь. Держа над собой лампу, Офицер проходит мимо рядов кроватей, осматривая лица кадетов. Но все они как будто мирно спят. Офицер подходит к кровати Кавдина.

Офицер. Кадет Кавдин, встать.

Кавдин вскакивает.

Кавдин. За что, господин офицер?

Офицер. Я тебе покажу за что! Дежурный!

Дежурный. Я, господин офицер.

Офицер. Кто отсутствует?

Дежурный. Фролов в госпитале. Фурункул на… нежном месте, господин офицер. Остальные тут, господин офицер.

Офицер. Не ори. Оглушил.

Дежурный. Так точно, господин офицер.

Офицер. Кто-то отлучался из дортуара?

Дежурный. Никак нет, господин офицер.

Офицер. Так ли?

Дежурный. Так точно, господин офицер.

Офицер. Ладно, утром разберёмся. Знаю я, кто у вас заводилой. Помяни моё слово, Кавдин. Теперь тебе уже не выкрутиться. И всем… спящим. На этот раз вам не сойдёт с рук. Генерал пришёл в крайнюю гневность. Розог на всех припасено. Надолго запомните.

Офицер уходит. Кадеты садятся на кроватях.

Дежурный. Аус.

Гамильтон. Ушёл?

Запорожский. Обошло.

Кавдин. Водевиль хорош вышел!

Воронов. Как вы думаете, правда, все под розги пойдём?

Кавдин. Пусть сначала докажет? Ишь, что выдумал? Всех под розги, без разбору. Где справедливость? Я вас спрашиваю! Нет, ты сначала разберись… докажи… а уж потом… Ты нас поймал? Нет. Мы вот они где. Спим, яко ангелы небесные. А этот, гляди: розги для всех припасены. Железная воля! Вот где у меня его железная воля!

Гамильтон. Оставьте, Кавдин.

Кавдин. С чего бы это?

Гамильтон. На вашем месте, я бы поостерёгся.

Кавдин. Нет уж, будьте, пожалуйста, на своём месте. А моё мне оставьте.

Гамильтон. Как вам будет угодно.

Воронов. Гамильтон прав. Ламновский на вас давно зуб точит. Ещё с прошлого года, когда мы его также с именинами поздравили.

Кавдин. Пустое? Наш папка погалдит, погрозится, да и спустит всё, как в прошлый раз.

Воронов. А если не спустит?

Кавдин. Крута гора, да забывчива…

Гамильтон. А продолжение?

Кавдин. Извольте: лиха беда, да сбывчива.

Гамильтон. Во-от.

Кавдин. Ничего не вот. Нам столько раз всё с рук сходило, почему ж теперь по-иному должно быть?

Гамильтон. Так это генеральша укрощала, лютость его.

Кавдин. Какая генеральша? Я её отродясь не видел.

Воронов. И я.

Запорожский. И я не видел.

Гамильтон. Она больна постоянно, вот и не видел её никто. Зато как ангел хранитель сберегла нас от розог сколько раз.

Запорожский. Да будет вам. Велика беда розги. Не впервой чай. Я слышал здесь штуки и почище бывали. Слышали про привидение императора Павла?

Кавдин. Про то разве только малыши ещё не знают.

Воронов. Верно. Все знают про привидение. Это дух императора Павла ходит по замку, смотрит из окна на Петербург. И даже, говорят, иногда кланяется прохожим.

Запорожский. Вот и враки. А знаете ли вы, что всё это в точности проделывал один кадет?

Кадеты. Как это?

Запорожский. Истинная, правда. Мне кузен рассказывал, а ему товарищ того кадета. Имя, правда, запамятовал. Ну, да это неважно. Так вот, кадет этот открыл какой-то неизвестный лаз в страшную спальню покойного императора Павла. Ту, в которой тот лёг почивать здоровым, а утром его оттуда вынесли мёртвым. В конце северного коридора. Кадет пронёс в ту комнату простыню и спрятал. А по вечерам побирался туда, покрывался с ног до головы этой простынёю и становился в окне, которое выходило на Садовую улицу. Шалость эта продолжалась несколько месяцев и распространила упорный слух, что Павел Петрович по ночам ходит вокруг своей спальни и смотрит из окна на Петербург. Многим живо и ясно представлялось, что стоявшая в окне белая тень им кивала головой и кланялась. Кадет действительно проделывал эти штуки. Всё это вызывало в замке обширные разговоры с предвозвещательными истолкованиями.

Гамильтон. И чем всё закончилось?

Запорожский. Поймали. Ходил слух, будто кадет имел несчастие испугать одно случайно проезжавшее мимо замка высокое лицо. За что и был наказан не по-детски. Говорили, будто несчастный шалун «умер под розгами». И с этих пор сам этот кадет стал новым привидением. Тот товарищ его сам несколько раз видел. Весь иссеченный и с гробовым венчиком на лбу, а на венчике надпись: «Вкушая вкусих мало мёду и сё аз умираю».

Кавдин. Будет вам, Запорожский. Воронов уж едва дышит. Так вы его запугали.

Воронов. Я ничего. Это я так только.

Гамильтон. Ничего удивительного. У домов, как у людей, у каждого своя репутация. Есть дома, где, по общему мнению, нечисто. А здесь почти с самого основания замка замечали таинственные явления. Ещё при жизни императора Павла тут, говорят, слышали голос Петра Великого, и, наконец, даже сам император Павел видел тень своего прадеда.

Кавдин. А вы откуда знаете, Гамильтон?

Гамильтон. Книжку нашёл в библиотеке. «Записки баронессы Оберкирх» называется. Там про это, про всё написано.

Кавдин. Враки всё это. Я скорее поверю, что наш папка Железная воля знается с нечистою силою. И заставляет демонов таскать мрамор, который он поставляет для какого-то здания в Петербурге… Чуть не для Исаакиевского собора. А так как демонам эта работа надоела изрядно, они нетерпеливо ждут кончины генерала, как события, которое возвратит им свободу. Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде жизни вечной усопшего раба Твоего Карла.

Гамильтон. Опять вы за своё, Кавдин. И так уже на волоске висите. Нимало не сомневаюсь, что Ламновский свою клятву выполнит. Всех высечет, разбираться не будет. И заступничество генеральши не поможет.

Кавдин. Может вы и правы, Гамильтон. Стоит, верно, поостеречься хоть какое-то время. Только ведь я что тот запойный пьяница: «Год не пьёт, а как чёрт прорвёт, так он всё пропьёт».

Гамильтон. Ну, и чёрт с вами. Пропивайте, коли хотите. Только я за вас больше не желаю ответ держать.

Кавдин. Ах, какие мы чувствительные. Может вы ещё, и пожалеете его Превосходительство.

Гамильтон. Вот ещё.

Кавдин. Глядите, он-то вас не пожалеет. Не дождётесь.

Гамильтон. Не очень-то и хотелось.

Кавдин. Пусть вас. Обойдёмся без неженок. Кто со мной поздравлять папку на будущий год?

Тихо открывается дверь.

Дежурный. Атанде!

Все бросаются в постели. Входит Священник.

Священник. Я знаю, что вы не спите… стоит вам знать, господа, что после вашей неподобающей выходки его Превосходительство слёг. К нему вызывали доктора, пускали кровь. Но только это уже не помогло. Генерал Ламновский скончался третьего часа по полуночи.

Кадеты. Ура! Розог не будет!

Кавдин. Ну, вот! Теперь ещё и Ламновский будет ходить по замку. О, я его уже слышу. Шарк, шарк. Железная воля! Железная воля! Нежить здесь по замку бродит, и покоя не находит.

Воронов. Полно, довольно, оставьте это! Ну, вас к чёрту! Вы только себе и людям нервы портите! Страшно.

Священник. Что за радость по случаю кончины генерала? Разве хорошо это? Ходит. И разумеется, что ходит некто такой, кого вы не видите и видеть не можете. А в нём и есть сила, с которою не сладишь. Это серый человек, — он не в полночь встает, а в сумерки, когда серо делается, и каждому хочет сказать о том, что в мыслях есть нехорошего. Смотрите, чтобы серый человек им не скинулся, да не дал бы вам тяжёлого урока! Советую вам не тревожить его дрянной радостью о чужой смерти.

3 картина

Траурная зала, освещённая свечами. Посредине катафалк, на котором стоит гроб с генералом, полностью укрытым траурной кисеёй. По углам катафалка в почётном карауле с ружьями стоят Кавдин, Гамильтон, Запорожский и Воронов. Мрачная тишина, за окнами воет ветер и шумит осенний дождь. Слышны также приглушённые звуки панихиды. За дверью гулкие торопливые шаги. В залу заглядывает Офицер. Его прижимает дверью, он вскрикивает. Он быстро приходит в себя, входит, оправляется, оглядывает залу, гроб, кадетов.

Офицер. Кто старший по караулу?

Гамильтон. Я, господин офицер.

Офицер. Вы здесь одни?

Гамильтон. Так точно, господин офицер.

Офицер. Где остальные?

Гамильтон. Все ушли в церковь, на панихиду. Большой съезд из города, господин офицер.

Офицер. Ясно. Служите, господа кадеты.

Кадеты. Рады стараться, господин офицер.

Офицер уходит, громко стуча саблей.

Запорожский. А почему гроб здесь стоит, а не в церкви?

Гамильтон. Ламновский изволил быть лютеранином. Панихида в церкви, а гроб здесь.

Кавдин. Вздумалось же ему умереть в самое человеконенавистническое время.

Воронов. Тише ты!

Кавдин. А то что?

Воронов. А то, как он нашего оскорбления не позабыл и не простил. Сейчас вот встанет и непременно отмстит нам за него.

Запорожский. И отмстит страшно, по-мертвецки.

Кавдин. Полноте. Этому нужен свой час – полночь. Мы же не достоим здесь до полуночи. Нас сменят. Да и притом ведь страшна не нежить, а серый человек, которого пора — в сумерках.

Гамильтон. Теперь и есть сумерки.

Долгая пауза.

Кавдин. Духи лезут к нам за папкиным носом.

Гладит нос рукой, пародируя Генерала.

Воронов. Молчи… и без того страшно.

Кавдин. Я оттого и говорю, что вам страшно. А мне, напротив, не страшно, потому что мне он теперь уже ничего не сделает. Да, надо быть выше предрассудков и пустяков. А всякий мертвец – это уже настоящий пустяк. Я это вам сейчас докажу.

Гамильтон. Пожалуйста, ничего не доказывай.

Кавдин. Нет, докажу. Я вам докажу, что наш папка теперь ничего не может мне сделать даже в том случае, если я его сейчас, сию минуту, возьму за нос.

Взбегает по ступеням к гробу, хватает Генерала за нос.

Ага, папка, ты умер! А я жив и трясу тебя за нос, и ты мне ничего не сделаешь!

Доносится тяжёлый вздох. Кавдин отскакивает от гроба, кричит и падает, за ним тянется кисея с гроба, зацепившаяся за пуговицу обшлага. Остальные кадеты берут ружья наперевес и замирают. Снова слышен протяжный вздох и шелест. В глубине залы появляется Привидение – худая, бледная женщина с всклокоченными длинными седыми волосами, она бредёт, цепляясь за стены, протяжно вздыхая.

Воронов, Запорожский, Гамильтон. Серый человек!

Привидение медленно идёт к катафалку. Подходит к Кавдину, отцепляет кисею, молча, грозит и крестит его. Поднимается к гробу, обнимает Генерала, целует его и замирает. Гул приближающихся голосов. В залу входит толпа народа после службы.

Дама. Варвара Дмитриевна, зачем же вы встали?

Господин. Боже мой, как она сюда пришла!

Подбегает к гробу, берут Вдову под руки.

Дама. Голубушка моя. Да она без чувств. Скорее! Помогите!

Офицер. Подайте кресло.

Кадеты приносят кресло, усаживают в него Вдову.

Офицер. Унесите Варвару Дмитриевну в её комнату. Найдёте дорогу?

Священник. Я проведу. Пойдёмте, молодые люди.

Кадеты подхватывают кресло с Вдовой и несут из комнаты за Священником.

Священник. Варвара Дмитриевна — вдова покойного генерала. Сама почти при смерти, однако, имела несчастие пережить своего мужа. По крайней слабости, она уже давно не оставляла постель. Вероятно, когда все ушли к парадной панихиде в церковь, она сползла с своего смертного ложа и явилась к гробу дорогого покойника, чтобы попрощаться с ним. Всякого человека кто-нибудь любит, кто-нибудь жалеет.

Кавдин. Я, кажется, понял, отец Павел. Серый человек, о котором вы нам говорили тогда, – это совесть.

Священник. У каждого из нас свой серый человек.

Гамильтон. Господа, предупреждаю, если кто-то при мне ещё раз порадуется чьей бы то ни было смерти, я буду считать его навсегда врагом.

Запорожский. И не вы один, Гамильтон.

Воронов. Она благословила и простила нас по святому праву любви.

Кавдин. И имела на это власть.

КОНЕЦ

Февраль 2023 г.

Back To Top