Птица в клетке

Гасан Салихов (Санчинский)

+7 963 4155143

salihov—gasan@mail.ru

«ПТИЦА В КЛЕТКЕ»

(драма – по пьесе Островского А. Н. «Гроза»)

Действующие лица:

Анна Алексеевна Зубова – хозяйка сети магазинов, где-то за 55 лет

Тихон – сын Анны

Катерина – жена Тихона

Варвара – сестра Тихона

Ася – домработница Анны

Антон Львович Крутой – друг и ровесник Анны, бизнесмен

Борис – племянник Крутого

Артур – брат Аси, молодой человек, всегда с гитарой в руке, распевая разные песни

Мурад – друг и родственник Артура

Иван Олегович – механик-изобретатель, 55 лет

Странница – полусумасшедшая 60 лет

И другие жители города

 

Действие происходит в одном из городов на побережье Каспийского моря в Дагестане – в наши дни

Действие первое

Сцена первая

Парк у побережья Каспия – елки, сосны, кусты и несколько скамеек.  На одной из скамеек сидит Артур, перебирая струны гитары, на другой – сидят Иван с Мурадом и о чём-то беседуют.

Артур (играет и поёт).

Все прошло. Одинок я опять,

Пусто в сердце, как в брошенном доме…

Вновь пытался в тревожной истоме

Силуэт твой в толпе отыскать.

Половинка моя, где же ты?

Как мне остро тебя не хватает!

Как мне жить без тебя? Я не знаю.

О тебе — все стихи и мечты.

Обжигает подушка огнем,

Я в холодном поту просыпаюсь,

Без тебя не живу — только маюсь,

Нет покоя ни ночью, ни днем.

Иван с Мурадом подходят и слушают. Заметив их Артур перестаёт петь.

Иван. Мурад, если не ошибаюсь, твой родственник влюбился.

Артур. Да, дядя Ваня, влюбился. (Вздыхает.) Дядя Ваня, а вы по любви женились, или по обстоятельствам?

Иван. Да по любви вроде бы… (вздохнув) будь она неладна эта любовь.

Мурад. Разлюбили?

Иван. В том-то и беда, что нет…

Артур. Жена что ли разлюбила?

Иван. Не знаю, может и нет…

Мурад. В чём дело тогда?

Иван. Думаю, в деньгах, будь они неладны в сто крат.

Артур. Но, вы же работаете!

Мурад. Дуется, что мало зарабатываете?

Иван. Ну, скажем так, перестали понимать друг друга. Разные у нас интересы.

Артур. Это плохо, когда нет взаимопонимания.

Иван. Думаете, мало таких семей, где муж и жена любят друг друга, а в то же время вечно ссорятся и скандалят, что иногда и домой не хочется – как бы не так.

Мурад. А зачем так жить, словно кошка с собакой, не лучше ли развестись?

Иван. Тогда это уже не драма, а трагедия.

Артур. А мы со своей никогда не будем ссориться.

Мурад. Не зарекайся.

Иван. Я понимаю, она хочет жить богато и красиво, как другие, и она заслуживает такой жизни, но я не смог обеспечить ей безбедное будущее, увы.

Мурад. Как же так? У вас высшее образование, светлая голова, а работаете простым электриком.

Иван. Я посвятил себя и свои силы одной цели, но… (Улыбается.) Да что это мы о грустном, в такой прекрасный день! Счастье не в деньгах! Счастье оно – вот (показывает рукой вокруг), рядом, надо только научиться понимать это. (Артуру.) Дай мне гитару, спою, душу согрею.

Артур (передавая гитару). Вы что, дядя Ваня, умеете и на гитаре играть, песни петь?

Иван (принимая гитару). Мы с женой тридцать три года назад сюда переехали. Я ж тоже когда-то был студентом, Ленинградский политехнический заканчивал, а здесь был филиал. А всё, хватит грустить и тосковать о былом! (Играет, поёт.)

                                                  Помню, помню мальчик я босой,

                                                  В лодке колыхался над волнами,

                                                  Девушка с распущенной косой,

                                                  Мои губы трогала губами…

Мурад. Вундеркинд! Настоящий Кулибин!

Артур. Не скажи, мастер на все руки.

Иван (возвращая гитару, вздохнув). Эх, друзья мои, жизнь человеческая так коротка, а хочется много-много (тоскливо улыбается), столько всего хочется…

Артур. А разве не любовь главное? Я думаю, в этом и есть счастье человека – любить.

Иван. Счастье… Счастье – понятие растяжимое, о нём можно говорить часами и не понять, а можно, просто – без слов.

Мурад. Сказать о счастье без слов?

Иван. Вот на днях ездил по работе высоко в горы – такая красота, что дух захватывает. Смотришь на эти сказочные виды и понимаешь: вот оно счастье-то!

Артур. Да, понимаю вас, дядя Ваня. Горы – это чудесно! Мечтаю как-нибудь съездить в горы вместе с любимой. И подняться высоко-высоко, где орлы гнездятся.

Мурад. Туда – откуда предки наши…

Иван (очарованно смотрит в сторону моря). Смотрите, какая красота! Море, чайки, шум прибоя! Жизнь – это уже счастье, но, к сожалению, не все понимают это. За блеском золота не видят истинной красоты!

Артур. Это да, море сегодня спокойно как никогда. Тишь да гладь! Редкое явление!

Мурад. Точно! Всё до поры, до времени. Вот, поднимется ветер – всё переменится. Шторм, гроза – и не дай бог в это время оказаться далеко от берега.

Иван. Это да. Эх, сколько рыбаков умерло, выйдя в море понадеявшись на погоду.

Артур. Дураки, что ещё сказать.

Мурад. Ну, почему сразу дураки?

Артур. Да сегодня у каждого в телефоне сводка погоды!

Мурад. И что, ты веришь этим сводкам?

Артур. А ты, нет?

Мурад. Нет, разумеется! Они же через каждый час сводку меняют!

Иван. Вот именно! (Нервно мерит шагами сцену.) Вот именно! Предскажут ясную, солнечную погоду, а раз – и поднимется такой ураган, что начнёт деревья вырывать с корнями, а волны – лодки переворачивать и топить.

Мурад. Да, дядя Ваня, да! И откуда ни возьмись нагрянут мрачные, тёмно-серые тучи, и закроют всё небо. Гроза разразится – душа в пятки! А гром бабахнет – будто тонну тротила взорвали! И молнии, молнии – будто вот-вот землю расколют надвое!

Артур. Ах, Мурад, ну и фантазии у тебя!

Мурад, Что, уже забыл, как мы в детстве грозы боялись, под кровать прятались!

Артур. Но мы давно не дети, ты уже на четвёртом курсе.

Иван. Ну, что спорить! У природы нет плохой погоды, во всём есть своя прелесть. Дождь и солнце – это жизнь! А гроза – обыкновенное электричество. Не просто же так весна с грозы начинается.

Мурад. Я же не о весенней грозе, дядя Ваня, я о летней грозе. Я боюсь летней грозы, летнего града – с детства боюсь, хоть убей. Особенно, если за рулём. Так и кажется, что гроза ударит именно по моей машине.

Артур. Ну что это мы вдруг о грозе заговорили, да ещё в такой светлый день!

Мурад. Всегда бы так!

Иван. Увы, так не бывает. Просто, надо научиться находить во всём свою красоту, свою прелесть. Ну, смотрите, с одной стороны – горы, с другой – Каспий, красота какая! Душа радуется! (Вздохнув.) Моя бы воля, построил бы домик прямо на берегу моря, установил бы необходимое оборудование, да день и ночь работал бы над своей идеей, пока не претворил бы её в жизнь. Эх!..

Мурад. Красота?.. А по мне ничего особенного: море как море.

Артур. А что за идея-то, дядя Ваня?

Иван. Идея… А такая идея, что хочу я построить и усовершенствовать небольшую лодку на 5-6 человек, которая бы, при необходимости, могла выпускать крылья и взлететь.

Мурад. Фантастика!

Иван. А что, когда-то и подводная лодка и самолёт тоже были фантастикой. Я же политехнический заканчивал, разбираюсь кое в чём.

Артур. Кто бы сомневался! Вас же не просто так прозвали Кулибиным.

Мурад. А в чём загвоздка, раз вы так уверены в себе?

Иван. Вся загвоздка – в деньгах, нужны миллионы. Кто же мне их даст?

Мурад. Увы, мы с Артуром в этом деле не компаньоны. Были бы миллионы – начали бы свой бизнес.

Артур. Дядя Ваня, а вы с бизнесменами бы поговорили, договор что ли заключили б с ними.

Иван. Думаешь, не разговаривал, да не с одним – толку мало…

Артур. Не верят?

Иван. Нет.

Мурад. Если честно, я б тоже не поверил бы.

Иван. Ну да, зачем вкладывать в науку, в прогресс, когда можно зарабатывать обманом? Купи-продай теперь, как вирус.

Артур. Да, обман нынче в моде, а раньше, говорят, за это судили.

Иван. И правильно делали! Времена пошли, если есть деньги, то всё дозволено! О Родине, о будущем никто и думать не хочет.

Мурад. Это да, каждый думает о себе. Если ему хорошо – начхать на всё остальное. Мир неизлечим! Даже бандиты бывшие, маски святых на себя напялили.

Артур.  Как коммунисты во время развала СССР.

Иван. Это точно: грехи отмывают. В религию ударились!

Мурад. Ага, надеются, что Всевышний всё им простит.

Артур. Такое ощущение, что религии затмили собой всё, да так, что догмы отодвинули веру на задний план.

Мурад. Не понял тебя, что ты хочешь сказать этим?

Иван. А я понимаю Артура и согласен с ним: догмы религий подменили истину веры и, чем больше говорят о религии, тем дальше отдаляются от истины веры. И весь негатив движется к нам со стороны Запада.

Артур. Многие представляют Бога в человеческом образе, увеличенном во много-много раз, настолько, что невозможно и представить. Друг друга не могут и не хотят понимать, а тут…

Мурад. Фантастика!

Иван. Вселенную нам не постичь и не понять – она бесконечна, а бесконечность непостижима. Когда мы смотрим на звёздное небо, нам кажется, что все звёзды расположены на одной плоскости, но это далеко не так.

Артур. Да, на самом деле от одной звезды до другой – может, сотни тысяч вёрст, а может гораздо больше.

Мурад. Увы, сколько б человек не был уверен, что познал истину, он может ошибаться.

Иван. В чём может убедить нас любой простой пример. Возьмём зеркало: убери обратную, тёмную сторону – и ты перестанешь себя в нём видеть. Бывает, что люди до печёнки пропитанные злом, даже не знают этого и ищут его в других.

Артур. Как в зеркале – хорошее сравнение.

Иван. И, довольно часто то, что они видят – это отражение их внутреннего зла, вырвавшегося наружу.

Мурад. Не зря ж говорят, не поняв зло – не узнать, что есть добро.

Артур. А я, дядя Ваня, смотрю на людей и вывожу такую истину, что можно грешить, а после каяться – да снова грешить. (Усмехнувшись.) Разве не так, разве не прав я? Не потому ли в мечетях и в церквях народ толпится?

Иван. Я думаю, что, если ты согрешил, то лишь страдания и истинное покаяние в силах смягчить твой грех. И жить тебе с этим до скончания века. Добродетель – в старании избежать ошибок, а не в раскаянии после их свершения.

Артур (смеётся). Чтобы грешить снова!

Мурад. Брать прерогативу Бога на себя – это грех, кем бы ты ни был и, кем бы себя не возомнил.

Иван. Посмотрите, как мудро распределены в мире добро и зло, какое равновесие! Ах, если б и люди в своём мире соблюдали хоть подобие этого равновесия и находили компромисс!

Мурад. Умная голова у вас, дядя Ваня.

Артур. Жаль, что не миллиардер. Ну, почему Всевышний даёт деньги тем, от кого никакой пользы ни людям, ни стране в целом?

Иван. Нам этого не понять. (Прислушивается, показывает в сторону.) Ребята, кто это там ругается, руками размахивает? Близорукий я…

Артур. Это?.. Так это Антон Львович племянника ругает.

Иван. Ну ты, нашёл место!

Артур (смеётся). А что ему – ему везде место. Кто же ему запретить – миллионер! Боится что ли он кого! Налоговики – кланяются, полицейские – честь отдают! Рестораны свои, гостиницы…

Иван. Это да, с ним и разговаривать-то не хочется – всегда злой, будто собака, что с цепи сорвалась.

Мурад. Дьявол – не человек. Унять его некому, вот и воюет!

Иван. И здоров, как бык, не то что я. Великан!

Артур. Ещё бы несколько отчаянных парней мне по стать, отучили бы мы его озорничать.

Мурад. Да ладно! Что бы ты сделал?

Артур. Постращали бы хорошенько!

Мурад. Львовича? Как это?

Артур. Он же утром рано да вечерами в парке разгуливает, воздухом морским дышит. Вот и поймали бы, да поговорили б с ним с глазу на глаз. Вмиг бы шёлковым сделался да ходил бы оглядывался.

Мурад. Ну да, и в полицию заявил бы.

Артур. Не посмел бы – жить-то хочется… Мы ж тоже не дураки!

Иван. А может, между вами уже был конфликт?

Артур. С чего вы взяли?

Иван. Ты же раньше у него работал, ну а потом он тебя уволил.

Артур. Ну да, Борис занял моё место. Он такой скряга, что лишнюю копейку не потратит, если есть хоть какая возможность. А тут племянник под боком, кому и платить не надо.

Мурад. Да, этот Крутой за копейку удавится.

Иван. Скорее, удавит всех, кто рядом. Тот ещё разбойник! Он в своё время работал охранником у Зубова, а Зубов дружил с Арсеном.

Артур. Я слышал, что Арсен в своё время держал в руках весь город, что даже глава администрации ему подчинялся.

Иван. Да, так и было. В девяностые всеми и везде правили бандиты, наводили на всех страх жестокостью, убийствами…

Мурад. И где они теперь – Арсен этот, Зубов? Червей кормят – туда им и дорога.

Артур. Хорошо, что человек не вечен – не знаю, что иначе творилось бы.

Иван. Даже подумать страшно. Говорили, что Зубов враждовал с отцом Бориса, с мужем сестры Крутого, и что Антон помог Зубову устранить мужа своей сестры, устроив им аварию. А после, Крутой и Зубов вместе убрали даже Арсена – так они и разбогатели. А через семь лет не стало и Зубова, но Анна и Крутой продолжали дружить. Думаю, Анна знает некую тайну, почему Крутой её и побаивается.

Артур. А не пробовали уговорить его стать вашим спонсором?

Иван. Да пробовал, но, когда он понял, что до моей идеи ему не дотянуться умом – завыл зверем и прогнал меня. И как ты целых два года работал на него – ума не приложу.

Артур. Это он вам страшен, а я с ним разговаривать умею.

Мурад. Ой ли?

Артур. Что тут: ой ли! Если б Борис не получил диплом экономиста, да водительские права, то я и до сих пор у него работал бы. А теперь у него племянник, которому и платить-то ничего не надо. Да ещё и ругает его, куском хлеба попрекает.

Мурад. Можно подумать, что тебя он и вовсе не ругал. Так и поверили.

Артур. Как не ругать! Он без этого дышать не может. Но – он слово, а я десять! Пусть меня боится!

Иван. С него что ли пример брать! Лучше уж стерпеть!

Мурад. Верно, дядя Ваня, спящую собаку лучше не будить

Артур. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану. (Улыбается.) Жаль, что дочь у него инвалидка.

Мурад. А то что бы?

Артур (смеётся). Я б его уважил! Больно девочек люблю…

Проходят Антон и Борис. Иван приветствует их, приподнявшись.

Мурад (Артуру). Отойдём в сторонку, а то привяжется ещё. (Отходят.)

Сцена вторая

Там же. Крутой и Борис.

Крутой (ругает Бориса). Ты что в парке потерял? Тебя спрашиваю! Дармоед! Зря что ли растил тебя, кормил, учил? Пропади ты пропадом!

Борис. Ты же сам сказал, что машина сегодня не нужна, а по работе я все дела уже уладил.

Крутой. Прямо так уж и все! Ну, так шёл бы домой!

Борис. А дома-то что делать?

Крутой. Найдётся что делать, если захочешь!

Борис. Я тоже человек, дядя.

Крутой. Человек! Эка важность! Так будь человеком – работай! Или забыл, что это труд сделал из обезьяны человека? У меня мозг взрывается, когда вижу, что ты просто так слоняешься по городу, да глаза мне мозолишь!

Борис. Да что мне, уже и морским воздухом подышать нельзя!

Крутой (кричит). Сказал же: «Не смей мне навстречу попадаться!» А тебе всё неймётся! Мало тебе места-то? Куда не пойди, тут ты и есть! Тьфу ты, проклятый! Что ты, как столб, стоишь-то?

Борис. Я и слушаю, что же мне делать ещё?

Крутой (злостно посмотрев на Бориса). Провались ты! Я с тобой и говорить-то не хочу, с иезуитом! Вот навязался! (Плюёт и уходит.) Тьфу на тебя! (Задержав шаг и посмотрев в сторону ребят.) А вы что уставились? Делать вам нечего? (Ивану.) И ты с ними, старый дурак! Ходят, ходят, слоняются без толку, а после жалуются, что бедно живут – спонсора ищут. (Показывает кукиш.) Вот вам! (Уходит, продолжая ворчать.)

Иван, Артур и Мурад подходят ближе к Борису.

Иван. Что у тебя за дела с ним, Боря?

Артур. Охота вам жить у него, да брань переносить?

Борис. Уж какая охота! Неволя!

Артур. Да какая же неволя, скажи нам?

Борис. Отчего же не сказать? Куда ж пойду я, когда нет угла своего? Жаль мне его, как-никак дядя родной. Кто ещё у меня здесь? Да и вырастил он меня, образование дал, на ноги поставил.

Артур. Ну да, да – дом родителей твоих продал, чтобы… (Машет рукой.) А, что тебе объяснять-то!

Иван. Да, Борис, дядя твой на том и разбогател, что бизнес отца твоего на себе записал.

Борис. Мне откуда знать-то, как оно было? Когда потерял родителей, я и в школу-то ещё не ходил.

Иван. Так и было, люди-то знают, да боятся сказать открыто.

Артур. Как не знать! Я более двух лет на твоего дядю работал, пока ты учился. Работой – нагружал с головой, а платил – дрожа и вздыхая. Даже за обед в своём ресторане деньги удерживал, скряга!

Мурад. Боря, а ты у него деньги потребуй квартиру купить, да живи себе отдельно.

Артур. И за работу пусть оплачивает, как положено.

Борис. Как можно? Я же в долгу у него! 17 лет растил меня! В люди вывел.

Артур. Много ли радости ты видел?

Борис. Да какая тут радость…

Мурад. Ты даже на тусовки не ходишь, жизни не видишь, и мало кто в городе тебя знает.

Артур. Разве только как племянника Крутого. И как ты терпишь такой диктат над собой?

Борис. А как не терпеть? Ради будущего! Сколько богатства за ним! Свой бизнес! А из детей – дочка одна, да и та инвалид с рождения. А ругает он любя – от безысходности.

Иван. Ну да, да…

Борис. А помрёт, кому всё достанется – мне. Потому и терплю. Куда ж тут.

Артур. А если он снова женится? Несильно он по жене-то страдал.

Борис. Не женится.

Артур. И почему же? Мужик он ещё крепкий.

Борис. По жадности своей – скупой он. Даже я не знаю, сколько у него богатств – миллионы, миллиард… Сейф он прячет в погребе, а ключ от погреба всегда с собой носит.

Иван. Что за страсть такая к деньгам, к драгоценностям, когда ими и не пользуется – не пойму. Что за жизнь, при таком богатстве – ни жены, ни любовницы…

Артур. Вся его страсть – жадность, скупость и злость.

Борис (усмехнувшись). Будет он на любовниц тратиться, когда есть прислуга.

Иван. Он что, спит с ней?

Борис. Может и не спит, но пользуется. Отчасти, поэтому и злится на меня, что я случайно застал их вместе за этим делом.

Иван. Да ну!

Мурад. Вот негодяй!

Артур. Знаю не понаслышке, он и выпить не прочь, и от женщин нос не воротит – если бесплатно. (Смеётся.) А если угостят, напьётся – боже упаси!

Борис. Она ему – и жена, и любовница, и кухарка. Почти член семьи.

Иван. Ну да, член семьи на птичьих правах.

Борис. Да и у меня-то пока что не особо много прав. А куда деваться-то?

Артур. У тебя хоть в будущем какая-то перспектива. А что у неё? Что ж она терпит-то его?

Борис. А Галине, домработнице нашей, и податься-то некуда, а тут – и крыша над головой, и голодать не приходится.

Иван. Да разве это жизнь, будто собака дворовая!

Артур. Да, нелегко и угождать-то ему, уж я-то знаю. Не дай бог кто его рассердит, начнёт ко всем придираться!

Мурад. Да, ругаться он умеет.

Иван. Ему что ругаться – что воздухом дышать. Сволочь он – ваш дядя Антон Львович.

Борис. Что ж делать-то, приходится угождать.

Артур. А чем Анна Зубова лучше – та же масть. Она так и изводит свою невесту Катерину, так и изводит.

Иван. А что же Тихон-то, сын её?

Артур. Да маменькин сынок этот Тихон, у него и своего слова-то нет. И живёт он умом маменьки, боясь слово лишне вымолвить. Одна дочь Варя, да прислуга Ася, наша сестрёнка, на стороне невестки.

Мурад. А ты, Борис, что вдруг в лице изменился, покраснел словно рак?

Борис. Что?.. Не знаю, разве?..

Артур. А может ты в Варвару влюблён – в сестру Тихона?

Борис. Нет-нет, что ты!..

Артур. Смотри, если что, то за Варю могу и придушить – и дядя не поможет. И смотреть не смей на неё – она моя!

Борис. Да как я смею, что ты…

Артур (похлопав по плечу Бориса). Я предупредил. (Берёт гитару.) Пошли, Мурад, прогуляемся. (Играя на гитаре и распевая песенки, уходит вместе с Мурадом. Голос за сценой.)

Артур (за сценой). Твердят друзья со всех сторон,

                                 Что мол девчонок миллион,

                                  А я в одну тебя влюблён…

Иван. Да, этот своего добьётся, и даже Анна-злодейка ему не помеха.

Борис. Да не отдаст Зубова дочь свою за мусульманина.

Иван. Не отдаст – силой возьмёт: украдёт. Не те уже времена – не девяностые, когда она с мужем страх на людей наводили.

Борис. Увы, дядя Ваня, не все такие отчаянные, как Артур.

Иван. Да, смелый парень, решительный, а в то же время и весёлый – никогда не унывает.

Борис. Мне бы его характер. (Вздохнув.) Эх, дядя Ваня, трудно мне здесь. Из-за дяди все на меня как-то дико смотрят. И не знаешь, то ли завидуют тебе, то ли жалеют.

Иван. Да, человек в наше время сильно изменился. Во времена СССР всё иначе было и люди были дружнее. Не было таких богачей, как нынче, а если б и были богатые, не могли этим бахвалиться – боялись. Эх, если б я был богат!

Борис. И что вы сделали бы? Построили бы банкетный зал?

Иван. Нужен был он мне, как телеге пятое колесо! Я б свою идею в жизнь претворил! Ах, сколько жизней бы я спас, скольким дал бы работу! Но, увы, я гол как сокол! На одной зарплате только и живём, не то что некоторые.

Борис. А что за идея-то такая, дядя Ваня?

Иван. Ты, наверное, и не помнишь – да куда там. У нас на Каспии раньше самолёты такие строили, хочешь – плавает, хочешь – летит. И вот, глядя на этот самолёт я загорелся идеей построить такую лодку, которая могла бы и плыть, и летать.

Борис. Как это?

Иван. А так! Лодка – как лодка, а в плохую погоду – выпустила крылья и взлетела, что никакие волны не страшны. Скольким рыбакам я жизнь сохранил бы этим.

Борис. А при чём тут рыбаки?

Иван. Ты что, ничего не понял?

Борис. Не совсем.

Иван. Да как же! Вышли рыбаки в море и вдруг – гроза, шторм! А лодка – бац! – выпустила крылья, да к берегу полетела!

Борис. Это же фантастика!

Иван. Никакой фантастики! У меня уже и чертежи готовы, нужны только деньги – много денег.

Борис. Эх, ограбить бы дядю Антона, да боюсь я его, может и убить.

Иван. Он может… (Пауза.) А сколько людей я обеспечил бы работой.

Борис. Вы стали бы знаменитостью. Надо же – летящая лодка!

Иван. Она бы меня и обогатила, верно.

Борис. А что жена ваша, поддерживает?

Иван. Куда там, мозги-то куриные. Ругается, что дядя твой, бездельником обзывает. Да какой же я бездельник, когда день и ночь над идеей рассуждаю?

Борис. Да, думы думать – тяжёлая забота. А если б разбогатели, что вы сделали бы?

Иван. Я бы большую часть денег выделил обществу изобретателей. А то руки и голова есть, а работать нечего.

Входит Странница.

Странница. Бла-бла-бла, бла-бла-бла…. (Роется в своих вещах и довольно смеётся.) Щедро дивчина наградила меня, не то что эта свекруха её – Аня-злодейка. То ли испугалась, то ли пожалела – столько сладостей дала. Катя-Катя-Катерина – щедрая душа.

(Кушает пряник.) Да что уж говорить, красота! А красота страшная сила! За красоту можно и убить, или щедро наградить… (Смеётся.) Когда-то и я первой красавицей была, пока по рукам не пустили бандиты. Ах, как я Арсена любила, а он… (Плачет и уходит.)

Борис. Это не про невестку Зубовой ли она?

Иван. О ней самой. Красавица – глаз не отвести. Они её из Краснодарского края привезли, куда за товаром ездили. Говорят, сирота она. Зубова ей золотые горы обещала, на бухгалтера учиться отправила, а после и замуж за сына-придурка выдала. Ей где-то двадцать с небольшим, ничего в жизни-то ещё и не видела, да сразу в кабалу попала.

Борис. Ей, наверное, тяжелее, нежели мне…

Иван. Ханжа эта Зубова! Нищих оделяет, а домашних заела совсем.

Борис. И то правда. Катерина умница и красавица всем на зависть, жаль, что ей досталась такая участь.

Иван. Да, не позавидуешь. Я, конечно, мог бы многое рассказать тебе про Анну-злодейку, да домой пора. (Уходит.)

Борис (один). Какой хороший человек! Мечтает себе – и счастлив. А мне, видно, так и загубить свою молодость на службе у дяди. Совсем убитый хожу, а тут ещё дурь в голову лезет! Ну, как же… Мне ли уж нежности заводить? Загнан, забит, а тут ещё сдуру-то влюбляться вздумал. Да в кого! В ту, с которой и поговорить-то никогда не удастся! (Пауза, страдает.) И никак она не уйдёт у меня из головы, как ни старайся… (Поднимает голову.) Боже! Вот же она! Идёт с мужем! Да и свекровь с ними! (Ломая пальцы.) Ну, не дурак ли я? Погляди из-за угла и ступай домой. (Уходит.)

Сцена третья

Входят Анна Зубова, Тихон, Катерина и Варвара.

Зубова. Тиша, не смотри по сторонам, мать слушай, как приедешь в Москву – делай всё, как я велела.

Тихон. Да как же я могу вас ослушаться! Бог ты мой!

Зубова. Не очень-то нынче старших уважают!

Варвара (Катерине, с ухмылкой) Ну конечно, не уважишь тебя, как же!

Тихон. Маменька, каждый мой шаг по вашей воле – вашим умом и живу.

Зубова. Будто не знаю я, каково теперь уважение родителям. Дети, как встали на ноги да женились, про всё, что родители им сделали, сколько из-за них мучений перенесли – всё позабыли. Хоть бы кто помнил!

Тихон. Всё помню, маменька, всё вашими стараниями.

Зубова. А если когда и поругаю – я же любя, не со зла. Может, когда и по старости, да глупости ворчу да взыскиваю, но – вы же умные, молодые, не серчайте.

Тихон (вздохнув). Ах ты, Господи! Да как мы смеем, маменька!

Варвара (Катерине). Ага, по любви, конечно, так и поверили!

Зубова. Ведь, всё делаю, чтобы вас добру и уму-разуму научить. Ну не нравится молодым, когда их учат. И не так истолкуют, не так поймут родителей детки родные, да скажут чужим, что мать ворчунья, проходу не даёт, да со свету сживает. И слух пойдёт, что свекровь заела совсем.

Варвара (Катерине). А то нет!

Тихон. Да неужели, маменька, кто говорит про вас? Кто смеет-то…

Зубова. Лгать не хочу, не слыхала. А если б слышала, не так бы заговорила. Но, долго ли согрешить-то! Да говорите, что хотите! Всего не запретишь: в глаза не посмеют, так за глаза станут.

Тихон. Да отсохни язык! (Крестится.)

Зубова. Полно, полно, не божись! Грех! Я ж вижу, что жена тебе милее матери. Как женился, нет прежней любви к матери.

Тихон. Да вы что, маменька? В чём же вы это видите?

Зубова. Во всём! Глазами не увижу – сердцем почую. Жена что ли отводит от меня, не знаю.

Тихон. Что вы, маменька, помилуйте!

Катерина. Маменька, ты для меня, что мать родная! Как я смею? Тихон тоже тебя любит, уж я-то знаю.

Зубова. А ты могла бы и помолчать, когда тебя не спрашивают. Он мне сын, не забывай, не обижу, заступница. Хочешь показать, как мужа любишь? В глазах-то ты это всем доказываешь.

Варвара. Ну и место ты выбрала, маменька, наставления читать.

Зубова. Цыц! Дойдёт и твоя очередь!

Катерина. Напрасно хотите обидеть меня, маменька. Я одна и та же – что при людях, что без людей, и говорю я всегда правду. Я Бога больше всех наставлений и законов боюсь.

Зубова. Да хватит тебе! То же мне, важная персона! Я о тебе и говорить-то не хотела, да само собой вышло.

Катерина. Да хоть и к слову, за что ж ты меня обижаешь?

Зубова. Уж и обиделась! Принцесса на горошине!

Катерина. Напраслину-то терпеть кому ж приятно…

Зубова. Знаю, что не по нутро вам мои слова, но вы же мне не чужие, у меня по вам сердце болит. (Шумно выдохнув.) Вижу, воли вам хочется.

Тихон (в сторону). Так хочется, что не в терпёж…

Варвара (Катерине). Не то слово!

Катерина (Варваре). Дождёмся ли мы этой воли… (Вздыхает.)

Зубова (бросив взгляд на Катерину). Дождётесь (Катерина испуганно крестится), поживёте и на воле, когда меня не станет.

Катерина (Варваре). Если нас раньше в могилу не сведёт… (Снова крестится.)

Зубова (продолжает). Когда над вами не будет старших – ваша будет воля, делайте что хотите. Может, тогда и слова мои вспомните.

Тихон. Да мы за вас, маменька, день и ночь Богу молимся, чтобы здоровья вам дал, да богатств приумножил. (Целует маме руку.)

Зубова. Ну, хватит… полно… перестань! До меня ли тебе, когда жена молодая…

Тихон. Да разве, маменька, одно другому мешает? Жена сама по себе, а вы… вы – святое.

Зубова. И ты мать на жену не променял бы?

Тихон. Для чего ж менять?  Я обеих вас люблю, истинно говорю.

Зубова. Так и поверила, рассказывай! Будто и не вижу, что я вам помеха.

Тихон. Думайте, маменька, как хотите, на всё ваша воля, только не знаю, за что мне такое несчастье, что не могу вам угодить ничем. (Страдает.)

Зубова. Полно, полно! Что ты сиротой-то прикидываешься? Расплачешься ещё! Какой ты муж! Станет ли тебя жена бояться после этого?

Тихон. Да зачем же ей бояться? С меня и того довольно, что она меня любит.

Зубова. Как зачем бояться! Что ты говоришь, совсем рехнулся? Что за семья, где жена мужа не боится? Где ты живёшь, глаза разуй! Да тут горянки с мужа пылинки сдувают!

Тихон. Да какие же на мне пылинки, маменька? Катя такая чистоплотная, что…

Зубова (прерывая). Дурак!

Тихон. Что?..

Варвара. А ты, мамочка моя, во многих ли семьях побывала?

Зубова. Зачем, я итак всё знаю.

Варвара. А затем, что слухи эти – сказки. Цивилизация, мама, никто никого не боится.

Зубова. Что?.. Да как ты смеешь спорить со мной?!

Варвара. Ну что ты, мамочка, я и не спорю, просто…

Зубова (прерывая). Так и молчи, пока тебе слово дадут. Такими мыслями и до греха недалеко. Ничего, придёт и твой час. (Тихону.)  А ты… ты бы, хоть при сестре за языком следил. Ей тоже замуж скоро.  Наслушается твоей болтовни, так зять нам спасибо скажет за науку, ссоры начнутся.

Варвара (вздохнув, Катерине). Иногда, лучше промолчать.

Зубова (Тихону). Видишь, какой пока ещё ум у тебя недозрелый, а ты всё хочешь своей волей жить.

Тихон. Да я, маменька, и не хочу своей волей-то жить. Где уж мне своей волей жить!

Зубова. И к жене не надо всегда так с лаской, иногда надо и прикрикнуть, пригрозить.

Тихон. Да я, маменька…

Зубова (прерывая). А если любовника заведёт? Что, тоже, по-твоему, ничего? А? Говори!

Тихон. Да, ей богу, маменька, что вы… что вы заладили: если, да если…

Зубова. Дурак! (Вздыхает.) Что с дураком говорить! (Встаёт.) Я домой.

Тихон (облегчённо вздохнув). Хорошо, маменька, скоро и мы за вами, только раз-другой по парку пройдёмся.

Зубова. Как хотите, чтобы только мне вас не дожидаться. Я не люблю этого.

Тихон. Конечно, маменька, Господи упаси!

Зубова. Как-то так! (Уходит.)

Тихон (Катерине). Вот, мне всегда из-за тебя от маменьки достаётся. Радуйся!

Катерина. Моя-то в чём вина?

Тихон. А кто виноват – я не знаю.

Варвара. Где тебе знать!

Тихон. Ой, горе-то какое! То всё приставала: «Такая девка – женись!» — а теперь и жить не даёт. Из-за тебя всё, а как же!

Варвара. И что, Катя тут виноватая, да? Мать ей дышать не даёт – и ты туда же! А ещё и твердишь, что любишь Катю. Стыдно глядеть-то на тебя! (Отворачивается.) Тьфу!

Тихон. Что же мне делать-то? Ну, растолкуй, коли такая умная.

Варвара. Не знаешь, что сказать – молчи! Ну, что стоишь – переминаешься? (Усмехнувшись.) По глазам вижу, что у тебя на уме-то.

Тихон (пренебрежительно). Так и угадала…

Варвара. К дяде Ване спешишь, чтобы выпить с ним. Не так ли?

Тихон. Да мне… (Небольшая пауза, вздохнув.) Душа болит, понимаешь, сестрёнка, выговориться надо.

Варвара. Ага, душа у него, а как же! Эх, Тиша, Тиша… (Вздохнув.) Да ладно, беги.

Катерина. Ты, Тиша, скорей приходи, а то маменька опять браниться станет.

Варвара. Да, да, проворней там, а то знаешь ведь.

Тихон. Уж как не знать, как не знать!

Варвара. Нам тоже неохота лишний раз из-за тебя брань принимать.

Тихон (просветлев лицом, радостно). Я мигом! Ждите! (Уходит.)

Сцена четвёртая

Там же, Катерина и Варвара.

Катерина. Вижу, Варя, ты понимаешь и жалеешь меня, да?

Варвара. Разумеется, мне ли не понимать.

Катерина (радостно). Стало быть, любишь ты меня?

Варвара. За что же мне тебя не любить-то?

Катерина. Ну, спасибо тебе! (Крепко обнимает и целует.) Я сама тебя люблю до смерти. Спасибо тебе! (Пауза. Крик чаек. Подняв головы, смотрят.) Варя, скажи, почему людям не даны крылья?

Варвара (смеётся). Ну, Кать, скажешь тоже! Мы же не ангелы какие, а люди – просто люди.

Катерина. А птицы – ангелы?

Варвара. Я не знаю, я не утруждаю себя глупыми вопросами.

Катерина. Разве плохо было бы, если б крылья?

Варвара. А что хорошего-то?

Катерина. Как же, Варя, это же свобода: куда захотели – туда и полетели.

Варвара. А кто нам мешает? Если я захочу – никто и ничто не остановит!

Катерина. Что ты, Варя, побойся Бога! Я же узами брака связана!

Варвара. Ну да, по глупости и своей неопытности, попала маменьке моей в капкан. И закрылась твоя клетка – никакой свободы и жизни, одни бумаги, да мамины дела.

Катерина. Куда мне от мужа? Наказ мне свыше, любить до гроба и быть верна ему.

Варвара. Да брось ты! А если не любишь?

Катерина. Что?.. Нет-нет, не говори так! Какой грех!

Варвара. Странная ты, Катя, какой же тут грех? Сердцу не прикажешь. Бог любил и нам велел. Я же вижу, не любишь ты братца моего. Хотя, и любить-то его не за что – ни мнения своего, ни слова, ни поступка. Не мужчина – мямля. Я бы такого близко к себе не подпустила!

Катерина. Не надо так, Варя, он же брат тебе.

Варвара. И что теперь? Я должна врать и слушаться их во всём? Перебьются! Я буду сама решать, кого мне любить и с кем дружить – я вольная птица.

Катерина. Но, увы… моя судьба уже решена.

Варвара. Да ты же молодая ещё, всего на год старше меня. Так что, ещё не поздно о счастье, да о любви позаботиться.

Катерина (в испуге). Что ты, что ты… (Крестится.) Меня же маменька с ним в церкви венчала, так что теперь я принадлежу ему и вся в его воле.

Варвара. Да у него и воли-то нет своей, всё по указу матери живёт. (Смеётся.) Шаг влево, шаг вправо – в клетку его!

Катерина. А мне воля быть послушной им. Они меня из нищеты в люди вывели, в бухгалтера выучили.

Варвара. Ну да, чтобы задарма на них работала, умножая их капитал, который для тебя закрыт. Не так ли?

Катерина. Не надо, Варя, я живу в довольстве.

Варвара. Ага, как птица в клетке, которую выпускают на свободу лишь на определённое время, и даже кормят, как сами решат. И это – твоё довольство?

Катерина (приложив руку к груди, ахнув). Я что, рассказывала тебе про свой сон?

Варвара. Какой ещё сон?

Катерина. Мне часто снится, будто я в клетку заключена, хочу вырваться – не могу.

Варвара. Нет выхода – закрыта дверца, да?

Катерина. Нет, дверца-то открыта, но – за ней бездна… Я плачу, прошу Господа дать мне крылья, как летящим мимо птицам, но нет ответа, меня никто не слышит – я одинока… В отчаянии я прыгаю в бездну – и просыпаюсь.

Варвара. И ты счастливая, да? (Усмехнувшись.)  Проснулась она, жива! Да разве это жизнь?!

Катерина (прерывая). Не знаю! Я не знаю, что лучше, жить в клетке и страдать или… (небольшая пауза) хотя бы на время узнать счастье, любовь, (живее) жизнь… Да, я знаю, даже думать о таком грех, но…

Варвара. Да, Катя, не завидую тебе, тяжело жить с такими мыслями. Ну не зацикливайся ты, живи проще!

Катерина. А что делать, если мысли сам лезут одна за другой и лишают покоя? Они сводят с ума!

Варвара. Ты с Тихона пример бери. Живёт – как вздумается! Перед мамой – слуга, с тобой – хозяин, а когда один – ему свобода и никто не указ, так, сам по себе. Думаешь, приедет в Москву, он будет жить как мать велела – как бы не так. Он волю любить, как и все. Загуляет, даже о тебе не вспомнить.

Катерина. Думаешь?

Варвара. Уверена! Воля – это шаг к счастью! Эгоизм – это семя любви, а влечение и страсть – источники движения и борьбы. Влечение – это путь к желаниям, к жизни.

Катерина. Нет! Влечение – это нарушение свободы и покоя.

Варвара. Ну что ты, Катенька, страсть да любовь и есть сама жизнь. Бывают минуты, когда страсть начинает сводить с ума, но, успокоившись, начинаешь понимать, что страсть, в то же время, источник жизни. Поэтому, отдаться любви и страсти, а значит, влечению – это не грех.

Катерина. Не говори так, Варя! Человек не волен поступать как ему вздумается – это страшно. Наше спасение в воле Божьей. Поэтому и жить-то надо по Божьей воле.

Варвара. Дали по щеке – подставь другую? Извини, я так не хочу! Я человек и у меня своя воля.

Катерина (крестится). Это же грех, грех… Господи, спаси и сохрани, не дай согрешить рабе твоей.

Варвара. Да будет тебе по лбу стучать! Не думала, что ты так набожна. Думаешь, кто учит этому, сам не грешит? Ага, держи карман шире! Все мы грешны – жить с нелюбимым тоже грех.

Катерина. А любить, когда замужем?

Варвара. Нет, Катя, любить – счастье, а не грех.

Катерина. Да?

Варвара. Конечно, Кать.

Катерина. Да всё ты выдумываешь!

Варвара. А, понимай как хочешь. У каждого своя голова, поступай как знаешь, а я любила и буду любить, и за любимого только и выйду.

Катерина. Ты любишь? Варя, кто он?

Варвара. А не проболтаешься?

Катерина. Могила!

Варвара. Хотя, мне ли бояться. Это – Артур.

Катерина. Артур – гитарист, весёлый такой всегда?

Варвара. Да, он самый.

Катерина. Но… Он же мусульманин!

Варвара. И что? Мне какое дело – мы любим друг друга. (Улыбается.) Он говорит: «Не человек для религии, а религия для человека» — вот так.

Катерина. Почти как Иисус. И ты, думаешь, он на тебе женится?

Варвара. Конечно, куда он денется. Артур – джигит ещё тот! Надо будет, за три моря увезёт!

Катерина. Счастливая ты, Варя, уверенная в себе.

Варвара. Так и надо, Кать. Жизнь одна – другой не будет.

Катерина. А маменька?

Варвара. А что маменька – это Тише она указ, не мне.

Пауза.

Катерина (вздохнув). Может, ты и права. (Грустно улыбается чему-то.) Я ж не такая была, чего только в детстве не вытворяла. Это я за мужем завяла совсем.

Варвара. Ты думаешь, я не вижу?

Катерина. Ах, было время, жила – не тужила, словно птица на воле! В лес ли пойду, на поле ли – целыми днями и ночами могла гулять и не бояться. Плавать любила – с пацанами на спор плыла. А бывало, прилягу на лугу – часами звон колоколов слушала. Они уже и не звонят, а я всё слушаю – в голове он у меня этот звон, будто записан там… И представлялось мне, что я в ином мире – в раю. И вижу я сады необыкновенные, слышу голоса невидимые, храмы золотые – и так светло, так светло, вокруг все счастливы и улыбаются. Я поднимаю руки, отрываюсь от земли – и лечу, лечу… (Пауза.) А теперь-то, жизнь сама – что сон мрачный. Наверное, такие сны снятся птицам в клетке.

Варвара. А мне и сны-то редко снятся – сплю я мало.

Катерина. Как же так? Если я перестану видеть сны, как жить-то? Я же только во сне счастье-то вижу, хоть и редко.

Варвара. Уж не Борис ли, племянник Крутого, тебе снится?

Катерина (краснея). Ты откуда знаешь? Во сне ли я проболталась?

Варвара. Нет, успокойся. Я что, слепая, не вижу, как ты в лице меняешься, когда он вдруг на пути попадается.

Катерина. Это так заметно? А если…

Варвара (прерывая). Да не бойся ты! Мама да братец на прогулке всё по сторонам смотрят.

Катерина (крестится). Ой, Господи! Я умру скоро!

Варвара. Брось, Катя, что ты!

Катерина. Нет, я знаю, что умру. Что-то недоброе со мной делается, нехорошее, точно я снова жить начинаю…

Варвара. Да что же с тобой такое?

Катерина (хватая Варвару за руку). Быть греху, Варя, быть греху!  Боюсь, ничто и никто меня не остановит, если… (Ладонями прикрывает лицо.)

Варвара. Что, если, Кать?..

Катерина. Ой, не знаю! Такой страх во мне! Будто стою над пропастью и… что-то толкает меня, а держаться мне не за что. Ой! (Хватается за Варвару.)

Варвара. Что с тобой? Здорова ли ты?

Катерина. Уж лучше бы я больна была, лучше бы я ребёнка родила – было бы за что цепляться. Лезет мне в голову всякое. Мечта какая-то – и не уйти мне от неё. Если и молиться – не отмолюсь никак! Говорю одно – на уме другое. И стыдно мне, но… Ой, быть беде! Не сладить мне с этим – это сильнее меня, сильнее всего. Ах, что мне говорить тебе, ты девушка.

Варвара (оглядываясь). Говори! Я хуже тебя.

Катерина. Стыдно…

Варвара. Да говори же!

Катерина. Тошно мне, Варя, тошно! Моя бы воля – бежала бы из дому. Каталась бы на море, песни распевала, обнявшись…

Варвара. Но не с Тихоном, как поняла.

Катерина. Да, не с ним. Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько не убивайся, не страдай – не уйти мне от этого греха.  Ведь это грех, Варя, что я другого люблю – не мужа своего.

Варвара. Не мне тебя судить – у меня своих грехов в избытке.

Катерина. Что же мне делать, Варя? Отдаться чувствам – смерть, а нет – так от тоски что-нибудь сделаю над собой. Нет более мочи терпеть. Где силы взять? Даже молитвы не помогают.

Варвара. Да что ты! (Думает.) Вот, погоди, завтра братец уедет, там и подумаем. Может быть, и видеться, можно будет.

Катерина. Нет, нет, не надо! Что ты! Спаси Господи!

Варвара. Чего ты испугалась?

Катерина. Если я с ним хоть раз увижусь – я убегу из дому и уже ни за что не вернусь домой.

Варвара. Будет тебе, там и увидим.

Катерина. Нет, нет, не говори, и слушать не хочу.

Варвара. А что за охота сохнуть-то! Умрёшь от тоски, думаешь, кто пожалеет тебя? Ага, дождёшься! Так какая же неволя себя мучить-то!

Входит Странница, подходит к ним ближе, да ходит вокруг скамейки, поглядывая на них. Странница. Что, красавицы, уж не любовников ли своих ждёте? (Смеётся.) Хотите шуры-муры с ними? Хотите – как не хотеть! Знаю я вас! Когда-то и сама красавицей была – с первым парнем города встречалась! (Хмурится.) Весело да, весело?! Красота, молодость радует?! Знаю я вас и куда эта красота приведёт знаю – в омут, в самый омут! (Варя улыбается, а Катерина в страхе сжимается.) Что смеётесь? Радостно вам? Радуйтесь – всё до поры, всё до времени! (Стучит палкой.) Все в огне гореть будете неугасимом, в смоле кипеть неутолимой. (Подняв лицо смотрит на небо.) Смотрите! Гроза надвигается! Огонь с небес грянет! (Дико хохочет.) Вон, вон куда красота-то ведёт! Всё в пепел превратится! (Уходит, продолжая дико хохотать.)

Катерина (хватается за грудь). Ах, как она меня испугала! Дрожу, будто она мне это всё пророчила…

Варвара (весело, вслед страннице). На свою бы тебе голову, карга старая!

Катерина. Утром её видела, вроде нормальная была…

Варвара. А, не обращай внимания, заклинивает её временами. Потому и мальчишки дразнят её и смеются, обзывают сумасшедшей. Говорят, что черти над ней довлеют, но я не верю.

Катерина. Что она сказала-то, будто мне душу вывернула.

Варвара. Вздор всё! Очень нужно слушать, что она городит. Она всем так пророчит. Сама смолоду всю жизнь грешила, вот умирать-то и боится, потому и других пугает. (Передразнивая, кривя губы.) «Все в огне гореть будете!»

Катерина (закрывая лицо). Ах, перестань! У меня кровь остыла!

Варвара. Что? Нашла кого и чего бояться – не хватало ещё! Карга старая!

Катерина. Боюсь, Варя, до смерти боюсь. Всё в глазах мерещится.

Варвара (оглядываясь). Что это братец так долго? (Смотрит на небо.) Вот, небо тучами затянуло, быть грозе.

Катерина (с ужасом). Гроза! Бежим домой, скорее!

Варвара. Ты что, с ума сошла? Как ты без Тихона домой покажешься?

Катерина. Бог с ним! Домой! Скорее!

Варвара. Что ты дрожишь вся, чего испугалась? Ещё далеко гроза-то – ни дождя, ни грома.

Катерина. А если вдруг хлынет ливень – и молния?.. Пойдём лучше, страшно мне!

Варвара. Если чему быть, так и дома не спрячешься.

Катерина. Не знаю, дома как-то спокойнее, иконы разные…

Варвара. Ой, спасут тебя эти деревяшки!

Катерина. Варя!..

Варвара. Я и не знала, что ты так грозы боишься. А я вот не боюсь, ни сколечко.

Катерина. Как не бояться? Да после всего! Не то страшно, что убьёт, а то, что смерть тебя со всеми грехами застанет, как ты есть, с мыслями лукавыми. Страшно умереть с тем, что на уме – вот что страшно. А на уме-то грех какой, страшно вымолвить! Ах!

Сверкает молния, гремит гром. Катерина падает на колени, крестится. Входит Тихон.

Варвара. Вот и братец идёт. (Тихону.) Беги скорей!

Катерина (вскочив). Ах! Скорей! Скорей!

Действие второе

Сцена первая

Ася и Катерина собирают вещи Тихона и складывают в чемодан. Входит Варвара.

Катерина. Спасибо, Ася, можешь идти. Да чемодан Тихона с собой прихвати.

Ася уносит чемодан и уходит.

Варвара. Ну что, Кать, как ты, успокоилась?

Катерина. Не знаю, всю ночь не спала – не по себе мне.

Варвара. Понимаю. В девках тебе погулять-то не пришлось, подсунула тебя мамочка моя сыну своему бездарному, вот и маешься, да потому и сердце не на месте. Настоящей любви-то и не видела, чувств настоящих не знала.

Катерина. Варя, что мне делать?

Варвара (с улыбкой). Отдаться своим чувствам.

Катерина. Нет, нет, если я позволю чувствам взять верх – я погибла. Такая уж я зародилась, горячая! В детстве как-то обидели меня и я убежала – через сутки только и нашли.

Варвара. А парни поглядывали на тебя?

Катерина. Как не поглядывать! Ещё как…

Варвара. Что же ты, не любила никого?

Катерина. Нет, смеялась только, о любви и не думала.

Варвара. А ведь ты, Катя, Тихона-то совсем не любишь.

Катерина. Ну-у, как не любить, жалко мне его.

Варвара. Коли жалко, так не любишь. Да и не за что, надо правду сказать. И нечего от меня скрываться, я на твоей стороне. Бориса по настоящему любишь?

Катерина. Да, Варенька… Только ты ни слова никому – стыдно мне.

Варвара. Чего стыдиться-то?

Катерина. Как же, Варя, такой грех…

Варвара. Что ты всё заладила: грех, грех… Забудь о грехе!

Катерина. Как можно? Я даже смотреть на него не смею – будто сердце грудь мне разорвёт. Ой, не говори никому!

Варвара. Ну вот ещё! Смотри, сама не проговорись как-нибудь.

Катерина. Обманывать не умею и скрывать-то ничего не могу.

Варвара. Нельзя так! Разуй глаза! Мир на лжи и держится! Тем более наш дом. И я не обманщица была, да выучилась. Сама жизнь – высшая школа!

Катерина. Ой, не знаю…

Варвара (улыбается). Ночью гуляла после дождя, видела Бориса, говорила с ним.

Катерина (потупившись). Ну, так что ж?

Варвара. Кланялся тебе. Жаль, говорит, что видеться негде.

Катерина (уставившись в пол, переминаясь). Где же видеться! Да и зачем…

Варвара. Не пойму, что ты в нём нашла, скучный такой, не то что мой Артурчик.

Катерина. Не говори мне про него, сделай милость! Я его и видеть не хочу! У меня муж – буду его любить. Ни на кого Тишу не променяю. Я и думать-то не хотела, а ты меня смущаешь.

Варвара. Да не думай, кто же тебя заставляет?

Катерина. Не жалеешь ты меня. Говоришь, не думай, а сама напоминаешь. (Вздыхает.) Я не хочу думать, но из головы нейдёт никак. Об чём не подумаю, а перед глазами он, никак не могу переломить себя. (Резко схватив Варвару за руку.) Я во сне из дому ушла – вот куда мысли ведут.

Варвара. Какая ты мудрёная, Бог с тобой. Ой, Катя, по-моему, делай что хочешь, только бы шито да крыто было.

Катерина. Нет, я так не хочу и не могу! Ничего тут хорошего! Уж я лучше буду терпеть, пока терпится.

Варвара. А не стерпится, что ж ты сделаешь?

Катерина. Что мне захочется, то и сделаю, и никто меня не остановит. Уж такая я!

Варвара. Попробуй, так тебя здесь заедят.

Катерина. Что мне! Уйду – и была такова.

Варвара. Куда ты уйдёшь? Ты – мужняя жена!

Катерина. Эх, Варя, не знаешь ты моего характера! Не дай Бог этому случиться, но, если мне здесь опостынет, так и не удержать меня никакой силой. В горы убегу, в ущелье брошусь, в Каспии утоплюсь – да какая разница! Не захочу жить – не стану, хоть ты меня режь!

Варвара. Ой, Кать, но и мысли у тебя – аж, дрожь по телу. Да, плохи дела твои, я вижу.

Катерина. А что делать?

Варвара. Любить, Катя, любить! Не прятаться от чувств и страдать, а любить и радоваться. Жить, Катя, жить!

Катерина. Я что… я не против – я тоже человек, такая, как и все, но… Это же грех!

Варвара. Да брось ты, Кать! Грех с нелюбимым спать и обманывать себя! Ну!..

Катерина. Ой, боюсь я, Варя! Я же, если увижусь с ним наедине – забуду обо всём, о муже, о свекрови…

Варвара (улыбается). Даже о страхе своём?

Катерина. Страх… Варя, я ж и думать-то ни о чём не смогу, как только о нём и о любви…

Пауза.

Варвара. Знаешь, что, Катя! Как Тихон уедет, так давай в саду спать, в беседке.

Катерина. Это ещё зачем?

Варвара. Так надо, Кать! Неужто тебе не всё равно, где спать?

Катерина. Не знаю, страшно как-то, боюсь я.

Варвара. Чего бояться-то! И Ася будет с нами.

Катерина. Всё ж робко как-то.

Варвара. Я б тебя и не звала, да меня-то одну маменька и не пустит, а мне нужно.

Катерина. Зачем же тебе нужно?

Варвара (смеётся). Будем ворожить с тобой!

Катерина. Шутишь?

Варвара. Шучу, конечно. Ну, подумай.

Катерина. Подумаю. Что же Тихон-то не идёт? Долго так собирается. Нехорошо это…

Варвара (прерывая). Ой, ты опять за своё! С маменькой сидят запершись, она его перед дорогой уму-разуму учит. Наддаст ему приказов один другого грозней.

Катерина. И на воле-то он словно связанный.

Варвара. Ты всех по себе судишь. Он как выедет – так и загуляет, да забудет все наказы. Он и сейчас одним ухом слушает, а в мыслях – уже далеко от дома.

Входят Зубова и Тихон.

Зубова. Запомни всё, что я сказала, заруби себе на носу!

Тихон. Да помню, маменька, помню. Как не помнить!

Зубова. Ну, так езжай тогда, что стоишь! В Москве тебя встретят.

Тихон (весело). Да, маменька, пора! Благодарствую! (Хочет уйти.)

Зубова (удерживает). Куда, дурень! А жене как жить без тебя – приказывай!

Катерина опускает голову.

Тихон (выпучив глаза и глупо улыбаясь). Да что тут, маменька, не первый день замужем, сама знает.

Зубова. Разговаривай ещё! Говори, чтобы я слышала, чтобы повиновалась да по твоему приказу исполняла. Вернёшься – спросишь!

Тихон подходит к жене, смотрит на неё с трудом сдерживая смех.

Тихон. Ты, Катя, жена моя, слушайся маменьку – ну-ну…

Зубова. Чтоб не грубила!

Тихон (взмахивая пальцем). Не груби!

Зубова. Чтоб почитала свекровь, как родную мать!

Тихон. Уважай маменьку, как мать родную.

Зубова. Чтоб сложа руки не сидела!

Тихон. Да, да, Катя, работай, денег мужу присылай. Ой! (Глупо усмехнувшись, тихо, в сторонку.)  Я и забыл, ты же эти деньги и в глаза не видела – одни цифры.

Зубова. Чего рот разинул! Чтобы в парке не прогуливала без тебя, на молодых парней не заглядывала!

Тихон. Да когда же ей, маменька?

Зубова. Приказывай!

Тихон. Дом – работа, Катя, и вся твоя забота. Ну, поняла?

Катерина склоняет голову ещё ниже.

Зубова. И на парней чтоб без тебя не заглядывалась!

Тихон. Да что ж вы, маменька, ей-богу!

Зубова. Приказано – наказано! Вели!

Тихон (потупившись). На парней не заглядывайся, Катя. Накажу!

Зубова. Ну, теперь хоть побил бы её на прощанье.

Тихон. А за что её бить-то, маменька? Она же такая милая, хрупкая, красивая. Она же сама прелесть, маменька! Бывает, смотрю на неё, смотрю – не налюбуюсь. Да что я – это же счастье такое, что мне такая красота досталась. Ещё и умная. Да, если б не она…

Зубова (прерывая). А ты уже и позабыл, кто учёбу её оплачивал, кто её человеком сделал?

Тихон. Нет, конечно, маменька. Спасибо тебе! (Целует ей руки.)

Зубова. Так-то лучше! Попрощайся с женой теперь, наедине. Пошли, Варвара.

Анна и Варвара уходят. Какое-то время Тихон и Катерина молча переминаются на месте.

Тихон. Катя… (Небольшая пауза.) Катенька, ты же на меня не сердишься?

Катерина (вздохнув). Нет!

Тихон. Ну, прости меня…

Катерина. Да Бог с тобой! (Закрыв ладонями лицо.) Обидела она меня! А ты…

Тихон. Если всё близко к сердцу принимать, можно с ума сойти. Забудь!

Катерина. Забыть?!

Тихон. Да мало ли что она говорит – а ты мимо ушей. Ну, прощай, Катя! Пора.

Катерина (кидается на шею мужа). Тиша, не уезжай!  Прошу тебя, ради Бога, не уезжай!

Тихон. Мама же посылает, чтобы товару привёз. Как же могу не ехать, раз маменька велит.

Катерина. Ну, так и меня бери с собой! Я ж лучше во всём разбираюсь.

Тихон (освобождаясь из её объятий). Как я могу? Ты в своём уме? Нельзя, Катя, мать не велела.

Катерина. А ты бы убедил её! И Варя за меня заступится! Да и веселее вдвоём, надёжнее!

Тихон (с иронией). Куда как весело! Вы меня и здесь заездили – не вздохнуть! Я столько мечтал вырваться на свободу, а нет – ты ещё навязываешься! Ну уж спасибо! Дураков нет!

Катерина. Ты разлюбил меня, Тиша?

Тихон. Да не разлюбил я! Но, с такой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Всю жизнь вот так жить – в кандалах у маменьки, где и шагу самому не ступить, да всё по указу? А тут… (Облегчённо вздыхает.) Я же мужчина, как никак! Свободы хочется! Даже одна мысль, что две недели надо мной не будет никакой грозы – так до жены ли мне? Изволь!

Катерина. Тиша, как же мне любить-то тебя, когда ты такие слова говоришь?

Тихон. Что на сердце, то и говорю! Какие ещё слова говорить? Ты ж не одна остаёшься – с Варей, с маменькой, под присмотром.

Катерина. Да не говори ты мне об ней! (Плачет.) Ах, беда! Куда мне бедной деться! За что уцепиться – погибаю я…

Тихон. Да будет тебе! Разревелась!

Катерина (снова прижимается к мужу). Тиша, милый, если б ты остался или взял меня с собой, как бы я тебя любила, как бы ласкала тебя!

Тихон. Ой, Кать, не пойму я тебя! То слова милого не дождёшься, не говоря о ласке и любви, а то – сама лезешь.

Катерина. Быть беде без тебя! Не оставляй меня, Тиша!

Тихон. Не могу – нельзя, Кать! Тут уж нечего делать. Моя ли воля…

Катерина. Ну, раз так, возьми ты с меня какую-нибудь клятву страшную.

Тихон. Какую ещё клятву?

Катерина. Чтобы без тебя я не смела не то что говорить и видеться с кем, но и думать не смела ни о ком, кроме тебя.

Тихон. Да на что ж это?

Катерина. Сделай милость, успокой душу мою! Душа – спасение наше, а плоть – погибель!..

Тихон. Да я за себя ручаться не могу, не то что за тебя, мало ли что может в голову прийти. Мысли-то они сами лезут – как управлять ими?

Голос матери: «Пора, Тихон!»

Входят Зубова, Варвара и Ася.

Зубова. Ну всё, пора! (Садится.) Садитесь все!

Все садятся, кто на чём. Пауза. Зубова встаёт, а за ней и остальные.

Зубова. Ну, Тихон, поезжай с Богом. Прощай!

Тихон (подходит к матери). Прощайте, маменька! (Кланяется и целует.)

Зубова. Прощайся с женой!

Тихон. Прощай, Катя!

Катерина в слезах кидается ему на шею.

Зубова. Что не шею-то виснешь, бесстыдница! Не с любовником прощаешься!

Катерина кланяется и отходит в сторону, продолжая плакать.

Зубова. Ну, всё, всё! Дальние проводы – лишние слёзы! Идите!

Кроме Зубовой все уходят.

Зубова (одна). Ах, молодость! Ничего-то толком не умеют, ни-че-го! Были бы чужие – ой, смеялась бы! (Вздохнув.) Что будет, как старики помрут, как будет свет стоять – ума не приложу. Не дай Бог!

Сцена вторая

Зубова, Катерина и Варвара.

Зубова (смотрит на Катерину). Хм, она ещё и хвалилась, что мужа любит. Видела я твою любовь-то! Хорошая жена, проводив мужа, часа полтора лежала бы на крыльце, рыдая и стоная.

Катерина. К чему народ-то смешить? Да и не умею я.

Зубова. Если б любила – выучилась бы! Хоть был бы пример какой, а то – всё на словах только. (Строго.) Пойду Богу молиться, не мешайте мне!

Варвара. Да и мне пора.

Зубова. Иди, дочка, иди! Гуляй, пока твоя пора придёт. Ещё насидишься!

Зубова и Варвара уходят.

Катерина (одна, задумалась). Тишина-то какая! Ах, какая скука! Вот горе-то, были бы хоть дети, сидела бы с ними, учила бы их, разговаривала бы с ними. Дети – что ангелы. Эх, почему я маленькой не умерла – не страдала бы теперь. Лежала бы себе в могилке – в тишине, в покое. Может в ангелочка бы превратилась, в птичку бы обернулась… И летела б я над морем, над горами да над полем, на цветочки бы садилась, песни слушал б влюблённых, звонко им бы подпевала, да свистела б и плясала. С василька на василёк, к милому на огонёк я в окошко б залетела, и сидела бы я рядом, на любимого смотрела… (Спохватившись.) Ой, что это я – размечталась… Надо взяться за работу – работа отвлечёт меня. А там… там и Тиша мой вернётся. (Садится за стол, окружив себя разными папками.)

Входит Варвара.

Варвара (любуется собой перед зеркалом). Кать, я пошла гулять. Сегодня Ася нам постелет в саду – маменька разрешила. В глубине сада, за малиной, есть калитка. На ночь маменька запирает её, а ключ прячет. А я нашла ключ (с улыбкой радости показывает ей ключ) и заменила другим, чтоб мама не заметила. (Протягивает ключ Катерине.) Бери, может понадобится.

Катерина. На что?

Варвара. Если увижу, скажу ему, чтоб приходил к калитке. Бери!

Катерина (отталкивая ключ). Нет, не надо, нет!

Варвара. Ну, тебе не надо, мне понадобится. Возьми, не укусит он тебя.

Катерина. Что ты затеяла? Что ты! Что ты! Как могла подумать такое?

Варвара (передаёт ключ). Не люблю много слов, да и некогда мне. Мне гулять пора! (Уходит.)

Катерина (одна, с ключом в руках). Зачем она это делает? Сумасшедшая, что только не придумает. Зачем мне ключ? Это ж погибель моя! Надо выбросить! Долго ли в беду попасть… (Задумывается.) Ах, если б не свекровь! От неё мне и дом-то опостылел… (Смотрит на ключ.) И как он ко мне в руки попал? На погибель мою… Ой, какой соблазн!.. Надо выбросить! (Прислушивается.) Кажется, кто-то идёт… (Прячет ключ в карман.) Никого?.. А что я так испугалась? И ключ… (вздохнув) ладно, так тому и быть, раз судьба сама распорядилась. И какой же это грех, если я увижу его? Ой! А если начнёт говорить? И что – это же не преступление… Представится ли ещё такой случай увидеть его? А если нет – ты же никогда не простишь себе этого. Да что я тут рассуждаю, себя обманываю, притворяюсь. Бросить ключ – да ни за что на свете! Мне, хоть умереть, надо его увидеть – я хочу этого, больше всего на свете. Да, я увижу его! Ах, поскорее бы ночь!

Сцена третья

Поздний вечер, почти стемнело, зажглись фонари. На сцене Зубова и Ася, возвращаются домой. Входит Крутой.

Крутой. Кто тут?

Зубова. Ослеп что ли? Не видишь, я это (ухмыляется) – Анна-злодейка. Дом не узнал – я живу тут. Я!

Крутой. Простите, уважаемая, заплутал.

Зубова. Что так поздно-то бродишь?

Крутой (гордо). А кто ж мне запретить!

Зубова. Кому нужно – тот и запретит!

Крутой. А нет на меня запрета, поняла! Что я, под началом что ли у кого? Какого ещё чёрта!

Зубова. Ну-ну, не очень горло-то распускай! Найди кого подешевле меня! А я тебе не по зубам! Ступай, куда шёл! Пошли, Ася

Крутой. Да постой ты, Анна! Не сердись! Успеешь домой-то. Рукой подать.

Зубова. Если есть дело, говори, чего раскричался. (Смотрит на него в упор.) Ты что, Львович, пьян?

Крутой. Выпил маленько, да поговорить не с кем. С кем же толковать-то мне, как не с тобой – одним прошлым с тобой мазаны.

Зубова. Что теперь, прикажешь мне хвалить тебя за это?

Крутой. Ни хвалить, ни бранить – чего уж. Может, не то я говорю – это потому, что пьян.

Зубова. Ну так, ступай домой, проспись

Крутой. Домой… А если не хочу я домой?

Зубова. Это почему же?

Крутой. Война у меня дома, Анна, война!

Зубова. Да кому ж там воевать-то с тобой?

Крутой. Я поругался со всеми, понимаешь, я сам.

Зубова. Зачем?

Крутой. Я откуда знаю – захотелось! Ну, такой я, надо мне поругаться с кем-то – иначе не жить. Вот, обиделись они – не хотят со мной разговаривать.

Зубова. Это да, напраслину терпеть кому охота.

Крутой. Вот, скажи, Анна, ты стала бы покоряться своим, чтобы по их велению?

Зубова. Ещё чего! (Смеётся.) Тоже скажешь, я из ума ещё не выжила!

Крутой. Вот, то-то и оно!

Зубова. Ах, Львович, неужели они тебе одному угодить не могут?

Крутой. Ну, о чём и разговор!

Зубова. Слушай, Львович, тебе от меня что нужно?

Крутой. Беседа дружеская, чтобы у меня от сердца отлегло.

Зубова. Со мной, значит?

Крутой. Ах, Аннушка, кто же поймёт меня, как не ты – ты же родственная душа мне.

Пауза.

Зубова. Ася! Приготовь нам закусить да выпить! (Ася уходит.) Пошли, Львович, посидим на кухне.

Крутой. Нет, на кухню не пойду, нет!

Зубова. Что? (Улыбается.) Рассердили тебя, вижу, на кухне – узнаю. Или не права я?

Крутой (вздохнув). Так и есть. С самого утра.

Зубова. Значит, денег просили.

Крутой. Будто сговорились! Аж тридцать тысяч!

Зубова. Ну, раз просят, значит, надо. А как ты хотел?

Крутой. Да так и разориться недолго! Дери их за ногу! А Борис этот, племянничек, поддакивает, что этой суммы на всё может и не хватит! Нет бы, из ресторана остатки приносить – экономия была б! Воруют! Все воруют! А контролировать – новые расходы!

Зубова. Ну, такая нынче мода, что поделать. Думаешь, у меня не воруют? Вор на воре сидит – этим и живут.

Крутой. А виноват – Львович! Обидно, Аннушка, обидно! Как же не ругаться!

Входит Ася.

Ася. Кушать подано.

Зубова. Пошли, Антошка.

Зубова и Крутой уходят. Входит Борис.

Борис. Не у вас ли дядя?

Ася. Да, у нас. Нужен он тебе?

Борис. Галина послала узнать где он. Раз у вас, так пусть сидит, кому он нужен. Дома без него спокойнее – праздник.

Ася. Нашей бы хозяйке за ним быть, уж она б его в кулаке держала. Ой, дура я, стою с тобой, болтаю, а там… (Убегает.)

Борис (переминается, поглядывая в сторону дома Зубовой). Ах ты, Господи! Хоть одним глазком бы взглянуть на неё! В дом-то, ясно, не пустят. Вот жизнь-то! В одном городе, на одной улице, рядом живёшь, а не увидишься. Будто и на воле, но словно в тюрьме. А ночью – и вовсе под замком. А сердце-то не железное, болит, надрывается. Ах, Катя-Катерина, бальзам души моей, смогу ли я когда налюбоваться тобой…

Входит Иван.

Иван. Что, молодой человек, гулять изволили?

Борис. Да, погода нынче хорошая, гуляю.

Иван. Что верно то верно – и погода чудесная, и воздух отличный, (вздохнув) звёзды мерцают, тишина…

Борис. Как в раю – если б не этот злой вой собак…

Иван. Вот что! Идёмте в парк, там, наверное, тихо, как всегда.

Борис. А что, пойдёмте!

Иван. Знаешь, если кто там и гуляет в такое время – молодые парни да девушки. (С улыбкой.) Парочками гуляют – не до сна им. Молодость! А ты что не женат до сих пор? Как знаю, уже за двадцать пять – не так ли?

Борис. Так и есть. (Вздыхает.) Жениться бы рад, но…

Иван. А вот, смотри, ещё одна пара.

Входят Артур и Варвара, целуются.

Борис. Целуются.

Иван. Дело молодое.

Артур уходит, Варвара идёт в сторону дома. Увидев Бориса, манит его к себе.

Иван. Пожалуй, пойду в парк один. (Уходит.)

Борис (ему вслед). Я догоню. (Подходит к Варваре.)

Варвара. Знаешь овраг за бугром?

Борис. Знаю.

Варвара (заманчиво). Приходи туда чуть позже.

Борис. Зачем?

Варвара. Ты дурак? Сказали, приходи – иди, а там и увидишь зачем. А теперь ступай, дядя Ваня ждёт.

Сцена четвёртая

Глубокая ночь, овраг покрытый кустами да деревьями. Входит Артур с гитарой и тихо поёт.

Артур.

Я смотрю в твои глаза,

Не могу понять,

Чем же ты меня смогла,

Так очаровать.

Для меня ты всех милее

И прекрасней всех… (Перестаёт петь)

Никого! Где ж она там! Обещала ведь! (Вздохнув.) Да остепенись ты, Артур, жди. Варя – лучшая девушка в мире, не подведёт. Что грустить – лучше петь и веселиться. (Поёт.)

Ах, знала б ты, как я люблю,

Как я тебя боготворю…

Входит Борис, Артур перестаёт петь.

Артур (с удивлением смотрит на Бориса). Ишь ты! И в тихом омуте черти водятся!

Борис. Артур, ты?

Артур. Я, Боря, я.

Борис. А зачем это ты здесь?

Артур. Я? Значит, надо мне, раз я здесь! Просто так бы не пришёл! А ты тут какого лешего?

Борис. Значит, и мне надо… Артур, Аллахом прошу, окажи милость, найди себе другое место, а…

Артур. Ещё чего?!

Борис. Ну, прошу тебя, будь человеком.

Артур. Нет, Боря, я вижу ты здесь впервые, а у меня это место насиженное и дорожка эта мной протоптана.

Борис. Но… (Мнётся.)

Артур. Нет-нет, я против тебя ничего не имею, но на этой дорожке лучше со мной не встречайся. А то, боюсь, недалеко и до греха.

Борис. Что с тобой, Артур? Я не хочу ссориться – и не думал.

Артур. А ты не понял? (Строже.) Иди своей дорогой – вот и всё. (Нервно перебирает струны и поёт голосом Высоцкого.)

Колея эта только моя –

Выбирайтесь своей колеёй…

Борис. Что происходит, Артур, какая муха тебя укусила? Я не пойму.

Артур (в упор). Не поймёшь?

Борис. Нет.

Артур. Чужих не трогай! Здесь только моя девушка ходит! Ясно?

Борис. И что?

Артур. А то! Заведи себе другую, да гуляй себе! Я за свою – ноги переломаю! Горло перегрызу!

Борис. Ты что, Артур, успокойся, у меня и в мыслях не было! Как я смею! Я бы и не пришёл сюда, если б не позвали.

Артур. Что? Кто ж велел-то?

Борис. Темно было, не разобрал. Сказала, чтобы именно сюда и пришёл.

Артур. Так и сказала? Не ври! (Хватает за грудки.)

Борис. Да не вру я! (Вздыхает.) А если скажу начистоту – не разболтаешь?

Артур. Могила. Да говори ты, не бойся. (Улыбается, сменяя гнев на милость.) Полюбил что ли кого?

Борис. Полюбил, ещё как полюбил – сон нейдёт, сердцу неймётся.

Артур. Ну что ж, это ничего – это пожалуйста. Девки с парнями гуляют как хотят.

Борис. В том-то и горе моё!

Артур. Что, неужели замужнюю полюбил?

Борис. Да, Артур, замужнюю – на беду свою.

Артур. Да, Боря, надо бросить, это не дело…

Борис. Легко сказать – бросить! Уж так полюбил, что… (Тяжко вздыхает.) Нет, не забыть мне её, никак не забыть.

Артур. Так… вы же друг друга загубите!

Борис. Нет-нет, сохрани Господь! Мне б только увидеть её, больше б ничего и не надо.

Артур. Кто же в этом деле за себя поручиться может? Это дело такое, что все страхи позабудешь, мать родную ослушаешься…

Борис. Не пугай, Артур, и так сам не свой хожу… Плохо мне без неё – тоска терзает, сердце плачет.

Артур. А что она – любит тебя?

Борис. Не знаю.

Артур. Не встречались?

Борис. Пару раз, когда по бульвару прогуливался, и один раз с дядей дома у них бывал. Но… я и глаз-то на неё поднять не смел, разве только украдкой, да и то – дрожь по телу. И в груди так сладко-сладко…

Артур. Да, Боря, влип ты.

Борис. Влип – не то слово, даже готов умереть, лишь бы вдоволь её красотой насладиться, ароматом её тела надышаться, голосом её очаровываться… А как она улыбается, словно ангел. Да что, словно – она и есть ангел.

Артур. Да кто же в нашем районе красавица такая, чтобы так сходить с ума по ней? Разве только Катерина, невестка Зубовой…

Борис. Да, Артур, она и есть!

Артур. Что-о?! Ну, Боря! Вот это кино! Угораздило же тебя! Тихона, конечно, бояться не стоит – мямля. А вот Анна Зубова, скажу тебе – баба ещё та! Зверь баба! Говорят, в девяностые это она свой бизнес отвоевала, а вовсе не муж её. Слышал, что даже спать с оружием ложилась, с гранатой не расставалась. Никого не боится! Страшнее твоего дяди будет.

Борис. Да, дядя пьяный часто говорит, что была бы Анна его женой – он бы в президентах ходил.

Артур. Может и ходил бы. (Усмехнувшись.) Никогда б не подумал, что ты осмелишься назначить свидание Катьке. Герой, что сказать.

Борис. Думаешь, это она велела сюда приходить?

Артур. А то кто же – она.  Ну, красотка, во даёт а!

Борис. Не может быть! (Радостно хватается за голову.)

Артур. Что с тобой?

Борис. Я с ума сойду от радости.

Артур. От радости с ума не сходят, но… а вот, если наделаете глупостей – точно сведут. Не муж – так свекровь. Может, Катьку она и не любить, что больно красивая, но однозначно ценить – за её ум и способности. А как же – весь бизнес Катя тянет, а деньги – на счёт свекрови. Не то что карточку Кате не откроет, телефон ей не купит. Буржуй эта Анна – настоящий буржуй!

Входит Варвара. Подходит к Артуру, прижимается к нему, обняв одной рукой, целует.

Артур. Что так долго?

Варвара. Так надо было. (Строит глазки и поправляет ему причёску.) Ну, что стоишь, пошли! (Оборачивается к Борису.) А ты, парень, подожди. (Улыбается, весело.) Дождёшься чего-нибудь. (Смеясь тянет Артура за руку и уводит. Гитару оставляют на скамейке.)

Голос Варвары за сценой:

Каспий волною лодку качает,

Лодку качает – влюблённых ласкает…

Борис. Господи, как хорошо! Эта ночь, песни, свидание – будто во сне. Неужели я скоро её увижу? Боже мой! Ах, сердце как колотится! Дух захватывает!  Кровь кипит – чем же дрожь тела унять?  Я сейчас умру от счастья… (Заметив гитару, берёт её в руки и поёт.)

А ты любовница, ты любовница,

Ты любовница мне, не жена.

А ты чужая жена, ты чужая жена,

Ты чужая, а жаль, не моя…

(Прислушивается, перестаёт петь. Тихие шаги.) Кажется, идёт…

Входит Катерина.

Борис. Катя, ты?..

Катерина. Да…

Борис. Как я счастлив тебя видеть! Я так тебя люблю – знала б ты это… (Хочет взять её за руку.)

Катерина (в страхе отшатнувшись от него, отводит взгляд). Нет… нет, не трогай, не трогай меня!..

Борис. Ты на меня сердишься? Я тебя обидел?

Катерина. Уходи, пожалуйста, уйди от меня!.. Ты же знаешь, нам нельзя видеться – это грех. Нам не замолить этого греха – камнем ляжет на душу. Не сладить мне с этим.

Борис. Пожалуйста, не гони меня!

Катерина. Зачем ты пришёл, меня погубить? Ты же знаешь, что я замужем, что я…

Борис. Кать, ты же сама велела прийти.

Катерина. Пойми же ты – это смерть моя. Я же не справлюсь – меня совесть замучает, стыд растерзает, душа изведёт.

Борис. Ах, лучше б мне совсем тебя не видеть!

Катерина. Мы же погибель себе готовим, в ад себя толкаем.

Борис. Если ты меня прогонишь – это и будет ад! Хочешь, чтобы я оказался в аду, чтобы я страдал, чтобы…

Катерина (прерывая). Нет, нет, я не хочу твоих страданий – я сама теперь, что в аду. Загубил ты меня…

Борис. Что ты, Катя? Храни тебя Бог! Пусть лучше я сам погибну! Что ты, что ты…

Катерина. Ну, как не загубил, если я ночью бегу к тебе, бросив дом? (Опускает голову.)

Борис. Так, твоя же воля была на то…

Катерина. Моя воля – нет у меня воли, а то не пошла бы к тебе. (Подняв голову, с любовью, страстно смотрит на Бориса.) Твоя теперь воля надо мной, разве не видишь – твоя… (Кидается ему на шею.)

Борис (обнимая Катерину). Жизнь моя! Моя радость! Любимая!

Катерина. Такое счастье, что мне вдруг умереть захотелось!

Борис. Зачем умирать, когда тут счастье такое и жить хочется?

Катерина. Всё равно не жить мне, уж я знаю, что не жить… Не может человек быть так счастлив – да кто же позволит, если даже Бог против…

Борис. Не говори так, не печаль меня. Бог бы не позволил – мы бы не встретились.

Катерина. Ты парень свободный, тебе-то что…

Борис. Я ли тебя не пожалею, Катя, никто не узнает про нашу любовь.

Катерина. Что меня жалеть – сама на то пошла. (Крепче прижимаясь.) Не жалей, милый, губи меня! Пусть знают, пусть видят – люблю тебя! (Целует.) Раз я греха не побоялась – людского ли суда побоюсь!

Борис. Не говори ни о чём – нам хорошо и ладно. (Продолжают ласкать друг друга.)

Катерина. Да, да, будем любить и радовать друг друга, а надуматься да наплакаться успеем ещё.

Борис (радостно). А я так испугался, что ты меня прогонишь.

Катерина. Прогнать – с моими-то чувствами, с моей-то любовью?.. Да если б ты не пришёл – сама к тебе прибежала бы.

Борис. Я не знал, что ты меня так любишь – даже не мечтал. Такое счастье!

Катерина. Люблю, давно люблю – как увидела, так сердце и ёкнуло, так и потеряла покой. С первого дня побежала бы за тобой, хоть на край света – так люблю.

Борис. Надолго ли муж уехал?

Катерина. Недели на две.

Борис. Времени хватит, нагуляемся.

Катерина. А мне и вечности не хватит. (Задумавшись.) А что потом – снова под замком? (Улыбается и целует.) Ничего, Варя найдёт выход, найду случай повидаться с тобой.

Входят Артур и Варвара.

Варвара. Ну что, сладили?

Катерина радостно прячет лицо на груди Бориса.

Борис (целует Катерину.) Сладили.

Варвара. Ну, раз так, идите по тропинке нашей, погуляйте, а мы подождём. Когда время будет, дадим знать.

Взявшись за руки Борис и Катерина уходят.

Артур. Это вы хорошо придумали в садовую калитку лазить.

Варвара. Это я.

Артур. Так и подумал. Шустрая ты у меня, умница-красавица. А мать не хватится?

Варвара. Ночной сон у неё крепок, а вот к утру – с зарёй на ногах и ходит, ходит, ворчит. Уже и позабыла, какой сама в молодости была.

Артур. А вдруг ей нехороший сон приснится, кто знает. Поднимет нелёгкая среди ночи, да шастать начнёт.

Варвара. Это да, предупреждён – вооружён. Ася стережёт, позвонит если что. В беду попадать кому охота!

Артур. Ну, если так. Ася сладит.

Варвара. И всё же, пора возвращаться.

Артур. Завтра пораньше надо выйти, чтобы погулять подольше.

Варвара. Свисти всем наверх!

Артур. Я лучше спою. (Играет и поёт.)

Все кричат: «Пора домой!» —

А домой не хочется!

Мать ругается, порой,

Поздно прихожу домой…

Собаки лают со двора,

Петухи кричат: «Пора!»

Ребята, слышите: «Пора!»

Голос Бориса: «Слышу, слышу… Уже идём!»

Борис и Катерина проходят в глубине сцены. Прощаются, лаская и целуя друг друга.

Варвара (смеётся). Да будет вам прощаться-то, завтра снова будет день. Приходите чуть пораньше, чтоб подольше вместе быть.

Борис и Катерина уходят. Варвара смеясь убегает, Артур бежит за ней.

Сцена пятая

Несколько пар обнявшись гуляют по парку. Входит Странница.

Странница. Ходят тут, прижимаются – тьфу, бесстыжие! И не видят, не замечают, что дождь собирается. Слепые! Гроза! Гроза грянет! Разгонит всех!

Входит Крутой.

Крутой. Что это ты тут раскричалась, сумасшедшая?

Странница. Сам дурак! Что, можно только тебе кричать? Тоже мне, командир нашёлся! Езжай на Украину, там командуй, раз герой такой!

Крутой. Тебя забыл спросить!

Странница. Ничего, найдётся и на тебя управа! Не я – так Он накажет геенной огненной!

Крутой. Да ну тебя! Пошла, пошла прочь! Не доводи до греха!

Странница (дико хохочет). Фу ты, напужал!

Крутой (надвигается на неё с кулаками). Прочь! Прочь!

Странница (подняв палку вверх идёт на Крутого). Сам ты пошёл, куда Макар телят не гонит! Гори в аду!

Крутой (отступая). Вот дура! (Убегает.)

Странница хохочет и бежит за ним.

Странница. Что, страшно стало? Испугался! Ничего, Суд Небесный пострашнее будет!

Уходят друг за другом. Входят Варвара и Борис.

Борис. Варя? А где Катя?

Варвара (оглядываясь). Сс-сс! (Берёт Бориса за руку и уводит в глубину сцены.)

Борис. Да что такое?

Варвара. Скажи, что нам с Катериной-то делать?

Борис. А что, ей стало плохо?

Варвара. Не то слово – беда!

Борис. Да что случилось? Не пугай меня!

Варвара. Тихон приехал, муж её! А ты не знал? Послезавтра ждали, а он вчера ночью приехал.

Борис. А я вчера всю ночь прождал. Вот оно что.

Варвара. Видел бы ты её – она сама не своя, места себе не находит.

Борис. Надо же, всего десять денёчков пожили, пока его не было. (Страдает.) Теперь уже и не увижу её… Как жить-то, Господи!

Варвара. Ах ты какой – ты меня слушай! Дрожит она вся, будто лихорадка бьёт, бледная по дому мечется, всё из дому рвётся, точно чего-то ищет. И глаза, как у помешанной! Да всё плачет и рыдает. Не знаю, что мне с ней делать.

Борис. Может… может, пройдёт как-то…

Варвара. Не думаю, на мужа глаз не смеет поднять, а маменька удавом смотрит на неё.

Борис. А что она?

Варвара. Что, что – всё хуже и хуже, больно смотреть на неё. Боюсь я, Боря, боюсь.

Борис. Чего ж ты Варя боишься?

Варвара. А ты и не знаешь? От неё всё что хочешь можно ожидать. И никогда не скажет, что на уме. Боюсь, таких дел наделает, что и подумать страшно.

Борис. Господи Боже мой! Что же делать-то? Ты бы поговорила с ней.

Варвара. Пробовала – и слушать не хочет. Лучше и не подходить.

Борис. Как думаешь, что она может сделать?

Варвара. Да всё! Бухнет мужу в ноги и расскажет всё. Всё, Боря! Вот чего я боюсь.

Борис (с испугом). Да может ли быть такое?

Варвара. Не знаешь ты её – от неё всё может быть.

Борис. Где она сейчас?

Варвара. В парк с мужем ушла, и маменька с ними.

Борис. Может и мне пойти?

Варвара. Нет, не стоит, она и вовсе растеряется. (Сверкает молния, грохочет гром.) Никак, гроза? (Стучит дождь.) А вот и дождь, народ домой повалил. Спрячься, чтоб не увидели, да не подумали чего. (Борис прячется.)

Входят Зубова, Тихон, Катерина. Варвара хочет уйти. Катерина подходит к ней и хватает за руку.

Катерина. Варя, ты куда? Ты… ты видела… видела его?

Варвара. Тихо, Катя. Давай, где-нибудь спрячемся от дождя.

Катерина. Хорошо.

Прячутся – отходят в сторону. Входит Странница.

Странница. Куда все поразбежались! Если кому на роду написано, так никуда не уйдёшь.

Катерина (крепко цепляясь за Варвару). Ах, Варя! Это она мою участь предрекла!

Варвара. Полно, что ты!

Катерина. Да, да – смерть моя!

Варвара. Будет тебе сумасшедшую слушать! Одумайся, соберись с мыслями!

Катерина. А не могу я, не могу! Ничего не могу! Очень на сердце тяжело…

Зубова (подходит к ним). Надо жить так, чтобы быть готовой ко всему. Не будет греха – не будет страху.

Варвара. Да какие же у неё грехи могут быть, маменька, разве ж такие, как у всех. Она это от грозы боится – такова уж от природы. Видимо, напугалась в детстве.

Зубова. Чужая душа потёмки. Тебе ли знать?

Тихон (шутит). Не знаю, что без меня, а при мне, кажись, ничего.

Зубова. А, может быть, и без тебя.

Тихон (весело, шутя обращается к Катерине). Катя, лучше кайся, если в чём грешна. От меня не скроешься, я всё знаю.

Катерина (смотрит на мужа). Тиша, голубчик мой!

Варвара. Что ты к ней пристаёшь? Не видишь, ей и так тошно!

Зубова. Тошнит, ребёнка что ли ждёт?

Тихон. Кать, ты беременна?

Катерина. Ах, если б! Видимо, я бесплодна – наказана и тут!

Тихон. Так, ты из-за этого? Ну что ты, Катенька…

Входит Борис и подходит к ним.

Катерина (вскрикнув, хватается за грудь). Ах!

Тихон. Катя, ты чего испугалась? Это же Боря, знакомый наш, племянник Антона. (Пожимает Борису руку.) Как дядя твой, здоров ли?

Борис. Слава Богу!

Катерина (Варваре). Что он пришёл? Что ему ещё надо от меня? Мало я страдаю… (Обняв Варвару, плачет.)

Варвара (громко, чтобы мать слышала). Мы голову ломаем, не знаем, что с ней, а тут ещё и посторонние лезут! (Делает Борису знак, чтобы уходил.)

Входит Иван.

Иван. Что вы все расплакались, засуетились? Грозы испугались? Да не бояться – радоваться надо! Гроза не убьёт – это не кара, не напасть какая, а благодать. Смотрите, красота какая! (Сверкает молния и грохочет гром, что все содрогаются.) Что вы все боитесь? Спрятались под крышей, под зонтиками, дрожите тут, а я не боюсь. С радостью приму дождь на себя. Выходите, давай, не бойтесь! Эх, народ! Страху вы себе нагнали! Ну, смелее! (Машет рукой.) Э-э!..

Борис. Да, дядя Ваня, идёмте, здесь страшнее! (Борис и Иван уходят.)

Зубова. Ишь ты, какую политику нагнал, Бога уже не боятся! То же мне, учителя! Если старик так рассуждает, чего от молодых-то требовать!

Странница. Под ноги смотрят, голову боятся поднять.

Зубова смотрит на небо, крестится.

Зубова. Какое страшное небо! Будто ад сошёлся над землёй – тьма, тьма, будто могила…

Спаси и сохрани! (Снова крестится, а вслед за ней и остальные, кроме Варвары.)

Странница. А тучи ползут, ползут, как живые. Говорю вам, эта гроза даром не пройдёт! Я знаю, потому и говорю! Или дом сгорит, или убьёт кого-нибудь… Смотрите! (Подняв палку, указывает.) Огнём запылал закат! Кара! Кара Небесная!

Все содрогаются, а Варвара пренебрежительно усмехается.

Катерина. Что она говорит, Варя?

Тихон. Сказала, что гроза убьёт кого-нибудь…

Варвара. А ты не слушай! Что в голову придёт, то и городят.

Зубова. А ты не суди старших, они больше твоего знают.

Варвара. Ага, ходит, детей пугает – сумасшедшая.

Тихон. Говорят, она Богом помеченная…

Варвара. Да я смотрю, братец, и ты недалеко ушёл…

Зубова. Молчите вы! У старших на всё приметы есть, слов на ветер не бросают.

Катерина (мужу). Тиша, я знаю, кого убьёт.

Варвара (Катерине, тихо). Ты уж хоть молчи.

Зубова (смотрит на невестку). Ты откуда знаешь?

Катерина. Меня убьёт. Молитесь тогда за меня.

Снова сверкает молния, Катерина мечется, ищет место, где спрятаться.

Странница. Что прячешься? Боишься, умирать не хочется? Пожить хочется да? Как не хотеть – такая красавица! Ха-ха-ха! Красота и есть твоя погибель – смерть, смерть твоя! Себя погубишь, людей соблазнишь – вот и радуйся красоте своей. Красота многих в грех вводит! Даже старики о возрасте забывают, соблазняются – дьяволу предаются, о смерти забывают! Бога, Бога забывают! А отвечать кто будет? За всё придётся отвечать! И сгорит красота твоя в геенне огненной! (Хохочет.) Лучше в омут… в омут головой! В омут, скорей!.. (Уходит, продолжая дико хохотать.)

Катерина (прячась за спиной Варвары). Ах! Умираю!

Варвара. Что ты мучаешь себя? Иди, помолись, легче станет. Слушаешь тут всяких…

Катерина опускается на колени, молится. Тихон, Зубова и Варвара стоят вокруг и смотрят. Дождь прекращается и небо постепенно проясняется, становится светлей. Люди расходятся.

Зубова. Хватит уже, все разошлись, пора и нам домой. Пошли, Тихон. (Варваре.) Догоняйте и вы. (Уходят. Варвара и Катерина остаются одни.)

Варвара. Ну всё, Кать, вот и гроза прошла, а ты – страху нагнала, себя извела. Я так испугалась за тебя – ты была сама не своя.

Катерина. Да, да, и я уже никогда не буду той Катериной – не смогу…

Варвара. Ну вот, опять двадцать пять! Что ещё случилось? Сон что ли снова приснился?

Катерина. А ты откуда знаешь?

Варвара. А как же – тебя эти сны с ума сводят.

Катерина. Да. Но раньше только сны и были источником жизни для меня, а теперь…

Варвара. Что – теперь?

Катерина. Теперь появился он – и всё перевернулось…

Варвара. Ой, Кать, странно ты как-то заговорила – не пойму я тебя.

Катерина. Мне снилась смерть – она звала меня, звала…

Варвара. Бедная Катя, представляю твой страх – смерть ужасна!

Катерина (будто вся светится). Нет, Варя, что ты, смерть была похожа на ангелочка – само блаженство. Нет, умирать не страшно – страшно жить, словно птица в клетке, зная, что тебе никогда из этой клетки не вырваться…

Варвара. Кать, из всякой клетки можно вырваться, если найдётся кому помочь и открыть дверцу.

Катерина. А если нет? Если цена свободы – смерть? (Улыбается.) А пусть! Чем жизнь взаперти, лучше хоть на миг оказаться на свободе, узнать счастье, любовь – жизнь…

Возвращаются Зубова с сыном.

Зубова (строго). Что вы всё ещё здесь шушукаетесь? Я же велела идти домой! Снова сдвигаются тучи, снова быть грозе.

Катерина (бросается перед Зубовой на колени). Не могу я больше, матушка, Тиша, нет больше мочи терпеть! Грешна я перед Богом и перед вами! (Хватает Тихона за руку.) Не я ли клялась, что не взгляну ни на кого без тебя, помнишь?

Тихон. Ты что, Катенька?

Катерина. Знаешь ли, Тиша, что я беспутная без тебя делала? В первую же ночь я ушла из дому…

Тихон (прерывая, тихо). Нет, не говори, не надо, маменька здесь!

Зубова (оттеснив сына, строго). Ну, говори, что хотела сказать.

Катерина. Все десять ночей я гуляла… (Плачет. Тихон хочет обнять, успокоить, мать не оставляет.)

Зубова (сыну). Брось её! (Катерине.) С кем?

Варвара. Да врёт она, сама не знает, что говорит. Это она грозы испугалась – сама не своя.

Зубова (дочери). Молчи ты! Вот оно что! Ну, с кем же?

Катерина (подняв голову). С любимым! С Борисом, племянником Крутого. (Гремит гром.) Ах! (Падает без чувств на руки мужа.)

Зубова. Видишь, сыночек, куда воля-то ведёт. Ты и слушать не хотел! Доигрался? Дождались!

Сцена шестая

Сумерки. Иван сидит на скамейке и поёт.

Иван. Догорает свеча
Слёзы белого воска роняет…
Что ж ты плачешь душа –
Это просто она угасает…

Входит Тихон. Увидев Тихона, Иван перестаёт петь.

Иван. Добрый вечер, Тихон. Далеко ли собрался?

Тихон. Кому добрый, а кому и нет. Вот, иду домой, а на сердце пусто. Наверное, уже слышали, что в доме у нас творится – семья в расстройство пришла.

Иван. Слышал, как не слышать – все о том и говорят.

Тихон. Знаете, я в Москву ездил. Маменька на дорогу читала да читала нотации, а я мимо ушей всё. Как выехал – загулял. Водочка, девочки – угощал на славу, аж на целый год отгулялся. Ни разу ни про дом, ни про жену и не вспомнил. Вот – бумерангом и отозвалось! Был так счастлив, и в миг стал таким несчастливым, что жить не хочется. Теперь вот, ни за что погибаю, ни за грош!

Иван. Да, маменька-то у тебя больно крута, наслышан о её делах…

Тихон. Именно! Она-то всему и причина! Вот, ходил до Крутого, выпили с ним. Думал, легче станет – а оно ещё тяжелее. Понимаете?

Иван. Понимаю.

Тихон. Вот, до чего жена довела, вот чего она со мной сделала…

Иван. Нет слов, молодой человек, что тут скажешь.

Тихон. Ну, скажите, что может быть хуже этого, что? Убить её за это мало! Маменька говорит, что её надо живую в землю закопать – по шею, и камнями, камнями закидать, как мусульмане делают.

Иван. Да, Зубова может, это на неё похоже. Было время с мужиками на войну выходила, никого не боялась.

Тихон. И сейчас не боится, а я – дрожу от одного её взгляда.

Иван. Да, Анна – зверь баба.

Тихон. А мне жаль Катерину, хорошая она. Люблю я её – и всё бы простил ей.

Иван. А что мать?

Тихон. Приказала побить для начала.

Иван. И что?

Тихон. Побил немножко, куда ж мне деться.

Иван. А жена что?

Тихон. Что, что – сказала, чтобы колотил её сильнее, чтобы больнее было. А мне так жаль её… Да, дядь Вань, даже смотреть жалко на неё, как она страдает! (Вздохнув.) И не знаю, чем и как ей помочь. Маменька её поедом есть, а она – словно тень, а не живой человек. Плачет, да тает, как воск. Не знаю, что для меня больнее – измена её или эти её страдания.

Иван. А ты поговори с ней, прости её, наверное, и сам не без греха.

Тихон. Это да, кто из нас без греха-то, мы же люди – не ангелы. Если б не маменька…

Иван. А ты возьми, да уезжай вместе с ней куда подальше – хоть в Москву.

Тихон. Моя бы воля – уехал бы. Куда ж мне без маменьки?

Иван. Да что ты всё маменька, да маменька! Тебе самому сколько лет-то уже! Пора бы уже своим умом жить! (Вздохнув, спокойнее.) Катя стала бы хорошей женой.

Тихон. Да знаю я! Но… Что ж мне, разорваться, что ли! Я ж никогда своим умом-то и не жил! Откуда ж я этот ум-то возьму! Да я ж, без маменьки-то, пропаду.

Иван. Вижу, плохи дела твои.

Тихон. Хуже некуда.

Иван. А что Борис-то, видел его?

Тихон. Видел, голову опустил – места не находит… Дядя его на три года в Китай посылает, договорились уже.

Иван. А сам он что говорит?

Тихон. Страдает тоже, плачет. Одичал. Говорит, делайте со мной, что хотите, только Катерину не трогайте, не мучайте её. Он тоже к ней жалость имеет.

Иван. Видимо, добрая душа у него. Скоро ли улетает?

Тихон. Скоро. Видно и ему трудно, в глазах – боль и тоска. Вижу, что хочет проститься с ней, да боится. Но, как можно, он же теперь враг мне, дядя Ваня.

Иван. Врагам тоже прощать надо, чтобы и нам простилось: не суди и не судим будешь.

Тихон. Вы это маменьке моей скажите, посмотрел бы я, что она на это скажет. Вот и Варю маменька точила-точила, что та не стерпела, да сбежала с Артуром. Ищи теперь ветра в поле!

Иван. И куда ж сбежали-то?

Тихон. Никто и не знает. Варя она себе на уме – огонь девка. А я и не знаю, как мне жить теперь. Дом опостылел, выйти к людям стыдно, о работе и думать не могу.  Мне бы пережить всё это, с ума не сойти…

Входит Ася.

Ася. Тихон Петрович, беда!

Тихон. Что ещё?! Господи! Кошмар!

Ася. Да жена ваша!..

Тихон. Что-о?.. (Вскочив, в ужасном шоке.)  Померла что ли?!

Ася. Ушла из дому с утра, сбились с ног – не можем найти.

Тихон. Ой!.. Да хоть бы ушла куда – лишь бы живая была… Простите, дядя Ваня, такие дела, надо бежать искать её. Боюсь, как бы она от тоски руки на себя не наложила. Она может… Ох, как тоскует, как она тоскует… (Асе.) А вы куда смотрели?!

Ася (склонив голову). Да, наша вина, недоглядели. Столько всего за эти дни…

Тихон. Ну, что стоишь, переминаешься, беги! (Ася уходит. Ивану.) Пожалуй, я тоже пойду.

Иван. Конечно, надо, идём. (Уходят.)

Входит Катерина, растерянно ходит по сцене.

Катерина (одна). Вот и место наше – никого! Как одиноко и тоскливо, Господи! Бедный Борис, где же он, что теперь делает? Страдает ли, как я? Ах, мне бы только проститься с ним, увидеть ещё раз, а там… а там хоть умереть. Себя погубила, его в беду ввела – что же я несчастная такая. Нет бы, одной погибать! И его потянула… Себе бесчестье – ему вечный покор! Ах, как он жалел-то меня! Какие слова говорил! И ничего не помню! Будто ничего и не было… Скоро ночь, все пойдут по домам, а мне куда идти: домой – что в могилу, нет – хуже… И на люди не хочется – те же люди, те же разговоры, та же мука. Зачем все так смотрят на меня – неужели сами никогда не любили? И что теперь, любить – преступление? Ну так, убили бы сразу, я бы рада была, не терзалась бы так. А нет, говорят: «Казнить тебя – так с тебя грех снимется, а ты живи да мучайся со своим грехом». Да измучилась я! Сил больше нет! Какая жизнь без любви? Для чего теперь жить-то? Ничто не радует, даже свет Божий не мил. (Хватается за грудь.) Ну что ж ты сердце стучишь так – будто колокола бьют бой барабанный? Умри! Перестань! Голова трещит по швам!  Не стучи – больно, больно мне! Что теперь… Если б хоть Борис позвал бы за собой – всё бы бросила, пошла бы на край света, может, с ним снова радость узнала бы, снова бы жизнь полюбила… А без него – уж лучше покойно в могиле лежать! (В отчаянии бежит к краю сцены, кричит во весь голос.) Радость моя, жизнь моя, душа моя, люблю тебя! Где же ты – откликнись! (Плачет.)

Входит Борис. Он и Катерина по разным сторонам сцены, смотрят в разные стороны и не видят друг друга.

Борис. Боже мой, где же она? Это её голос!

Они вместе поворачиваются друг к другу. Катерина бежит к нему и кидается на шею.

Катерина. Увидела-таки тебя! Какое счастье! (Целуя, припадает ему на грудь.)

Борис (в слезах, ответно целуя). Ну, вот и поплакали вместе. Полегчало.

Катерина. Ты не забыл меня?

Борис. Что ты, что ты, как я могу?

Катерина. Ах, не то всё говорю! Ты не сердишься?

Борис. За что, милая?

Катерина. Прости меня, я не хотела тебе зла. Я была не вольна – что говорила, что делала, себя не помнила.

Борис. Ну что ты, Катя, я благодарен тебе за любовь. Ты была искрой света в моей жизни, мигом счастья для меня.

Катерина. Теперь-то ты как?

Борис. Сегодня улетаю.

Катерина. И куда?

Борис. Далеко, Катя, в Китай.

Катерина. В Китай? Возьми и меня с собой!

Борис. Нельзя мне, Кать. Не по своей воле – дядя посылает. Я и сюда с трудом вырвался, думал, хоть с местом проститься, где с тобой виделись. Что увижу тебя – и не мечтал.

Катерина. Значит, скоро уже?

Борис. Да, Катя, скоро.

Катерина. А сколько надо денег на билет? (В слезах.)  Я… я не могу… я не смогу без тебя…

Борис. А паспорт у тебя с собой?

Катерина. Паспорт – нет, у маменьки в сейфе. И Варя пропала.

Борис. Как же без паспорта, Катенька, без паспорта никак…

Катерина. Не судьба, значит. (Вздохнув, задумчиво.) Ты поезжай, поезжай с Богом! (Грустно улыбается.) Не тужи обо мне. Поскучаешь малость, а там и позабудешь.

Борис. А, со мной-то что – вольная птица. Ты-то как? Что свекровь-то?

Катерина. Запирает на замок, мучает – невтерпёж.

Борис. А что люди-то?

Катерина. Дышать не дают – всё тобой попрекают. Смотрят прямо в глаза и смеются.

Борис. А что муж говорит?

Катерина. Пьёт да гуляет, то ласков, то ругает. Постыл он мне, что ласки его хуже побоев.

Борис. Да, Катя, тяжело тебе.

Катерина. Так тяжело, Боря, что умереть легче.

Борис. Кто же знал, что за любовь придётся так страдать!

Катерина. Да, на беду мы встретились с тобой. Если любовь от Бога, за что нам это? Капля радости, а горя – океан! Сколько ещё страдать-то? Стерпеть ли душе мученья такие?

Борис. А ты живи, Катя, не думай ни о чём.

Катерина. Да, ты прав, что теперь-то думать. Вот, увидела тебя – легче стало, будто камень с души. А-то всё думала, что сердишься, проклинаешь меня.

Борис. Что ты, что ты, Катенька, как можешь говорить такое? Я только с тобой счастье-то и знал..

Катерина. Да, не то я говорю… не то я хотела сказать, всё не то…

Борис (оглядывается). Не застали б нас здесь!

Катерина. Скучно было без тебя, одиноко… Что же ещё я хотела сказать… Забыла! В голове всё путается, мысли свернулись в клубок и запутались. Не вспомню ничего!

Борис. Время мне, Катя!

Катерина. Погоди, надо вспомнить!

Борис. Ну, говори, что же ты сказать-то хотела.

Катерина. Сейчас, сейчас… Да! Встретишь нищих подай всем, пусть молятся за мою грешную душу.

Борис. Ах, как тяжело мне прощаться с тобой! Как люди жестоки! Дай Бог, чтобы им было так же сладко, как мне теперь! Изверги! Злодеи! Эх, моя бы воля!

Катерина. Не надо, не проклинай. (Проводит ладонью по его лицу.) Дай мне поглядеть на тебя в последний раз. (Смотрит ему в глаза.) Ну, всё! С Богом! Ступай, ступай скорее!

Борис отходит на несколько шагов и подозрительно оборачивается.

Борис. Катя, не задумала ли ты чего? Мне нехорошо что-то…

Катерина. Не думай. Езжай с Богом. Уходи! Прощай! (Убегает в слезах.)

Борис (плачет). За что, Господи! Зачем так мучаешь её? Уж лучше смерть, чем так страдать! (Кричит.) Прощай! (Стремительно уходит.)

Катерина (возвращается, одна). Ну, вот и всё! Куда теперь? Домой? А что домой, что в могилу – не всё ли одно? Не лучше ли в могилу? В могиле спокойнее – дождик будет орошать, солнышко согреет, птички будут петь, цветочки расцветут – всякие, всякие… (Вздохнув.) Спокойно, тихо… А жить – нет, и думать не хочется. Опять жить? Нет, не пойду я домой. Снова то же, начнут терзать – на что мне это? Боже, темнеет уже! Снова тучи надвигаются – снова быть грозе… И снова тьма небесная своим огнём накроет землю, грянет гром, что дрогнет тело, заплачут ливнем небеса… Вода… вода смывает все грехи! (Шум морских волн. Оборачивается в эту сторону.) Да! Волны грехи смоют и тебя с головой укроют! Скорей, скорей, пока никто не видит! А-то поймают – и домой… Нет, не хочу домой! (Бежит на шум Каспия.) О море, о мой великий Каспий, прими меня в объятия свои! Я твоя!.. Твоя навеки! (Бросается вниз.) Прощайте…

Сцена седьмая

Ночь. Сверкает молния, гремит гром, тревожно шумит Каспий. Люди суетятся с фонарями, ищут, перекликаясь. Уходят. Входят Зубова, Тихон и Иван.

Иван. Говорят, здесь видели.

Тихон. Слава Богу, что живую хоть видели.

Зубова. А ты расплакался уже, раньше времени.  Было б о чём! Ничего, ещё долго будем с ней маяться.

Тихон. Придёт же в голову здесь прятаться – в самом людном месте.

Зубова. Это она нам характер показывает!

Возвращаются люди с фонарями.

Крутой (Анне). Не нашли?

Зубова. Будто под землю провалилась, бестия.

Крутой. Не скажи. И куда бы ей деться!

Зубова. Да найдётся! Ох, я ей покажу – ой, накажу!

Тихон. Маменька!..

Иван. Как не найтись – не иголка.

Зубова. Ничего, сама придёт, как измучается. Голод – не тётка.

Голос (за сценой). Эй, лодку!

Иван. Кто кричит? Что там?

Голос (за сценой). Женщина в воду бросилась!

Иван и Крутой бегут на крик, уходят.

Тихон. Маменька, она ведь это! (Хочет бежать.)

Анна удерживает его за руку.

Тихон. Пустите, маменька, я её спасу – вытащу её! (Плачет.) Что мне без неё!..

Зубова. Не пущу, и не думай! Стоит ли она того, чтобы себя губить! Мало ли она сраму нам наделала? Уже забыл!

Тихон. Пустите!

Зубова. Без тебя есть кому. Пойдёшь – прокляну!

Тихон (падая на колени). Хоть взглянуть-то мне на неё!

Зубова. Вытащат – взглянешь.

Тихон (смотрит, вставая на цыпочки). Боже, как долго! Темно, ничего не видать!

Зубова. Кричать что-то – не разберёшь. Волна большая. Шума много.

Тихон. Вон! С фонарями бегут! Ивана вижу!

Зубова. Сюда идут. А вот и Катерину, кажись, несут.

Входит Крутой.

Крутой. Молодец Иван! Он первым её увидел среди камней и вытащил.

Тихон. Жива?!

Крутой. Где уж жива! Об камни ударилась – померла сразу. А смотришь, как живая, только на височке капля крови – но мертва.

Тихон бежит навстречу Ивану, который входит с трупом Катерины. Ставит труп на скамейку. Собирается народ.

Иван. Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней что хотите! Вот её тело, а душа – душа теперь не ваша. Думаю, Суд Небесный милосерднее вас. Как бы вы не гордились собой, перед Всевышним все равны. (Уходит.)

Тихон (бросается к Катерине). Катя! Катя! (Рыдает, обнимая труп.)

Зубова. Ну, хватит, грех её оплакивать!

Тихон (оборачивается к матери). Что?.. Это вы… вы погубили её, вы!..

Зубова. Ты что, себя не помнишь? Забыл, с кем говоришь?

Тихон. Да, вы… вы погубили её, вы!.. Что, в святые себя зачислили, а её – в грешницы? Ты ли без греха, маменька?.. (Показывает пальцем на Крутого.) Или ты?.. Что – все без греха, да?.. Ну, кто… кто тут без греха?.. Ну, что глаза опустили?.. Смотрите, убийцы!.. Убийцы!..

Зубова. Ну, я с тобой дома поговорю. (Уходит, а вслед за ней и остальные.)

Тихон (наедине с трупом жены). Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться? Зачем?! Ты была лучом света для меня… А что теперь? Как жить-то одному в этой темнице, без тебя?.. Как, Катя?..  (Рыдая, падает на труп.) Катя!.. Катенька моя…

КОНЕЦ