Юрий Ломовцев
РАЗ, ДВА, ТРИ — ВЫ УБИТЫ
пьеса в 2-х действиях
Действующие лица:
Котолупов Василий Васильевич — ректор Колледжа искусств и культуры
Саламатина
Линейкин студенты колледжа
Сапырин Федор Иванович — кандидат в депутаты
Катерина, его жена, лет на 15 старше
Илья, их сын
Валентина Ивановна, мать Катерины, фронтовичка
Петр Кузьмич, фронтовик
Марина Викторовна, преподаватель английского языка
Охранник
Действие первое
Актовый зал провинциального Дома культуры.
Шел вечер, посвященный Великой Отечественной Войне. На белом экране мелькали кадры военной хроники. На сцене стояли Саламатина и Линейкин. У Линейкина в руках был микрофон, Саламатина управлялась с осветительным прибором, который на театральном жаргоне именуется «пистолет».
ЛИНЕЙКИН. (в микрофон). Факты говорят за себя. Во время войны погиб каждый четвертый житель. Только вдумайтесь — каждый четвертый!
Тонкий луч «пистолета» медленно поплыл по рядам, ненадолго задерживаясь на каждом из сидящих.
ЛИНЕЙКИН. Раз. Два. Три. Встаньте, вы убиты!
Эта игра повторилась несколько раз.
И вот луч упал на старуху лет 80-ти. Она вздрогнула, закрыла голову руками. И наступила темнота.
Ревели вражеские самолеты, пролетая над самой головой. Сквозь этот дикий вой слышался голос: «Прыгай, Валька! Прыгай! Беги! Ложись!»
Девочка лет 19-ти в военной форме с санитарной сумкой через плечо сидела в кузове грузовичка, закрыв голову руками, и шептала: «Мама!… Мамочка!.. Мама!!» И этот шепот перерастал в крик, который тонул в реве самолетов: «Ма-ма-а!!!»
Старуха поднялась по лесенке, ведущей на сцену.
СТАРУХА. Мы не убиты… Не убиты! Мы выжили… Они остались там, а мы живы! Что же вы говорите? Так нельзя!
В зале раздались смешки. Линейкин растерялся, бросил микрофон и убежал. Саламатина тоже убежала со сцены. Теперь на сцену вылетел невысокий, плотный мужичок — это Василий Васильевич Котолупов. Он подбежал к старухе, обнял ее за плечи и попытался увести.
КОТОЛУПОВ. Успокойтесь, Валентина Ивановна! Идемте, идемте
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (упирается). Дайте же мне сказать! Дайте сказать!
КОТОЛУПОВ (заметно злится). Идемте, идемте! Уведите ее!
На сцену выбежал Илья, обнял старуху за плечи.
ИЛЬЯ. Идем, баба Валя. Идем отсюда.
Илья увел старуху за кулисы. Котолупов подошел к микрофону.
КОТОЛУПОВ. Пардон, прошу прощения. М-да… Не легко вспоминать эти трудные годы… Но все-таки у нас сегодня праздник. И в честь этого великого праздника всех наших дорогих ветеранов ожидают подарки! Их предоставил нам… пардон, вам… наш кандидат Федор Ильич Сапырин. Подарки на сцену!
И все потонуло в грохоте веселой музыки и праздничной суете.
Дача Сапырина. На заднем плане виден высокий кирпичный дом, построенный в стиле, который в народе метко прозвали «ампир во время чумы». Все пространство перед домой занимает зеленый газон. Слева стоит высокий навес в виде зонтика, посредине, оформленная кустарником, разместилась площадка, где жарят шашлыки. Справа, тоже отгороженная кустами, альпийская горка и садовая скамейка. Дом и участок обнесены кирпичным забором, но видна лишь его небольшая часть и решетчатые ворота с калиткой.
Полдень. Начало мая. Валентина Ивановна в плаще и панамке сидит в шезлонге под навесом. Глаза ее закрыты, не понятно, бодрствует она, или спит. Из-за дома выходит Илья. Это парень лет 30-ти, нескладный, худой. Он слегка заикается, особенно когда взволнован. Илья направляется к воротам. Валентина Ивановна открывает глаза и окликает Илью.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Илюша, куда ты собрался?
ИЛЬЯ. В город.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Дела?
ИЛЬЯ. Дела, баба Валя. Дела.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Какие, разумеется, не скажешь. Очень ты скрытный, Илюша. Что с тобой происходит, я никак не пойму? Ходишь как в воду опущенный.
ИЛЬЯ. Все нормально. (Хочет идти.)
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Барин с барыней встали?
ИЛЬЯ. Дрыхнут еще.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Во сколько же они вчера приехали?
ИЛЬЯ. Я на часы не глядел. Скажи, баба, ты совсем мать не любишь?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Как можно дочь не любить? Люблю… Но мы с ней чужие. А почему ты спросил?
ИЛЬЯ. Да так… Мне они тоже чужие.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Женись, Илья. Живи своим домом. Пора уже тебе жениться. Может, и меня бы к себе взяли? Я сидела бы тихо, как мышка. Да и недолго мне осталось.
ИЛЬЯ. Брось, баба. Никто не знает, сколько кому суждено.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Это верно. Ну так как, жениться еще не надумал? Познакомил бы со своей девушкой, пока я не померла?
ИЛЬЯ. Все, баба, пока. (Целует Валентину Ивановну в щеку и уходит.)
Хлопнула калитка. На заднем плане вдоль дома прошел охранник. Остановился. Зевнул. Пошел дальше. Валентина Ивановна закрыла глаза.
Через час у ворот дачи показались Линейкин и Саламатина. Остановились, стоят в нерешительности.
САЛАМАТИНА. Ну и куда ты завел меня, Сусанин? Не может старуха здесь жить.
ЛИНЕЙКИН. Адрес, вроде, тот… Может, я неправильно номер дома записал?
САЛАМАТИНА. С тобой всегда одно и то же, Линейкин!
ЛИНЕЙКИН. Не гони волну, Саламатина! Сейчас разберемся. (Попытался открыть калитку, но она заперта изнутри. Кричит.) Откройте! Есть тут кто?! (Никто не ответил.) И как, спрашивается, зайти? (Схватился за прутья решетки и начал трясти ворота.)
САЛАМАТИНА. Прекрати! Опять в какую-нибудь историю влипнем!
Но Линейкин не послушался, подпрыгивает, пытаясь залезть на ворота.
Появился Охранник, сквозь прутья решетки ему удалось ухватить Линейкина за руку.
ОХРАННИК Чего орешь? Куда лезешь?
ЛИНЕЙКИН. Пусти!
САЛАМАТИНА (испуганно). Пустите его! Мы адрес перепутали. Нам Валентина Ивановна нужна!
ОХРАННИК (отпускает руку, ухмыляется). А чего в звонок не позвонили? Вот же звонок.
САЛАМАТИНА. Мы не заметили!
ЛИНЕЙКИН. Пойдем отсюда, Саламатина.
ОХРАННИК. Постойте. Зачет вам старуха понадобилась?
ЛИНЕЙКИН. Не твое дело!
ОХРАННИК. Не мое, говоришь? Ну тогда попрыгай еще. У тебя хорошо получается. (Отходит от ворот.)
ЛИНЕЙКИН (кричит вслед охраннику). Козел!
ОХРАННИК (возвращается). А за козла ответишь!.
К воротам подошла Катерина. На ней шелковое вечернее платье на бретельках очень сильно измятое. Похоже она спала в нем, отчего платье теперь больше смахивает на ночную сорочку.
КАТЕРИНА. Тише, тише! (Охраннику.) Прошу тебя. (Саламатиной.) Зачем вам Валентина Ивановна?
САЛАМАТИНА. У нас дело к ней. Мы из Колледжа искусств и культуры, с кафедры режиссуры культурно-досуговых программ.
КАТЕРИНА. От Котолупова что ли?
САЛАМАТИНА. Ага.
ОХРАННИК. Через ворота перелезть хотели.
ЛИНЕЙКИН. (тихо, себе под нос). Забаррикадировались, буржуи! Потому и хотели.
ОХРАННИК. Катерина Ильинична, можно я с ним разберусь?
КАТЕРИНА. Тише. Не нервничай. Пусть проходят. (Открывает калитку и пропускает ребят.) Валентина Ивановна под зонтиком отдыхает.
Линейкин и Саламатина переглянулись и пошли, куда указала им Катерина.
ОХРАННИК (вслед). Наглый щенок!
КАТЕРИНА. Тише. Не то сейчас время, чтобы шум поднимать. Голова раскалывается.
ОХРАННИК. Хорошо погудели вчера?
КАТЕРИНА. Погудели! Дела мы решали, а не гудели.
ОХРАННИК. Простите… И как дела идут?
КАТЕРИНА (строго посмотрела на него). Что-то много ты вопросов задаешь.
ОХРАННИК. Простите… И все-таки надо было вздуть этого щенка, чтобы не распускался.
КАТЕРИНА. Я же сказала, не время сейчас. Всем улыбаемся. Со всеми за ручку. Будем играть в демократию. (Охранник вздыхает.) Ну, что вздыхаешь? Ты понял меня?
ОХРАННИК. Угу.
КАТЕРИНА. И чтобы без рук. Понял?
ОХРАННИК. Понял.
Расходятся.
Валентина Ивановна сидела в шезлонге и читала газету. Линейкин и Саламатина подошли к ней.
ЛИНЕЙКИН. Здравствуйте. Нам бы надо с Валентиной Ивановной поговорить…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А? Вы кто? Откуда?
САЛАМАТИНА. Вы нас не помните? Был вечер в честь Дня победы…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (внимательно посмотрела на Линейкина).Да-да… Ты с микрофоном на сцене стоял. А как зовут?
ЛИНЕЙКИН. Алексей.
САЛАМАТИНА. А меня Лена.
ЛИНЕЙКИН. Короче, мы пришли извиняться.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. За что?
ЛИНЕЙКИН. Ну, понимаете, этот вечер не мы придумали проводить…
САЛАМАТИНА, Мы, как бы, студенты. Мы из колледжа искусств и культуры. С кафедры режиссуры культурно-досуговых программ…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Понятно, хоть и непонятно…
ЛИНЕЙКИН. Этот вечер — моя курсовая. Просто у меня с Котолуповым конфликт…
САЛАМАТИНА. Точно конфликт!
ЛИНЕЙКИН. Короче, всем нормальные темы достались, ну, типа, день влюбленных, день птиц…
САЛАМАТИНА. День птиц — это мне.
ЛИНЕЙКИН. А мне — вот это… Ну, типа, про войну.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Постойте, я-то чем могу помочь?
Линейкин и Саламатина рассказывают, перебивая друг друга.
САЛАМАТИНА. Понимаете, Леха все понял про «раз-два-три».
ЛИНЕЙКИН. Сам по себе прием хороший. Игровой, зрелищный…
САЛАМАТИНА. Ну, если в зале была бы одна молодежь, это бы прохиляло на ура…
ЛИНЕЙКИН. Мы, типа, с аудиторией ошиблись…
САЛАМАТИНА. Понимаете, если молодежи сказать «вы убиты» — им что? Убиты так и убиты…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Убиты?
САЛАМАТИНА. Ну да. А у вас, как бы, возраст уже не тот, и нервы…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Что-то я не понимаю…
ЛИНЕЙКИН (срывается, грубо). А что тут понимать! Это специальность! Если тройка по специальности — стипендию не дадут. Сечете?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Кажется, секу…
ЛИНЕЙКИН. А как я без стипендии? Я говорю ему, подумаешь, какая-то чокнутая старуха выступила,- а он ни в какую!
САЛАМАТИНА. Лешка, успокойся! (Валентине Ивановне.) У него тоже нервы. Ему Котолупов целый час мозги вправлял.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (улыбнулась). У него нервы?
ЛИНЕЙКИН. А у кого же?! Чего бы это мы вдруг сюда приехали?! Прощения просить! Что мне теперь — перед вами на коленях стоять за это «раз-два-три»? Могу и на коленях! (Встает на колени.)
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. С ума сошел! Поднимись!
САЛАМАТИНА. Вы нас простите.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не за что мне вас прощать! На меня тогда словно что-то нашло…
САЛАМАТИНА. Вы не могли бы это Котолупову сказать? Ну, что на вас, как бы, нашло и все такое?..
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Котолупову?
ЛИНЕЙКИН (Саламатиной). Доставай трубу.
Саламатина достала мобильник.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (посмотрев на мобильник, который ей протянули). Говоришь, без стипендии не прожить, а у самих мобильный телефон.
ЛИНЕЙКИН. Так это ж не у меня, а у Ленки! Ей мать купила!
САЛАМАТИНА. Ну чтобы контролировать.
ЛИНЕЙКИН. Мать ей звонит — «чего домой не едешь?» А она, типа, «на занятиях задерживаюсь». Как мать проверит, занятия у нас или нет? Очень удобно.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Действительно, удобно.
Валентина Ивановна вынула из кармана плаща мобильный телефон, нажала какую-то кнопку — и заиграла мелодия, противная искусственная мелодия. Саламатина и Линейкин удивленно уставились на нее.
САЛАМАТИНА. А вам труба зачем?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. За тем же. Мне по ней дочка звонит, проверяет, не померла ли я. А я ей вру, что не померла.
ЛИНЕЙКИН. Клево!
Появляется Катерина. Она слышала конец разговора.
КАТЕРИНА. Мама! Ну что за шуточки у тебя! (Встала руки в боки и слушает.)
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Нормальные шуточки. (Ребятам.) Разве не так?
Из дома выходит Федор Иванович Сапырин. Это мужчина лет 45-ти привлекательной внешности, рослый, спортивный. Одет он в шорты и тенниску. Всем своим видом он демонстрирует довольство собой и окружающим миром.
САПЫРИН. Всем доброго утра.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Да уже скоро обед, зять. Поздно встаешь.
САПЫРИН. Имею право. Решил сегодня отдохнуть.
ЛИНЕЙКИН(Саламатиной, шепотом). Зять — это кто? Чего-то я забыл…
САЛАМАТИНА. Муж дочери.
САПЫРИН (услышав). Угадали! Приз в студию!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Что это ты такой веселый?
САПЫРИН. Жить весело.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Да неужели?
САПЫРИН. А что? Рубль укрепляется, скоро жить станет еще лучше, еще веселее. (Ребятам.) Давайте знакомиться. Сапырин Федор Иванович. (Протягивает руку.)
Линейкин и Саламатина по очереди называют себя и смущенно пожимают протянутую руку.
САПЫРИН. По какому вопросу пожаловали?
САЛАМАТИНА. Понимаете, мы из колледжа искусств и культуры, с кафедры режиссуры культурно-досуговых программ…
КАТЕРИНА. От Васи Котолупова они.
ЛИНЕЙКИН. Это мы проводили вечер в честь Дня победы…
САПЫРИН (с едва уловимой насмешкой). Так, так.
САЛАМАТИНА. Ну, на котором вышел, как бы, скандал. И Леха может теперь без стипендии остаться.
САПЫРИН ( с серьезным лицом). Так… Ну, это вы круто попали, ребята… Вопрос серьезный. Политический.
ЛИНЕЙКИН. Почему политический?
САПЫРИН. Да как сказать, при Сталине вас бы за такой вечер расстреляли. Верно, теща дорогая?
ЛИНЕЙКИН. Все, Соломахина, кранты. Не дадут стипендию!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. И Сталина приплел! Что ты голову детям морочишь?
САПЫРИН. А вы разве не слышали, скоро у нас все как при Сталине будет?
ЛИНЕЙКИН. Что, правда?
САПЫРИН (смеется). Шутка.
КАТЕРИНА. Федор, кончай придуриваться. Позвони Котолупову.
САПЫРИН. Позвоню. (Снимает с пояса мобильник.) Еще не забыл, что такое стипендия.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Сама позвоню. ( Протягивает свой мобильник Леше.) Набирай номер, я цифры плохо вижу.
Линейкин и Саламатина недоуменно переглянулись. Линейкин набрал номер и протянул трубку Валентине Ивановне.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Алле! Василий? Это Валентина Ивановна. Тут студенты твои к нам приехали, говорят, из-за меня у них неприятности вышли… (Слушает, что говорит ей Котолупов.)
ЛИНЕЙКИН. Вы ему скажите, что на вас нашло…
(Сапырин снова смеется .)
Да тише ты! (В трубку.) Они ребятки славные, умницы. Извинились передо мной. И не только извинились, грядки мне помогли вскопать Настоящие тимуровцы.
ЛИНЕЙКИН (посмотрел вокруг). Где тут грядки?
САЛАМАТИНА. Действительно… Зря вы. Ни за что не поверит!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (Линейкину). Тебя просит. (Передала трубку.)
Линейкин взял трубку и слушает, что ему говорят.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Грядки действительно извели.
КАТЕРИНА. Ну, что ты опять начинаешь, мама? На даче отдыхать надо, а не в земле ковыряться.
САЛАМАТИНА. И я так считаю. ( С желанием польстить.)У вас тут просто шикарно!
КАТЕРИНА. Слышишь, мама? А ты мне плешь проела с этими грядками.
ЛИНЕЙКИН (возвращает трубку). Поговорили…
САЛАМАТИНА. Что сказал?
ЛИНЕЙКИН. Тимуровцем хреновым обозвал … А кто такие тимуровцы?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Те, кто старухам дорогу перейти помогают, ну и вообще…
САПЫРИН. Первым тимуровцем был Гайдар.
САЛАМАТИНА. Который реформу делал?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. С ума сошла! Этот старух ограбил! То был другой. Дедушка.
ЛИНЕЙКИН. Эх!.. Теперь он долго будет мне эти грядки вспоминать!
САЛАМАТИНА. Да… Надо знать эту сволочь.
Сапырин хохочет.
ЛИНЕЙКИН (трагически). А что смешного?
САПЫРИН. Давно так не смеялся! (Линейкину.) Спорим, он сейчас мне позвонит?
САЛАМАТИНА. Гайдар?
САПЫРИН. Гайдар?! (Хохочет еще громче.) Котолупов!
КАТЕРИНА. Ну что ты цирк устраиваешь, Федор?
САПЫРИН. Почему не посмяться, когда смешно?
КАТЕРИНА. Чего смешного, не понимаю.
САПЫРИН. Я к тому, что больно дерганный Василий стал. Всего боится. И со студентами своими палку перегнул.
ЛИНЕЙКИН. Это точно. На меня аж ногами топал. А по правде, кому нужен был этот вечер?
САПЫРИН. Как это кому?
ЛИНЕЙКИН. Можно подумать, про войну кино никто не видел? Да если бы Котолупов не пригрозил, никто бы из студентов не пришел. Ну, ветераны, типа, за подарками явились. Подарки только того не стоили, какая-то просроченная колбаса, какие-то просроченные консервы…
Повисла долгая пауза.
КАТЕРИНА. Откуда ты знаешь, что просроченные?
ЛИНЕЙКИН. Мы сами эти подарки в пакеты паковали…
САЛАМАТИНА. Интересно же знать, что дают…
КАТЕРИНА. Так…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Срам какой! Просроченные продукты заслуженным людям подарили!
САЛАМАТИНА (поспешно). Мы никому не скажем!
САПЫРИН. М-да… Нехорошо получилась.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Нехорошо?! Подло! Гадко! Нет для вас ничего святого! Я-то думала, вы дело хорошее сделать решили, а выходит что? Срам!
КАТЕРИНА. Мама, не заводись. Мы не при чем, я гарантирую.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Что гарантируешь? Кто подарки дарил? (Подражая Котолупову.) «Наш кандидат Федор Иванович Сапырин!» К власти рветесь, а людей обидели.
КАТЕРИНА. Помолчи! Вышло какое-то недоразумение.
ЛИНЕЙКИН. Мы правда никому не скажем.
КАТЕРИНА (вышла из себя). Мальчик, уймись! Тебя никто не спрашивает!
Раздался телефонный звонок.
САПЫРИН (в трубку). Да? А, Василий. Да, здесь твои дети.
КАТЕРИНА. На ловца и зверь бежит! Дай-ка мне трубку. (Вырвала трубку из рук мужа.) Разговор к тебе есть, Василий. Серьезный разговор… (Ушла с трубкой в дом.)
САПЫРИН. Ну, каша заварилась. Действительно, не смешно… Вы свободны, ребята. Где охрана?
ОХРАННИК (появляется из-за кустов). Я здесь, Федор Иванович.
САПЫРИН. Проводи молодежь. (Уходит следом за женой.)
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ворюги!
ЛИНЕЙКИН. Кто ворюги?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Федор с Катькой. Разве можно такие хоромы строить, когда кругом нищета? Забором кирпичным от людей отгородились и сидят, как в тюрьме.
ОХРАННИК (ребятам). Идемте.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Как же так, не накормили вас, чаем не напоили…
ОХРАННИК. Ну что встали? Сказано вам — свободны.
САЛАМАТИНА. Мы, пожалуй, пойдем. До свиданья.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Приезжайте еще. Тут у нас места дивные, озеро неподалеку, сосновый лес…
ЛИНЕЙКИН. Обязательно приедем. Грядки копать.
ОХРАННИК. Не задерживайте.
Линейкин и Саламатина ушли, сопровождаемые охранником. Валентина Ивановна откинулась в шезлонге и закрыла глаза.
Из дома вышли Сапырин и Катерина.
САПЫРИН. А я говорю, ты выставила меня в идиотском свете с этой колбасой!
КАТЕРИНА Тише! Мать услышит. (Вполголоса). Если поднимется шум, я Василия придушу.
САПЫРИН. А что Василий? Что Василий? Разве это не твоя идея была сэкономить?
КАТЕРИНА. Тише ты, я сказала.
САПЫРИН. Торговка!
КАТЕРИНА. Ну, ты полегче! Сам вылез из дерьма!
САПЫРИН. Примитивная базарная торговка! Позорище!
КАТЕРИНА. Это ты мне, гад? Не я — ты меня позоришь! Все знакомые собрались, все нужные люди, а ты вокруг этой бабы весь вечер увивался!
САПЫРИН. Не вали с больной головы на здоровую!
КАТЕРИНА. Кто она? Редакторша? Журналистка? Древнейшая профессия? Или кто? Нашел на кого польститься!
САПЫРИН. Понеслось!
КАТЕРИНА. Шампанское ей подносил, за бутербродом бегал! Ты мне за бутербродом должен был бежать, мне шампанское подносить! Жене!
САПЫРИН. Тебе шампанское подносить? Ты сама от него не отходила! Сколько ты бокалов выпила?
КАТЕРИНА. Не считала!
САПЫРИН. Ужралась, едва до машины дотащил.
КАТЕРИНА. Что мне еще оставалось?
САПЫРИН. Тьфу!
Сапырин отвернулся, хотел уйти, но Катерина вцепилась ему в руку.
КАТЕРИНА. Посмотри мне в глаза!
САПЫРИН. Что еще?
КАТЕРИНА. Если я тебя с какой бабой застукаю — убью! Тюрьмы не побоюсь…
САПЫРИН. Идиотка!
КАТЕРИНА. Скажи честно, у тебя кто-то есть?
САПЫРИН. Отвяжись. Прекрасно знаешь, никого.
КАТЕРИНА. Я это выясню, будь уверен.
САПЫРИН. Выясняй.
КАТЕРИНА. Посмотри мне в глаза! Я тебе надоела? Ну, отвечай. Разве я такая старая?
САПЫРИН. Что-то не помню я тебя молодой. Не застал.
КАТЕРИНА. Сволочь! (Пытается ударить Сапырина.)
Сапырин вырывается и уходит.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (зовет). Катерина!
Катерина подходит к матери.
КАТЕРИНА (подходит к ней). Что, мама?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Опять собачитесь?
КАТЕРИНА. Подслушивала?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Я не подслушиваю — слышу. Или мне уши заткнуть?
КАТЕРИНА. За что ты меня так не любишь?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. За что же тебя любить? Ты в душу людям плюнула и думаешь, что это хорошо?
КАТЕРИНА. О чем ты?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не притворяйся. Прекрасно поняла.
КАТЕРИНА. Я не при чем!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Эх, Катя, врешь.
КАТЕРИНА. Не вру.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Как хочешь. Иди. (Отвернулась.)
КАТЕРИНА (стоит, не уходит). Скажи, я некрасивая?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Глаза бы не глядели!
КАТЕРИНА. Так это я с утра, без макияжа… Чего молчишь?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Что я должна тебе сказать? Пить меньше надо.
КАТЕРИНА. Я пью? Не видела ты, как другие пьют.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Чего ты от Федора добиваешься?
КАТЕРИНА. Не знаешь, что надо бабе от мужика?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Забыла!
КАТЕРИНА. Неужели?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не жди, что буду утешать! Не жди. Не любит тебя Федор и никогда не любил! Одного не пойму, зачем вместе жить без любви?.
КАТЕРИНА. А как другие живут? Живут же. Куда не глянешь, все без любви живут! (Уходит.)
Прошло часа два. Линейкин и Саламатина остановились у ворот дачи.
ЛИНЕЙКИН. Что мы кругами ходим? Поехали уже.
САЛАМАТИНА. Торопишься? Катись!
ЛИНЕЙКИН. Ты что?
САЛАМАТИНА. А ничего. Какой же ты дурак! Ты хоть понял, куда мы попали? На дачу к Сапырину! Ты каждый день к таким людям попадаешь?
ЛИНЕЙКИН. И что? Стелиться перед ними?
САЛАМАТИНА. Дурак! Такая удача в руки шла, ты даже не представляешь, а мы?!
ЛИНЕЙКИН. Что мы?
САЛАМАТИНА. Не воспользовались! Сапырин — это такие возможности, такие перспективы. Закончим колледж — что дальше? А тут… А если он еще на выборах победит? Вот что, мы должны здесь закрепиться.
ЛИНЕЙКИН. Это как?
САЛАМАТИНА. Думай! Все люди как-то устраиваются. У всех связи, а что у тебя? Кто ты, Линейкин? Ноль на палке!
ЛИНЕЙКИН. С цепи сорвалась…
САЛАМАТИНА. Слушай, давай в звонок позвоним?
ЛИНЕЙКИН. Зачем? Что мы скажем?
САЛАМАТИНА. Ой, что-нибудь скажем. Думай, Линейкин, думай. Скажем, что на автобус опоздали, а следующий не скоро. Скажем, что я ногу подвернула. В общем что-нибудь скажем.
ЛИНЕЙКИН. И дальше что?
САЛАМАТИНА. А дальше по обстоятельствам.
Лена позвонила в звонок. Позвонила — и вздрогнула, когда где-то вдалеке раздалось искусственное пение соловья.
ЛИНЕЙКИН. Рехнулась!
САЛАМАТИНА. Все, Линейкин, поздно пить боржом…
ЛИНЕЙКИН. Сама и будешь говорить.
САЛАМАТИНА. А что сказать?
ЛИНЕЙКИН. Что мне говорила. Про связи.
САЛАМАТИНА. С ума сошел!
ЛИНЕЙКИН. Тогда бежим!
К воротом подошел охранник.
ОХРАННИК. Это опять вы! И куда бежать собрались?
САЛАМАТИНА. Мы? Никуда…
ОХРАННИК. Что надо?
ЛИНЕЙКИН. Мы случайно в звонок позвонили!
ОХРАННИК. Слушай, парень, ты меня достал! И козла я тебе еще припомню.
САЛАМАТИНА. Он шутит! Нам нужен Федор Иванович. Мы из колледжа искусств и культуры, с кафедры…
ОХРАННИК (перебил). Слышал. Что надо?
САЛАМАТИНА. Мы Федору Ивановичу одну важную вещь сказать забыли.
ОХРАННИК. Ты что меня за идиота считаешь? Кто вы такие?
САЛАМАТИНА. Очень важную! Это имеет отношение к выборам!
ОХРАННИК. К выборам… (Подумав.) Ну ладно… Пойду спрошу, шутники хреновы. (Ушел.)
ЛИНЕЙКИН. Пойдем отсюда, Саламатина, пока под зад ногой не дали.
Послышался звук подъехавшего автомобиля. К воротам подошел Василий Васильевич Котолупов.
КОТОЛУПОВ. Так! Линейкин! Саламатина! Что вы тут делаете, позвольте узнать?
Ребята растерялись.
ЛИНЕЙКИН. Мы? Мы, типа, извиняемся за « раз-два-три»…
КОТОЛУПОВ. Слушай, Линейкин, откуда ты такой умный выискался?
ЛИНЕЙКИН. А что?
КОТОЛУПОВ. Кто тебе велел извиняться?
ЛИНЕЙКИН. Вы. Сами же сказали, придется перед старухой извиняться…
КОТОЛУПОВ. Я сказал — придется. Мне придется. Не тебе. Мне!
ЛИНЕЙКИН. А я подумал…
КОТОЛУПОВ. Что ты подумал? Индюк тоже подумал! Где адрес взяли?
САЛАМАТИНА. В списках посмотрели…
КОТОЛУПОВ. Ну, следопыты!
ЛИНЕЙКИН. Вас никогда не разберешь!
КОТОЛУПОВ. Ты не хами мне, Линейкин.
ЛИНЕЙКИН. А я и не хамлю.
КОТОЛУПОВ. Молчи! Побольше слушай — поменьше говори. Что же ты через головы прыгаешь? Солдат — и сразу к генералу.
ЛИНЕЙКИН. Не понял. Старуха, что ли, генерал?
КОТОЛУПОВ. Кретин!
ЛИНЕЙКИН. Вы меня, пожалуйста, не оскорбляйте!
КОТОЛУПОВ. Да тебя убить мало. Зачем ты про колбасу растрепал?!
ЛИНЕЙКИН. А что такого?
КОТОЛУПОВ. Ну, Павлик Морозов, блин! Всех заложил!
ЛИНЕЙКИН. Кто такой Павлик Морозов?
КОТОЛУПОВ. Нет, Линейкин, ты либо действительно кретин, либо очень ловко прикидываешься!
САЛАМАТИНА. Он больше не будет, Василь Василич!
КОТОЛУПОВ. Не выгораживай его, Саламатина. Кто подарки паковал?
САЛАМАТИНА. Мы с Линейкиным.
КОТОЛУПОВ. И на хрена вы эту колбасу стали разглядывать? Не видели колбасы? Что теперь делать прикажете?
САЛАМАТИНА. Мы не знаем.
КОТОЛУПОВ. Я не тебя спрашиваю. Я Линейкина услышать хочу.
ЛИНЕЙКИН. А я что?
КОТОЛУПОВ. Видно и вправду дурак! Ты про колбасу еще кому-нибудь рассказывал?
САЛАМАТИНА. Нет, Василь Василич.
КОТОЛУПОВ. Я Линейкина спрашиваю. Кому ты еще про срок годности говорил?
ЛИНЕЙКИН. Никому.
КОТОЛУПОВ. Ну вот что… Слушать сюда. Если и дальше трепаться станете, ты у меня не то что стипендии не увидишь, ты у меня из колледжа вылетишь! Понятно?
САЛАМАТИНА. Понятно.
КОТОЛУПОВ. Я Линейкина услышать хочу!
ЛИНЕЙКИН. Понятно.
КОТОЛУПОВ. А теперь вон пошли. Оба! Чтобы через минуту ноги вашей здесь на было!
САЛАМАТИНА. Понятно…
К воротом подошел Сапырин. Он слышал конец разговора.
САПЫРИН. Куда ты их гонишь, Василий?
КОТОЛУПОВ. Домой, Федор Иванович. Пускай уроки готовят.
САПЫРИН. Постой. (Ребятам.) Ну? Что вы мне хотели важное сказать?
Линейкин и Саламатина растерялись, переглянулись.
ЛИНЕЙКИН (мямлит). Мы? Мы, типа, про эти консервы и колбасу… Мы на них вовсе и не смотрели. Мы перепутали, ну эти, даты… (С отчаянием.) Да провались она, эта колбаса!
КОТОЛУПОВ. Спокойнее, Линейкин, без нервов. Нервные клеточки не восстанавливаются.
САПЫРИН. Так… Я вижу, тут кто-то из мухи слона раздуть решил.
КОТОЛУПОВ. Федор Иванович, позвольте, я с ними сам разберусь…
САПЫРИН. Погоди. Что-то я не пойму, кто воду мутит?
ЛИНЕЙКИН. Я это… Я просто…
САЛАМАТИНА (решительно). Федор Иванович! Это Линейкин не подумавши про колбасу! Мы совсем про другое сказать хотели. Мы хотели сказать… Нам очень нравится ваша предвыборная программа, то есть платформа, то есть… Ну вы меня поняли. Честное слово! Мы хотим быть в вашей команде. Мы в штабе могли бы работать! Мы сумеем. Мы по домам листовки можем разносить, на улице с плакатами стоять …
САПЫРИН. В команде, говоришь, в штабе?
КОТОЛУПОВ. Ну что тут скажешь!
САПЫРИН. Ладно, Василий, заходи. (Открыл калитку, ребятам.) Вы тоже заходите. Давно не виделись.
Не успели они скрыться, как у ворот дачи появился старичок с виду ветхий совсем. Костюмчик на нем был старенький, засаленный. На плече у старичка висел баян. Шел он, пошатывался, то ли от старости, то ли потому, что был пьян. Уткнувшись в запертую калитку, опустился на землю, заплакал и прошептал: «Валя, Валечка…»
И наступила темнота.
Вокруг рвались снаряды и небо заволокло черной пеленой. Девушка в военном полушубке тащила на себе раненого бойца. Сквозь грохот артиллерии едва был слышен ее крик: «Ну же, миленький, ну! Еще чуть-чуть, еще совсем немного!»
На скамейке у альпийской горки сидели Катерина и Котолупов. У Катерины в руках была початая бутылка коньяка, к которой она время от времени прикладывалась.
КАТЕРИНА. Мы свои Люди, Василий. Если мне на своих рассчитывать нельзя, то на кого?
КОТОЛУПОВ. Обижаете, Катерина Ильинична. Когда я вас подводил? Вы только поймите, между нами разница есть. Вы делаете свои большие деньги, а я пашу с утра до ночи за свои маленькие деньги.
КАТЕРИНА. Если на выборах пройдем, я тебя щедро отблагодарю. Обещаю.
КОТОЛУПОВ. Надеюсь.
КАТЕРИНА. Ты гарантируешь, что мы пройдем?
КОТОЛУПОВ. Кто же такие гарантии дает? Хотите гарантий — к столичным пиарщикам идите. Эти и зайца раскрутить сумеют. Хошь в депутаты его, хошь в попзвезды. Сколько дашь, на столько и раскрутят.
КАТЕРИНА. Такие деньги нам не снились…
КОТОЛУПОВ. Вот то-то же. А гарантий требуете. Я, может, профессионал и не хуже ихнего, но только ихних возможностей у меня нет. У них бы Киркоров в дело пошел, а у меня спившийся Кешка Козлов из областной филармонии. Вот и весь концерт. Не развернешься. Вы мне сказали лишнего не тратить — я и не трачу. Копейки считаю.
КАТЕРИНА. Но-но! Мы к этой колбасе отношения не имеем! Усвоил? Мы не при чем.
КОТОЛУПОВ. А кто же?
КАТЕРИНА. Думай, Василий.
КОТОЛУПОВ. Есть один вариант. Валентина Ивановна правильно шум подняла, если разобраться. Заслуженных людей обидели. Героев войны. По всем статьям она права. Ну, люди у нас конечно неизбалованные, дареному коню в зубы смотреть не станут и сами шум вряд ли поднимут. Сожрут эту колбасу за милую душу. Еще спасибо скажут. Но сути-то это не меняет — людей обидели.
КАТЕРИНА. Не понимаю я, к чему ты клонишь.
КОТОЛУПОВ. Вопрос в том, кто обидел? Верно?
КАТЕРИНА. Кто?
КОТОЛУПОВ. Жулики обидели!
КАТЕРИНА. Но-но! Полегче.
КОТОЛУПОВ. Форменные жулики. В таком благородном деле взяли и нагадили. Надо их разоблачить и строго осудить общественным судом. И сделать это должен наш кандидат Федор Иванович.
КАТЕРИНА (заинтересовалась). Так, поподробнее.
КОТОЛУПОВ. Я жуликов найду.
КАТЕРИНА. Себя подставишь?
КОТОЛУПОВ. Ни боже мой! Я что, ополоумел? Ректор колледжа искусства и культуры — жулик?! Тут нужен человек попроще. Конечно, заплатить придется. Да вон мои студенты — чем не жулики? Схитрили, смухлевали -какой с них спрос? Дети. А? Хороша мысля? Подарки придется выдать новые, не поскупиться. И тут мы убиваем сразу двух зайцев, если не трех. Скандал замят, а во-вторых, Федор Ильич автоматически становится борцом за справедливость.
КАТЕРИНА. Так-так… А в третьих?
КОТОЛУПОВ. Вокруг этого такую шумиху можно поднять — на целый месяц хватит. Тогда уж точно город Федю будет знать в лицо. Вот такой сценарий. По самым столичным меркам.
КАТЕРИНА (протянула Котолупову бутылку). На, выпей. Я это обмозгую.
Валентина Ивановна по прежнему сидела под навесом. Линейкин и Саламатина стояли неподалеку. На обоих были надеты футболки с надписью «Сапырин — наш кандидат!»
ЛИНЕЙКИН. Чего дрожишь?
САЛАМАТИНА. Холодно.
ЛИНЕЙКИН. Терпи. Сама нарвалась.
САЛАМАТИНА. Терплю. Зато, может, в люди выбьемся.
САПЫРИН (подходит к ним, Валентине Ивановне). Ну как, хороша моя команда?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. И детям головы задурил!
САПЫРИН. Никто их не дурил — сами напросились. Спросите.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. И как это вас угораздило?
САЛАМАТИНА. Мы по убеждению…
САПЫРИН. Вот, слышали? Осталось проверить их убеждения. Сейчас мы вас проэкзаменуем. Согласны? (Ребята нерешительно кивнули.) Тогда начнем. Земля наша плоская?
ЛИНЕЙКИН (поддерживая игру). Круглая!
САПЫРИН. Детей в капусте находят?
САЛАМАТИНА (хихикнув). Нет! Их из роддома берут!
САПЫРИН. Великий русский поэт?
ЛИНЕЙКИН. Есенин!
САПЫРИН. Хм… Интересно. Арбуз — фрукт или овощ?
САЛАМАТИНА. Ягода!
САПЫРИН. Кто лучше, правые или левые?
ЛИНЕЙКИН. Ну, типа… Левые?
САЛАМАТИНА. Или правые?
САПЫРИН (хохочет). Или правые или левые — это точно, одно из двух! Так кто же?
ЛИНЕЙКИН. У кого программа лучше.
САПЫРИН. А у кого она лучше?
Линейкин и Саламатина замялись, бормочут что-то невнятное: «Ну, типа… Ну, как бы…» Сапырин смеется.
КОТОЛУПОВ (подходит). По поводу чего веселимся?
САПЫРИН. Да вот заблудились твои студенты в трех соснах. Не могут правых от левых отличить! Не научил ты их, Василь Василич, не научил. Может, и сам не знаешь в чем отличие?
КОТОЛУПОВ. Когда Христа распяли, вместе с ним казнили еще двух разбойников, один из них справа от него висел, другой — слева. Тот, что справа принял Христа, а тот, что слева — отверг. Вот и отличие.
САПЫРИН (перестав улыбаться). Эк ты мудрено загнул, сразу видно образованного человека.
КОТОЛУПОВ. Это, так сказать, к истории вопроса. А моих охламонов ты напрасно пытаешь, что им правые, левые? У них совсем другое на уме. Дискотека.
САЛАМАТИНА. Ну не правда, Василь Василич…
КОТОЛУПОВ. Все они одним миром мазаны. Иду как-то по улице, а навстречу компания подвыпивших гопниц. Спрашивают меня: «Попса или рок?» Я сказа «попса». Угадал.
САПЫРИН. А если бы не угадал?
ЛИНЕЙКИН. Они бы его избили.
САЛАМАТИНА. Могли и убить.
САПЫРИН. Хм… Вот до чего дошло….
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Все от того, что национальной идеи нет в стране.
ЛИНЕЙКИН. Что, правда, нет? (Посмотрел на Сапырина.)
САПЫРИН. Действительно нет. А вы, теща, откуда знаете?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Газеты читаю. Не могут, видишь ли, у нас до сих пор национальную идею сформулировать.
ЛИНЕЙКИН. Ну ни хрена себе! Правда, не могут?
САПЫРИН. Правда. Конкурс объявили. На лучшую национальную идею. Победителю — приз, миллион долларов.
САЛАМАТИНА. Шутите…
САПЫРИН. Не шучу.
ЛИНЕЙКИН. Да мы бы влет придумали! Почему я не знал?!
САЛАМАТИНА. А кто победил?
САПЫРИН. Какой-то америкашка из Техаса.
САЛАМАТИНА. Все-таки шутите!..
ЛИНЕЙКИН (разочарованно). Да ну вас!
САПЫРИН. Ну вот, команда, не выдержали экзамен.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Серьезными вещами, зятек, не шутят. Когда нет идеи, нет у людей в жизни цели, вот каждый и тянет одеяло на себя. Потому так смутно живем.
САПЫРИН. Все. Посмеялись — и буде.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Детям экзаменуешь, а сам ты кто? Правый, левый, или как придется?
САПЫРИН. Я, Валентина Ивановна, центрист.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ловко вывернулся!
САПЫРИН. Ну ладно, хватит базар разводить. Что-то я проголодался. И гостей не мешало бы накормить. Мясо есть будем? (Подзывает охранника.) Поди сюда! Раскочегарь-ка нам мангал.
КАТЕРИНА. Опять?
САПЫРИН. Снова! Не хочешь мяса, осетра зажарим.
ЛИНЕЙКИН. Ух ты!
КАТЕРИНА. Жарь что хочешь. (Уходит.)
САПЫРИН (Линейкину). Ну? И какую вы предлагаете нам программу?
ЛИНЕЙКИН. Предвыборную?
САПЫРИН. Тьфу! Культурную! Петь будем, плясать, водку пить? Думайте. Это ваша непосредственная специальность, как я понимаю.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Опять гулянка? Не устали еще?
САПЫРИН. Веселиться надо, пока молодые. (Уходит и занимается вместе с охранником мангалом.)
КОТОЛУПОВ. Ну, Линейки, Саламатина, как будем народ развлекать?
ЛИНЕЙКИН. А я что? Врубить погромче музыку…
КОТОЛУПОВ. И дальше что? Вы зачет по теме недавно сдали! Что тебе попалось на зачете?
САЛАМАТИНА. Ему? Праздник Сабантуй.
КОТОЛУПОВ. Ну так рассказывай.
ЛИНЕЙКИН. А что рассказывать? Перетягивание каната… Бег в мешках… Это… Горшки палкой бить…
САЛАМАТИНА. С завязанными глазами.
КОТОЛУПОВ. И ведь сдал! Интересно, кто это у тебя прыгать будет?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А что, Катерине с Федором не вредно было бы в мешках попрыгать.
САЛАМАТИНА. А «караоке» нет? Это все любят.
КОТОЛУПОВ. Вот это дело. Молодец. Есть «караоке». Слушай, Саламатина, а что вы с Линейкиным плясали?
САЛАМАТИНА. Когда?
КОТОЛУПОВ. На день птиц. У вас еще такие смешные хвосты были.
САЛАМАТИНА. А! Танец журавликов? Мы его от балды придумали.
КОТОЛУПОВ. Все-то у вас от балды. Однако забавно вышло. Спляшете свой танец журавликов. Катерине Ильиничне должно понравится.
ЛИНЕЙКИН. Зачем это еще?
КОТОЛУПОВ. Ты на какой специальности, Линейкин? Твое дело людей развлекать. Вот за этим.
САПЫРИН (подходит, весело). Смотрю, у вас бурное обсуждение. (В это время звонит мобильный телефон. Он берет трубку.) Да, Владимир Иванович… (Отходит в сторону.)
КАТЕРИНА (подбегает). Кто звонит?
КОТОЛУПОВ (испуганно). Кажется, Медведев…
КАТЕРИНА. Медведев?..
САЛАМАТИНА (Линейкину, тихо). Что тебе говорила? Сам Медведев!
Все примолкли, смотрят в сторону Сапырина, ждут. Сапырин возвращается крайне раздраженный.
КАТЕРИНА. Ну? Что сказал?
САПЫРИН. Не догадалась? Сказал, что ветеранов тухлой колбасой накормить решили! Отравить, говорит, хотели? А сам смеется!
КОТОЛУПОВ. Смеется?.. Знак дурной…
САПЫРИН. Вот оно ваше «раз-два-три»! Боком вышло!
КАТЕРИНА. Да… Быстро разнеслось! (Котолупову). А ты что обещал?
КОТОЛУПОВ. Ну, Катерина Ильинична, кто же мог знать! Человек предполагает, а бог, так сказать, располагает.
КАТЕРИНА. Плевать мне, кто чем располагает! Что теперь делать?
САПЫРИН. Ну, кретины, ну, кретины! Сэкономили на три копейки, а вони теперь на весь город! Замазать чем-нибудь эти сроки годности не могли?! Тьфу!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. На себя злишься, зятек?
САПЫРИН. Тьфу! Тут такая история закрутилась, что нам теперь ведрами дерьмо таскать не перетаскать!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ничего, ничего. Всего каких-нибудь десять тысяч ведер, и золотой ключик у вас в руках!
САПЫРИН. Да замолчите вы! Не до шуток…
КОТОЛУПОВ. Ай-ай-ай! До самого Медведева дошло! Кто ж это постарался?
ЛИНЕЙКИН. Это не мы!
КОТОЛУПОВ. Заткнись, идиот!
От ворот прямо к Сапырину бежит Илья.
ИЛЬЯ. Там у ворот какой-то старик. Ему плохо.
САПЫРИН. Какой еще к черту старик!
ИЛЬЯ. Помогите. Мне одному его не поднять. (Охраннику.) Помоги. (Убегает.)
Возникла сумятица. Все направляются в к воротом. Илья и Охранник ведут, поддерживая под руки, старика. Следом идет Марина. Это очень красивая и стильно одетая женщина лет 35-ти.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (узнает старика). Петя! Господи, это же Петя? (Катерине.) Не узнаешь? Это же Петя! Петр Кузьмич!
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Валя! Валечка! Спасительница моя!
КАТЕРИНА. Не плохо ему. Просто пьяный.
ПЕТР КУЗЬМИЧ (услышав). А? В электричке ехал. Мужики стакан портвейна налили. Выпьем, говорят, дед, за победу. Да как же не выпить? Святое дело. (Обнимается с Валентиной Ивановной.) Она же меня спасла, с поля боя вынесла! Валечка! Валюша! Я тебе руки должен целовать. (Пытается поцеловать Валентине Ивановне руку.)
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА, Да что ты, что ты, Петя. Успокойся. Сядь. Сядь.
Петру Кузьмичу помогают сесть.
САЛАМАТИНА (Марине). Здравствуйте, Марина Викторовна.
МАРИНА (растеряно). И вы с Линейкиным здесь?
САЛАМАТИНА. Вы тоже в команде?
МАРИНА. В какой команде?
САЛАМАТИНА. Ну как, у Федора Ивановича.
МАРИНА. Ах, это… Да. Похоже, я в команде…
КАТЕРИНА (разглядывает Марину, Котолупову). Кто это баба?
КОТОЛУПОВ. Из моего колледжа. Английский преподает.
КАТЕРИНА. Федор с ней знаком?
КОТОЛУПОВ. Откуда?.
КАТЕРИНА. Кто ее пригласил?
КОТОЛУПОВ. Разберемся…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (старику). Ты молодец, что приехал, Петя.
ПЕТР КУЗЬМИЧ (громко, поскольку сам плохо слышит). Внучка говорит, поезжай дед. Вечер, говорит, для ветеранов был, соседи рассказали. А тебя не позвали. Ты сам, говорит, поезжай.
КОТОЛУПОВ. Линейкин, кто списки составлял?
ЛИНЕЙКИН. Опять Линейкин!
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Ценные подарки, говорят, людям дарили. Колбасу!
САПЫРИН (обреченно). И этот про колбасу! Ну, Катерина!..
КАТЕРИНА. А что еще говорили?
ПЕТР КУЗЬМИЧ. А? Говорили! И будто бы такой уж, уж такой был этот вечер! И будто бы кино бесплатно показали, и будто бы икрой всех накормили! И даже, говорят, одна старушка от счастья померла.
КОТОЛУПОВ. Умеют у нас присочинить!
ПЕТР КУЗЬМИЧ. А? И будто бы на руках ее из зала выносили, потому что с очень большими заслугами старушка эта была.
САПЫРИН. Чушь какая!
ПЕТР КУЗЬМИЧ. А что, хорошая смерть. Любому пожелаешь. Эх, так бы вот в волю икры наемшись и помереть!
КОТОЛУПОВ. Сочинители!
ИЛЬЯ (достает газету и протягивает Сапырину, усмехаясь). Читайте, Федор Иванович.
САПЫРИН. Что это? (Разворачивает газету и читает). «Кандидат Федор Сапырин хотел отравить ветеранов». Что это?
Над участком с громким ревом пролетел самолет. Тень его медленно ползла по земле. Все невольно подняли головы, посмотрели в небо.
САПЫРИН (размахивает газетой). Что это?
ЛИНЕЙКИН. Кукурузник летит…
САПЫРИН (перекрикивая шум самолета.) Что это?
Петр Кузьмич неотрывно следил за самолетом и вдруг обхватил голову руками и с криком «Ложись!» упал на землю.
САПЫРИН (кричит). Я спрашиваю, что это?!
И наступила темнота.
Действие второе
Вечер. Стемнело. Над мангалом струился аппетитный дымок. Сапырин и охранник занимались шашлыками. Остальные разбрелись по участку кто куда с пластиковыми стаканчиками в руках.
Катерина подошла к Илье. Она была уже заметно пьяна.
КАТЕРИНА. Ты привел эту бабу?
ИЛЬЯ. Да, это я пригласил Марину. Только не надо о ней в таком тоне.
КАТЕРИНА. Вот как? Что у тебя с ней?
ИЛЬЯ. Мама, ты уже напилась! (Уходит.)
КАТЕРИНА (идет к Сапырину). Что делает здесь эта баба? Скажи Илье, чтобы через пять минут ее не было!
САПЫРИН. Опять бесишься? Не затевай скандала, по-хорошему прошу!
КАТЕРИНА. А вот уж как захочу! (Идет к столу, на котором выставлены напитки.)
Валентина Ивановна сидела под зонтиком, ноги ее были укрыты пледом. Рядом с ней расположился Петр Кузьмич тоже укутанный в плед. Он спал.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Заснул. Пусть поспит.
КОТОЛУПОВ. Забавный дед. Увидел кукурузник и на землю — бряк.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Контуженый он, Василий.
КОТОЛУПОВ. Однако до таких преклонных лет дожил.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Живучий, Вася. Мы очень живучие. Может, от того, что смолоду привыкли за жизнь зубами хвататься. Теперь уже не долго осталось. Раз-два три — и нас нет. (Посмотрела в сторону студентов.) Они правы.
К ним подошли Илья и Линейкину
ИЛЬЯ. Кстати… Я был на том вечере. Кто вам сказал, что в войну погиб каждый четвертый?
ЛИНЕЙКИН. Больше? Мы прикинули, погибло миллионов двадцать пять, всего было миллионов сто, верно?
ИЛЬЯ. Нет, в сорок первом в СССР было около двухсот. А потери… Точной цифры не знает никто. Сталин говорил 20 миллионов, Горбачев — 27.
ЛИНЕЙКИН. Как это никто не знает? Ни фига себе!
ИЛЬЯ. А вот так. Никто не считал. А по-вашему выходит, что погибло миллионов пятьдесят.
ЛИНЕЙКИН. Больше — не меньше. Если честно, мы это от балды сказали… Так эффектнее — каждый четвертый.
ИЛЬЯ. Точность нужна. Это не шутки. Ведь не о поголовье скота речь идет — о людях. А у вас все просто — «раз-два-три — и лишних двадцать миллионов в покойники записали…
ЛИНЕЙКИН. Ну вот, опять я виноват!
КОТОЛУПОВ (подходит). О чем разговор?
ИЛЬЯ. О войне.
КОТОЛУПОВ. Это хорошо. Просвети их, Илья. А то они ничего знать не хотят, ничем не интересуются, кроме дискотеки.
САЛАМАТИНА (капризно-кокетливо). Ну почему, Василь Василич…
КОТОЛУПОВ. А что ты знаешь? (Валентине Ивановне.) Вы в каком на фронт попали, Валентина Ивановна?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. В сорок третьем.
КОТОЛУПОВ. В сорок третьем! Ну-ка, Линейкин, что у нас было в сорок третьем?
ЛИНЕЙКИН (угрюмо). Не знаю.
КОТОЛУПОВ. А ты, Саламатина?
САЛАМАТИНА. Ой, Василь Василич, мы это сдали давно!
КОТОЛУПОВ. Так-то вот. Не знают!
ЛИНЕЙКИН (с вызовом). Курская битва в сорок третьем была! Мой дед в ней участвовал. Он весной на фронт попал…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Я позже. Осенью.
ПЕТР КУЗЬМИЧ (проснулся, бормочет). Осенью. Точно осенью. Наша часть на переформировании была…
КОТОЛУПОВ. Расскажите им, дедушка, расскажите.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. А?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Зачем это? Что рассказывать?
КОТОЛУПОВ. Про подвиги.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Какие подвиги? Я трусиха была каких поискать.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Не наговаривай на себя.. Ты, Валь, отважная была.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Отважная? Расскажу я вам про свою отвагу.
КОТОЛУПОВ (студентам с деланной строгостью). Вы слушайте, слушайте. Наматывайте, так сказать, на ус…
Подходит Сапырин, тоже слушает.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. В сентябре нас в расположение части доставили? В сентябре… А там два шага до передовой. У меня, Петя, от одного слова «передовая» поджилки тряслись. Нам в грузовик садится — а у меня ноги ватные. В кузов нас много набилось, и со стажем бойцы, и совсем юнцы необстрелянные. Я одна. На меня поглядывают. Шуточки. Заигрывают.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Красотка была. Загляденье.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А мне до того ли? Страшно. Куда это нас повезут? Едем. И вдруг среди ясного небо немецкий бомбардировщик. Мне показалось, что прямо на нас летит. Грузовичок притормозил, солдаты еще на ходу из него выпрыгивают и разбегаются подальше от дороги — в кусты. Одна я в кузове осталось.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. А? Точно, точно.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ты погоди. Страх меня парализовал. А самолет уже почти над самой головой. Ну, думаю, конец мне пришел. Глаза закрыла и сижу. И чувствую, как по ногам потекло. В сапоги.
ПЕТР КУЗЬМИЧ (с непосредственностью младенца). Это ты что же, Валь, получается обоссалась?
КОТОЛУПОВ. Петр Кузьмич!..
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А что такого? Своим словом назвал.
ПЕТР КУЗЬМИЧ (хохочет). Вот не знал, вот не знал!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Мне из кустов кричат: «Прыгай! Ложись!» А я вся мокрая. И страшно, и стыдно, что все сейчас увидят мой позор. Самолет тем временем пролетел, ни одного снаряда не сбросил, наверное, другая задача у него была. Бойцы поднялись, отряхиваются… Лейтенант Петров их стыдит: «Эх вы, — говорит, -товарищи бойцы! Как зайцы разбежались по кустам. А девушка не испугалась.» Я молчу, в глаза взглянуть боюсь. (Вздохнула.) Так вот позора моего никто и не заметил. Храброй считали.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Ой, Валентина! Вот не знал! Не рассказывала. Столько лет молчала…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А что же мне было на каждом углу об этом кричать?
САЛАМАТИНА. Как же вы потом? На фронте?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Больше уже не ссалась.
КОТОЛУПОВ. Ну Валентина Ивановна!
САПЫРИН. Такая история, увы, для газеты не подойдет. Так, курьез…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Почему же?
КОТОЛУПОВ. Героики не хватает. Да, Федор?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Зато правда.
САПЫРИН (раздраженно). А знаете вы, дорогая теща, что правда ваша нам не нужна? Мы победили — вот она правда, а не ваши мокрые штаны…
КОТОЛУПОВ. В фигуральном смысле…
САПЫРИН. В каком еще фигуральном? Ты все фигуры какие-то выписываешь! В самом прямом. Мы победили врага и Европу спасли от фашистов.
ИЛЬЯ. Европа так не считает.
САПЫРИН. А насрать, что считает Европа! Она и вся-та Европа с медный пятак. Главное, чтоб мы так считали. И мы так считаем. Вот она правда о войне. Сколько лет на том наша идеология держалась! На этом наша политика строилась! На том что мы, мы победили!
ИЛЬЯ (саркастично). Что это с вами, Федор Иванович?
САПЫРИН (продолжает, не обращая внимания на Илью). Для того вы и шли по вязким от пота и крови дорогам, для того штурмовали рейхстаг и водрузили над ним алое знамя победы, чтобы те, кто остался в живых в радостном созидательном труде укрепляли могущество нашей державы, мечтали о светлом будущем, растили детей правильными и счастливыми! Вот смысл этой великой победы! Вот то, чем мы гордились, гордимся и будем гордится! И нет нам дела до чьих-то мокрых штанов.
ИЛЬЯ. Речь свою репетировали, Федор Иванович?
КОТОЛУПОВ. В самый раз. Может, чуть помягче насчет Европы?
САПЫРИН. Тебя не спросили! Не надо мягче. Время жесткое. И жесткость у нас еще понимают. (Повернулся к Линейкину.) Да, молодежь?
ЛИНЕЙКИН (растерялся). Я не знаю…
САПЫРИН. Пора бы знать.
КОТОЛУПОВ. И про штаны лишнее…
САПЫРИН. Ну, про штаны — это для домашнего пользования.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не поняла я, какую речь?
ИЛЬЯ. У него скоро встреча с рабочими. На лесопилке. Должен он им что-то сказать? Только не слишком ли много пафоса, Федор Иванович?
КОТОЛУПОВ. Тут я как профессионал скажу, без пафоса нельзя.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Циник ты, Федор.
САПЫРИН. Почему сразу циник? Я верю в победу!
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Хорошо сказал! Чего ж мы не пьем?
САПЫРИН. Налейте дедушке. (Разворачивается и уходит.)
Котолупов взял бутылку, наполнил стаканчик Петру Кузьмичу.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не надо бы, Петя, тебе.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Ну как, а за победу? (Быстро выпивает.) Какой человек, какой человек!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ты это о ком?
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Как о ком? О твоем зяте! Насрать, говорит, нам на Европу! И правильно — насрать! Нас больше.
ИЛЬЯ. С каждым годом становится все меньше. Скоро исчезнем совсем. (Уходит.)
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Какой человек!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Плохо ты его знаешь, Петя.
КОТОЛУПОВ (студентам). А вам кто пить разрешил?
САЛАМАТИНА. Так мы шампанское…
КОТОЛУПОВ. Нечего. Идемте. Нечего тут столбами стоять. Делом займемся.
Уходят и занимаются колонками и проигрывателем «караоке», тянут к нему провода, подключают микрофон.
ПЕТР КУЗЬМИЧ (вполне серьезно). И внучка мне говорит — какой большой человек! Поезжай, говорит, дед, поезжай. К таким людям, к таким людям поедешь! А живете-то, Валюша, вы как!… Словно в сказке. Я как на забор да на ворота взглянул — и душа в пятки. А участок, участок? Ни грядочки ни одной. Другие дураки у себя все картошку, картошку садют, а у вас — одна только травка. Да и зачем таким людям картошку, спрашивается, садить? Им ее на блюдечке золотом должны подносить от шкуры очищенную, потому как такие вот они умные люди!
Подходит Сапырин, протягивает Валентине Ивановне и Петру Кузьмичу по шашлыку на шампурах.
САПЫРИН. Закусывайте, э-э… Петр Кузьмич. Угощайтесь. Люблю я это дело. Люблю сам мясо на угольках зажарить, никому не доверяю. Чтобы все по правилам, чтобы не пересушить.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не буду есть вашего мяса. От него тухлятиной пахнет.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Да что ты, Валя, что ты глупости говоришь! Зачем человека обижаешь? (Берет у Сапырина шашлыки.)
САПЫРИН. Такая вот у меня теща, Петр Кузьмич. Злая. (Уходит.)
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Ну ты, Валентина, даешь! Зажралась…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А ты ешь, Петя. Ты на меня не смотри. Тебе закусить надо.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Не ценишь ты, Валя, своего счастья. С газеткой вон на воздухе сидишь. А газетки нынче золотые! Не ценишь!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Сам-то как живешь?
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Хорошо живу. С внучкой живу. Правнуку пять лет уже. Все вместе живем на мою пенсию. Так вот. Только здоровье шалит. Уже два раза с кровати падал. И память… Все забываю… Внучка ругается… Газ выключить забываю… Куда деньги положил забываю… Нельзя забывать — это ж деньги!… А я забываю…
В это время Котолупов проверял микрофон. «Раз-два-три… Раз-два-три…» — так оглушительно громко разнеслось по участку, что все невольно вздрогнули. Потом тише: «Раз-два-три…»
Возле альпийской горки уединились Сапырин и Марина.
САПЫРИН. Черт! Из всего устроят балаган! (Марине.) Все-таки как ты сюда попала?
МАРИНА. Говорю же — с неба свалилась.
САПЫРИН. Ну хватит дурить. Я серьезно.
МАРИНА. Успокойся. Илья меня привел.
САПЫРИН (удивленно). Илья? Сколько раз просил не вмешивать в наши отношения семью!
МАРИНА (с напускной веселостью). В какие отношения? У нас давно нет никаких отношений.
САПЫРИН. Ну знаешь!.. Ты это брось.
МАРИНА. Ты хочешь сказать, они есть?
САПЫРИН. Не придирайся к словам.
МАРИНА. Чего ты так испугался? Того, что эти отношения есть, или того, что их нет?
САПЫРИН (с досадой). Но ты… ты…
МАРИНА. Что я, милый?
САПЫРИН. Ты… Ты прекрасно должна понимать, какой у меня сейчас период в жизни!
МАРИНА. Плевать мне на твой период! Ты устраиваешь свою жизнь, я свою.
САПЫРИН. Послушай, скоро выборы пройдут, страсти улягутся, и все у нас будет по-прежнему. Как раньше.
МАРИНА. То есть ты будешь прибегать раз в неделю, предупредив за полчаса, с веником, коньяком и дурацкой коробкой конфет под мышкой, расстегивать штаны в прихожей…
САПЫРИН (смущенно). Разве я такое себе позволял?..
МАРИНА. А разве нет? Или будешь присылать Котолупова, чтобы я срочно мчалась к тебе, потому что до вечера все разъехались и ты один, а твой охранник будет нахально разглядывать меня, как последнюю шлюху.
САПЫРИН. Я понимаю тебя, Марина… Это временно.
МАРИНА. Что временно? Ты никогда не рассматривал меня всерьез. Я не уверена, нет ли у тебя еще одной такой дуры?
САПЫРИН. Нет. Конечно же, нет. Ты одна.
МАРИНА. И, может быть, ты меня даже любишь?
САПЫРИН. Конечно.
Сапырин оглядывается, потом пытается обнять Марину.
МАРИНА (уклоняясь). Ну что ты! А если увидит жена? С расстегнутыми штанами?
САПЫРИН. Поверь, скоро все будет иначе.
МАРИНА. Нет, Федя. Ты никуда не денешься от своей старухи. Так и будешь сидеть у нее на поводке. Потому что тебя все устраивает.
САПЫРИН. Прекрати! Ничего меня не устраивает! Терплю из последних сил!
МАРИНА. Ты с ней уже десять лет, и все десять лет из последних сил? Сильный же ты!
САПЫРИН. Скажи, чего ты добиваешься? Чего ты хочешь?
МАРИНА. От тебя? Ничего.
САПЫРИН. А зачем приехала?
МАРИНА. Я приехала с Ильей. С твоим сыном.
САПЫРИН (все больше раздражаясь). Он не мой сын. Это сын Катерины. Что у вас может быть общего с ним?
МАРИНА. Он хочет жениться. Он любит меня.
САПЫРИН. Чушь!
МАРИНА. Почему же? Он парень надежный.
САПЫРИН. Ты бесишься. Оставь Илью в покое.
МАРИНА. А это уже решать мне!
САПЫРИН (решительно). Марина! Хватит ломать комедию!
Сапырин грубо привлекает Марину к себе и целует. Она слабо сопротивляется. В это время за кусты влетают Линейкин и Саламатина, у обоих сзади приделаны какие-то смешные хвосты, которые они смастерили из веток. В этих костюмах они останутся до конца действия. Увидев Сапырина и Марину Линейкин и Саламатина пятятся. Сапырин мгновенно отстраняется от Марины.
САЛАМАТИНА. Ой, извините…
У Сапырина звонит мобильный телефон. Он слушает.
САПЫРИН. Катерина? Да здесь я, здесь! Никуда не делся!
Марина хохочет.
САПЫРИН. Ну что ты ржешь, как дура?
МАРИНА. Весело мне. (Уходит.)
КОТОЛУПОВ (подходит к Сапырину). Поосторожнее, Федя. Катерина злится.
САПЫРИН. А пошла она!.. (Идет навстречу Катерине.) Ну что тебе?
КАТЕРИНА. Так… В наглые твои глаза посмотреть захотелось.
САПЫРИН. Достала ты меня! (Разворачивается и уходит.)
КАТЕРИНА (Котолупову). Он возле этой увивался?
КОТОЛУПОВ. Со мной он был. За тухлую колбасу распекал!
КАТЕРИНА. Тьфу! Опять эта колбаса! Сделай же что-нибудь. Где твой хваленый сценарий?
КОТОЛУПОВ. Легко сказать…
КАТЕРИНА. Мне до твоих сложностей дела нет. Я тебе деньги плачу. (Идет следом за Сапыриным.)
КОТОЛУПОВ (сел на скамейку). Уф-уф-уф! Ай-ай-ай! Живешь, как на вулкане! (Вдруг замолчал, подумал о чем-то, крикнул.) Саламатина! Линейкин! Где вы там?!
Линейкину и Саламатина вышли из-за кустов.
КОТОЛУПОВ (посмотрел на них внимательно). Хм… Смешные получились костюмчики…
САЛАМАТИНА. Мы старались, Василь Василич…
КОТОЛУПОВ. Тут, Линейкин, с этой колбасой такая каша заварилась… Не знаешь, как и сказать.
ЛИНЕЙКИН. А я чего? Чуть что — Линейкин, Линейкин… Опять я виноват?
КОТОЛУПОВ. Как хорошо ты сказал, Линейкин!
ЛИНЕЙКИН. Что я сказал? Я ничего не говорил!
КОТОЛУПОВ. Ты не нервничай, не горячись. Разговор будет серьезный. Ты понимаешь, что Федор Иванович попал под удар? И в такое время! Он эти подарки от чистого сердца, от щедрости души, так сказать, а вышла вон какая запендя… Уже и по городу разнеслось.
САЛАМАТИНА. Это не мы, Василь Василич.
КОТОЛУПОВ. Не вы… Выкручиваться надо, вот что. Выручать Федора Ивановича, от грязи очищать. Кто-то должен взять вину на себя.
ЛИНЕЙКИН. Я, что ли?
КОТОЛУПОВ. Ты просто на лету схватываешь, Линейкин. Почему бы, собственно, и не ты?
ЛИНЕЙКИН. Чего-то я не понимаю… Почему я? Я ж ничего такого…
КОТОЛУПОВ. А тебе какая разница, Линейкин? От тебя убудет? Ты в команду Федора Ивановича сам напросился, между прочим.
ЛИНЕЙКИН. Вы накрутили — а мне отвечать?
КОТОЛУПОВ. Да брось! Тебе ничего не будет. Это такая игра. Как весь этот ветеранский вечер, как это твое «раз-два-три». Могли вам с Саламатиной поручить колбасу закупить? Могли?
САЛАМАТИНА. Могли, Василь Василич.
ЛИНЕЙКИН. Нам не поручали!
КОТОЛУПОВ. Не торопись, Линейкин. Мы рассуждаем теоретически. Деньги вам на это дать могли?
ЛИНЕЙКИН. Ничего нам не давали!
КОТОЛУПОВ. Но ведь могли? Ты рассуждай, Линейкин.
ЛИНЕЙКИН. Могли.
КОТОЛУПОВ. Мог ты эти деньги потратить? Теоретически, Линейкин, теоретически. Мог Саламатину в бар сводить? Купить себе джинсы, или там кроссовки? Это ведь так естественно. Деньги потратили, стали думать, как из положения выйти, на оптовый рынок пошли, закупили что подешевле…
ЛИНЕЙКИН. Нет, я так не играю!
КОТОЛУПОВ. Почему? Ее, колбасы этой, вообще могло не быть. Никто никому никакой колбасы дарить не обязан. А подарили — скажи спасибо. Так что ответственности никакой. Просто у нас положено искать виноватых..
ЛИНЕЙКИН. Ищите.
КОТОЛУПОВ. Почему бы тебе не помочь в этом деле? А? Ну как, Линейкин, согласен?
ЛИНЕЙКИН. Не согласен.
КОТОЛУПОВ. Почему?
ЛИНЕЙКИН. Стыдно…
КОТОЛУПОВ. А что такое стыд?
ЛИНЕЙКИН. Как это что?
КОТОЛУПОВ. Объясните мне.
ЛИНЕЙКИН. Ну это… Типа … (Молчит.)
КОТОЛУПОВ. А ты, Саламатина, знаешь?
САЛАМАТИНА. Ну, как бы… Это когда краснеют, да?
КОТОЛУПОВ. Зеленеют, Саламатина! Куда я попал?! И они сдали экзамен по философии, по психологии, по эстетике! И, кажется, даже на отлично. А что такое стыд не знают! Стыд — это неловкость, которую испытывают за нехороший поступок.
САЛАМАТИНА. Ну я, как бы, то же самое хотела сказать…
КОТОЛУПОВ. А ты разве совершил нехороший поступок?
ЛИНЕЙКИН. Нет.
КОТОЛУПОВ. А если не совершил, то почему же ты должен неловкость испытывать? Рассуждай логически, с чего тебе должно быть неловко, если ты ничего плохого не совершал? Как, Саламатина, считаешь?
САЛАМАТИНА. Логически — не должно.
ЛИНЕЙКИН. Все равно стыдно.
КОТОЛУПОВ. О чем ты говоришь, Линейкин, о каком стыде? Это политика. А где начинается политика, нет такого слова. Это тоже игра! Ты просто вступаешь в политическую игру. О таком можно только мечтать, Линейкин!
ЛИНЕЙКИН. А я не хочу. Не согласен.
КОТОЛУПОВ. У тебя кто отец, Линейкин? Кто? Отвечай. (Не дождавшись ответа.) Ну так я скажу, у тебя отец -алкаш!
ЛИНЕЙКИ. А что вы меня отцом тычете? Я виноват?
КОТОЛУПОВ. Тебе бы по статусу прямая дорога в алкаши или в бомжи. А ты в институте учишься, на бюджете. За бесплатно! Еще и стипендию получаешь. Это в наше-то время, когда за все деньги дерут! Глядишь бы, и человек из тебя мог выйти.
ЛИНЕЙКИН. Я что же, не человек?
КОТОЛУПОВ. Нет, Линейкин, не человек ты еще. Ты полуфабрикат. Что ты видел в жизни, кроме дискотеки, где вы с Саламатиной каждый вечер трясетесь?
САЛАМАТИНА. Ну, Василь Василич…
КОТОЛУПОВ (Саламатиной.). Молчи. (Линейкину.) Может, ты понимаешь, кто ты? Что ты? Куда тебя ведут? Кто ведет? Зачем? Ты, может быть, личность? Может, у тебя убеждения есть? Или хотя бы собственное мнение? Нет. Только то, что в телевизоре скажут! Какую кость тебе кинут, ту и грызешь! Единственное, что у тебя есть, так это наш колледж. Это твой шанс. А ты от него решил отказался!
ЛИНЕЙКИН. Почему я решил отказаться?
КОТОЛУПОВ. Подумай, может, поймешь. Или у Саламатиной спроси. А дело тебе плевое предлагают. Желающие найдутся. (Отвернулся, но не ушел.)
САЛАМАТИНА (после паузы). Можно было бы сказать, что эти деньги украли.
ЛИНЕЙКИН. Какие деньги?
САЛАМАТИНА. На колбасу.
КОТОЛУПОВ (повернулся). Молодец, Саламатина! Конструктивно мыслишь. Действительно, могли украсть. Тогда совсем другой сценарий выходит.
ЛИНЕЙКИН. Какой еще сценарий?!
КОТОЛУПОВ. Ты видишь, Саламатина, дружок твой не понимает. И как это он, такой непонятливый, на бюджете у нас три года продержался? Может, ты объяснишь ему, Саламатина?
САЛАМАТИНА. Я попробую…
КОТОЛУПОВ. А ты думай, Линейкин. Ешь, пей, отдыхай — и думай. (Уходит.)
САЛАМАТИНА. Ну влипли мы, Леха!..
ЛИНЕЙКИН. А кто меня сюда затащил?! Не ты? Ладно… Пойдем выпьем. (Проходя мимо охранника, остановился.) Официант, шампанского!
ОХРАННИК (вполголоса). Ты у меня по полной программе получишь, щенок!
Тем временем Котолупов включил проигрыватель караоке, заиграла музыка. Катерина схватила микрофон, поет: «Ой цветет калина в поле у ручья…»
САПЫРИН (подходит к Котолупову). Это хорошо, хорошо. Пусть повоет. Вот что, Василий, ты бы с Мариной разобрался. В какое положение она меня ставит?
КОТОЛУПОВ. Согласен. Взрывоопасная ситуация.
САПЫРИН. Что она позволяет? Устроила сцену, заявила, что замуж хочет за Илью.
КОТОЛУПОВ (крайне изумлен). За Илью?
САПЫРИН. Вот именно! Этот придурок за ней ухлестывает. Ты ее как-нибудь урезонь.
Котолупов подошел к Марине, пригласил ее на танец.
КОТОЛУПОВ. Разрешите, Марина Викторовна. (Танцуют.). Ну что же вы делаете, Марина Викторовна? Нехорошо. Зачем же смущать, так сказать, людей? Вы хоть понимаете, что ваше появление… Как бы это выразить…
МАРИНА. Василь Василич, вы решили меня отчитать?
КОТОЛУПОВ. Ну что вы, что вы! Я хотел по-дружески… Посоветовать, так сказать…
МАРИНА. Моя частная жизнь вас не касается, и совета у вас я не просила.
КОТОЛУПОВ. Не горячитесь. Согласитесь, я, некоторым образом, в курсе ваших дел. Марина Викторовна, вы играете с огнем. Если Екатерина Ильинична о чем-то догадается, она устроит грандиозный скандал. Все пострадают и вы в том числе.
МАРИНА. Скандала не будет. Не из-за чего.
КОТОЛУПОВ. Хотелось бы вам верить. Не стоит осложнять Федору Ивановичу жизнь. Он много для вас сделал.
МАРИНА. О чем это вы?
КОТОЛУПОВ. Ну как же, Федор Иванович помог вам устроиться на работу в наш колледж. У вас хорошая нагрузка, очень удобное расписание. Мы вам идем навстречу, так сказать. Чего вам не хватает? Вы скажите — и я решу ваш вопрос. За такое место держаться надо, Марина Викторовна, зубами держаться. Где вы еще найдете такое в нашем городе?
МАРИНА. Вы угрожаете мне?
КОТОЛУПОВ. Ну что вы, что вы…
МАРИНА. Увольняйте! (Отстраняется от Котолупова.) Пустите меня.
КОТОЛУПОВ (силой притягивает Марину к себе и продолжает танцевать).Тихо. Улыбайтесь мне. На нас все смотрят.
МАРИНА. Пусть смотрят!
КОТОЛУПОВ. Федор Иванович расстроился, когда узнал о ваших планах насчет Ильи.
МАРИНА. Так это он вас подослал ко мне?
КОТОЛУПОВ. Вы ведь замуж за Илью нацелились, не так ли? Он вам совсем не пара. Не говоря о том, что вы старше… На это можно было бы закрыть глаза… А на что вы собираетесь жить? На его зарплату учителя? Катерина Ильинична содержать вас вдвоем не станет. Более того, она все сделает, чтобы ваш брак развалился. Я знаю ее характер. А если взять этическую сторону вопроса, после того как Федор Иванович…
МАРИНА. Оказывается у Федора Ивановича есть еще этическая сторона?
КОТОЛУПОВ. А как же без этого. Мы в цивилизованном обществе живем. И вот что я скажу, если вы замуж хотите, так кто же вам мешает? Почему обязательно за Илью? Вы дама привлекательная. Будыха на вас засматривается. Прекрасный человек, вдовец, доцент. Вы обратите внимание.
МАРИНА. Пустите меня! Женитесь сами на вашем Будыхе!
Марина вырывается и уходит. К ней подбегает Илья.
ИЛЬЯ. Он к тебе приставал?
МАРИНА. Нет.
ИЛЬЯ. Скользкий, неприятный тип.
МАРИНА. Сходи принеси мне выпить, Илья.
ИЛЬЯ. О чем вы с ним говорили?
МАРИНА (на грани истерики). Принеси мне выпить!
Илья растеряно уходит. Марина отворачивается и плачет.
Петр Кузьмич взял в руки баян, заиграл. Играл он фальшиво, нестройно, как школяр. Запел: «Враги сожгли родную хату…»
К Марине подошла Саламатина.
САЛАМАТИНА. Ой! Чего вы плачете, Марина Викторовна?
МАРИНА. Так… Слезинка в глаз попала… Грустная песня.
САЛАМАТИНА. Неужели из-за песни?
МАРИНА (нервно). Что ты пристала ко мне?
САЛАМАТИНА. Я? Ничего…
МАРИНА. Любопытство разбирает? Так я могу сказать! Мне 35 лет, Саламатина, и впереди никаких перспектив. Я даже не замужем.
САЛАМАТИНА. Ой!.. Вы такая красивая…
МАРИНА. Спасибо, Саламатина! Ты тоже ничего. Но в 35 лет это вряд ли тебя утешит. (Отворачивается.)
Петр Кузьмич резко оборвал песню.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Слова забыл… Мне внучка говорит, бери, дед, баян. Не зря музыке умеешь. Иди пой. Копейку какую заработаешь. Права она, на одну пенсию тяжело втроем… А меня гонят отовсюду. Ты, дед, говорят, отсюдова вали. А хочешь работать, в артель запишись. За крышу, говорят, платить надо. Кто бы сказал мне, где эта артель? Может, твоя Катерина знает? А без артели никак нельзя, прибьют…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Страшные вещи говоришь, Петя.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Вот бы мне похлопотать…
Возвращается Илья, приносит Марине стакан с выпивкой.
МАРИНА. Я поеду, Илья.
ИЛЬЯ. Почему? Тебя смущают мои родители?
МАРИНА. Нет, Илья. Они меня не смущают. Они просты и понятны, как две копейки.
ИЛЬЯ. Пойми, я давно живу своей автономной жизнью.
МАРИНА. За их счет?
ИЛЬЯ. Почему же…
МАРИНА. А что у тебя есть своего?
ИЛЬЯ. В общем-то, ничего. Но мне ничего и не надо. Я так решил. Проживу. Проживем, если ты…
МАРИНА. Что, если ? Ты плохо меня знаешь. У меня большие потребности. Мне очень много чего надо.
ИЛЬЯ. Я буду стараться…
МАРИНА. Нет, Илья. НЕ выйдет. Потом я должна сказать тебе правду… (Выпивает стакан до дна.) Я… и твой отчим…
ИЛЬЯ (поспешно). Не надо! Не говори… Я знаю.
МАРИНА. Что ты знаешь?
ИЛЬЯ. Я знаю все. Но для меня это не имеет значения. Я люблю тебя. (Берет Марину за руку.) Идем. (Подводит Марину к Валентине Ивановне.) Баба! Вот женщина, которую я люблю. Уже давно. Ты спрашивала, когда я женюсь? Хоть прямо сейчас! Это зависит только от ее решения.
МАРИНА. Нельзя быть таким инфантильным!
ИЛЬЯ. Выходи за меня…
МАРИНА. Прости, Илья, но этого не будет. Никогда.
ИЛЬЯ. Почему?
МАРИНА. Ты очень хороший парень. Чудный, замечательный. Но я не могу. Не имею права. И я при всех говорю… Ты ведь сам хотел, чтобы при всех? Ничего у нас с тобой не получится.
ИЛЬЯ. Почему?
МАРИНА. Не люблю. Нельзя без любви… (Валентине Ивановне.) Извините меня…
Марина пошла к воротам. Пытается отворить калитку, но ей не удается. Подходит охранник.
ОХРАННИК (улыбается). Ключик. Ключик нужен.
МАРИНА. Открой!
ОХРАННИК. Куда же так торопиться?
МАРИНА. Выпусти! Немедленно выпусти!
ОХРАННИК. Не надо нервничать. (Распахивает пред Мариной калитку.) Пожалуйста! Прошу!
Марина выбегает в слезах.
Илья стоял потерянный. Застыл. Валентина Ивановна окликнула его несколько раз: «Илья! Илья!», но он не ответил Она закрыла голову руками.
И наступила темнота.
Было лето. Ярко светило солнце. Кто-то играл на гармонике. Где-то далеко-далеко слышались разрывы снарядов. Двое — девушка в военной форме и молодой лейтенант — сидели рядом на поваленном дереве. На голове у девушки была свадебная фата. А сверху на них сыпались лепестки белого шиповника.
Уже совсем стемнело. Играла музыка. Возле Валентины Ивановны и Петра Кузьмича сидела Саламатина, что-то пила из пластикового стаканчика. Рядом стоял Илья.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Была настоящая свадьба. Как положено. И стала я его женой.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. А? Как же, как же… Фронтовой! Такое вот лейтенанту Петрову выпало счастье. Фата трофейная… Белый шиповник вовсю цвел… Наломали целую охапку. И по сто грамм.
САЛАМАТИНА. Что значит фронтовой?
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Потому что нерегистрированная. Ты, внучка, кино про войну никогда не смотрела?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. И не надо. У них своя жизнь. А через месяц он погиб…
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Помянем лейтенанта Петрова.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Нельзя тебе больше пить, Петя.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Помянуть — святое. (Наливает себе из бутылки, которая стоит рядом, и выпивает.)
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А потом война кончилась. Родилась Катерина . После войны тяжко мне пришлось, все на нас с Катькой косились. Другие вдовы были, а я так, шалава беспутная…
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Потому что нерегистрированная!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Заладил!
САЛАМАТИНА. Сейчас такой проблемы не существует. Живи с кем хочешь. У нас в колледже все девчонки с кем-нибудь живут.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Нерегистрированные?
САЛАМАТИНА. У нас же свобода!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Свобода… Идешь — а за спиной «шу-шу-шу». И мужики считали, что можно не церемонится.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Потому что красивая ты, Валюша, была…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А как не шушукаться? Столько несчастных, столько одиноких после войны осталось…
ИЛЬЯ. Как я завидую вам. Все у вас было понятнее и проще. Четкие и понятные ориентиры. Черное — черное, белое — белое.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не завидуй, Илюша. Мы все жертвы войны. Думаешь, легко мне было одной всю жизнь?
САЛАМАТИНА. Почему одной?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Потому что забыть не могла. Любила.
ИЛЬЯ. Вы жили в простое, понятное время.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ой ли?
ИЛЬЯ. Война. Сразу ясно, где свои, а где враг. И что остается в истории? Войны. Любой учебник возьми, и что в нем найдешь? Только войны. И лишь в конце странички на две — культура и быт. Что для истории наша жизнь, наши грошовые страстишки, наш нищий никчемный быт? Раз, два, три — и никто о нас не вспомнит. Раз, два, три -и нас нет.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ты не прав.
ИЛЬЯ. Прав. Пойду я, баба Валя, готовиться к урокам. (Уходит в дом.)
Катерина повисла на шее у Котолупова, танцует с ним.
КАТЕРИНА. За каждой юбкой, за каждой юбкой!
КОТОЛУПОВ. Не нервничай, Катерина. Она уехала.
КАТЕРИНА. Какая же он сволочь!
КОТОЛУПОВ. Ты философски на вещи смотри, Катерина. Я скажу тебе, мужчина по своей природе гетеросексуален. Это от слова «гетера». Это значит, ему много надо. А гетеры, они же вокруг нас так и ходят. Как устоять?
КАТЕРИНА. Гетеры, говоришь? Морду ему набью! (Высвобождается и уходит к столу с напитками.)
Котолупов включил новую мелодию «караоке», поет: «Ты проснешься на рассвете, мы с тобою вместе встретим день рождения зари…»
САЛАМАТИНА. Пойдем танцевать, Леха?
ЛИНЕЙКИН. Танцуй без меня.
Саламатина обижено уходит, танцует сама с собой. Линейкин подходит к Валентине Ивановне.
ЛИНЕЙКИН. Я хотел вас спросить… Что бы вы сказали, если б вдруг выяснилось, что я виноват?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. В чем виноват?
ЛИНЕЙКИН. Ну, что с испорченной колбасой я все устроил.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Постой, что значит, если бы? Ты виноват или нет?
ЛИНЕЙКИН. Не виноват.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А чего ж тогда спрашиваешь?
ЛИНЕЙКИН. А если бы я? Ну, типа, это такая игра.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. С совестью в такие игры не играют.
ЛИНЕЙКИН. И все-таки?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Если ты эту подлость устроил, так надо у людей прощение просить! Ты или нет?
ЛИНЕЙКИН. Не я.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Тогда о чем разговор?
ЛИНЕЙКИН. Но ведь мог бы?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Неужели мог?
ЛИНЕЙКИН. Но ведь могли так сложиться обстоятельства? Скажем, деньги были нужны позарез? Мы сами всегда просроченные продукты едим. На рынке даже специальная палатка есть, где все просроченное. Зато в два раза дешевле. Если мы это едим, почему другие не могут?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Другие, возможно, тоже едят, но вот дарить такого не станут.
ЛИНЕЙКИН. Почему?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Потому что это оскорбительно.
ЛИНЕЙКИН. Мне вот бабушка на день рождения банку икры подарила. Она заранее ее, за полгода купила, припрятала и ждала. Мы когда с ней банку эту открыли, икра оказалась тухлая. Но я ни капли не обиделся, честное слово!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Но это другое, совсем другое, ты хоть понимаешь?
ЛИНЕЙКИН. Понимаю…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ну так чего ж тогда?
ЛИНЕЙКИН. Но если бы все-таки это оказался я? Что бы вы сделали?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ничего. Просто перестала бы тебя уважать.
ЛИНЕЙКИН. Разве вы меня уважаете?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. А как же иначе? Нужны очень серьезные основания, чтобы не уважать человека.
Катерина вырвала у Котолупова микрофон.
КАТЕРИНА ( в микрофон). Федор! Ублюдок! Ненавижу! Кто ты был до меня? Пачкун, блоха на аркане, шестерка! Я от тюрьмы тебя спасла, дала тебе связи, приличное общество! Я же еще тебя, подонка, на власть ставлю! А ты? Тварь неблагодарная!
КОТОЛУПОВ (пытается отнять микрофон). С ума сошла, Катерин! Тебя на весь поселок слышно!
КАТЕРИНА. Пусть слышат, с каким я говном живу! (Вырывается.) Пусти меня! Что хочу, то и делаю! Здесь все мое! Дача моя! На меня записана!
КОТОЛУПОВ. Тут дети, непедагогично!
КАТЕРИНА. Засунь в задницу свою педагогику!
Котолупов отключил микрофон и громко врубил музыку.
КОТОЛУПОВ (студентам). Саламатина, Линейкин! Быстро! Танцуйте!
САЛАМАТИНА (подбегает). Что танцевать, Василь Василич?
КОТОЛУПОВ. Что на день птиц.
ЛИНЕЙКИН. Вот еще! Я вам не клоун!
Саламатина хватает Линейкина за руку и тащит его танцевать.
ЛИНЕЙКИН. Пусти!
САЛАМАТИНА. Ну, пожалуйста! Не надо его злить! Ради меня!
Они начинают танцевать «танец журавликов».
КАТЕРИНА (плачет, подходит к матери). Мама! Я все для него! Дура я! Самой надо было во власть идти!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Напилась…
КАТЕРИНА. Я бы и пошла! Но, говорят, харизмы нет! Мама, есть у меня харизма?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Харя у тебя пьяная, вот что!
КАТЕРИНА. За границу поеду, пластику сделаю! Нити золотые везде повставляю!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Отца своего позоришь!
КАТЕРИНА. Не знаю я никакого отца! Даже фотографии его не видела! Сирота я!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Уйди с глаз!
КАТЕРИНА. Ты что?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (кричит). Уйди, я сказала!
Подбежал охранник, взял Катерину под руку.
ОХРАННИК. Пойдемте, Катерина Ильинична! Баиньки пора.
КАТЕРИНА. Не хочу!
ОХРАННИК. Пора, пора.
КАТЕРИНА (указывает на Линейкина с Саламатиной). А эти-то придурки чего скачут? Ха-ха-ха!
ОХРАННИК. Все. Баиньки.
КАТЕРИНА. Вот умора!
Охранник увел Катерину в дом.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (кричит). Федор!
САПЫРИН (подходит). Чего вам еще?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ты зачем же парня в свои делишки темные впутываешь.
САПЫРИН. О чем вы, теща?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Ну заигрались вы со своими выборами — так и скажите. Чего проще? Зачем на парня все валить?
САПЫРИН. Да кто вам сказал?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Прощение тебе надо у людей попросить, вот что. Честно сказать, провинились, простите.
САПЫРИН. Какое прощение? У каких людей? За что просить?
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. За ваши гнилые подарки.
САПЫРИН. Хватит бы вам уже лезть не в свое дело!
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Не хочешь сам, давай я за вас прощения попрошу!
САПЫРИН. Уф! Отстали бы вы от меня.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Это бесчестно, Федор!
САПЫРИН. Эх, теща! Что вы понимаете? Честности вам захотелось? Были бы вокруг все честные — и я был бы честный. (Уходит.)
Петр Кузьмич поднялся, плетется вслед за Сапыриным.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Федор Иванович, сказать хочу…
САПЫРИН. Вы мне, что ли?
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Как живете! Хорошо живете, богато живете. Сердце радуется.
САПЫРИН. Уж как получается, э-э… Петр Кузьмич. Стараемся. Все так жить должны. И будут так жить.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Куда нам за вами гнаться! Мы вот с внучкой в послевоенном бараке так и живем.
САПЫРИН. Непорядок, конечно. Придет время, будут бараки сносить.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Наш и сам скоро развалится. Не доживем. Так-то вот.
САПЫРИН. Что же вы от меня хотите?
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Я? Ничего не хочу, это внучка хочет. Внучка меня послала… Мне самому ничего не надо! Что вы! И пенсия у меня хорошая. Внучке надо.
САПЫРИН. Ну, и что она хочет?
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Много чего. Всего хочет. В фирме работать хочет. Квартиру новую хочет. Евроремонт хочет. Дачу хочет. Машину хочет. За границу отдыхать ездить хочет. Красиво жить, в ресторане обедать хочет.
САПЫРИН. Я-то причем? С ума вы все посходили, что ли?
ПЕТР КУЗЬМИЧ (как заведенный). Я — ничего, и пенсия у меня хорошая. Она хочет! Чтобы муж к ней вернулся хочет. Стиральную машину. Китайский сервиз хочет с птичками. Чтобы горячую воду провели хочет, чтобы бачок в сортире починили. Счастливой быть хочет. (Замолк.) Бывает ли оно, счастье?
САПЫРИН. За счастьем это не ко мне, это к золотой рыбке надо обращаться..
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Понимаю, понимаю. А нам много не надо. Мы много не просим. Нам чтоб до пенсии дожить рублей двести. Или продуктовый набор. Мы и просроченный бы взяли.
САПЫРИН (Котолупову). Слыхал, Василий, что вы с Катериной наделали? Скоро к нам очередь за продуктами выстроится.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. Нам ведь много не надо…
САПЫРИН. Ладно. Будет вам продуктовый набор. Привезут. (Линейкину.) Эй, парень, как тебя там! Запиши дедушкин адрес.
ПЕТР КУЗЬМИЧ. А? Не отсылайте меня! Как по инстанциям пошлют, уже ничего не получишь. Я сам, сам запишу. Сейчас. (Задумался.) Адрес забыл… Что делать-то? Адрес!.. Может, Валентина помнит? (Закричал.) Валя! Валентина! (Побежал к Валентине Ивановне.)
САПЫРИН (рассмеялся). Забавный дед. О, как припустил!
ЛИНЕЙКИН. А мне не смешно.
САПЫРИН. Ты что-то сказал?
ЛИНЕЙКИН. Сказал, что не смешно. Чему смеяться?
САПЫРИН. Твое дело, парень.
ЛИНЕЙКИН. Почему у кого-то все, а у кого-то ничего? Почему кто-то ездит на иномарках, когда другие на автобус с трудом наскребают? Почему?
КОТОЛУПОВ (подходит). Не забывайся, Линейкин!
САПЫРИН. Пускай говорит.
ЛИНЕЙКИН. Почему кто-то жрет каждый день шашлыки, когда другие кости по праздникам варят?! Почему у одного хоромы — а у другого барак?
САПЫРИН. Ты думаешь этот дом, этот забор — богатство? Тьфу! Грязь! Богатство нам и не снилось. Мы все работаем на тех, кто побогаче нас. И те, кто богаче, тоже работают на кого-то. И так далее. Такая вот иерархия. Вертикаль.
КОТОЛУПОВ. Что с ним говорить, Федор Иванович! Хочет жить — пусть шевелит мозгами!
САПЫРИН. Дай досказать. Три года назад Медведев на день города дерево посадил, его заместитель посадил и еще один какой-то общественный деятель. И что мы видим? Медведевский клен вырос большой, раскидистый, тот, что заместитель сажал поплоше и пониже, а третий совсем загнулся. Как такое явление объяснить? Загадка природы?
ЛИНЕЙКИН. Загадка…
САПЫРИН. Нет. Не загадка. Так устроен мир. Хочешь в нем выжить — приспосабливайся.
ЛИНЕЙКИН. А если я не хочу приспосабливаться?
САПЫРИН. Ну, парень, тогда ты не из моей команды.
ЛИНЕЙКИН. Не из вашей!
КОТОЛУПОВ. Ты хорошо подумал, Линейкин?
ЛИНЕЙКИН. Подумал! Интересную вы придумали игру. Раз-два-три — и никаких проблем. Раз-два- три — и вы уже у власти! Раз-два-три — и вы все в белом. А Линейкин с ног до головы в дерьме! А я не собираюсь быть козлом отпущения! Вы в лужу со своими подарками сели, а я отвечай? Шиш вам!
САПЫРИН. Что это значит, Василий?
КОТОЛУПОВ. Ничего, ничего. Расшалился паренек.
ЛИНЕЙКИН. А если в другую поиграть? (Сапырину.) Раз-два-три — и все узнают, как вы в душу людям плюнули. (Котолупову.) Раз-два-три — и никто вам руки не подаст! Раз-два-три — и ваша карта бита!
САПЫРИН. Ну, ребята, это уже хамство. Разбирайтесь сами с пацаном. (Уходит.)
ЛИНЕЙКИН. Вы надо мной посмеяться решили? Не выйдет! Не знаю я, кто вы, правые или левые, но точно знаю, что вы слева от Христа висели! (Плачет.)
КОТОЛУПОВ. Ну что, Линейкин? Считай, что ты уже отчислен..
ЛИНЕЙКИН. Козлы! Все вы козлы!
ОХРАННИК (появляется из темноты). Я разберусь.
Охранник подошел к Линейкину и едва уловимым движением ударил его в солнечное сплетение.
ОХРАННИК (тихо, чтобы не услышали). Получай за козла.
Линейкин даже не вскрикнул, согнулся и осел на землю. Его рвет.
ПЕТР КУЗЬМИЧ (идет, плачет, волочит за собой баян). Забыл!.. Где живу забыл… Что теперь делать?
ОХРАННИК (также тихо). Вали отсюда, дед, пока не поздно.
Петр Кузьмич испуганно отступает в темноту. Валентина Ивановна встает из шезлонга, подходит. Каждый шаг дается ей с трудом.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА (увидев лежащего на земле Линейкина, взволнованно). Что с ним?
ОХРАННИК. Напился парень. Говорили ему, не умеешь — не пей.
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Что ты с ним сделал?
КОТОЛУПОВ (берет Валентину Ивановну под руку). Идемте. Все будет хорошо. Ну, перебрал маленько парень…
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Уложить его надо. Чаю крепкого дать.
КОТОЛУПОВ. Все сделаем, как надо. (Ведет Валентину Ивановну в дом.)
ВАЛЕНТИНА ИВАНОВНА. Пусти меня! Что вы с ним сделали?
КОТОЛУПОВ. Идемте! Без вас разберутся. (Силой уводит Валентину Ивановну в дом.)
Охранник взял Линейкина за волосы и тычет лицом в землю. Подбежала Саламатина, молча смотрит на происходящее.
ОХРАННИК. В команду, говоришь, захотели? Вот вам и вся команда. (Срывает с Линейкина футболку с надписью). Чтобы чужое имя не позорил. Поняла? А теперь забирай свое чудо в перьях. (Ухмыляется.)
САПЫРИН (выходит из темноты, охраннику). Катерина угомонилась?
ОХРАННИК Храпит.
САПЫРИН. Устал я! Поехали в сауну.
ОХРАННИК. Прямо сейчас, Федор Иванович?
САПЫРИН. А когда? Звони Рашиду, чтобы машину за нами прислал. И пусть своих девочек пришлет. (Уходит.)
Занавес
