Светлана Тишкина, Луганск, ЛНР
Tisha-s@yandex.ru
+7 (959) 135 44 05
Родные небратья
Пьеса в трёх действиях
Лонг-лист конкурса «Время драмы, 2018, весна», шорт-лист — финалист Московской литературной премии 2019 года, номинация «Драматургия». Победитель конкурса НАД и МО РФ «Герой».
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Братья
Николай – старший брат
Роман – средний брат
Данила – младший брат
Родители братьев
отец – Игорь Прокопьевич
мать – Вера Антоновна
Соседи
отец – Геннадий Николаевич
дочь – Татьяна
Дальние соседи
Марина и Наташа
Диверсант «Сыч»
Массовка: несколько ополченцев, врач и медсестра;
3 солдата ВСУ, один из них комбат «Бизон»;
2 женщины-селянки.
Луганск
2018/ редакция 2023 год
От автора
Действие остросюжетной, психологической пьесы происходит в шахтёрском посёлке – пригороде Луганска и захватывает период с 2012 по 2016 годы. За это время три брата из семьи потомственных шахтёров Куликовых успевают возмужать, стать небратьями, встав по разные стороны баррикад вооружённого конфликта на Донбассе, и вновь объединиться в дружную семью.
Как бы не сложилась судьба пьесы, её колоритные герои уже живут и требуют к себе внимания, несмотря на такие разные характеры и точки зрения. Надеюсь, они полюбятся и читателям, и зрителям. Все мы были молоды, все мы влюблялись и были любимыми. Но и все мы неизбежно становимся теми, кто ставит на крыло молодняк, отправляющийся в свой первый самостоятельный полёт. Жаль, небо над головой не всегда бывает безоблачным… Приятного прочтения!
Действие1
Картина 1
2 июня 2012 года, утро
Чтец. 2 июня 2012 года. Донбасс. Шахтёрский посёлок городского типа. Жители здесь выживают, в основном, за счет уголька, добываемого в шахте (террикон её виден отовсюду), и мелких торговых точек, рассчитанных на покупательную способность тех же шахтёров. Кого не устраивает трудная и опасная работа в шахте, вынуждены ездить на работу в город. Туда же устремляются по утрам пенсионеры, чтобы продать выращенные фрукты, овощи и укроп с петрушкой на городском рынке. Потому-то автобус ещё и ходит, кое-как оправдывая затраты на рейс.
Круглая площадь. Справа – автобусная остановка с лавочкой и крышей и поселковое ДК. Слева – начало улицы, убегающей в сторону террикона, и памятник селянам, не вернувшимся с Великой Отечественной войны. По центру – видны купола церкви. Трое братьев Куликовых: Николай – 21 год, Роман – 18 лет, Данила – 16 лет, провожают маму Веру на рынок. У каждого – по большой корзине с клубникой в руках. Ребята грузят свежесорванное богатство в автобус (слышен звук его мотора) и старший брат Николай с мамой Верой уезжают.
На площади остаются Данил и Роман.
Данила. Фух… Утренняя зарядка позади. Пошли досыпать.
Роман смотрит время в мобильном телефоне.
Роман. Пошли брат, пошли… Шесть утра, а упахались на все шесть вечера. И мы не рабы? Рабы и есть. Пусть только предки попробуют денег не отчехлить на мотоцикл… Будет им восстание рабов!
Данила. Да ладно тебе. Кольке вон ещё целый день маме Вере помогать. А у неё давление. А ты тут раб такой, а они там хозяева, что ли?
Роман. На то он и старший брат, чтобы главной рабсилой быть.
Данила. Все мы Куликовы в семье, а не кто-то один.
Роман. Хм… Все говоришь? Одной мамуле неймётся, а у всех Куликовых голова болит. Корову теперь ей подавай. Кстати, готовься доить по утрам и вечерам. Скажут: брат-один, брат-два, брат-три, по очереди – на утреннюю дойку. И расписание на холодильник магнитиком прилепят. Вперёд рабы!
Данила. Зато молоко будем настоящее пить, а не химию эту…
Роман. Дитё, что ли?
Данила. А причём тут дитё? Подожди… А чего это ты сегодня разворчался, как дед старый? Ой-ой, я бедный! Ой-ой-ой, я раб, помогать заставляют!
Роман. Хм-м-м… Ладно, проехали… Может, настроение у меня такое… (Пауза.) А помнишь нашу частушку? (Поёт.)
Коля, Даня и Роман –
Каждый каждому братан.
Младший, средний, старший брат
Помогать друг другу рад.
Данила (усмехаясь и подражая интонации Романа). Дитё, что ли?
Роман даёт лёгкий подзатыльник Даниле. Тот головой тряхнул, разгладил рукой волосы и благодушно улыбнулся, продолжая любоваться восходящим над миром солнцем.
Роман. Не… Всё равно, ненавижу эту дыру. Валить отсюда надо. Киев, Москва, Берлин – куда угодно. Крупные города – крупные возможности. А шахтёрский посёлок – это путь на километр ниже уровня земли и… никакой возможности подняться выше.
Данила. Ну ты, Ромка, даёшь! Кто тебя держит? Тебе – восемнадцать есть? Есть. Езжай куда хочешь, только не ной… под ложечкой. То тебе мотоцикл, то ещё что-то. Отец в шахте загибается, да, на километр (!) под землю уходит, чтобы нам с тобой образование дать. Один твой киевский универ сколько тянет!
Роман. Цыц, мелкота! Не надо мне тут в унисон с матерью петь! Ах, Данилушка, ах маменькин сыночек, любимый младшенький! А кто их просил троих рожать?
Данила. Ух ты! Тебя не спросили… А то бы тебя и не было, кстати. У соседей напротив – шестеро детей и ничего. Претензий родителям не предъявляют.
Роман. Нищета – голь на выдумки хитра. Ещё и сектанты.
Данила. Какие ещё сектанты? Они в нашу Вознесенскую церковь ходят.
Роман. Да какая разница? У всех, кто в церковь ходит – тараканов в голове немеряно. Танька ихняя, твоя одноклассница (!), а за-би-и-и-и-та-я-я-я-я… В платочке ходит. С такой в клуб придёшь – засмеют.
Данила (начиная сердиться). Нет, с тобой определенно сегодня что-то не то. Ты, брат, тему смени, а то опять поссоримся. (Он отворачивается от Романа, и в этот момент замечает Марину.) Кстати, вон и твоя любовь. К машине ящик вынесла. Как видишь, тоже с раннего утра клубнику собирает, родителям помогает. Сезон такой, куда деваться?
Роман. Во-во… Потом опять будет ныть, что ноготь сломала. (Его настроение меняется к лучшему.) Та-а-а-к, мне уже досыпать перехотелось. Я пошёл…
Данила хватает Романа за футболку, не давая идти.
Данила. Тормози, родители рядом. Скомпрометируешь девушку.
Роман (смеётся). Че-го? Скомпро- что?! Ну ты даёшь, младшОй. Где таких атавизмов набрался? Будь проще, и люди к тебе потянутся! О! Вон она уже и сама к нам идёт.
К ребятам подходит ладная девушка в джинсовых шортах и старенькой футболке. Руки она держит отстраненно от себя, чтобы не пачкаться. Пальцы у неё красные от клубники.
Марина. Привет, работяги!
Марина подставляет щёку, Роман с удовольствием чмокает и обнимает девушку.
Данила. Привет, Марина… Ладно, я пошёл. Мешать не буду.
Марина. Данила, подожди… Я, кстати, к тебе с вопросом пришла: твоё сердце свободно или уже занято?
Роман в премногом удивлении переспрашивает.
Роман. Чего? С каких это пор тебя сердце моего младшего брата интересует?
Марина (кокетливо). Ну, Ромчик, не ревнуй. Я не для себя… Для подруги стараюсь. Все уши прожужжала: «Ах, какой красавчик! Ах, какой торс! Ах…» Ну… и другие части тела. Понимаешь?
Роман рассмеялся в голос. Данила от удивления и конфуза поперхнулся и закашлялся.
Роман. Ой, не могу! Торс… Торс им и задницу красивую подавай. Ну, девки дают…
Данила не смог удержаться, и тоже прыснул от смеха, но вскоре заставил себя принять отрешённый вид.
Марина (жеманно). Тихо только. Я же секрет вам чужой открываю…
Роман (в тон ей). Понял. Секреты тебе доверять нельзя.
Марина. Можно подумать, вы нас, девушек, не обсуждаете. Ну? Так как? Вечером гуляем, или как? Данила, чего отворачиваешься? Я тебя спрашиваю!
Данила (слегка хмурясь). Ну… не знаю… Не нравится мне такая постановка вопроса.
Роман. Не обращай внимания. Он у нас ещё юноша нецелованный, а ты его так откровенно «снимаешь».
Марина. Ничего я не «снимаю». Ну, Даня, просто, познакомитесь, поговорите… Не понравитесь друг другу – разбежитесь и всё.
Данила. Не хочу я так знакомиться. Всё… Я – домой, а вы что хотите, то и делайте.
Данила уходит. Марина расстроенно вздыхает.
Марина. Ну вот… Всё испортила. Меня Натаха убъёт…
Роман. Так это что, Натаха твоя на нашего маменькиного сынка глаз положила? Получше не могла найти?
Марина (специально произносит слова по-простонародному). В этой деревне, получше? Не смеши. В город, же ж, каждый день не наездишься, а тута – рядышком… А чё? По-моему – красавчиком у вас Данила растёт. Вот увидишь, через пару лет – отбоя от девок не будет.
Роман. Ладно. Не перехвали мамочкино сокровище. Я что-нибудь придумаю… О! А приходите сегодня с Натахой к нам. В беседке посидим. Кольку с Данилой подтянем. А там… уж как получится.
Марина. Хм, хорошо. Как солнце начнёт садиться – жди. Я пошла…
Роман. Эй, куда это ты пошла? А я? Я с тобой…
Роман и Марина скрываются из виду.
2 картина
2 июня 2012 года, вечер
Данила сидит в беседке возле дома и читает книгу. К воротам дома напротив подходят соседи: Геннадий Николаевич в светлом льняном костюме и его старшая дочь Татьяна. Увидев Данилу, отец подходит к беседке. На Татьяне – удлинённое платье в мелкий нежный цветочек, на голове – белый батистовый шарф с выбитым узором. Она стоит поодаль, скромно опустив голову. Светло-русая коса ниспадает с её плеча до самой талии.
Геннадий Николаевич. Со святым вечером, соседушка!
Данила. Здравствуйте, Геннадий Николаевич.
Данила кивает Татьяне, она также молчаливо приветствует одноклассника.
Геннадий Николаевич. Что нынче молодёжь читает?
Данила. Да вот… решил за лето «Войну и мир» одолеть, пока время свободное есть.
Геннадий Николаевич. Похвально-похвально. Видишь как получается: из-за того, что в своё время у Льва Николаевича было свободное время написать такой обстоятельный роман, все последующие поколения ищут свободное время, чтобы его прочитать.
Данила. Школьная программа – куда деваться?
Геннадий Николаевич. Да-да… Бог в помощь! Данилушка, а я к тебе с просьбой. Уж прости, хочу у тебя отобрать толику свободного времени. Не откажешь по-соседски?
Данила. Вам? Да как я могу вам отказать? Что делать нужно?
Геннадий Николаевич. Дочь сказала, что ты неплохо рисуешь…
Данила. Ну… мал-мало есть такое.
Геннадий Николаевич. Дед Илья твой, говорят, рисовал так, что залюбуешься!
Данила. Альбом его храню, и пейзажи на стене в хате висят.
Геннадий Николаевич. Ну и хорошо. Память осталась, значит… А у меня тут, понимаешь… В общем, одна прихожанка перед тем, как душу Богу отдать, завещала мне хранить икону её старинную – Спаса Нерукотворного. Вот так и обрёл я её. А там, на киоте уже и краска вся облупилась, и с краев бы чуток подъярчить. Оклад я сам почистил – заблестел, что новый! Лик Спасителя хорошо сохранился, а вот низ иконы… от лампады, наверное, закоптился, цвет потерял. Подреставрировать бы, подкрасить. Старинная же, по наследству переданная.
Данила (удивлённо). Я таких слов церковных в жизни не слыхивал! И икона – она же святая, а я… даже в церковь не хожу.
Геннадий Николаевич. Ну да, есть такой грех. Но, может, так Господу угодно… Через это и в храм придёшь. Пойдём в дом, я тебе всё покажу. Сложного там ничего нет. Ну нет у меня денег, чтобы реставраторам из города платить! Сам знаешь, семеро по лавкам.
Данила и соседи уходят в дом напротив. На протяжении всего разговора ему с трудом удаётся отводить взгляд от Танюшки.
Данила (мысли вслух). Она такая, будто из любимой детской сказки, Алёнушка явилась. А, может, Наталья Ростова? Нет, сегодня, всё же, Алёнушка. В русском же наряде.
Марина, далеко не Цветаева, хоть и расцвеченная яркой косметикой и Наталья, далеко не Ростова, в продырявленных по моде джинсах и ярком топике остановились возле калитки братьев. Подправив «торчащие» прически, нажимают на звонок. На крыльцо выходит отец.
Игорь Прокопьевич. Вам кого, девушки? Маринка-а-а, девочка-припевочка, ты ли это? Тебя и не узнать… Взрослая совсем стала. Случилось что?
Марина. Нет-нет, Игорь Прокопыч, всё в порядке. Мы к Роману.
Игорь Прокопьевич. А-а-а, сейчас явится. В душе бездельник наш плещется…
Роман идёт по садовой дорожке, вытирая полотенцем свою роскошную шевелюру. Услышав разговор, спешит вмешаться.
Роман. Батя, это ко мне. Мы тут в беседке посидим малёха, музыку послушаем.
Игорь Прокопьевич. Только децибелы свои прикручивайте, а то куры опять нестись перестанут… и мать пожалей. Клубничное варенье только позакрывала. Легла отдыхать.
Роман. Не переживай, всё в пределах будет… А Николай где?
Игорь Прокопьевич. Отсыпается после рынка.
Роман. А Даня?
Игорь Прокопьевич. Да здесь где-то был… А что?
Роман. Ну, скажи братАм, пусть в беседку идут, побеседовать надо.
Отец пожал плечами и зашёл в дом. В беседке заиграла современная музыка. Роман сбегал на веранду, принёс клубнику в миске, печенье в тарелке, бутылку минеральной воды, накрытую разовыми стаканчиками, и поставил на столик перед девчатами. Затем достал из ящика колоду карт и стал раздавать.
Роман. Дурачка разыграем?
Марина. Кого-кого? Это ты про Данилу?
Роман. Догадливая.
Натаха. А почему это он дурак?
Роман. Ну так, всё по правде жизни, как в сказке русской. Старший умный был детина, Средний сын и так и сяк, ну а Младший…
Натаха. Ну да… был дурак. Ха-ха-ха…
Марина. Не знаю, как младший сын, а я – точно дурой осталась. (Роману.) Сдавать не умеешь.
Роман. Так это… – я исправлюсь.
Начинает раздавать на новую партию.
Марина. Нет уж, мы сюда не дурака пришли валять… хватит. О! А вот и он. Вижу объект, иду на сближение.
Все закрутили головами. Объект Данила вышел из соседского дома в сопровождении Татьяны. Натаха бросила на Марину удивлённый взгляд. Подруга ответила тем же.
Марина. С кем это он?
Роман. Во даёт! Да это богомолы наши.
Наташа. Богомолы, вообще-то, – это такие длинные зелёные кузнечики. Б-р-р-р-…
Марина. Ну?!
Роман. Да это… его одноклассница Татьяна. Чего это он к ним в дом забрёл? Они ж нелюди-и-имые. Только и знают, что глазами зыркать – луп-луп, зырк-зырк, луп-луп, зырк-зырк. Всё им не так, всё не нравится, как люди нормальные живут.
Данила видит, что на него уставилось сразу несколько пар глаз. Пытаясь сорвать планы Марины, он приглашает Татьяну посидеть с друзьями в беседке, но она отказывается. Закрыв калитку, она спешит к себе домой. Данила нехотя заходит в свой двор. Появляется заспанный Николай, лениво повисает на спортивной перекладине и вдруг легко делает несколько подтягиваний. После этого идёт к умывальнику, засовывает под него голову целиком. Умывшись, с полотенцем в руках подходит к беседке.
Николай. Ну, здрасьте. А чего такие напряжённые?
Роман. Да ничего мы не напряжённые. Тебя ждём. Знакомься. Марину мою ты знаешь, а это её родственница. Приехала погостить.
Натаха. Наташа.
Николай. Николай, старший брат в семье Куликовых. Приятно познакомиться.
Данила, следуя примеру старшего брата, тоже сначала повисает на перекладине, а затем выполняет привычный для него комплекс упражнений.
Марина (Роману, толкнув его локтем в бок). А ты так умеешь?
Роман. Подумаешь, невидаль… На то мы и три брата-акробата. Вместе росли, вместе всему и учились. (Оборачивается к Даниле.) Даня! Хватит девчат очаровывать! Иди уже сюда! Дело есть.
Николай. Девушки, а чего клубнику не кушаете? Сладкая в этом году уродилась.
Марина. Да я на неё уже смотреть не могу! Двадцать соток счастья!
Натаха. Я как приехала, думала не наемся её. А после недели сборов – при одном виде… воротить начинает.
Николай. Ну простите… Куда деваться? Сезон такой, на грядках только клубника да редиска выросла.
Марина. Я смотрю ваш младший здороваться не собирается. Решил на мастера спорта накачаться.
Роман. Бери выше. Он десантником мечтает стать, совершеннолетия ждёт.
Натаха. Ого! А ты в армию не собираешься?
Роман. Я студент. В Киеве, кстати, учусь. Какая может быть армия? Да и вообще, на нас вроде никто нападать не собирается. Чего время тратить на ерунду? Николай за всех троих отслужил. Полтора года назад из армии вернулся.
К беседке подходит Данила.
Натаха (стараясь произвести впечатление). Наши деды нам мирную жизнь навсегда подарили!
Роман. Вот именно. Не будет больше никаких войн.
Николай. Уверен? Что-то не нравится мне обстановка в Киеве твоём. Нацики заигрались, шухевичей разных и бандер славят. До войны, может, не дойдёт, но и терпеть это…
Роман. Да отстаньте вы от нациков. Среди них, кстати, классные ребята встречаются. Я в одной комнате с бандеровцем в общаге живу. Многие вещи он, вообще-то, правильные говорит.
Николай. Ну-ну. Сейчас мимо ушей пропущу, а позже – поговорим на эту тему обстоятельно.
Марина. Ой, ребята, только не о политике. Надоело. У меня родители на ней помешаны.
Натаха. О! И мои тоже. Ну да отцы наши – братья. Яблоко от яблони… недалеко падает. А вот мама – из Львова. Там всё набекрень.
Николай. Понятно.
Роман нахмурился, с силой сжал кулаки. Николай не отрывает взгляд от Наташи.
Николай. А я бы сейчас рискнул всех вас пригласить прогуляться до центра. Раз клубника в глотку не лезет, думаю, самое время красивых девушек мороженым угостить. А? Как вам?
Марина (переглянулась с Наташей). Мы – за!
Николай. Браты – Роман, Данила, как? Идём?
Роман. Я – за!
Данила. Я третий лишний. Так что лучше останусь.
Николай. Э, нет, так не пойдёт. (Запевает частушку.)
Коля, Даня и Роман –
Каждый каждому братан.
Младший, средний, старший брат
Помогать друг другу рад.
Так что никто не лишний тут. Я видел, как ты с соседской Татьяной трогательно прощался. Так бери её с собой и пошли с нами.
Марина и Наташа удивлённо смотрят друг на друга, пожимают плечами. Николай не замечает этого.
Данила. Нет-нет, не надо! И… Я знаю, она не пойдёт.
Роман. Нелюди-и-имые они. Луп-луп, зырк-зырк. Луп-луп, зырк-зырк. Забыл? Она ж нам весь вечер испортит.
Николай. Глупости не говори. Я сам её приглашу. Мне – не откажет. Пошли.
Такой поворот заставляет Данилу вместе со всеми выйти за ворота. Николай звонит в ворота соседей. Лает собака. На крыльце появляется отец Татьяны.
Геннадий Николаевич. Кого там на ночь глядя принесло?
Роман. Говорил же – нелюди-и-и-и-и-мые они.
Николай (не обращая внимание на Романа). Геннадий Николаевич, это сосед Николай. Мы тут собираемся в кафе посидеть. Под личную ответственность, отпусти старшую дочь с нами.
Геннадий Николаевич. Ну, ежели под личную, да ответственность… Танюха! А ну, поди сюда.
На крыльцо выходит Татьяна в светлом летнем халатике и, приложив руку ко лбу, всматривается в синеву вечера, пытаясь разглядеть гостей.
Геннадий Николаевич. Николай в кафе приглашает. Пойдёшь?
Татьяна. Поздно уже. (Она подходит к компании, здоровается со всеми.) Прости, Николай, но… идите без меня. Я пока наряжусь, время спать наступит. Не обидишься?
Николай. Я? Я-то не обижусь. Тут просто младшОй без тебя идти не хочет.
Данила (Николаю). Вообще-то, я… вообще идти не собирался. Тань, не слушай их.
Николай. Вот как? Ладно, пошли вчетвером. Ну его… Геннадий Николаевич, простите за беспокойство!
Геннадий Николаевич машет рукой, усмехается и хлопает дверью. Роман с Мариной и Николай с Наташей уходят. Данила остаётся наедине с Татьяной.
Данила. Спасибо, что отказалась. Я бы не хотел тебя видеть в той компании.
Татьяна. Почему?
Данила. Потому. Понимаешь? Ты не такая, как они. И не нужно тебе становиться, как они.
Татьяна. Как они? Что ты имеешь ввиду?
Данила. Мне трудно это объяснить. Но… Понимаешь? Они – как все, а ты – не как все. Ты – как Алёнушка из сказки.
Татьяна. Алёнушка? Из сказки? Ты ошибаешься. Я самая обычная девушка. Я – как все. Ты что-то себе напридумал такое.
Данила. Да чтобы я не напридумал, обещай мне…
Татьяна. Что?
Данила. Обещай, что через два года, когда мы станем совершеннолетними, ты останешься такой, какая ты сейчас: доброй, искренней и… ненафуфыренной, как они.
Данила кивнул головой в сторону ушедших Марины и Наташи.
Данила. Ты настоящая, понимаешь? А они – нет. Они, как в театре, играют, играют… Обещаешь?
Татьяна. Да, Данила, я кажется поняла о чём ты. Я обещаю тебе это. Я постараюсь остаться такой, как сейчас. Но и ты должен пообещать мне, что тоже останешься таким, как сейчас. А то, мало ли, влюбишься в какую-нибудь расфуфыренную красавицу…
Данила. В рас-фу-фы-ренную? Не-е, ни за что не влюблюсь. Обещаю, я тоже останусь таким, как сейчас.
Татьяна. А давай запомним эту дату: 2 июня 2012 года. А через 2 года, в это же время – в 9 часов вечера – мы с тобой встретимся на этом самом месте и ты скажешь, сдержала ли я слово…
Данила. А ты скажешь, сдержал ли я слово… Значит, 2 июня 2014 года, в 21-00 на этом самом месте!
Данила взял руку Татьяны, поцеловал кончики её пальцев. Они стояли и смотрели друг на друга, и никак не могли насмотреться.
Действие 2
Картина 3
2 июня 2014 года, утро
Блокпост. Крытая автобусная остановка в посёлке стала укрытием от палящего солнца и местом отдыха для ополченцев. Выезд из посёлка перекрыт шинами, мешками с песком, бетонными плитами. Геннадий Николаевич с Игорем Прокопьевичем за ручки несут большой армейский ящик.
Геннадий Николаевич. Да не переживай ты так, Прокопыч, жизнь – она штука сложная. Значит Господом было попущено твоему Роману, чтобы познал правду нашу по ту сторону баррикад. Не всё ещё потеряно.
Игорь Прокопьевич (сокрушённо). Да сын же он мой! Как может плоть от плоти против отца идти?! А если мобилизуют, мы что, друг на друга через прицелы смотреть будем? Сын против отца, против братьев своих… Больно мне, Николаич, понимаешь? Больно мне это понимать.
Геннадий Николаевич. Понимаю, Прокопыч-окопыч, понимаю. Отказываться вот только от сына заблудшего – не спеши. Будем работать над ситуацией. Ставь ящик, все руки оттянул окаянный. Тяжеленный какой!
Они ставят армейский ящик защитного цвета на скамейку автобусной остановки, открывают, рассматривают содержимое. В нём – разобранный на части пулемёт НВСУ «Утёс». Отдельно лежит самодельная станина, лента и сам пулемёт калибра 12,7.
Геннадий Николаевич. Ребята убитый «утёс» с убитого танка сняли. Пришлось станину под него самим варивать. Не думал, что старые навыки помогут, но результат – вот он!
Игорь Прокопьевич. Это не с тех танков, что по железной дороге нам Порошенко с Турчиновым подогнали?
Геннадий Николаевич. Так точно, с них родимых, которые нас с тобой расстреливать прибыли. Не рассчитали вот только на такую ротацию… в стан врага попасть. Теперь пусть не обижаются, против них этот «металлолом» направлен будет. Отремонтируем сначала, конечно. С БТРа, что ездить уже никогда не сможет, тоже спецы КПВТ сняли.
Игорь Прокопьевич. Что сняли?
Геннадий Николаевич. КПВТ – крупнокалиберный пулемет Владимирова. Там калибр 14,5 – покрупнее утёсовского – 12, 7 будет. Но «Утёс» легче, удобнее в бою, поэтому решил на наш блокпост его определить.
Геннадий Николаевич протирает ветошью детали, ленту и начинает собирать пулемёт. Игорь Прокопьевич старается запомнить как и что делается.
Игорь Прокопьевич. Если честно, сосед, не думал, что увижу тебя на блокпосту.
Геннадий Николаевич. А чего так?
Игорь Прокопьевич. Божий ты человек. Церковный староста! В политику никогда не лез, на митинги – ни ногой, а тут раз – и в первых рядах. Учишь военным хитростям, обустраиваешь всё… Богомолец и коммунист старой закалки вдруг в одном окопе оказались! Вопросов лишних не задаю, но возникают они, сам понимаешь.
Николай, Данила и ещё двое ребят в камуфляже приносят пулемётные ленты и цинки с патронами, кладут на сбитый из тёса стол. Ополченцы наблюдают за сборкой пулемёта, вслушиваясь в беседу отцов двух семейств.
Геннадий Николаевич. Военное дело – это моё прошлое. В служивое время – в горячие точки не раз посылали. Звёзд нахватался – будь здоров! И на погоны, и поверх кителя упали… и на теле с десяток звездных отметин имеется. Хромаю до сих пор на погоду… А вот как демобилизовался – все свои звёзды на один единственный крест с распятием поменял. Грехи отмаливаю да Господа благодарю за то, что жив остался… Старостой на приходе люди выбрали, доверие значит оказали. Отцу Ермолаю храм обустраивать помогаю. Детей вот поздновато с женой народили, но, ничего, растут пострелята…
Игорь Прокопьевич. Даже не догадывался, что ты из военных будешь.
Геннадий Николаевич. Не для того на старости лет хату подальше от суеты городской покупал, чтобы прошлыми «командировками» хвастать. Но суета эта, как видишь, и здесь меня нашла. Значит, воля Господа на то была, чтобы спец военный в нужное время в нужном месте под рукой оказался.
Игорь Прокопьевич. М-да-а… Я тоже признаться хочу: сил у меня уже не было в шахту спускаться да на-гора антрацит поднимать. Хотел рассчитываться по состоянию здоровья, а тут такое… И снова не до здоровья. Был Прокопыч – стал Окопыч. Хм-м… Но постоять за Русь, за веру – святое дело! Хоть я и неверующий.
Геннадий Николаевич. Не зарекайся, Окопыч дорогой, на войне неверующих не бывает. Она, проклятая, и меня к Богу оборотила.
Игорь Прокопьевич. М-да-а… Поживём – увидим. Ты лучше скажи, что с семьёй решил? Шестеро детей всё же!
Геннадий Николаевич собрал пулемёт, установив на сбитом из тёса столе.
Геннадий Николаевич (Николаю). Давай сюда цинк. Вот так… Да не так, а вот так. По стрелке. Понял? Всё, можно работать. Позже пристреляем. Данила, лишнее отнеси пока в тайник.
Данила забирает цинк и ленту, освобождая стол, и идёт прятать.
Геннадий Николаевич (Игорю Прокопьевичу). А семью свою буду отправлять на днях в Новошахтинск. Батюшка Ермолай хлопотал за нас – Шахтинская епархия обещала приютить. Иначе – свяжут меня по рукам и ногам здесь. Буду только о их безопасности думать.
Через площадь на блокпост идёт Татьяна. Одета она в светлое удлинённое платье, волосы убраны под небольшую косынку. У неё в руках – эмалированная миска, накрытая полотенцем.
Игорь Прокопьевич. О! Вон и старшая твоя к нам с чем-то вкусным спешит.
Геннадий Николаевич. Угу. Обещали дети с утра ополченцев пирожками с клубникой побаловать.
Подходит Татьяна.
Татьяна. Вот, нажарили для защитников наших. Ешьте, пока горячие. А где все?
Геннадий Николаевич. Вроде все в сборе. Или тебя кто-то конкретный интересует?
Татьяна. Нет-нет. Вы кушайте, кушайте, на здоровье!
Несмотря на заверение, девушка продолжает искать кого-то глазами. Появляется Данила. Увидев его, она сразу успокаивается. Данила, увидев Татьяну и угощение, кивает ей и идёт к умывальнику мыть руки. Остальные, обжигаясь, хватают по пирожку и скрываются за углом остановки.
Игорь Прокопьевич. Спасибо, хозяюшка.
Николай. А запить такую вкуснятину есть чем?
Татьяна растерянно всплеснула руками, но Данила спешит её выручить.
Данила. В кастрюле клубничный компот… Мама Вера утром приносила, ругалась только, что мы клубнику не собираем. Недовольна, что автобус перестал ходить. Требовала, чтобы мы её, хоть на танке, но в город доставили.
Игорь Прокопьевич (усмехается). Кому что, а маме Вере – клубника. Подумаешь, война.
Данила. Что-то СУшки украинские разлетались. Круги всё наматывают. Пикируют, крылышками машут…
Татьяна. Но не стреляют же, и слава Богу.
Геннадий Николаевич. Молись, дочка, молись, чтоб не стреляли… Негоже братьям воевать друг с другом. Душа болит, спасу нет. Сколько раз видел, как из ничего костры войны разгорались… (Пауза.) Но и то видел, как промедление – к досадному поражению приводило. Потому и спешу оборону выстроить. Будет мир – разобрать недолго. (Пауза.) Не пущу на свою землю бандеровских нехристей!
Кто-то из ополченцев за столом сидит перед собранным пулемётом, кто-то на лавочку присел, кто-то продолжает следить за дорогой. В это время на дороге появляется заплаканная беременная Марина. Она бежит на блокпост, держа смартфон в вытянутой руке.
Игорь Прокопьевич. Мариночка, родная, что случилось? Да тише ты, тише беги… кабы не упала… О дите подумай!
Марина (запыхавшись). Игорь Прокопыч! Игорь Прокопыч…
Игорь Прокопьевич. Ну, что там такое стряслось?
Марина (всхлипывая). Я на Крутую гору нашу бегала. Там связь лучше ловит. Дозвонилась я до Романа. Да лучше бы, наверное, и не дозванивалась… Беда у нас.
Марина заливается слезами, не в силах больше говорить. Игорь Прокопьевич усаживает её рядом с собой, обнимает. Невестка прильнула к его груди, всхлипывает, не может никак успокоиться.
Игорь Прокопьевич. Данилушка, а ну… дуй за матерью. Хватит ей над огородом чахнуть. В чём есть, в том пусть и бежит.
Сын выполняет просьбу отца. Геннадий Николаевич открыл аптечку, накапал успокоительных капель в маленький пластиковый стаканчик, уверенным движением поднял голову Марины, заставил проглотить лекарство. Она с благодарностью посмотрела на него и притихла.
Игорь Прокопьевич. Ну, девочка-припевочка, невестушка моя дорогая, успокоилась? Рассказывай теперь, что за беда в телефоне твоём поселилась.
Марина. Да если бы в телефоне только… Роман… Он сказал, чтобы я в Киев собиралась, а если не приеду, то он меня больше знать не захочет…
Игорь Прокопьевич. Ну что же тут удивительного? Муж законный хочет, чтобы жена рядом была, кушать ему готовила, вместе гуляли бы по вечерам…
Марина. Это в Киеве гулять? Они нам АТО объявили, а я поеду после этого в Киев?
Игорь Прокопьевич. Ну не Роман же АТО объявлял. В Киеве много хороших людей живёт, которым, как и нам, не нравится происходящее. Найдёшь себе подружек там.
Марина. Ни за что! Его братья здесь? Здесь. Вот пусть и он едет Донбасс защищать!
Игорь Прокопьевич. Ну-ну-ну… Слава Богу, есть кому подумать о Донбассе. А тебе в твоём положении о сыне нужно думать. У малыша отец должен быть. И не в свидетельстве о рождении, а рядом. Понимаешь? Для маленького мальчика знаешь как важно, чтобы папа на шею его посадил и шёл с ним по улице, чтобы костёр научил правильно разжигать, чтобы на рыбалку с ним ходил. Эх, девочка-припевочка, не рубила бы ты с плеча, собиралась бы в Киев…
Пришли мама Вера с Данилой. Сын усадил запыхавшуюся от бега маму за стол, налил в пластиковый стакан компот. Она сделала пару глотков и продолжила вслушиваться в разговор мужа с невесткой на сносях.
Марина. Не могу. Не знала, что это так принципиально для меня станет. Роман с ними, со всеми этими бандеровцами связался. А у меня прадед от рук бандеровцев погиб. Понимаете? Как я могу с ними дружбу водить? И ещё… Роман просил не говорить вам… но… в общем, его из университета выгнали, в любой момент могут мобилизовать… А он всё равно не хочет домой возвращаться.
Игорь Прокопьевич. Вот засранец… И молчал… Из последних сил за учёбу платил. Да-а… плохие это новости, плохущие-преплохущие… но всё же… не смертельные. Может, если ты рядом ним с малышом будешь, так не заберут его в армию? А? В конце концов подскажешь в чём-то, мозги в нужном направлении вправишь…
Марина. Ой, не знаю… Сердце он моё напополам разрывает, и всё тут…
Игорь Прокопьевич. Больше ничего не говорил? Нам с матерью ничего передать не просил?
Марина. Вам – нет. А вот братьям…
Игорь Прокопьевич. Что братьям?
Марина. Я не хочу это передавать…
Николай. Нет уж, говори.
Данила. Говори, раз просил. Мы оба здесь.
Марина. Может, не здесь? Наедине?..
Николай. Нет. Раз такой поворот пошёл, говори при всех.
Марина. Беда это! Я сказала ему, что братья его вместе с отцом в ополчение записались, и что я бы тоже записалась, если бы не пузо моё… А он – «Небратья они мне больше. А ты мне – не жена». Беда это, беда и есть… Вот теперь я всё сказала. К вам сразу побежала, как разговор прервался.
Она снова упала на грудь Игорю Прокопьевичу и разревелась.
Геннадий Николаевич. Не прав ты, Прокопыч, нельзя ей в Киев ехать. Обидеть её там могут. Но и здесь оставаться тоже нежелательно. Переговорю в отцом Ермолаем, с жёнушкой моей любимой – ненаглядной Екатериной. Пусть и Марина ваша едет в Россию с ними. Там родит нормально, без рисков дополнительных. Екатерина во всём поможет. Танюшка старшенькая – подружкой ей хорошей будет. Вынянчат тебе внука, а там, глядишь, и вернутся наши беженцы, когда мы всю эту фашистскую нечисть научим нашу правду уважать.
Татьяна удивляется. Она впервые слышит, что ей предстоит эвакуация в Россию.
Татьяна. Батюшка, прости, но я не поеду в Россию. Я тут, с тобой лучше останусь…
Геннадий Николаевич. И думать не моги. Небезопасно здесь оставаться.
Татьяна. Но вы же остаётесь… И не только мужчины, и женщины в ополчение записываются.
Геннадий Николаевич (сердится). Не время для разговоров. Дома обсудим, какие куклы ты с собой возьмёшь, а какие капризы раз и навсегда здесь оставишь. Прости меня пожалуйста… Девчонка же ещё совсем!
Даниле было не по себе слышать разговор отца с дочерью, он отвернулся от них и поднял глаза к небу и стал следить за полётом СУ-25, и вдруг схватился за голову.
Данила. Он что, выстрелил?!
Геннадий Николаевич проследил за взглядом Данилы и тоже схватился за голову.
Геннадий Николаевич. Так точно, выстрелил…
Николай и Татьяна (хором). Кто он?
Данила. СУшка. Три ракеты выпустил. Или больше… Далеко отсюда. Плохо видно. Неужели в Луганске?
Геннадий Николаевич. Не ошибаешься. В Луганске разрядился. Гадёныш такой.
Игорь Прокопьевич. Николай, Данила – берите машину и дуйте в город. Может, помощь нужна… Но недолго, возвращайтесь с подробностями.
Геннадий Николаевич. Я – с ребятами. Дела у меня в «избушке». И так здесь у вас задержался. Всем привет. Я уехал. Татьяна – домой!!! Чтобы я за тебя хоть не переживал.
Татьяна. Да, папа… иду…
Картина 4
2 июня 2014 года, вечер
Татьяна выходит за калитку своего двора. Она в том же наряде, что была два года назад: светлое в мелкий цветочек платье и батистовый белый шарф. Светло-русая коса ниспадает с её плеча до самой талии. С тревогой вглядывается она в закат… На дороге появляется Данила в камуфляже.
Татьяна. Не забыл, значит, о нашем договоре?
Данила. Ну, что ты… Как я мог забыть? Наоборот, боялся, что ты забудешь о свидании, назначенном аж два года назад!
Татьяна. Как видишь, помню. Оно могло и не состояться, ведь тебя могли не отпустить.
Данила. Могли, но, как видишь, отпустили. Переодеться вот только не успел, чтобы предстать перед тобой таким, каким был раньше. Боюсь, события этой весны нас всех сильно изменили. После второго мая в Одессе, после авиаудара по центру Луганска – назад дороги нет. Я за один только сегодняшний день сильно изменился. Прости, если слово, данное тебе два года назад, не сдержал.
Татьяна. Не говори так. Ты такой же, каким был раньше, ты милый Данилушка с добрым, отзывчивым сердцем. А события… Да, мы не можем оставаться равнодушными к тому, что происходит вокруг нас, иначе мы бы не были самими собой. Мы вынуждены надевать на сердце броню и действовать.
Данила. Моя Наташа Ростова, моя Алёнушка из сказки – мудрая, добрая, всё понимающая Татьяна – передо мной. Спасибо, что осталась такой же чистой и светлой, какая и была.
Данила встаёт на колено, берёт руку Татьяны в свою и подносит к губам кончики её пальцев.
Татьяна. Что ты делаешь?! Встань сейчас же! Нас могут увидеть!
Данила. Пусть видят. Тань, Танечка моя дорогая, будь моей невестой.
Татьяна. Невестой? Ты сказал невестой?
Данила. Пока невестой, а чуть позже, когда ты вернёшься из Новошахтинска, и женой законной.
Татьяна. Ах вот оно что! Ну, что же, если папенька с маменькой благословят, то я с радостью стану твоей невестой.
Данила вскакивает на ноги и обнимает девушку.
Татьяна. Только… Подожди, Данилушка, я должна тебе сказать. Я решила, что не поеду с матушкой и детьми в Новошахтинск. Я останусь здесь, с тобой и отцом. Я теперь совершеннолетняя, могу сама принимать решение.
Данила. Только не это… Ты должна ехать! Так будет лучше для всех. И матери поможешь с детьми в дороге, и отцу так спокойнее будет.
Татьяна. А тебе? Тебе тоже будет легче не видеть меня?
Данила. Не видеть тебя – тяжелее. Но думать легче, что ты в безопасности.
Татьяна. Может, тогда и ты поедешь с нами в Россию? Мне тоже будет спокойнее, если ты будешь в безопасности. (Испугавшись того, что вырвалось на словах.) Прости…
Данила. Сама ведь не веришь в то, что говоришь. Я – мужчина, я нужен здесь. Не спорь. Твой отец сказал, что после этого авиаудара, миром уже ничего разрешится. Война будет, понимаешь? Все эти русофобы, все эти нацики со всей Украины приедут сюда нас убивать.
Татьяна. Но Россия же своих не бросает?! Она же заступится?
Данила. Она заступится, конечно! Всё у нас будет хорошо! Но… женщин и детей лучше эвакуировать из Донбасса.
Татьяна. Хорошо, ради тебя, ради родных… я не буду спорить. Я поеду в Новошахтинск, помогу матери с детьми устроиться на новом месте, но (!) я не обещаю, что смогу надолго покинуть родной дом.
Данила качает головой.
Данила. Как же тяжело на душе…
Татьяна. А кому 2 июня 2014 года может быть легко? Скорбь застыла в глазах миллионов русских людей!
Они ещё долго стояли в обнимку. На небе всё ярче разгорались звёзды.
Картина 5
Ремонт маскировочной сетки
Проходит какое-то время. В отличие от полуразрушенного соседского дома, дом Куликовых не пострадал от обстрелов. Беседка во дворе дома накрыта маскировочной сеткой, пробоины в сети латают Татьяна в камуфляже и мама Вера в домашнем платье и фартуке.
Мама Вера. И надо оно тебе этим заниматься? Стрелять да «дрань» всякую ремонтировать?
Татьяна. Так и вы эту «дрань» рядом стоите и латаете! Куда деваться, если нужно?
Мама Вера. Меня никто это делать не заставлял. Сейчас вот брошу и пойду отдыхать.
Татьяна. Вот и идите отдыхайте, тётя Вера, а я сама потихоньку с этой «кикиморой» справлюсь.
Мама Вера. Да как уйти, когда дитю такую работину огромную поручили? Кикимора… Придумают же… (Пауза.) Что же ты, девка, не усидела в России? Там же не стреляют, свет и вода есть круглосуточно!
Татьяна. Пожалейте хоть вы меня, тётя Вера! Все меня ругают, что вернулась, что без спроса в военкомат пошла. Ну, поймите хоть вы меня – значит, по другому не могла поступить. Я – дочь полковника всё-таки.
Мама Вера. Да разве свои мозги вам, молодым, вставишь? Всё одно по-своему делаете. А того понять не хотите, что жизнь – она одна! Её беречь нужно. Ты вот лучше скажи, ямочки на щёчках у Верочки моей видела? У всех трёх моих сыночков в детстве такие ямочки были.
Татьяна. Я же её видела, когда она только родилась… Личико у неё красное такое, сморщенное было, но она у вас точно красавица-раскрасавица будет! А ямочки… Наверное были, а может, будут ещё, когда щёчки наест.
Мама Вера. Ах, как хорошо говоришь! Хоть бы глазком её увидеть. Вы-то с Данилой ещё не скоро меня внуками осчастливите, раз с автоматами бегать надумали…
Татьяна. Ну… Там видно будет. Тётя Вера, я наверх полезу, а вы, пожалуйста, придержите вот здесь, чтобы я не запуталась.
Мама Вера. Та да, сейчас. Иду-иду.
Мама Вера делает узелок и отрезает суровую нить на цыганской игле. Иглу втыкает в фартук и подходит к Татьяне. Оттянув маскировочную сеть, она освобождает садовую лестницу, по которой Татьяна тут же забирается на крышу беседки и вытягивается там стройной грациозной статуэткой.
Татьяна (в восхищении). Господи Всемилостивый! Красота-то какая! Сады кругом, фрукты на деревьях зреют… Речка течет. Ивы к ней склонились, как будто воду из неё ветвями пьют. А облако какое на горизонте! На танцующую балерину похоже.
Девушка, подражая балерине, тоже встала на носочки, грациозно подняла руки и одной ногой стала отбивать па.
Мама Вера. Эй, вы там, наверху! Осторожнее!
Взгляд девушки падает на собственный разбитый снарядом дом и перестаёт танцевать.
Татьяна. А мы всё дураки воюем… Вон сколько домов разрушено! Отсюда хорошо видно.
От досады она топает ногой. Во двор заходит Игорь Прокопьевич.
Игорь Прокопьевич. Красавица, голова ещё не прострелена? Странно. Снайпера, наверное, просто засмотрелись в оптические прицелы, забыли как на курок нажимать.
Татьяна. О-ох! Испугали, Игорь «Окопыч». Не видела как пришли.
Татьяна тут же садится на корточки.
Татьяна. А разве досюда снайпера достанут?
Игорь Прокопьевич. С той стороны, пожалуй, далековато будет для снайперской винтовки. А про миномёты, а про ДРГ забыла?
Татьяна. В такой глуши диверсионные группы? Да что им здесь делать?
Игорь Прокопьевич. А про стратегический объект помним, возле которого курить строго запрещено?
Мама Вера тяжело вздыхает, находит пробоину в сетке пониже и продолжает штопку.
Татьяна (выглядывая с крыши). Да, вы правы. Не дай Бог кто пронюхает. И ещё у нас склад химикатов за посёлком расположен. Там селитры – куча.
Игорь Прокопьевич. Так точно. А ещё?
Татьяна. Ещё? Ещё – мост нужно охранять.
Игорь Прокопьевич. Вот-вот. Я ещё могу с десяток объектов назвать, которые можно отнести к стратегическим. Плюс – сам посёлок с людьми и инфраструктурой. Всё важно. Одна водонапорная башня чего стоит!
Татьяна. Да, водокачка для нас – это жизнь! Когда электричества не было – намучились к роднику бегать.
Игорь Прокопьевич. Вот то-то же! Долго тебе ещё нашу маскировку латать?
Татьяна. Не, последнюю прореху сейчас свяжу – и спускаюсь.
Мама Вера. Пойду, обед разогрею, остыл, наверное, пока мы тут возимся.
Татьяна. А Даня не придёт?
Игорь Прокопьевич. Нет, он с Николаем сегодня в полях дежурит. Ну, давай, спускайся уже. Я лестницу придержу.
Татьяна спускается на землю. Игорь Прокопьевич отставляет лестницу в сторону и они оба заходят в дом.
Действие 3
Картина 6
Роман на службе ВСУ
Лето 2015 года. Ночь. Роман при свете фонаря, в форме солдата ВСУ сидит в окопе рядом с открытой дверью в землянку и перебирает автомат. Подбегает «Сыч» в поисках Романа.
«Сыч». «Кулик!» Рядовой Куликов!
Роман. Я! Здесь я, внизу.
Роман не сразу поднимается на ноги и встаёт по стойке смирно. «Сыч» оценивающе рассматривает Романа.
«Сыч». «Горун» передал: в двадцать три заступить на второй участок.
Роман. Есть, заступить в двадцать три ноль-ноль на второй участок.
«Сыч». Ладно, «Кулик!», «молоток», вольно. Живи спокойно, хотя я и «старик», а ты «салага» необученный. (Пауза.) Не смотри, что я среди вас тут вроде как ночная птичка-невеличка, «Сыч» неприметный. Этот позывной мне в Киеве высокие люди дали, кое чему обучили, кое что поручили… Заметил, у нас с тобой у обоих пернатые позывные: «Сыч», «Кулик»? Если найдём общий язык, глядишь, и тебе найдётся дело поинтереснее, чем автомат чистить… (Пауза.) Чего молчаливый такой? На Майдане был в те, решающие дни?
Роман. Так точно.
«Сыч». Участие в борьбе с бандой грязного Яныка принимал?
Роман. Принимал.
«Сыч». Ну вот, уже большего заслуживаешь, чем остальные твоего призыва. Слава Украине!
Роман. Героям слава!
«Сыч». Вот то-то же! Никогда не расслабляйся, не смей ответ задерживать. Я на Донбассе за этот год всякого навидался. Местных сколько не учи родину любить, только больше ненавидят. Разве что под угрозой смерти гимн Украины заставить петь можно. Хм-м… Хотя, были случаи, что и не выживали… Не все конечно такие упёртые. Есть индивидуумы и посговорчивее. За пачку макарон готовы «гопак» плясать, соседей с потрохами сдать. А ты, кстати, откуда будешь? Из каких мест?
Роман. Отсюда.
«Сыч». То есть?
Роман. Дом мой родной в семи километрах отсюда стоит… Если ещё стоит после всех этих артобстрелов.
«Сыч». Ох, ничего себе… Вот это я спросил! Вот это ты ответил, пацан!
Роман. А что такого в моём ответе? В личном деле прописка указана.
«Сыч». Ну, может, и указана, вот только «Горун», видимо, неспроста меня тебя об этом спросить попросил. Сечёшь?
Роман. Что я должен сечь?
«Сыч». А то, что мы оба из этих мест! Оба говорим без «западенского» акцента. Что, и сейчас не просекаешь?
Роман. Нет, не просекаю. А ты откуда?
«Сыч». Сам я из Харькова, а вот бабуля у меня в Алчевске живёт. Я у неё всё детство провёл. Ладно, не буду загадками говорить. В общем, «Горун» ищет местных для спецгруппы.
Роман. Не-а, я в таких делах – не при делах! Наслышан о деятельности таких групп. Не гожусь я ни в разведчики, ни в диверсанты.
«Сыч». Вот как? А кто, по-твоему, годится? Рисковать своей шкурой всегда мало желающих находится. Но, видишь ли, есть методы убеждения, после которых люди с радостью бегут туда, куда им укажут… Ладно, я пока промолчу о тебе в штабе. Но, сам понимаешь, если спросят конкретно, придётся им передать твой ответ.
Роман пожимает плечами, показывая, что не заинтересован в продолжении разговора. «Сыч» смотрит на часы.
«Сыч». Так и запишем: неразговорчивый попался.
Роман. Не, «Сыч», всё нормально со мной. Просто настроение – убил бы любого, кто под руку попался.
«Сыч». Случилось что?
Роман. Да нет, просто жена ещё зимой должна была родить. Поругался я с ней из-за того, что в Киев ехать отказалась. В общем, разошлись как в море корабли… Не знаю даже родился там у меня кто или нет. Дом-то отчий рядом, а не наведаешься, чтобы хоть одним глазком глянуть.
«Сыч». Ну, вот и я о том же… Да-а-а-а. В общем, если дураком не будешь, может, и наведаешься. Да ещё и с подарками, такими, что будь здоров – мало не покажется! Громкими! (Пауза.) Не забыл? В двадцать три, чтоб на «двойке» был!
Роман. Есть, в двадцать три ноль-ноль быть на втором посту.
«Сыч» уходит. Роман смотрит ему вслед, затем садится и продолжает сборку автомата. Через какое-то время он нервно отбрасывает собранное оружие, закрывает лицо руками и раскачивается из стороны в сторону в беззвучном страдании.
Картина 7
Последние приготовления к «походу»
«Кулик» с «Сычом» в камуфляже сидят возле землянки. «Сыч» достаёт карту из планшета, раскладывает её на возвышенности, всматривается.
«Сыч». Надеюсь, ты понимаешь, чем рискуешь? На всякий случай сообщаю, мы в курсе, что у тебя ребёнок родился, что за женой скучаешь, хотя и говоришь, что вы расстались. Разведка наша всё выяснила: дочь у тебя. Зовут её Вера. Ей семь месяцев уже. Живёт она с мамочкой в доме священника, аж в российском Новошахтинске… Соседи говорят, что родилась она слабенькой, еле откачали. Видимо, мамочка нервничала много во время беременности, но сейчас уже в норму пришла, помпушкой розовощёкой стала. На папочку сбежавшего похожа. Достаточно?
Роман от волнения втягивает голову в плечи, сжимает кулаки, закрывает глаза. Сделав глубокие вдох и выдох, открывает глаза и отвечает «Сычу».
Роман. Достаточно. Я всё понял. Спасибо за информацию… Но… если честно… зря вы так.
«Сыч». Зря, говоришь? А вдруг захочешь к братьям и отцу переметнуться? Кстати, на них в СБУ давно полное досье собрано. Все до единого в твоей семье – «сепары-террористы».
Роман. Небратья они мне больше, я от них давно отказался. Ещё в четырнадцатом. И от жены, кстати, тоже…
«Сыч». Прости, но ты должен понимать, какие бы тебе хвалебные рекомендации киевские друзья не давали, мы должны подстраховаться. Если дёрнешься не в ту сторону – и жену и ребёнка в тот же день порешат. Усёк? У нас везде свои люди есть. Ну а наделаем «шороха», уберём «второго» – я первым тебе «слава героям!» прокричу, медаль на грудь повешу. А теперь давай твои местные соображения.
Роман снова с силой сжимает кулаки, мотает головой, справляясь с накатившими эмоциями, и только тогда сосредоточенно склоняется над картой.
Роман. Да что тут сложного? Я эти места хорошо знаю. Нам всего-то километр по «зеленке» пройти нужно. Выйдем прямо к полю с подсолнечником. Вот здесь. Не будут же они своё поле минировать. По нему и проберёмся к объекту номер один. После того, как заряд заложишь на водокачке, пройдём по балке к объекту номер два. Когда и третий «фейерверк» заложим, пойдём в посёлок. Там, как я уже говорил, мотоцикл у одного дедка в сарае стоит. Мы его выведем, по балке без шума проведём, а там – на дорогу выкатим и поедем спокойно в город. Если даже узнают меня, ничего страшного. Паспорта – с нами. Ну, приехали родных проведать, встречайте. Никто из местных не знает, что я в армию «загремел».
«Сыч». Складно «брешешь». Не вздумай только домой к себе привести. Делать тебе там нечего, а вот живыми мы оттуда точно не выйдем. А в городе тоже ориентируешься?
Роман. Не везде, но в центре сотни раз бывал. Да найдём мы твоего «химика». Связь же там восстановили – позвоним с «чистых» номеров, да и всё.
«Сыч». Ладно, «Кулик», не дрейфь. Сам на нервах. Выдвигаемся к «Горуну». Там план ещё раз повторишь, деньги, документы получаем, час на сборы и вперёд.
В это время трое «добробатов» возвращаются из соседней деревни. Из пакета с продуктами, выглядывают горлышки нескольких бутылок водки. Под руки они ведут двух женщин. Видно, что женщины недовольны происходящим, но перечить вооруженным людям не смеют. «Сыч» и «Кулик» собираются уходить, но их окликает один из подвыпивших военных.
«Бизон». Эй, братаны, а вы куда? У меня ж «днюха» сегодня. Банкет в землянке намечается, а вы как неродные. Во сколько всего вкусного наколядовал! (Именинник поднимает пакет с продуктами, демонстрируя его внушительность.) Приглашаю! И девочки в ассортименте…
«Сыч». В другой раз, «Бизон». С «днюхой» поздравляем, конечно, но нам сегодня в путь. Вернёмся – отметим.
«Бизон». Замётано, братан. Давайте, сделайте там «салют» во славу Украины!
«Сыч». Будь сделано! Счастливо погулять!
«Сыч» и «Кулик» скрываются из виду.
Подвыпившие «добробаты» заводят женщин в землянку. Оттуда раздаются возгласы.
«Бизон». Не, а чего это вы тут жмётесь? Проходите.
Женщина1. Ребята, ну не надо…
Добробат. Та мы ничего ещё не делаем. Вы на стол накрывайте. Во-о-о! Га-га-га!
Женщина2. Ой, ну что вы делаете? А-а-а-а!
«Бизон». «Сепаров» «сепаратим»… Вы ж в референдуме участвовали?
Женщина1. Ой, вы что?! Нигде мы не участвовали. Ай…
Добробат. Не врите мне! Всей деревней ходили голосовать. Ваша председательша участка перед смертью призналась… Га-га-га! Наливай! Не, так дело не пойдёт. Всем по полной наливай! Во-о-о!
«Бизон». Гимн петь готова?
Женщина1. Нет, не готова…
«Бизон». Давай! Будешь тут выкобеливаться. Не таких уламывали.
Женщина1. «Ще не вмерла Украина»…
Добробат. Не, ну кто так поёт? Так тараканы пищат, когда их давят.
«Бизон». Давайте хором. Ну?
Женщины (вместе). «Ще не вмерла Украина»…
Добробат. Во-о-о! Наливай, чего ждёшь? Во-о-о! А то никак не распоёмся… Сейчас, сейчас. О, как хорошо пошло. Да не пихайся. Руки отпусти. Во-о-о! Красавица ты моя… А теперь пой. Одна пой. А ты учись…
Женщина2 (плачущим, страдальческим голосом). «Ще не вмерла Украина»…
Картина 8
Диверсанты в действии
«Кулик» с «Сычом» в гражданской одежде идут по «зелёнке» (по партеру). За спиной «Кулика» – внушительных размеров рюкзак со взрывчаткой. «Сыч» идёт налегке с миноискателем в руках.
«Сыч». Нервишки что-то пошаливают. Боюсь растяжку пропустить. Далеко ещё?
Роман. Как на бугор поднимемся, поле в прямой видимости будет.
«Сыч». Это хорошо… (Пауза.) Ты мне честно скажи, я могу на тебя положиться? Не бросишь, если что?
Роман. Не доверяешь?
«Сыч». Доверяю. На душе просто… как-то не спокойно.
Роман. Да всё в порядке, «Сыч». Ежевика…
«Сыч». Что?!
Роман. Ежевика, говорю, поспела. Вон её сколько! Ешь – не хочу.
«Сыч». Не вздумай за ней в заросли лезть. Ягод ему захотелось… Строго за мной следуй.
Роман. Да следую я, следую.
«Сыч». Стоп!
Оба диверсанта замирают на месте.
Роман. Что там?
«Сыч». Металл прямо по курсу. Справа обходим. След в след иди за мной.
Роман. Да иду я, иду…
Неподалёку от водокачки расположилось подразделение Николая Куликова. Окопы вырыты за первыми рядами подсолнухов. И маскировка неплохая, и лесополосу хорошо видно. Ребята отдыхают, шутят.
Ополченец. Ну шо, братаны, если вы Куликовы, а мы нет, то мы вам шо, не братаны, получается?
Николай. Получается, что всё равно братаны, хоть ты и Карпов, а он Мироненко… Не доставай только, рыбий брат. Знаю я тебя.
Ополченец. Значит, я рыбий брат птичьему брату? Ну, тут склеить логику как-то ещё можно. Оба к одному болоту прикипели. А вот Мироненко никаким боком к нашему болотному семейству не относится.
Николай. Ещё как относится! Его корень «мир» любому болоту нужен, как воздух. Хотя, карпам в воде он, может, и не нужен… А раз не нужен, так сиди там, «Карп», в глубине у коряги и молчи, как рыбы молчат и воду не мути нам всем тут.
Данила. Брат, не брат, а всё равно все мы братья во Христе.
Ополченец. Скучно с вами. Пошёл я от вас.
Николай. Куда это ты пошёл… из подводной лодки?
Ополченец. Карпы, хоть и братья куликам, а без воды не могут. Воды можно пойти напиться или каждый раз, когда отойти надо, объяснять нужно?
Николай. Сидеть! (Достаёт из разгрузки бутылку с водой.) Абсолютно точно. Каждый раз, когда тебе куда приспичит, отчитаться командиру подразделения должен, а воду при себе держать просто обязан. Стоп. А это ещё что за грибы в нашем лесу выросли?
Данила. Какие грибы? Где?
Николай. Да вон, двое в штатском. К водонапорной башне идут.
Данила. Ага, вижу.
Николай. Ну что, слетать по-быстрому, документы проверить? Откуда здесь чужаки могут взяться?
Данила. Из леса, вестимо. А за лесом у нас плантации «укропа» некошеного располагаются.
Ополченец. Вот именно. ДРГ?
Николай. Всё может быть. Стоп, один гриб мне что-то сильно кулика блудного напоминает. Сейчас рассмотрим. (Достаёт бинокль.) Так и есть. Роман это.
Данила. Неужели возвращение блудного небрата дождались?
Командир подразделения Николай поднял руку, что означало для подчинённых «внимание».
Ополченец. Будем брать?
Николай. Отставить.
Данила. Странно. Что этот киевский небрат здесь делает?
Николай. А вот это я и предлагаю выяснить. Мешать им пока не будем. Понаблюдаем за их дальнейшими действиями. Оптику убрать, чтобы не блестела. Маскируемся по полной.
«Сыч» и Роман подходят к водонапорной башне. «Сыч» достаёт отмычку, открывает дверь. (Видны двигатели и трубы.) «Сыч» достаёт из рюкзака «Кулика» пакет и приступает к минированию оборудования. Роман стоит у него за спиной. Ему не нравится то, что делает «Сыч». Он решается оглушить диверсанта, замахивается для удара, но духу не хватает довести затеянное до конца. От обиды потрясает в воздухе сжатыми кулаками. «Сыч» чувствует неладное за спиной и резко оборачивается. Роман старается казаться равнодушным.
«Сыч». Что за нездоровая «движуха» за моей спиной? «Кулик», ты чего?
Роман. Я чего? Я – ничего. Стою, жду.
«Сыч». Встань с другой стороны, чтобы я тебя видел.
Роман. Там свет буду загораживать.
«Сыч». Ничего. Я уже практически всё сделал. Остаётся таймер подключить. Заряд такой, что всё здесь на воздух взлетит!
Роман. Думаешь, я этому рад?
«Сыч». А что не так?
Роман. Слушай, я всё-таки здесь вырос. Жалко людей. Без воды три посёлка останутся. Воды подземные в этих местах очень глубоко пролегают, поэтому мало у кого скважины пробурены. К реке за водой разве находишься? А там ещё и снайперы наши…
«Сыч». На то и расчёт, что к родникам «сепары» потянутся, а там их «чик-чирик» из винторезов – и в дамки.
Роман. За что?
«Сыч». А чтобы Украину любили! (Пауза.) Всё-таки не нравишься ты мне… Глянь лучше, снаружи никого нет?
Роман выглядывает из водокачки и… лицом к лицу сталкивается с Николаем со вскинутым автоматом в руках. Он наблюдал за действием диверсантов через щель. Роман опешил. Небратья смотрят друг на друга в упор.
«Сыч». Так что там, снаружи?
Николай прижимает палец к губам, призывая Романа молчать о нём.
Роман. Никого. Всё спокойно. Птички поют. Красиво так!
«Сыч». Птички, говоришь? Это хорошо. Лишь бы не «кулики» твои «сепарские».
«Сыч», ухмыляясь, достаёт пистолет с глушителем и направляет его в спину Роману. Николай видит это в щель дверного проёма, хватает Романа за грудки и с силой бросает на землю. Сверху раздаётся автоматная очередь. Орущего «Сыча» отбрасывает назад, пистолет выпадает из его руки. Данила через окно врывается внутрь башни. Николай помогает Роману подняться на ноги. Скула его обагрена кровью, нога отказывается ходить. «Сыч» жив. Его кладут на старое покрывало.
«Сыч». Ненавижу русских! У-у-у-у.
Данила (перевязывает «Сыча»). А ты сам не русский, что ли?
«Сыч». Ненавижу «сепаров»! Ай, больно!
Данила. Не ори, побереги силы. Себя ты ненавидишь. Се-бя! Понял, сволочь?
«Сыч» продолжает стонать. Ополченец осматривает взрывное устройство. Ему удаётся отключить таймер.
Николай. Фух, молодец. Цены тебе нет, «Карп»! Человечище! А говорил, что рыба… Этого – огородами к «Окопычу» несём. «Скорую» – туда же вызовем. «Карп» – охранять взрывчатку. О случившемся – никому ни слова! Понятно?
Ополченец и Данила. Так точно.
Данила с Николаем несут носилки с раненым «Сычом». Роман, прихрамывая, плетётся за ними.
Картина 9
Три «фейерверка»
Из дома выходят Игорь Прокопьевич, мама Вера и Татьяна.
Татьяна оборачивается на шум шагов. За ней – остальные. Николай с Данилой несут раненого. За ними следом с опущенной головой плетётся Роман.
Мама Вера. Роман! Сыночек! Ромушка мой родной!
Она бросается к нему на грудь, целует, обнимает. Роман улыбается ей, но опускает глаза вниз. Отец, видя это, хмурится. Братья опускают носилки около беседки. Раненый хочет что-то сказать, но силы оставляют его, он теряет сознание. Татьяна бросается к нему, проверяет пульс, склоняется, чтобы делать искусственное дыхание. Данила отстраняет её и делает искусственное дыхание сам. «Сыч» приходит в себя.
Николай (родителям). Скорая уже подъезжает. Ну а вы пока принимайте «укроповского» несына. Надеюсь, у него хватит ума вреда никому не причинить.
Игорь Прокопьевич. Ну, с этим понятно (кивает в сторону Романа). Наши все целы?
Николай. Всё в порядке. Выследили вот группу диверсантов. Водонапорную башню минировали.
Татьяна. Ого! А мы с «Окопычем» только о такой возможности говорили. Вы же как раз водокачку и назвали…
Игорь Прокопьевич. Мы только предполагали, а они в это время, видать, уже планировали. Ну а этого диверсанта чего пожалели? (Кивает в сторону Романа.) Всадили бы в него обойму за предательство.
Николай. Не было такой необходимости, вот и не всадили. Подожди, отец, выводы делать. Там не всё так однозначно.
До мамы Веры начало доходить, что Роман – один из задержанных диверсантов.
Мама Вера. Роман, сын… Да как же ты мог? Ты хотел без воды всех нас оставить? Да неужели же отца с матерью не жалко? А соседей? Да как же это возможно? Мне кто-нибудь здесь объяснит?
Игорь Прокопьевич. Вера, успокойся, родная. Татьяна, уведи её в дом. Накапай там валерианы, пустырника… всё, что найдёшь. А здесь нам, видать, серьёзный мужской разговор предстоит.
Татьяна уводит маму Веру. Слышатся звуки сирены. Во двор заходят военврач, медсестра и Геннадий Николаевич в военной форме. Врач осматривает раненного, медсестра делает уколы. Роман стоит там же. Военные отходят в сторону. Николай что-то тихо им рассказывает. Он указывает рукой в сторону Романа, показывает, как Роман пытался сзади напасть на диверсанта, как тот обернулся и что произошло дальше. Геннадий Николаевич трижды крестится и ободряюще похлопывает Игоря Прокопьевича по плечу.
Врач (громко, чтобы все слышали). Всё, мы что могли – сделали. Состояние критическое, но не безнадёжное. Крови много потерял. Нужно срочно в больницу везти.
Геннадий Николаевич. Да-да, везите. Только так, чтобы никто его не видел, мы людей из МГБ на охрану поставим. До распоряжений «Первого» – полная секретность.
Раненого несут в машину «скорой помощи», врачи и раненый уезжают. Роман стоит в недоумении: его сосед-богомол – полковник. Его забитая дочь – в камуфляже, с автоматом выходит из его родного дома. Братья стараются не смотреть в сторону Романа.
Геннадий Николаевич. Роман! Иди сюда. (Роман подходит). Сам понимаешь, тобой обязательно займутся люди из госбезопасности республики. Не бойся, но и сам не плошай. От твоих ответов будет зависеть твоё будущее. Мне картина уже более-менее стала понятной, кроме того, чего мы знать не можем. Вкратце, чтобы никто больше не пострадал, расскажи о целях операции. Ничего больше не успели заминировать?
Роман. Нет. Это был объект номер один.
Геннадий Николаевич. Если был номер один, значит, намечались и другие объекты для минирования?
Роман. Да. И не только для минирования.
Геннадий Николаевич. Что ещё?
Роман. Устранение ваших лидеров.
Геннадий Николаевич. Не многовато ли для двух человек?
Роман. Вы не понимаете! Есть и другие. Они уже здесь, а есть такие, которые внедрены в ваши структуры.
Геннадий Николаевич. Вот как? И ты знаешь кто они?
Роман. Нет. Меня впервые включили в группу и только потому, что я местный. Ориентируюсь лучше. Информация вся – у «Сыча» в голове. Здесь мы должны были три «фейерверка» устроить, добраться до города и «залечь на дно». В городе мы должны были найти какого-то «химика» и в его распоряжение поступить. Но кто он – честное слово – я не знаю. «Сыч» телефон в памяти держит.
Игорь Прокопьевич. Можно мне один вопрос ему задать?
Геннадий Николаевич согласно кивает.
Игорь Прокопьевич. Ты же мог отказаться. Почему согласился?
Роман. У меня не было выбора.
Игорь Прокопьевич. Неправда. Выбор всегда есть, если даже приходится жертвовать собой.
Роман. Собой? Собой – да. Но они же под прицелом ещё и Марину с малышкой держат!
Игорь Прокопьевич. Что?! Что ты сказал?
Роман. Они мне в подробностях рассказали, где они живут сейчас и даже то, что о них говорят соседи. Если здесь что-то пойдёт не так, они их убьют. А ведь уже что-то пошло не так…
Игорь Прокопьевич. О, Господи! Спаси и сохрани! Верно ты говорил, Николаевич, что не бывает на войне неверующих. Господи, помоги им!
Геннадий Николаевич. Откуда они могут узнать, что что-то пошло не так?
Роман. Первый «фейерверк» должен громыхнуть в пятнадцать ноль-ноль. Второй – в семнадцать ноль-ноль. Третий – в девятнадцать ноль-ноль.
Геннадий Николаевич (смотрит на часы). Первый – уже через пятнадцать минут. Где? Водонапорная башня?
Роман. Да.
Геннадий Николаевич. Николай, бегите на пост и сделайте так, чтобы в пятнадцать ноль-ноль этот «фейерверк» состоялся. Устройте взрыв рядом с башней, только так, чтобы оборудование целым осталось. Насосы выключить. Пару дней потерпим без воды. Организуйте ещё, чтобы в интернет информация попала, что неизвестные диверсанты водокачку взорвали, людей без воды оставили.
Геннадий Николаевич (Роману). Знаешь, где вторая и третья диверсии состояться должны?
Роман. Да.
Геннадий Николаевич (Николаю). Тогда забирайте этого небрата с собой. В общем, вы приказ поняли, имитируйте взрывы точно по времени. А я тем временем постараюсь Марину с ребёнком обезопасить. Всё, действуем!
Ополченцы убегают вместе с Романом. Игорь Прокопьевич провожает Геннадия Николаевича и Татьяну за ворота и возвращается обратно. Оставшись один, он даёт выход напряжению: смешно разводит в стороны руки, хлопает себя по ногам и снова разводит руки, и снова хлопает себя по ногам… Раздаётся первый взрыв. Мужчина смотрит на зарево.
Игорь Прокопьевич. Может, не всё ещё потеряно? А, люди?! Да что люди… Господи, если Ты есть на самом деле! Помоги Роману, помоги детям и внукам моим! Помоги Донбассу!
Он поднимает руки к голове, смыкает локти, закрывая лицо, и долго стоит так, абсолютно недвижим. Раздаётся второй, а через время и третий взрывы.
Постепенно насыщенный событиями день уступает место звёздной ночи.
Картина 10
Эпилог. Снова вместе
Утреннее солнце будит местных пичужек. Они устраивают во дворе Куликовых целый гвалт, но и стихают, когда во двор заходят трое братьев: Николай, Роман и Данила, одетые в гражданское. К ним навстречу устремляется мама Вера. Она, как та ранняя пташка, уже успела в огороде нарвать зелени. Братья обнимают мать.
Мама Вера. Красавцы мои ненаглядные! Как я рада вас видеть всех вместе. И не в армейском… Как будто мир уже наступил.
Николай. Мамочка, а помнишь нашу частушку? Хочешь мы её все вместе для тебя споём? Как в детстве.
Мама Вера. Да уж порадуйте старую мать. А то всё небратья да небратья. Нет уж – братья вы родные! Как есть, трёх сыночков родила, выкохала, на ноги поставила. Уж будьте любезны добрыми и честными людьми быть.
Роман. Будем, мама, обязательно будем.
(Три брата хором поют.)
Коля, Даня и Роман –
Каждый каждому братан.
Младший, средний, старший брат
Помогать друг другу рад.
Во двор заходит Геннадий Николаевич.
Геннадий Николаевич. Все на месте? Отлично. Хорошо поёте! М-да-а… Только вот не все дела ещё успели утрясти. Роман, отойдём в сторонку, пошепчемся.
Роман с Геннадием Николаевичем делают несколько шагов вперёд.
Геннадий Николаевич. Ну что, как прошло вчера?
Роман. «Горуну» дозвонился. Сказал, что «Сыча» задело осколком на последнем фейерверке, что он серьёзно ранен, что его надо в больницу везти, иначе не выживет.
Геннадий Николаевич. Ну и?
Роман. В больницу обращаться запретил.
Геннадий Николаевич. Вот как? Водится у нацистов воих на поле боя бросать.
Роман. А «Сыч» будет жить?
Геннадий Николаевич. Да. Угроза жизни миновала. Он неплохо себя чувствует. Что ещё говорил «Горун»?
Роман. Благодарил за «фейерверки». Сказал, чтобы я снял квартиру в Луганске и затаился. «Химик» сам свяжется со мной, когда обстановка успокоится.
Геннадий Николаевич. Понятно. Квартиру поможем снять. Соседями – наши люди будут. Если «Химик» выйдет на связь, соглашайся на него работать. Потянем за ниточку, глядишь, и весь клубок диверсионный размотаем. Не жалеешь, что по эту сторону служить начинаешь?
Роман. Никак нет. Сил у меня уже не было на мародёрство смотреть. Бандитизм и разгулы сплошные в ВСУ. За малым фашистский крест на плече не выкололи. Один раз вывернулся, но всё равно бы заставили. А вот как в ЛНР попал, так и понял: здесь всё родное! Как было всегда. Воздух – во сто крат чище и слаще. Свободу полной грудью вдыхаешь и дышать ею хочется. Даже если бы в тюрьму попал – чувствовал бы себя самым свободным человеком на свете! Не знаю, как сложатся дела дальше, но клубок этот помогу раскрутить до конца. Ну а если погибну, знаю, не оставите мою семью без помощи.
Геннадий Николаевич. Не переживай, всё будет хорошо. Пошли ко всем.
Роман. Геннадий Николаевич, вы простите меня за то, что раньше смеялся над вами. Признаюсь, как только не называл вас и вашу дочь за глаза. Теперь вижу насколько ошибался.
Геннадий Николаевич. Бог простит, а я давно уже простил. Все когда-то взрослеют и по-другому начинают смотреть на жизнь. Тебе желаю отныне смотреть на жизнь глазами мудрого человека.
Роман. Спасибо Вам за всё! Кажется… машина едет?
Геннадий Николаевич. Так и есть. Праздник родители решили для «блудного сына» устроить. Пошли встречать.
Во двор дома Куликовых входят Игорь Прокопьевич, обвешанный сумками с продуктами, за ним с тортом идёт Татьяна. Братья подхватывают сумки, относят в дом и возвращаются обратно. Появляется Марина с малышкой на руках. Вещи ей помогает нести родственница Наташа. Родные впервые видят малышку. Роман подбегает первым и замирает в восхищении. Осторожно целует Марину. Прикасается к ручке дочери. Увидев, что малышка его не боится, обнимает обоих. Данила идёт к Татьяне, Николай рад приветствовать Наташу. С полотенцем в руках из дома выбегает баба Вера и спешит познакомиться с внучкой Верочкой. За ней идёт Игорь Прокопьевич.
Мама Вера. Где, где моя внученька золотая? Где Верунчик маленький?
Чтец. Причитания мамы Веры ещё долго будут восхищать уставшую от войны округу. Жизнь продолжается.
Занавес.
