ТРЕВОЖНЫЕ ГОДЫ
ЛЮДМИЛА ЗУБЕНКО
Псевдоним «ЛЮДМИЛА МОНЭ»
8 913 592 12 19
Социальная проблематика. История подлинная. В семи картинах. 45 минут.
(Стена и двери магазина нарисованы, а крыльцо стоит плотно к рисунку).
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ФИЛИПП. – 30 лет из купеческой семьи, но беден.
ШУРКА. – 35-40 лет, жена Филиппа
ДЕТИ ФИЛИППА И ШУРКИ 6 дочек. (Возраст на усмотрение режиссёра постановщика, по лесенке).
ВАЛЯ. Старшая дочь.
ТЕЛЯЧИХА.30 лет – Крупная, полная женщина.
КИРЯ. 30 лет – муж Телячихи мелкий, худой.
ДОКТОР В ГОРОДЕ. – Вторая роль КИРИ. Маленький, сухонький.
ОТЕЦ ФИЛИППА. — Купец, владелец магазина в деревне.
УЛЬЯНА. Приятная женщина, жена председателя.
КЛАВА. Светлая женщина бездетная.
ДВОЕ ВОЕННЫХ.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Шурка управляется по дому, рядом дочки бегают, играют, мать устала.
ВАЛЯ. Мамка, мы кушать хотим.
ШУРКА. Варится, погодите, ещё по хлеб сегодня не ходили.
Дочки опять шалят, играют в пятнашки. Отец строго приказывает успокоиться.
ФИЛИПП. Уймитесь сороки, сейчас мать щей подаст.
ВАЛЯ. А хлеба?
ФИЛИПП. Сухари покрошите, потом по хлеб пойдёте.
ВАЛЯ. Папка, ты сам чугунок с печи достань, мамка вчера ведро не донесла, уронила.
ФИЛИПП. С чего это вдруг.
Дочки убежали в куть на полати и притихли, Шурка расставляет чашки на стол, ложку уронила, стала поднимать, больно стало в животе. Шурка застонала и чуть не упала.
ФИЛИПП. Шурка, ты чего?
ШУРКА. Я Филипушка кажется опять тяжёлая.
ФИЛИПП. Шурка, ты что ошалела, опять брюхата. На что нам столько? Ладно, девки растут, а – то ведь штанов не напасёшь.
ШУРКА. Сам же сына хочешь, вдруг мальчик родится.
ФИЛИПП. Мальчик говоришь, а что, а вдруг, да сын.
ШУРКА. Я травку пила, что мне Телячиха приносила, я сына хочу.
ФИЛИПП. Чем только кормить такую ораву. Ладно, штампуй уже до десятка.
Из-за шторки высовывается и возмущается старшая дочь Валя.
ВАЛЯ. Папка, ты чего? Не видишь, на полатях нам уже тесно. Ещё одна сестра не поместится.
ФИЛИПП. Тебе како дело, вдруг да брат появится. Ещё мужик в доме. Кому я должен своё столярное дело передать.
ВАЛЯ. Ладно, папка, мы потерпим. Брат это хорошо. Правда, сестрёнки?
СЁСТРЫ. Да!
ФИЛИПП. А ну, сороки, пошли умываться и за стол. (Уходят все).
Свет гаснет.
ЗАНАВЕС ЗАКРЫТ
Шурка родила мальчика, назвали Борей. Филипп проходит через всю сцену, сообщая новость.
ФИЛИПП.(Уже в другой рубахе). Новость-то какая. Вот время летит, седьмой ребёнок родился. Шурка сына родила, надо пойти к отцу помириться. Может, простит меня, что я на Шурке женился без его согласия.
Филипп идёт и кричит. Люди, радость-то какая, у меня сын родился! (Уходит).
КАРТИНА ВТОРАЯ
УЛЬЯНА. Сегодня магазин опять не откроют, хлеб привезли, завтра в поле, чем мужиков кормить.
ФИЛИПП. Чего тут ошиваетесь?
Бабы зашумели, требовали впустить в магазин.
БАБЫ. А где нам ошиваться? Хлеба отпустите.
ФИЛИПП. Неча тут сидеть, хлеба не будет.(Уходит в магазин).
Телячиха, не отрывая свой толстый зад от лавки, успевала щелкать семечки, и ругать Шурку, что та заплакала.
ТЕЛЯЧИХА. Чего зенки пялишь, Шурка? Не можешь на своего мужа повлиять.
ШУРКА. А он разве меня когда слухал.
КЛАВА. Неча было за сына кулака выходить.
ТЕЛЯЧИХА. Какой он сын кулака. Про него на богатом дворе думать забыли. Вона в дырках ходит, а Шурка иголку, отродясь в руках не держала.
За Шурку вступилась жена председателя Ульяна.
УЛЬЯНА. Чего Телячиха и Клава налетаете на Шурку, не видите, она сама в очереди, а муж сына, который день обмывает. Могла бы зайти и взять хлеба.
ТЕЛЯЧИХА. Притащилась со всем выводком по хлеб. Не дойдя до дома съедять. Неча хлебом баловать, дети и гороховой каши поедять.
КЛАВА. Ладно, бабы, пошли по амбарам, сусеки скрести.
УЛЬЯНА. Ито, правда, Клава пошли по домам. Тебе-то что у тебя детей нет.
КЛАВА. Лучше бы были. Муж, как напьётся, так кулаки распускает, детей требует, а сам пьёт непробудно. Шурку Филипп тоже бьёт, и не жаль, столько она ему детей нарожала. Хоть бы одного мне подкинула.
УЛЬЯНА. Держи карман шире. Клава, ты только глянь, Филипп чуть живой нарисовался, может, откроют магазин.
Филипп опять прошёл мимо.
ТЕЛЯЧИХА. Шурка, ну, чего как замороженная, стребуй хлеба, твоих-то ртов не перечесть, кормить надо.
Шурка стучит в двери магазина. Вышел разъярённый Филипп, ударил Шурку.
ШУРКА. Сына хотел, а сам бьёшь кормящую мать.
ФИЛИПП. И чего орёшь? Чего расхорохорилась? Родила пацана, так на мужа голос повышать, убью зараза.
ШУРКА. Я десять лет терпела, всё, хватит, уеду к сестре в Находку с девками, а Борьку себе забери. Не нужон он мне.
ФИЛИПП. Я тебе уеду, придавлю, как гадюку.
ШУРКА. А ты не пугай, пуганая, дохни тут, сам корми и водись. Сына хотел, забирай. Бабы, мой муж сколько раз бил меня, что пацана нет, за что я терпела?
Шурка еле сошла с крылечка, отвернулась и пошла домой.
ФИЛИПП. Куда, вот сучка, страх потеряла. Забери сына.
. ШУРКА. Не надо он мне.
ФИЛИПП. Вернись стерва, убью же.
У Шурки были окровавлены губы, на щеке ссадина.
ШУРКА. Хорошо, убивай. Один раз ещё потерплю. Убивай, и закроют тебя в каталажку, а детей в сиротский дом отдадут. Не будет у меня мужа кровопивца, а у детей отца.
ШУРКА. Хм, а ты чо смелая стала, страх потеряла? Чем в каталажку, я лучше к другой бабе уйду. Бабы, кому нужен гарный хлопец, свободный, налетай.
КЛАВА. Чем сына кормить будя, да ещё и дерётся.
УЛЬЯНА. Надо сразу ухват готовить и сковородку тяжелее, отвадить, кулаками махать.
ФИЛИПП. Ладно, чего раскудахтались, я со своей бабой сам разберусь.
ШУРКА. Не разберёшься, я больше не позволю.
ФИЛИПП. Чего? Да кому ты нужна….
Но тут его слова сильно задели Телячиху, сжав свой могучий кулак, так врезала Филиппу, что он кубарем летел с крыльца вниз и распластался у ног Шурки. Телячиха с крыльца пригрозила ему кулаком.
ТЕЛЯЧИХА. Ещё узнаю, что обижаешь Шурку, я тебе не так накостыляю, папа твой не поможет. Кончилось ваше кулацкое время. Я не Шурка, ты бы у меня щелковый ходил. Бабы! Не поверите! Вы только послухайте, я ведь молодухой понём сохла.
КЛАВА. Что-то не видать, что сохла, всё ширее с каждым годом.
ФИЛИПП. (Еле справляясь с позором). А ни хреново, ты Телячиха своего Кирюху охаживаешь, видать везде крепкая.
Филипп, попытался обхватить её. Тут, как ни странно, из толпы вышел её муж Кирилл, и пошёл на Филиппа. В руках у него была большая сучковатая палка.
КИРЯ. А но, сгинь от моей бабы.
ФИЛИПП. Чего…. Вошь мелкая, спрячься за свою бабу, а лучше под юбку.
КИРЯ. Я так и делаю, когда мёрзну.
Вокруг засмеялись, а Киря не на шутку озверел и пошёл с дрыном на Филиппа. Пару раз Филиппу прилетело, а Киря смешно отскакивал и правда, прятался за широкую спину жены, выкрикивая ругательства.
Филипп, схватил Шурку за руку и пошёл в свой дом. (Уходят).
ЗАНАВЕС
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Филипп упал на колени, обнял Шурку и рыдал. С жалостью смотрел в несчастные, заплаканные глаза жены, разбитые губы.
Утром, только Филипп ушёл на работу, к Шурке пришла Телячиха. У Шурки на полу ванна тазики и чашки по комнате.
ТЕЛЯЧИХА. Здорово Шурка! Ну, как, не бил больше тебя Филипп?
ШУРКА. Что ты не бил, а ночью обнимал жарко, прощение просил.
ТЕЛЯЧИХА. Ну, ну, надолго хмыря твоего хватит…. А что это у тебя Шурка корыто на полу и тазы. На коленках, что ли стираешь?
ШУРКА. (Улыбаясь). Да нет, крыша течёт уже месяц.
ТЕЛЯЧИХА. Да, Шурка, распустила ты своего кобеля, а ну ка, встань. Где шибче бегит, где особо льёть? Ну, держись Филипп, (она сжала кулак), не со мной ты связал судьбу. А я на него пялилась, так он морду воротил, отца боялся, морда кулацкая.
Телячиха отодвинула стол, а кровать аккурат, выдвинула, где шибче потолок прохудился. Потрепались ещё и она ушла.
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Вечером Филипп завалился на кровать (или широкая лавка), не поняв, что она не там стоит. Шурка не легла с мужем, а ушла к дочкам в куть. Среди ночи разразилась гроза, гром и молнии разбудили Шурку, а особо маты и крики Филиппа.
ФИЛИПП. Ядрёна вошь! Ять тебя в коромысло! Шурка, ты чего стерва натворила, жить надоело, не успели синяки сойти, так я тебе добавлю.
Шурка, вышла из-за печи. Там и люлька висит Борькина. Подожгла керосинку.
ШУРКА. А чего я натворила?
ФИЛИПП. Облила, зачем сонного, смерти моей захотела? Вода отколь, дура?
ШУРКА. Не трогала я тебя, на что ты мне.
Тут (Как будто), на Филиппа потекла ледяная струйка воды, он подскочил, как ошпаренный.
ФИЛИПП. Мать честная, у нас что, крыша прохудилась?
ШУРКА. А то ты не знал, месяц уже, кровать катаю от дождя туда-сюда, а тут видать не угадала, аккурат, тебе пригодилось.
ФИЛИПП. Вот хитрожопая, ведь нашла дыру, сама допёрла, или надоумил кто? Чиры давай и переодеться, замёрз я.
ШУРКА. Так нетути, переодеться не во что. Старые кальсоны я на пелёнки порвала, а вчерашние кальсоны ты по земле извалял, не стирала ещё.
ФИЛИПП. И что мне замерзать теперь.
ШУРКА. А ты мою преисподнюю надень, кто тебя ночью-то видит, скидывай мокрое шмотьё, развешу над печкой.
ФИЛИПП. Ты чо баба, рёхнулась, как я мужик, да в бабьи тряпки рядиться буду, дура, она и есть баба дура.
ШУРКА. (Она сложила руки на груди и хотела уйти). Тогда так и спи, до утра обсохнешь, если дождь кончится.
ФИЛИПП. Ладно, чего делать-то, надевай.
Шурка стянула с мужа рубаху, кальсоны, а тут увидев отца, и мать, натягивающую на него свою рубаху, захихикали девчонки. Напирая друг на друга, они вывалились из-за печки. Филипп от испуга прыгнул в мокрую постель. Пытаясь укрыться мокрым одеялом.
ШУРКА. Куда, постель мокрая, беги в куть. К девчонкам.
Филипп соскочил с мокрой кровати, нога его застряла в одеяле, путаясь в Шуркиной рубахе, он грохнулся на мокрый пол. Матерясь и чертыхаясь, еле поднялся и убежал к девчонкам на тёплые полати.
ФИЛИПП. Тише сороки, Борьку разбудите.
ЗАНАВЕС
КАРТИНА ПЯТАЯ
В хате потом у магазина
ШУРКА. Филипп, прошло пять лет. Сынок подрос. Уведи к отцу с матерью, пусть внуку праздник устроят.
ФИЛИПП. Одного?
ШУРКА. Девок-то, они не привечают, а внука любят.
ФИЛИПП. Ладно, приодень, уведу.
Филипп, отвёл Борьку к магазину, Борьку во всё новое приодели, как барина. Дети играли в догонялки, на высоком крыльце магазина. Вдруг взрослые ребятишки увидев скачущих в сторону деревни двух всадников в военной форме, побежали по домам. 1935 год, НКВД, было поднято на борьбу с вредителями советской власти. Борька, хоть и мал, сообразил, позвал деда.
ОТЕЦ ФИЛИППА. Ну, чего? Тебя обидели Боренька?
БОРЬКА. Деда, там военные скачут, страшно как скачут.
ОТЕЦ ФИЛИППА. Боря беги домой, я магазин закрою.
Борька отбежал, но детское любопытство, вернуло его к магазину. Там уже толпился народ. Отца Филиппа схватили и спрашивали, где прячет деньги и драгоценности. Не дожидаясь ответа, ринулись избивать, Борька видел, как деда повалили на землю, а потом уволокли.
БОРЬКА. Отпустите дедушку!
ВОЕННЫЙ 1. Гляди, барчонок бегает, сразу видно не колхозный. Глянь, какой разодетый. Волосы до плеч, как у девчонки.
ВОЕННЫЙ 2. Может это девочка.
Борька убежал.
Вбегает Шурка, кричит Филиппа. Опять убегает. Их сын дёрнул коня за хвост, и конь лягнул малыша. Конь рассёк Борису лоб, у правой брови. Ребёнок, как игрушка отлетел в сторону, упал в грязь и не подавал признаков жизни. К сыну подбежал Филипп, Шурки рядом не было. Филипп ходит с сыном на руках. Сын не подаёт признаков жизни.
ФИЛИПП. Сынок! Сыночек!
Филипп кричал от отчаяния.
ФИЛИПП. Ребёнка-то за что? Что вам дитя сделало?
Прибежала Шурка, пыталась отнять у мужа сына, но Филипп отталкивал её. Шурка вопила, растерянно глядя на безжизненное тело единственного сыночка.
Народ волновался. Другой военный брезгливо смотрел на Борьку.
ВОЕННЫЙ 1. Сам виноват пацан, нечего было коня за хвост дёргать, туда ему и дорога.
ВОЕННЫЙ 2. Жалко, малыш ведь совсем.
ВОЕННЫЙ 1. Ты чего, кулацкое отродье, жалеть вздумал, а они тебя в семнадцатом пожалели?
ВОЕННЫЙ 2. Да, пристрелить тогда купца на месте, чего возиться. Золотишка-то видать напрятали, дом обыщем.
ВОЕННЫЙ 1. Знать бы где, это золото. Приказа на обыск не было. Велено доставить для допроса, вот и узнаем.
ВОЕННЫЙ 2. Кого тут доставлять, трупы, они, видите ли, слабые, не рабочий класс.
Народ не расходился, Филипп кричал на жену.
ФИЛИПП. Шурка, сучка красная, дитя бросила, по собраниям она бегает, а дома семь ртов без мамки.
Филипп держал ребёнка на руках, не знал, что делать. Вышла девушка в халате. Она прививки делала животным.
ФИЛИПП. Доктор, помогите, спасите сына.
ДОКТОР. Я не врач, я ветеринар. А вы не мучайте ребёнка, дайте ему спокойно умереть.
ФИЛИПП. Как умереть? Нет!
Филипп прижал к себе сына, плакал.
ВРАЧ. Ну, тогда везите в город к хирургу. У меня тут и зашить-то нечем.
Врачиха на ходу, чуть перевязала Борьке голову.
ВРАЧ. Бегите на перекрёсток дорог, где лесовозы со сплава выезжают.
ЗАНАВЕС
КАРТИНА ШЕСТАЯ
В городской хирургии.
Шурка догнала Филиппа, но он оттолкнул её. Шурка ушла.
Доктор в городе, (Артист, который играет Кирю). Маленький, сухонький старичок, встретил Филиппа, дружелюбно улыбаясь.
ДОКТОР. Ну, что тут у вас, упал сорванец? Ох, уж эти мальчишки.
ФИЛИПП. Нет, доктор, конь это его копытом.
ДОКТОР. Что ж, показывайте, что тут.
Доктор снял повязку и оторопел.
ВРАЧ. Рана смертельная папаша. Я не Бог, вылечить такое, вскрыть ребёнку весь мозг. Здесь ни один врач не возьмётся за это. Там и внутри неизвестно что.
ФИЛИПП. Вы же доктор, спасите моего единственного сына.
Филипп в отчаянии кричал, падая на колени, тряс полы халата врача и рыдал.
ДОКТОР. Этому ребёнку уже ни чем нельзя помочь, не мучайте его, на всё воля Божья.
ФИЛИПП. Господи! — Закричал Филипп, прижимая безжизненное тельце сына, — спаси дитя безгрешное. Спаси!
Доктор, видя отчаяние отца, решил хотя бы промыть рану.
ДОКТОР. Хорошо, положите ребёнка, я посмотрю, что там.
Доктор обработал свои руки, промыл рану.
ДОКТОР. Мозг ребёнка визуально не нарушен, но может ушиблен. Рану зашивать нельзя, рана сильно инфицирована, потому менять повязку два раза, утром и на ночь.
Филипп осторожно прижал к себе сына и вдруг услышал стон, Борька открыл глаза и заплакал.
ДОКТОР. Это хорошо, что он очнулся, даже обнадёживает.
ФИЛИПП. Спасибо вам доктор.
ДОКТОР. Погодите благодарить, ребёнок в большой опасности, у него обязательно поднимется температура, вот вам ещё микстура.
ФИЛИПП. А если не станет пить. Он же не может сам глотать.
Я сейчас вам напишу, что надо делать и поставлю укол, микстура на ночь. Поить его сегодня всё равно нельзя, только смачивать губы, вы поняли меня. А завтра если всё-таки обойдётся, напоите. Руки свои, не забудьте хорошо промыть, как будете накладывать повязку.
ФИЛИПП. Да доктор, я всё сделаю, как вы велите.
ЗАНАВЕС
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Дома в хате.
Температура у Борьки поднялась, под самую ночь, он стонал и плакал.
Филипп тихонько на кухне ругал Шурку, которой не было дома с утра.
ФИЛИПП. У сына температура. Вот где тебя носило, когда дети одни дома?
ШУРКА. Борьку с утра на день рождение на весь день забрали, я и ушла по делам.
ФИЛИПП. Мать называется, дети сами по себе, она по собраниям, хоть какая-то косичка была, так нет, обстриглась, ещё и косынку красную носит, за версту видать. Женился, позор на мою голову, мать запилила.
Шурка оправдывалась, плакала.
На следующий день было воскресенье, и в кои веки Филипп взял выходной, чтобы всё же починить крышу. Шурка вышла с мужем на улицу.
ФИЛИПП. За сыном смотри, не перепутай, чего доктор сказал. Я сегодня, можа крышу починю. Голову-то прикрой, срам какой, простоволосая она ходит. Мужики помогать придут, геть в хату, я сам управлюсь. (Уходит).
ЗАНАВЕС
Вышла Шурка с дочками
ШУРКА. Прошло несколько лет. Радовался Филипп, сын болел, но выжил, подрос, Филипп учил сына рубанок в руках держать, пилить. Жаль не долго.
ШУРКА. Матушка Филиппа, после ареста, так и не оправилась. Филипп напился, на поминках матери, облокотился на старые перила высокого крыльца, балясины с хрустом лопнули и рассыпались, а Филипп упал, и разбил голову, о скобу и осталась я вдовой с семью детьми, а тут и война началась.
