Жатько Елена
ТРИ ПИНГВИНА, ИНДЮШКА И СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Карри — медсестра
Герман — биолог
Главный — учёный, изучает состояние ледового покрова
Шура — молодой повар, афроамериканец
Алик — переворачиватель пингвинов
Действие разворачивается на станции в Антарктиде.
Полярная ночь здесь длится четвертый месяц. Станция представляет собой светлое уютное пространство с минимум мебели. Несколько зон: совмещённая столовая и комната для отдыха, изолятор-комната Германа, маленькая теплица (о ней только говорят); на втором этаже — лаборатория под стеклянной крышей, оборудованная для ночных наблюдений.
СЦЕНА 1.
Раннее утро. Столовая. Диалог между Главным, Шурой и Аликом разворачивается не сразу. В их беседе много затяжных пауз, будто каждый что-то не договаривает.
ШУРА — Перед выступлением оперные певцы всегда плотно едят.
ГЛАВНЫЙ — Я видел в роли Ленского тучного светловолосого мужика, вместо худенького и черноволосого, как хотел Пушкин. Когда Ленского застрелил кучерявый подросток Онегин, в зале три раза подряд чихнули… «Он пел поблеклый жизни цвет…»
АЛИК — Мария Каллас не ела перед выступлением.
ШУРА — Она умерла от глистов.
ГЛАВНЫЙ — Каллас умерла от недостатка любви.
ШУРА — Да какая разница… Прах развеяли над морем.
ГЛАВНЫЙ — «Он пел поблеклый жизни цвет…»
АЛИК — Вообще не то… Её подруга отравила.
ШУРА — Когда-нибудь и я вас отравлю… Выбрасывать еду — это страшный грех. А вы меня заставляете грешить каждый день! Из-за этого в мире становится на одно бессмысленное преступление больше. Я уже вижу ворота ада перед собой.
АЛИК — Ты уже два года нас травишь.
ГЛАВНЫЙ — Один год, десять месяцев и тринадцать дней.
АЛИК — Какая вообще религия может быть у чёрного, мать твою?! Ты же язычник! Или молишься какому-нибудь петуху?! Признавайся! Прав я, черный?! Знаю, что прав… Вот, вот — ты даже краснеть не умеешь.
ГЛАВНЫЙ — При даме не заводите подобных бесед. Вдруг она слишком молода или слишком умна для такого. Встретить её надо по-человечески, она здесь ненадолго. Пусть не думает, что мы дикари или…
ШУРА — Или снежные люди.
АЛИК — Везунчик Герман. К нему даму на вертолёте везут, как в сказке, мать твою.
ГЛАВНЫЙ — Он не похож сейчас на везунчика.
ШУРА — Поджаренный, как куропатка на мангале.
АЛИК — Я же говорю — ты петуху молишься, мать твою.
ГЛАВНЫЙ — Оу! Алик, не пора ли перевернуть парочку пингвинов?
АЛИК — Может быть они хотят полежать на спине. Просто полежать на спине! На станции «Нобус» целых два переворачивателя пингвинов.
ГЛАВНЫЙ — Что ты сравниваешь? Это совсем молодая станция. Ей и полгода нет, территория у них больше и пингвинов соответственно больше.
ШУРА — Сколько там людей?!
ГЛАВНЫЙ — Там человек пятьдесят, не меньше. Даже сауну и кинотеатр сделали. Приглашали и нас. Они впервые будут встречать Новый год 24 часа подряд. Делают украшения для ёлки. Хорошие парни. Жаль, что мы так к ним и не зашли. Теперь не успеется. А я в кинотеатре не был… у-у-у… такие цифры озвучивать неприлично.
ШУРА — Сегодня эти яркие здания ставят на лед точно так же, как в известную эпоху первооткрыватели втыкали в снег флаги своих стран.
ГЛАВНЫЙ — Так будет всегда, пока существует Антарктида. Станция — это знак, что у государства есть интересы в нетронутой природе, которая никому и никогда не может принадлежать.
ШУРА — Символ статуса!
АЛИК — Статуса?! Они втыкают свои разноцветные флаги из-за честолюбия, мать твою!..
ГЛАВНЫЙ — Угу…
АЛИК — Ты уверен, Главный, что вертолётное топливо не замёрзнет, как в тот раз?! Сегодня на градус ниже, чем вчера. Мукул не переворачивался, небо чистое и тихо вокруг.
ГЛАВНЫЙ — Она долетит. Температура не критическая.
ШУРА — Вертолёт! Слышите?!
ГЛАВНЫЙ — Я сам её встречу. Ведите себя так, чтобы мне не пришлось постоянно извиняться…
Главный уходит.
АЛИК — Слышишь, чёрный, я…
ШУРА — Шура. Меня так мама назвала…
АЛИК — Шурик, ешь сам свои бобы! Ничего худшего в жизни не пробовал, мать твою!
ШУРА — Это фалафель!
АЛИК — Снова африканские штучки…
ШУРА — Это арабская кухня. Фалафель — это фритированные шарики из размельчённых бобов. Бобы рожкового дерева, консервированные. Дерево это ещё называют деревом Иоанна. Не знаю, при чём здесь Иоанн… Дерево всегда зелёное, но цветы на нём быстро опадают.
АЛИК — На десерт что?
ШУРА — Пахлава.
АЛИК — О!..
ШУРА — Тоже блюдо из арабской кухни.
АЛИК — Даже название отбивает всякий аппетит. Не хочу на это смотреть, мать твою… Если она будет старая и страшная — постучи два раза в стенку, а если молодая и скульптурная — три раза.
ШУРА — А если молодая и страшная?!
АЛИК — Тогда включай по громче свою арабскую музыку!
Алик уходит.
СЦЕНА 2.
Входит Карри с рюкзаком за спиной.
ШУРА — А где Главный?!
КАРРИ — Он сейчас вернётся. Сказал, что мне можно войти.
ШУРА — Правильно сказал. Я — Шура, повар на этой Богом забытой станции. Да ты вся дрожишь…
КАРРИ — Карри! Медсестра.
ШУРА — Раздевайся. У нас тепло, сейчас почувствуешь. Сделай глубокий вдох… Вот, отлично! А теперь — медленный выдох… Умница. Уже теплее. Правда?! Садись за стол, накормлю тебя арабскими блюдами. Они моментально тебя согреют, даже жарко станет. Ты только не дрожи, а то не сможешь ложку поднести ко рту… Вот! Уже лучше.
Карри дегустирует блюда.
ШУРА — Вот это бейзар — известный бобовый суп из Магриба. На второе фалафель, фритированные шарики из размельчённых бобов, а на десерт сочная пахлава. Рецепт пахлавы придумали ещё в 15 веке, ты знала об этом?
КАРРИ — Подумать только!
ШУРА — На станции надо чем-то себя занимать, чтобы не сойти с ума. Можно, например, исследовать историю кулинарии. Это развивает мозг. Нашу историю вряд ли кто-то захочет изучать.
КАРРИ — 15 век…
ШУРА — В Иране тогда ещё правили настоящие султаны! «Ради тебя прахом я стал на путях красоты…» — писал персидский поэт. «В сердце своем я — безумец — воздвиг сокровенный чертог, для обитающей в двух необъятных мирах красоты». Так вот, этот персидский поэт очень любил пахлаву. Тесто готовится толщиной с бумагу, тоненькое, полупрозрачное. Никогда не использую грецкие орехи, только фисташки. Это важно! И обязательно сок лимона. Нескольких капель хватает. Лимон слишком самодостаточный сам по себе… Эта неделя у нас посвящена арабской кухне! Ты бывала в арабских странах?
КАРРИ — Нет. Я не люблю загорать.
ШУРА — Мне нравится твое имя! Карри… Это индийская приправа на основе корня куркумы. Сама по себе она не очень вкусная, поэтому её забивают другими добавками. Сегодняшний ужин нужно посвятить индийской кухне. Как ты на это смотришь?!.. Вкусно?!
КАРРИ — Меня Карина зовут, но сокращенно — Карри.
ШУРА — Кому понадобилось сокращать имя?!
КАРРИ — В моём классе было восемь Карин. Каждой из нас пришлось сократить своё имя.
ШУРА — Вкусно?!
КАРРИ — Это самый вкусный суп, который я когда-то ела.
ШУРА — Аллилуйя! Первый и единственный комплимент моей кухне на этой чертовой станции. Хорошо, что нас скоро закроют…
КАРРИ — Это из-за пожара. Вас закрывают из-за пожара?
ШУРА — Нет. Хотя, следствие ещё идёт, может быть из-за пожара. Кто-то ведь поджёг кабинет нашего биолога. Пока всё, что произошло, называют несчастным случаем. Герману должны выплатить хорошую компенсацию. Думаю, на эти деньги я мог бы открыть маленький ресторанчик рядом с Эйфелевой башней… А вот, если выяснится, что это не несчастный случай, то… Ни компенсации, ни ресторанчика…
КАРРИ — Не боитесь здесь оставаться?! А если кто-то действительно хотел убить одного из вас.
ШУРА — Главный сказал, что это был несчастный случай. Значит — несчастный. На станции, как на кухне — нужно слушать главного. Я, когда вернусь в цивилизацию, устроюсь шеф-поваром в лучший ресторан какой-нибудь европейской столицы, и меня тоже там будут все слушаться.
КАРРИ — А когда случился пожар?
ШУРА — Два дня назад. Ты заметила, что наша станция хоть и маленькая, но двухэтажная?!.. На втором этаже есть лаборатория, там часть крыши стеклянная и можно наблюдать за небом. Раньше у нас работал человек, который изучал, как меняется небо в зависимости от сезона года и температуры.
КАРРИ — Здесь небо грязное и серое.
ШУРА — Это не всегда так. Бывает ярко-синим или даже розовым. Правда-правда.
КАРРИ — Мне больше нравится звёздное небо.
ШУРА — Беседы про арабскую кухню у меня удаются лучше.
КАРРИ — Подумать не могла, что в Антарктиде меня будут кормить блюдами арабской кухни!
ШУРА — Тебе, правда, нравится?!
КАРРИ — Правда.
ШУРА — Я люблю, когда меня хвалят. Вечером попробуешь лучшие блюда индийской кухни!
Входит Главный.
ГЛАВНЫЙ — Извините, Карри, я должен был ответить на этот звонок.
КАРРИ — Ничего. Меня успели сытно, а главное вкусно, накормить!
ГЛАВНЫЙ — Надеюсь, вы не имеете ничего против экзотических блюд. Шура только такие готовит. Жареной картошки с маринованными грибочками у него не допросишься.
ШУРА — Это пошло!
ГЛАВНЫЙ — У нас лимитированный доступ в Интернет, поэтому, если вам нужно будет с кем-то связаться — заранее сообщите. Мы выделяем на каждого до десяти минут, если видеосвязь — не больше пяти. Каждый день мы не подключаемся к Интернету, здесь он ценнее золота. Шура вас ввел в курс дела?!
ШУРА — Я рассказывал про арабскую кухню. И Карри оценила мой бейзар из консервированных бобов.
ГЛАВНЫЙ — Шура отменный шеф-повар! Когда вернётся на большую землю, его ждёт блестящее будущее. Я в этом не сомневаюсь. Карри, но я должен вас предупредить, что Герман совсем другой. Менее галантный… Я здесь Главный, меня так все называют, и вы ко мне так обращайтесь. Вопросы?
КАРРИ — А сколько на станции людей?!
ГЛАВНЫЙ — Всего четверо! С Шурой вы уже познакомились, Герман ваш подопечный, ждёт в комнате-изоляторе, есть ещё Алик. Ну и я, собственно… Алик переворачиватель пингвинов и очень горячий парень, лучше не вступать с ним в спор. Сами понимаете — по гороскопу Овен. Алик рано ложится спать и просыпается первым. Полярная ночь здесь длится уже четвертый месяц. Нужно постоянно следить за временем, поэтому мы все носим специальные часы. Легко перепутать день с ночью, когда на улице постоянная тьма. Мы привыкли, а вам привыкать не нужно. Германа эвакуируют через неделю, и вы вместе с ним вернётесь домой. Станцию ориентировочно закроют через месяц. Врач оставил для вас письмо со всей подробной инструкцией и номер для экстренной связи.
ШУРА — Главный, ты забыл про Любу.
КАРРИ — Мне говорили, что на станции нет женщин.
ГЛАВНЫЙ — Это не женщина. Индюшка. Она ручная, совсем как домашнее животное. Вообще, это не положено. Но… так вышло, не убивать же её теперь. Она старая и живёт в теплице. Если захотите посмотреть, вам Алик покажет. Любу опекает только он. Я, к слову, вегетарианец. Уже сорок лет не ем мясо животных и птиц. Шуре это не очень нравится, но он смирился. Вегетарианские блюда у него тоже вкусные, но к ним нужно привыкнуть… Я привык, где-то через полгода.
ШУРА — Люба — любимая девочка Алика!
ГЛАВНЫЙ — Кроме индюшки, у нас ещё есть два бойцовских петуха, но вы их не бойтесь. Зовут их Шура и Алик, они безобидные, только глупые, хуже безмозглых рыжих куриц.
КАРРИ — Я могу пройти к Герману?
ГЛАВНЫЙ — Да, конечно. Я вас проведу.
ШУРА — Если будет приставать к тебе, лишу его обеда.
ГЛАВНЫЙ — У Германа повреждена роговица глаз. Какое-то время он ничего не будет видеть. В госпитале сделают операцию. Ещё у него сломана нога и много ожогов на теле… Врач сделал перевязку. Вы сами всё увидите. Идёмте со мной.
Уходят. Шура включает арабскую музыку.
СЦЕНА 3.
В комнате-изоляторе включён проигрыватель.
Транслируется шум океана и крики чаек.
Герман и Карри одни.
ГЕРМАН — У тебя холодные руки. Если ты рыжая, мы могли бы пожениться, завести парочку детей, может быть купить домик в провинциальном городе. Знаешь, есть такие домики в готическом стиле… И, чтобы на чердаке обязательно было маленькое круглое окно. Я постараюсь ровно прибить карниз, а ты повесишь белую занавеску в голубой горошек. Какой у тебя размер ноги?!
КАРРИ — Вечером сделаю вам перевязку.
ГЕРМАН — Ты любишь красное или белое вино? У тебя есть мужчина или девушка? Ты ешь мясо? Главный у нас вегетарианец, но при нём можно спокойно есть сосиску или котлету. Мне кажется, он даже получает удовольствие от запаха жареного мяса. У него на лице появляется странное выражение. Ты наблюдала, как некоторые вегетарианцы смотрят на тех, кто рядом ест мясо?
КАРРИ — Я сделаю вам укол.
ГЕРМАН — Он не помогает.
КАРРИ — Вам больно?
ГЕРМАН — Ты рыжая, правда?! Светло-рыжая, с крупными веснушками по всему телу. На плечах они напоминают по форме кусочки сладкой ваты или весенние облака. А летом из-за солнечных лучей, веснушки размножаются и это тебя раздражает. Может быть, ты даже пыталась их вывести, но хорошо, что ничего из этого не вышло… У тебя маленькая ножка, 35 размера. Белые ресницы и нос с горбинкой.
КАРРИ — Меня зовут Карри.
ГЕРМАН — Это хорошо. Я боюсь женщин, у которых 42-й размер обуви и нет мочки уха. Знаешь, есть такие уши без мочек. Это страшно. Когда будешь знакомиться с мужчиной — сразу смотри на его мочку уха. Учёные давно доказали, что уши такие же особенные и уникальные, как и отпечатки человеческих пальцев. Если мочки почти нет — у мужчины грубый, даже жестокий характер. Значит он деспот.
КАРРИ — Я думала, что люди в Антарктиде ничего не боятся.
ГЕРМАН — Это правда! Антарктида — особый континент. Здесь нет государственных границ, нет частной собственности и один закон. Закон дикой природы! Но он не мешает рождению детей.
КАРРИ — Как это?
ГЕРМАН — Есть люди на планете, которые родились в Антарктиде. Уверен — это особенные существа, может быть, обладающие телепатией или способностью к телекинезу. В любом случае, они все родились под счастливой звездой. Хотя первый мальчик, который здесь появился, вырос и стал программистом… Всего лишь программистом! Этим он меня огорчил…
КАРРИ — Бедный.
ГЕРМАН — Ты в раю, Карри. Правда. Здесь среди тишины и стерильного воздуха… Это рай, Карри!
КАРРИ — Это не рай. В раю поют птицы, светит солнце, растут деревья, цветы и много света… Приходится зажмуриваться… И терпеть.
ГЕРМАН — На полуострове встречаются папоротниковые растения, грибы, лишайники… Этого достаточно для рая?
КАРРИ — Нет… этого недостаточно.
ГЕРМАН — Когда-то Антарктида была покрыта лесами, где жили тропические животные. А до них даже динозавры. Здесь было очень много деревьев, таких высо-о-о-ких, что казалось — они верхушками прокалывают небеса.
КАРРИ — Но кто-то пришёл и вырубил под корень эти деревья.
ГЕРМАН — Климат. Просто изменился климат. Антарктида сместилась на Южный полюс и покрылась вечным льдом. Остались пингвины.
КАРРИ — И вы их изучаете.
ГЕРМАН — Мы… Да, наверное…
КАРРИ — Это правда, что один из вас занимается переворачиванием пингвинов?
ГЕРМАН — Правда. Это профессия — переворачиватель пингвинов.
КАРРИ — А вы? Вы тоже их переворачиваете?
ГЕРМАН — Я наблюдаю за ними и считаю.
КАРРИ — Зачем?
ГЕРМАН — Они вымирают. Я пересчитываю. Каждый день.
КАРРИ — Это как-то им помогает?
ГЕРМАН — Не знаю.
КАРРИ — Зачем тогда пересчитывать пингвинов?
ГЕРМАН — Сделай мне чертов укол!
КАРРИ — Вы не хотите помочиться?!
ГЕРМАН — Только укол!
Карри делает укол и выключает проигрыватель.
Наступает тишина. Входит Главный.
ГЛАВНЫЙ — У вас всё в порядке, Карри?
КАРРИ — Тише…
ГЛАВНЫЙ (шёпотом) — Как себя чувствует Герман?
КАРРИ — Он уснул. Я сделала укол.
ГЛАВНЫЙ — Отлично.
КАРРИ — Вы хотите мне что-то сказать?!
ГЛАВНЫЙ — Да. Я иду измерять покров, это займёт какое-то время. Сегодня ветер. Если что-то вам понадобится — обращайтесь к Шуре, он суетится на кухне.
КАРРИ — Вы измеряете толщину льда?
ГЛАВНЫЙ — Да, уже почти полвека. Здесь лёд достигает средней толщины…
КАРРИ — Это как?
ГЛАВНЫЙ — Ну, примерно в два раза превышающая высоту Нью-Йоркских небоскрёбов… Но лёд постепенно тает… Я надеюсь, Герман быстро встанет на ноги.
КАРРИ — Сейчас у него высокая температура и, по-моему, он бредит.
ГЛАВНЫЙ — Главное, чтобы ему не стало хуже. Транспортировать в таком состоянии, врач запретил. Вся надежда на вас, Карри. Вас советовали, как очень хорошую медсестру.
КАРРИ — Я постараюсь ему помочь.
ГЛАВНЫЙ — Как семья вас отпустила?! Я бы никому из родных не разрешил сойти с вертолёта на эту землю. Антарктида может загипнотизировать и навсегда околдовать. Все люди делятся на несколько групп: есть те, кто посетил бы Антарктиду в самую последнюю очередь… Они не думают о ней и уверены, что её экологические проблемы слишком далеки, никак не влияют на их жизнь. Вторая группа боится низких температур, и этот клочок земли навевает на них уныние и тоску. И, наконец, есть те, для кого снега Антарктиды — самый потрясающий пейзаж, который они когда-то могли наблюдать. Эти люди не боятся обморожения конечностей и никогда не впадают в депрессию.
КАРРИ — Мне Антарктида показалась серой и болезненной. И снег не блестит, не переливается на свету.
ГЛАВНЫЙ — Что вы скажете завтра утром, когда увидите восход!
КАРРИ — Я много восходов видела. Они везде одинаковые. Красивые, но одинаковые.
ГЛАВНЫЙ — Нет! Завтрашний восход вас ослепит. Вам будет казаться, что до этого Карри никогда не видела Солнца! И почувствуете себя новорождённым, которого впервые вынесли на улицу.
ГЕРМАН — Главный, а не стар ли ты для флирта?! Медсестру прислали для меня.
ГЛАВНЫЙ — Если чувство юмора не пропало, значит не так всё плохо. Ты сносно выглядишь сегодня.
ГЕРМАН — Всё отлично, Главный.
ГЛАВНЫЙ — Так держать! Ты крепкий парень.
ГЕРМАН — Только вот мне нужны какие-то капли для глаз. Ничего не вижу… А я же должен рассмотреть Карри.
ГЛАВНЫЙ — Придётся еще потерпеть. У тебя роговица глаз поражена. Так врач сказал. А смотреть на красивых женщин в твоём положении даже вредно.
ГЕРМАН — Я догадывался, что ты меня недолюбливаешь.
КАРРИ — Вам нужно поспать, Герман.
ГЛАВНЫЙ — Слово медсестры — закон. Я удаляюсь.
ГЕРМАН — Мукул жив?
ГЛАВНЫЙ — Жив. Даже не переворачивается.
ГЕРМАН — Зачем ему эти чёртовы вертолёты!
ГЛАВНЫЙ — Алик жалуется, что работы для него нет.
ГЕРМАН — Приглядывай за Мукулом. Пока он жив, и я наверняка буду жить. Мукул — крепкий. Он ещё всех удивит. Как супергерой из американского экшена. Мукул такой… супергерой боевика. Мы с ним связаны, как ребёнок, чью пуповину ещё не отрезали от матери.
ГЛАВНЫЙ — Я присмотрю за Мукулом. Ни о чем не беспокойся, супергерой.
КАРРИ — Постарайтесь поспать, Герман.
ГЕРМАН — Хорошо, только включи проигрыватель. Мне будет легче уснуть.
Карри включает проигрыватель.
Комната наполняется криками пингвинов.
СЦЕНА 4.
В столовую входит Карри.
КАРРИ — Шура! Шура, вы здесь?!
АЛИК — Он в теплице.
КАРРИ — Если я правильно понимаю, вы Алик?
АЛИК — У нас не принято на «вы». Зовут тебя как?
КАРРИ — Карри. Карина… нет, то есть Карри… А вообще — Карина.
АЛИК — Карри, так Карри.
КАРРИ — Ты поднимал пингвинов?
АЛИК — Нет. Они сегодня решили не переворачиваться, мать твою… Их всего трое осталось. А ещё два года назад было больше сотни. Теперь только трое: две самки и один старый пингвин Мукул. Так мы его называем. Он не сможет дать потомства. Герман надеялся, что придумает способ как-то остановить вымирание, но разве подсчитыванием можно кого-то спасти от смерти?!
КАРРИ — А почему они умирают?
АЛИК — Для них стало слишком жарко здесь. Тепло, мать твою. Но это нормально. Все животные вымирают рано или поздно. Останется один человек.
КАРРИ — Как медсестра, могу заверить, что не останется.
АЛИК — Тебе рассказали о главном правиле в Антарктиде?
КАРРИ — Не появляться на улице без защитных очков?
АЛИК — Чушь, мать твою! Ты просто ослепнешь без очков, это дураку понятно. Главное правило — не мочиться в душе.
КАРРИ — Не мочиться в душе! Это шутка?
АЛИК — Я абсолютно серьёзен, мать твою.
КАРРИ — Не замечала за собой такой привычки.
АЛИК — Воду на станции делают из снега. Для того чтобы его растопить нужно много топлива, поэтому воду мы экономим. После использования в умывальнике и душе, вода проходит очистку и снова туда попадает. Забудь о мыле и геле для тела. Вот, я тебе дарю три в одном: ровно семь пакетиков на неделю, чтобы тебе хватило. Там разные ароматы — от лаванды до хлопка. Правда, я не знаю, как пахнет хлопок и пахнет ли он вообще, мать твою.
КАРРИ — Спасибо.
АЛИК — Надеюсь, тебя предупредили, что я агрессивен и конфликтен?
КАРРИ — Да.
АЛИК — Всё это правда.
КАРРИ — Почему в душе нельзя писать?
АЛИК — Система не справится с переработкой аммиака. Ты точно медсестра, мать твою?!.. Когда нас на станции было 60 человек, и кто-то решил пописать в душе — это происшествие обговаривалось на общем собрании. Было унизительно и смешно, но я всегда знал, что в душе писает чёрный.
Входит Шура.
АЛИК — Я прав, чёрный?
ШУРА — Твоя индейка снова ощипала салат. Ещё раз так сделает, и я ощиплю её для бульона.
АЛИК — Только пальцем тронь индейку!
ШУРА — И что ты сделаешь? Снова назовешь меня чёрным? Лучше быть чёрным, чем белой сволочью!
АЛИК — Повтори, что ты сказал!
ШУРА — Ты сволочь, Алик… Мать твою!
АЛИК — Благодари Карри. Если бы не она… Не хочу, чтобы дама видела чёрного с выбитыми зубами!
Алик переворачивает стол и уходит.
КАРРИ — За что он с тобой так?
ШУРА — Алик со школы такой. Я перестал на это реагировать. Ему мало переворачивать пингвинов, за стол взялся…
КАРРИ — Вы вместе учились в школе?
ШУРА — Даже сидели за одной партой. Можешь такое представить? Меня надо немного пожалеть, я это люблю.
КАРРИ — Он действительно может выбить тебе зубы?
ШУРА — Не бойся. Алик только внешне такой грозный, но на самом деле сентиментальнее плаксивого подростка. Тебе стоит понаблюдать, как он общается со своей индюшкой. Она только его подпускает к себе, ест из его рук, даже засыпает на коленях. Алик гладит её, как пушистого котёнка. Я сам видел.
КАРРИ — Неужели так важно переворачивать пингвинов?
ШУРА — Пингвин, если упадет на спину, то из-за короткой шеи и неповоротливого туловища не сможет самостоятельно встать. Алик следит за пингвинами и, услышав звук пролетающего мимо самолета или вертолета, выходит и поднимает их.
КАРРИ — Почему они переворачиваются?
ШУРА — Им любопытно.
КАРРИ — Выходит человек, берёт пингвина за крылья, переворачивает, ставит на лапы и просто уходит.
ШУРА — С одной стороны, это кажется очень простым делом, но на самом деле это не так. Алик спасает птиц в любую погоду, даже если на улице вьюга. Часто не так просто бывает добраться до лежащего пингвина, для этого приходится пробираться через здоровенные сугробы, проваливаясь по колено в снег.
КАРРИ — За что Алик хотел убить Германа?
ШУРА — С чего ты это взяла?
КАРРИ — Кто же ещё, если не он.
ШУРА — Ты думаешь, это Алик поджёг кабинет биолога?
КАРРИ — Из вас троих, он больше всего похож на человека, способного на это.
ШУРА — Нет. Их с Германом связывали исключительно пингвины. Больше ничего.
КАРРИ — За что он тогда тебя ненавидит?
ШУРА — Это привычка. Наши матери — лучшие подруги. Мы часто ночевали друг у друга, даже спали в одной кровати. После уроков, Алик поджидал меня в сквере и избивал вместе со своими друзьями. Ему нужно куда-то девать зло, червоточинку внутри. Шекспир писал об этом. О червоточинке в каждом человеке, которая подталкивает его на самоуничтожение.
КАРРИ — Ты и Шекспира знаешь.
ШУРА — Антарктида заставляет много читать.
КАРРИ — Из Алика вышел бы правдоподобный Ричард ІІІ.
ШУРА — Он всё-таки напугал Карри. Ты уже много узнала о каждом из нас, а я о тебе ничего не знаю. Кто ты и почему прилетела в Антарктиду, совсем не похожую на туристический остров.
КАРРИ — Я обычная медсестра. Этот персонаж отсутствует в шекспировских пьесах.
ШУРА — У меня для тебя сюрприз, Карри. Закрой глаза.
КАРРИ — Здесь и так нет Солнца, может, без этого обойдемся?!
ШУРА — Лучше, закрой! Пожалуйста!
Карри закрывает глаза.
Шура распаковывает сари, ярко жёлтого цвета.
ШУРА — Теперь можешь смотреть!
КАРРИ — Что это?
ШУРА — Правда, такой наряд способен затмить Солнце? Это национальная одежда в Индии. Сари! И оно твоё! Сегодня вечером у нас праздничное открытие сезона индийской кухни. Я уже составил меню. Осталось несколько штрихов.
КАРРИ — Ты хочешь, чтобы я это надела?
ШУРА — Тебе не нравится?
КАРРИ — Нет, то есть да. Нет, нравится. Конечно, нравится. Но я не умею такое носить… Откуда оно у тебя?
ШУРА — Заменяет свет! Солнце здесь находится ниже уровня горизонта круглые сутки. Но уже завтра, рано утром, мы будем наблюдать восход. Ты не представляешь, Карри, насколько это красиво! Когда ты 120 с лишним дней живешь в мутном холодце, свет — даже блёклый и тусклый, покажется тебе благословением небес! Это самое прекрасное и незабываемое, что ты могла увидеть за всю жизнь. Здесь Солнце не греет, но ты почувствуешь жар во всем теле! Один закат и один восход за целый год — вот чудо из чудес. И, поверь мне, Карри, когда настанет твой последний час — ты вспомнишь только этот восход. Ничего не сможет вытиснуть из памяти это воспоминание. Только восход в Антарктиде разделит с тобой последний глубокий вдох перед вечностью.
КАРРИ — Аккуратно. По-моему, ты классически влюбляешься.
Входит Главный.
ГЛАВНЫЙ — Лев Толстой сказал, что старость самая большая неожиданность в жизни. Я с ним согласен. Хотя его романы я не читал. Я не читаю толстые книжки.
КАРРИ — А вот Шура не перестаёт меня удивлять своими познаниями в литературе.
ШУРА — Главный читает статьи в черно-белых журналах, которые покупают только авторы. Но там не будут рассказывать о пингвинах на языке Шекспира.
ГЛАВНЫЙ — Что это у тебя в руках?
ШУРА — Красиво, правда?!
ГЛАВНЫЙ — Зачем?
ШУРА — Вечером стартует неделя индийской кухни, и я прошу Карри быть украшением нашего ужина. Карри идёт желтый цвет? Или добавить красных украшений? Может приколоть лотос к волосам?
ГЛАВНЫЙ — В общем-то… красиво.
КАРРИ — Мне кажется, это немного нелепо… Смешно будет смотреться на мне. Этот цвет мне вообще не идёт.
ГЛАВНЫЙ — Не обижайте Шурика! Я таким счастливым его здесь никогда не видел. Он прав, вы гостья на нашей станции, а в такой оболочке станете украшением всей Антарктиды.
ШУРА — Тебе нравится сари?!
КАРРИ — Ладно, я надену это к ужину.
ГЛАВНЫЙ — Алика видел?
ШУРА — По-моему, он ушёл в теплицу.
ГЛАВНЫЙ — Снова поспорили с ним…
ШУРА — Ревнует Любашу ко мне.
ГЛАВНЫЙ — А ты куда направляешься?
ШУРА — Штудировать раздел индийской кухни и шекспировские сонеты. Сегодня я вас всех удивлю! Обещаю! Карри, если запутаешься в этой ткани, ко мне можно входить без стука (уходит).
ГЛАВНЫЙ — Мои парни вас не обижали?!
КАРРИ — Нет.
ГЛАВНЫЙ — Хорошо. Они безобидные ребята и добрые… у-у-у… Стоит мне немного выбиться из режима, и я перестаю ориентироваться во времени.
КАРРИ — Когда станцию закроют, что будет с вами?
ГЛАВНЫЙ — Устроюсь на другую. Без Антарктиды, чувствую себя неуютно.
КАРРИ — Наверное, знаете все её тайны.
ГЛАВНЫЙ — О, нет… Она никому, кроме пингвинов, их не рассказывает. Но я смог здесь во многом преуспеть! Один из первых вошёл в «Церковь снегов». Это наша небольшая внеконфессиональная церквушка. Там каждый может помолиться своему Богу. Внутри нет икон, скульптур или фресок. Только ты и Бог… Я собственными руками вставлял стёкла в оконные рамы… Вы верите в Бога, Карри?!
КАРРИ — Не знаю.
ГЛАВНЫЙ — Я в восхищении! Да, да, да! Говорю это без иронии! Восхищают меня отважные люди.
КАРРИ — Отважные?
ГЛАВНЫЙ — Вы уверены, что после смерти наступит пустота и при этом ещё живы! Все атеисты невероятно смелые и наглые существа. Но здесь, в Антарктиде, на кипе земного шарика, я понял, что Бог существует. И это не фантом или мираж, это реальное существо, которое любит меня даже в те минуты, когда я сам себя ненавижу. Мои родители были фанатиками католической церкви, я сбежал от них сюда. Но оказалось, не сбежал от Бога, а наоборот, обрёл его здесь.
КАРРИ — Если здесь живет Бог, почему пингвины умирают?!
ГЛАВНЫЙ — Бог снегов спасает их от человека. Этот подарок мы с вами никогда не сможем оценить по достоинству.
КАРРИ — Ваши родные, наверное, гордятся вами?
ГЛАВНЫЙ — Не думаю. Я всех родных растерял. Антарктида — моя семья.
КАРРИ — Для Германа эта снежная куча — тоже семья?
ГЛАВНЫЙ — Это лучше спросить у него.
КАРРИ — Кто же сможет состязаться с самой Антарктидой.
ГЛАВНЫЙ — Она строгая жена, не прощает интриг на стороне, хотя сама не прочь развлечься. Герман никогда не был в «Церкви снегов». Часто меня провожал к ней, но никогда не переступал порог. Я не спрашивал почему. У Германа нет своей жизни, он её подарил Антарктиде. Не уверен — правильно ли это. Все его исследования и эксперименты ни к чему не привели. Он ни на шаг не продвинулся вперед. Когда исследования репродуктивной активности пингвинов запретили, Алик долго поддерживал его. Помогал и верил до последнего. Они подолгу возились с пингвинами, и оба болезненно переживали смерть каждого… Но, когда осталось три пингвина, мы все поняла, что это конец.
КАРРИ — Алик тоже ходит в «Церковь снегов»?
ГЛАВНЫЙ — Он успел вас напугать… Паршивец! Не бойтесь Алика. На самом деле он безобиднее нас всех. Поверьте! Мы романтики! У каждого здесь свой Бог и своя церковь: для меня это голые стены, для Шуры Бог в запахах специй, а для Алика вся земная святость сосредоточена в уродстве животного. Старая хромая индейка для него икона. Мне кажется, всё, что он ей говорит — это лучше самой красноречивой молитвы.
СЦЕНА 5.
В изоляторе-комнате Германа.
ГЕРМАН — Карри — это то же самое, что и куркума? По-моему, сама по себе карри имеет неприятный вкус…
КАРРИ — Я сделаю вам обезболивающий укол.
ГЕРМАН — Ты любишь прокалывать человеческую кожу, искать голубые нити вен, чтобы поставить капельницу, громко отрывать пластырь… Или это всё для тебя не больше, чем ремесло? Оно не приносит радости, нагоняет одну тоску.
КАРРИ — Я просто выполняю свою работу. И стараюсь выполнять её качественно.
ГЕРМАН — У тебя есть дети?
КАРРИ — Нет.
ГЕРМАН — Ну, продолжай! Слушаю!.. Я же должен знать человека, который ближайшие семь дней будет мысленно делить мою ягодицу на четыре квадрата, чтобы поставить укол.
КАРРИ — Сейчас вам будет очень больно. Мне нужно поменять повязки и обработать раны.
ГЕРМАН — К чертям собачим эти повязки. Я ничего не чувствую.
КАРРИ — Потерпите. Я буду делать всё медленно.
ГЕРМАН — Ты получаешь удовольствие, когда делаешь другому человеку больно?!
КАРРИ — Мне всегда жаль пациентов.
ГЕРМАН — Если бы тебе было меня жаль, ты бы рассказала о себе… Больно, чёрт возьми!
КАРРИ — Вы меня достаточно детально описали.
ГЕРМАН — Значит, я угадал, ты всё-таки рыжая. Это хорошо. Рыжие — поцелованные Солнцем… Хотя в Средние века, тебя бы сожгли на костре. Рыжие — дети Сатаны… Так говорили раньше… Ты успела посмотреть наших пингвинов?
КАРРИ — Нет…
ГЕРМАН — Посмотри обязательно на Мукула. Внимательно посмотри. Это необычный пингвин. Если бы животное можно было возводить в лик святых, Мукул был бы первым святым пингвином и его изображали бы на иконах. Хотя, думаю, пингвинам это не нужно. Они и так святые. «Мукул» с индийского санскрита переводится как «расцвет».
КАРРИ — Вы очень любите этих пингвинов.
ГЕРМАН — Больше, чем ты можешь себе представить. Из-за них я сейчас слеп и прикован к постели.
КАРРИ — Вам сделают операцию, и вы снова будете видеть. Даже лучше, чем раньше… Но не пингвины же подожгли ваш кабинет?!
ГЕРМАН — После операции я стану близоруким?! Ты же медсестра, должна разбираться в этом.
КАРРИ — Почему именно близоруким?!
ГЕРМАН — У пингвинов роговица глаз плоская, поэтому на суше птицы немного близоруки. Я подумал, вдруг я тоже стану как они.
КАРРИ — Птицы…
ГЕРМАН — Ты смеёшься?! А, наверное, считаешь, что птицы должны летать… Это моё открытие! Никто о нем не знает! Хочешь, я открою тебе тайну, почему пингвины не летают?!
КАРРИ — Хочу!
ГЕРМАН — Наклонись ближе ко мне… Ещё ближе… (Карри наклоняется к постели) Пингвины не летают, потому что не хотят!.. (Карри смеётся). Вот, а смех у тебя не как у рыжей, скорее, как у натуральной блондинки.
КАРРИ — Вам не нравятся блондинки?
ГЕРМАН — Моя бывшая жена была натуральной блондинкой. Но я выбрал Антарктиду. Эту блондинку мне никто никогда не сможет заменить. Мы с ней обвенчаны и будем вместе, пока я жив.
КАРРИ — Из-за Антарктиды вы и развелись с предыдущей блондинкой?
ГЕРМАН — Нет. Честно говоря, я уже и не помню, почему мы развелись. Это было очень давно, когда гормоны пульсировали во всех частях тела. Нам хотелось чего-то нового, любопытно было пожениться.
КАРРИ — Жён и мужей забыть не так-то просто.
ГЕРМАН — Пф. Так какие-то фрагменты из другой жизни. У неё сейчас новый муж и дети, может быть, молодые любовники. А у меня даже и фотокарточки её не осталось. Помню, что она была натуральной блондинкой.
КАРРИ — Блондинки — эффектные женщины. Всегда выделяются в толпе. Это не я говорю, так считает большинство мужчин.
ГЕРМАН — Все высказывания, которые приписывают нам, придуманы исключительно женщинами.
КАРРИ — Ну, конечно.
ГЕРМАН — Я могу тебя попросить об одолжении, Карри?
КАРРИ — Всё, что угодно.
ГЕРМАН — Ты должна сегодня ночью попасть в лабораторию. Только сделай это втайне от всех… Не говори никому, даже Главному… Мой дубликат ключа спрятан в щели плинтуса, рядом с дверью… Когда войдешь, увидишь на столе с пробирками три пронумерованные. Они мне и нужны… Я впервые вырастил эмбрионы пингвинов вне утробы самки. После того, как эксперимент с яйцами птиц провалился, и мои исследования запретили, я искусственно оплодотворил яйцеклетки. И никто об этом не знает.
КАРРИ — Зачем столько тайн?
ГЕРМАН — Мне кажется, на станции не хотят, чтобы мои исследования продолжались.
КАРРИ — Ты кого-то подозреваешь?
ГЕРМАН — Рядом с пробирками толстый журнал, где я пошагово расписал все стадии эксперимента.
КАРРИ — Что я должна сделать?
ГЕРМАН — Забрать и спрятать журнал. Когда мы вернёмся в город, сразу отправить его в Институт клонирования. А лучше лично им отнести.
КАРРИ — А что будет с пробирками?!
ГЕРМАН — Ты тоже их забери и спрячь. Эмбрионы уже должны были развиться до стадии гаструляции и скоро из зародышевых листков появятся зачатки органов и тканей. Пообещай, что сделаешь это!
Стук в дверь.
АЛИК — Можно?!
ГЕРМАН — Алик!
АЛИК — Ты просил заглянуть к тебе? Мне Главный передал.
ГЕРМАН — Карри, пусть тебе покажут наших пингвинов. Главный сейчас наверняка на объекте. И обязательно внимательно рассмотри Мукула. Обрати внимание на его три седых волоска над клювом. Только иди в обход кухни, если попадёшь к Шуре, он тебя не отпустит просто так. Не ешь всю порцию целиком.
Карри уходит.
ГЕРМАН — Как они себя сегодня чувствуют?
АЛИК — Девочки прекрасно. Мукул немного вял, но не переворачивался. Даже вертолёт, который привёз медсестру, его не заинтересовал.
ГЕРМАН — К чёрту вертолёты, они ему давно не интересны. А как он смотрел на тебя?!
АЛИК — Герман, они почти ручные. Он знает меня не один день, как Мукул может смотреть?! На самочек заглядывается, как и положено старому пингвину.
ГЕРМАН — Как ты думаешь, он ещё год проживёт?
АЛИК — Откуда мне знать. Краснокнижники уже записали его семейство в группу вымерших животных. Ещё полгода назад. Эти пингвины уже не существуют для людей.
ГЕРМАН — Они существуют.
АЛИК — Мы пытались, и ничего не вышло. Из искусственно-оплодотворенного яйца не вылупливаются птенцы.
ГЕРМАН — Да, но анализ ДНК показал, что этот мертвый птенец был результатом естественного спаривания, а не искусственного оплодотворения. Это всё меняет! Ты понимаешь, что из этого может выйти?! Сколько видов животных можно будет спасти от исчезновения!
АЛИК — Естественный отбор. Не лезь в законы природы.
ГЕРМАН — Эти законы пишет не природа, а человек. И я его остановлю.
АЛИК — Никто не даст тебе разрешения на повторные эксперименты. А после пожара — тем более нужно забыть об этом. Может и хорошо, что сгорели все твои материалы, из-за них на тебя могли посыпаться неприятности.
ГЕРМАН — Все нужные материалы у меня в голове. Ты мне поможешь и дальше записывать ход эксперимента?! Пока память не стала меня подводить.
АЛИК — Герман, станцию… Нет, я не буду ничего записывать. В Антарктиде достаточно станций и исследования ведутся каждый день. У меня масса своих проблем, мать твою. Я главный подозреваемый в этой истории с поджогом. И если ты не скажешь правду, меня посадят. Чёрный убедит следователя, что это я поджёг твой кабинет. У него даже есть какие-то доказательства или улики.
ГЕРМАН — Никто не сможет тебя в этом обвинить. У них ничего на тебя нет и быть не может.
АЛИК — Если Чёрный захочет доказательства будут.
ГЕРМАН — Не бросай меня!
АЛИК — Прости, но эту войну мы проиграли.
ГЕРМАН — Пока Мукул жив война будет продолжаться.
АЛИК — Послушай, все биологические материалы уничтожил пожар. Мукул не только не переворачивается, но и едва передвигается. Антарктические, папуанские и пингвины Адели в безопасности, их сама Антарктида защищает от человека. Не так все трагично! В зоопарках эти пингвины живут до 30 лет, а Мукулу уже двадцать! В живой природе — это исключение, он счастливчик, но история его семейства закончилась. И мы должны с этим смириться! Природа умеет мстить, когда человек начинает играть в Бога. Остановись, Герман. Лучше, если ты это сделаешь сам.
ГЕРМАН — К концу века из-за таяния льдов в Антарктиде погибнет большая часть этих пингвинов! А ты можешь вот так спокойно остановиться?! Если бы каждому десятому человеку на планете было бы не безразлично — этих животных можно было бы спасти. Ты это понимаешь не хуже меня! Спасти буквально за несколько лет. Антарктида как кошка, которая умеет сама себя вылечить от любой заразы.
АЛИК — Герман, это всё фантазии.
ГЕРМАН — Мне на какое-то время показалось, что конец действительно наступил и лучшим выходом будет всё уничтожить. Но теперь, когда я слеп, я больше вижу и понимаю.
АЛИК — Нас уже не будет к концу века.
ГЕРМАН — Включи проигрыватель и проваливай.
Алик включает проигрыватель и уходит.
Комната наполняется криками пингвинов.
СЦЕНА 6.
Столовая.
ШУРА — «Как боязно слонихе молодой почуять жезл погонщика впервые»… Индийский поэт Видьяпати Тхакур. Его стихи передают разные состояния Радхи. Она может быть радостной, ревнующей или Радха, страдающая из-за разлуки…
КАРРИ — Кто такая Радха?
ШУРА — Женская форма Бога.
КАРРИ — Ты уникальный повар.
ШУРА — Я хороший повар А хороший повар должен знать культуру народов, чтобы вкусно готовить национальные блюда! И знать эту культуру нужно в мельчайших подробностях. Нельзя упустить ни единого нюанса. Только тогда, ты сможешь точно уловить нужный аромат и подсыпать правильную приправу. Увидеть цвет, добавить необходимый соус.
КАРРИ — Тебе это удаётся! Удивительно хорошо удаётся.
ШУРА — Сегодня у Карри роль говинда-нандини.
КАРРИ — И что я должна делать?
ШУРА — Ничего! Ты сегодня «та, что приносит наслаждение». Такой дословный перевод — «говинда-нандини».
КАРРИ — Шура… Я не юная Радха.
ШУРА — Это не важно. Боги не имеют возраста. Мне очень одиноко здесь, Карри. И я безгранично рад твоему приезду. Хотя и не могу понять, как ты могла на такое решиться?!
КАРРИ — Прилететь в Антарктиду?!
ШУРА — Эта часть света отличается от других континентов. Здесь, конечно, много романтического, но, чтобы это понять, нужно быть сумасшедшим. Нас всех Антарктида превратила в поэтов. Иначе здесь не выжить.
КАРРИ — Романтического? Я бы это так не называла.
ШУРА — Что ты! Само название «Антарктида», наверное, придумано поэтом. Я в этом почти уверен. Антарктида, то есть та, что «напротив севера». А если посмотреть из космоса — она имеет вид запущенного грибка на теле. Всего-то.
КАРРИ — Тебя разочаровала Антарктида?
ШУРА — Я приехал сюда, чтобы хорошенько заработать. Алик убедил, что здесь это возможно, а я и поверил, болван. Поначалу платили очень хорошо, потом всё хуже и хуже… Если бы я знал, что станцию ждёт закрытие, никогда не приехал бы в эту глушь. Здесь тишина везде. Она душит днём и ночью, как безжалостный убийца, выследивший тебя в темном переулке.
КАРРИ — Для Германа это рай, а пингвины, наверное, ангелы.
ШУРА — И среди пингвинов немало проституток. Ты знаешь об этом?!
КАРРИ — Нет, расскажи…
ШУРА — Есть здесь такой вид пингвинов, которые строят гнёзда для кладки яиц из гальки. Некоторые самки ради камней занимаются проституцией, хотя имеют постоянного партнёра. Они находят одиноких самцов, которые тоже делают гнёзда в надежде завести семью, позволяют им совокупиться с собой, а после этого уносят один или несколько камней в своё гнездо. Всё прозаичнее, чем кажется…
КАРРИ — Значит, Герман приехал на край света, чтобы спасать пингвинов-проституток, а ты, чтобы заработать денег? И это всё?
ШУРА — Не совсем… Ты умеешь хранить секреты?
КАРРИ — Думаю да.
ШУРА — Ты уверена, что умеешь хранить секреты?
КАРРИ — Клянусь Радхой!
ШУРА — Я тебе кое-что покажу.
Шура открывает кухонный шкаф. На дверце приклеен плакат с изображением американского актёра Сильвестра Сталлоне.
КАРРИ — Это актёр?
ШУРА — Я из-за него здесь!
КАРРИ — Не понимаю…
ШУРА — Как ты думаешь — я похож на него?
КАРРИ — Нет.
ШУРА — Ну, хотя бы чуточку.
КАРРИ — Ни капельки не похож.
ШУРА — А я хочу быть на него похожим. Заработаю много денег и сделаю нос, как у него, веки и всё остальное. Он красивый и сильный. Ты только посмотри на его скулы и на эту складку между бровей… Карри, он тебе нравится?!
КАРРИ — Ты тоже красивый. Ты мне нравишься больше.
ШУРА — Я надеялся, что ты единственный человек на этой станции, которого Антарктида не успела научить врать.
КАРРИ — Это правда.
ШУРА — Ты считаешь — это невозможно? Я не смогу быть похожим на него, даже после операций? Да? Ты так считаешь?
КАРРИ — Не знаю… Я не знаю.
ШУРА — О, Кришна! Ты, конечно, очень мудр и должен знать не хуже, чем другие.
Появляется Алик.
АЛИК — Кришна не был чёрным.
ШУРА — Ну, хоть что-то на этом континенте не меняется.
КАРРИ — Алик, вы мне покажете пингвинов?
ШУРА — Я тебе могу показать пингвинов, только накормлю Германа остатками арабской кухни.
АЛИК — Нет, чёрный. Твой континент — кухня, а пингвины — это не замороженные куропатки. Карри, я с удовольствием тебя сопровожу! Пингвины давно не видели женщин, и я, между прочим, тоже. А Шурик пусть приготовит нам по бокальчику красного вина и принесёт в мою комнату. Перед ужином говорят полезно.
ШУРА — Ну, надо же. А я думал нашего Алика интересуют дамы с перьями и любящие пощипать салатный перец.
Шура начинает имитировать поведение индейки.
Алик набрасывается на него. Затевается драка.
КАРРИ — Вы ведёте себя, как дети!
АЛИК — Тащи свою чёрную задницу к Герману, пока я не надрал её!
ШУРА — Нет, Алик! Это я сниму кожу с твоей индюшки!
Шура уходит.
КАРРИ — Вам не надоело разыгрывать этот спектакль?
АЛИК — Он её не тронет. Только с замороженными тушками может справляться, а чтобы зарезать самому. Никогда. Даже в школе не мог просунуть иголку в засохшее брюхо бабочки.
КАРРИ — Как вы вдвоём оказались на одной станции?
АЛИК — Роковое стечение обстоятельств, мать твою.
КАРРИ — Значит, ты должен быть счастлив, что станцию закроют, и не придётся сдирать кожу с чёрной задницы.
АЛИК — Станцию давно нужно было закрыть. Бессмысленно всё это.
КАРРИ — Переворачивать пингвинов тоже бессмысленно?
АЛИК — Это единственное, чем мы реально можем им помочь, мать твою. Как ты думаешь, шрамы останутся на лице Германа?
КАРРИ — Совсем немного.
АЛИК — Если бы пожар перебросился на лабораторию всё взлетело бы на воздух, мать твою. Главный вовремя потушил и остановил огонь. Как ему это удалось, до сих не пойму.
КАРРИ — Полиция выяснила, что стало причиной возгорания?
АЛИК — Не знаю. Какая теперь разница, мать твою. Страховка покроет все убытки, а Герман сможет поваляться на пляже какого-то экзотического острова.
КАРРИ — Это правда, что индюшку зовут Любаша?
АЛИК — Правда. Её зовут Любовь. В теплице, она себя чувствует в безопасности. Ей там хорошо. Это её дом.
КАРРИ — А я думала, что здесь никто, кроме пингвинов и тюленей выжить не сможет.
АЛИК — Когда я впервые оказался в Антарктиде, на соседнюю станцию завезли свиней. Вместе с их навозом были завезены и личинки крошечных мушек, которым в теплых условиях свинарника очень понравилось, поэтому они отлично размножались. Из-за этого всех свиней пришлось перерезать за один день. Мясо ели полгода. Нельзя нарушать экосистему. Антарктида должна оставаться девственной, как Дева Мария.
КАРРИ — Я бы хотела увидеть «Церковь снегов».
АЛИК — Мы можем пойти туда прямо сейчас.
КАРРИ — Да, пожалуйста.
АЛИК — Но моё предложение остаётся в силе. Два бокала вина перед ужином помогут переварить индийские блюда. Алкоголь, как и Интернет у нас лимитирован. Особенно зимой, когда 24 часа в сутки ночь и пустота.
Карри уходит. Алик открывает шкаф и срывает плакат с изображением Сталлоне.
СЦЕНА 7.
Шура кормит Германа.
ГЕРМАН — Слава богам, что неделя арабской кухни подходит к концу. Если бы не приезд Карри, ты бы снова кормил нас бобами. Сколько консервированных бобов завезено на станцию?
ШУРА — Наверное, я тебя огорчу, но в индийской кухне бобы тоже входят в основные блюда.
ГЕРМАН — Я больше не могу это есть. Хорошо, что мои глаза не видят…
ШУРА — Десерт будешь?
ГЕРМАН — Что у тебя?
ШУРА — Пахлава.
ГЕРМАН — И я сразу слышу шум моря и ощущаю на лице холодный, но приятный, бриз…
ШУРА — Скоро ты действительно сможешь его ощутить.
ГЕРМАН — Нет. Мне это не надо, Антарктида заменила не только все моря, но и весь мир.
ШУРА — Я думал, что Главный успел тебе всё рассказать.
ГЕРМАН — Что он должен был мне рассказать?
ШУРА — Нет, нет, снова Главный будет бурчать.
ГЕРМАН — Договаривай.
ШУРА — Главный будет злиться на меня.
ГЕРМАН — Ну!
ШУРА — Вечно меня кто-то тянет за язык.
ГЕРМАН — Говори, чёрт возьми!
ШУРА — Станцию закроют. И на этот раз навсегда.
ГЕРМАН — Пока Мукул жив этого не сделают.
ШУРА — Мукул уже никому не нужен, а следствию гораздо интереснее разобраться, кто поджег твой кабинет.
ГЕРМАН — И ты им в этом помогаешь? Думаешь, тебе выпишут премию или специальный орден дадут…
ШУРА — Я засажу Алика, и мне никто не помешает! Даже ты. Я слишком долго ждал подходящего случая! О, если бы ты только мог почувствовать всё то счастье, что сейчас переполняет меня. Я в предвкушении. Лучший день наступит совсем скоро.
ГЕРМАН — Алик ни в чем не виноват. Он не поджигал кабинет.
ШУРА — Это не важно. Наоборот, даже к лучшему. Правда-правда.
ГЕРМАН — Неужели ты не понимаешь?
ШУРА — Давить на мою совесть бесполезно.
ГЕРМАН — Да, открой же ты, наконец, глаза!
Входит Главный.
ГЛАВНЫЙ — Нигде не могу найти Карри и Алика.
ШУРА — Они пошли смотреть на пингвинов.
ГЛАВНЫЙ — Их там нет.
ШУРА — Если он хоть пальцем её тронет — убью.
ГЛАВНЫЙ — Алик агрессивный парень, но обижать женщину он не станет. Они для него беззащитные индюшки, которых надо прятать в теплице.
ГЕРМАН — Там их и найдешь. В теплице! Он повёл Карри знакомиться с индюшкой.
ГЛАВНЫЙ — Как я сразу не догадался.
ШУРА — Я пойду в теплицу. Мне нужна зелень для соуса.
ГЛАВНЫЙ — Только не натворите ничего криминального. Нам достаточно одного происшествия.
Шура уходит.
ГЛАВНЫЙ — По-моему, ему приглянулась Карри.
ГЕРМАН — Она милая, только руки всегда холодные. У рыжих всегда холодные руки.
ГЛАВНЫЙ — У рыжих?..
ГЕРМАН — Почему ты мне не сказал, что станцию хотят закрыть? Это окончательное решение?
ГЛАВНЫЙ — Не хотел, чтобы ты переживал. Тебе сейчас нервничать нельзя. Поправляйся, а потом всё наладится. Ты же знаешь, как долго они всё это делают. Пока бумажки нужные подпишут, может пройти целый год.
ГЕРМАН — Ты тоже, как и они не веришь, что я смогу что-то изменить?
ГЛАВНЫЙ — Верю. Правда, верю. Мы сможем вместе работать на другой станции. Все вместе.
ГЕРМАН — Почему мои исследования запретили?! Ты знаешь больше меня!
ГЛАВНЫЙ — Подумай сам.
ГЕРМАН — Не получается.
ГЛАВНЫЙ — Какой толк оплачивать столько лет проект, который не продвигается ни на шаг вперед. Бухгалтеру нужны цифры, а не твои полумифические отчёты.
ГЕРМАН — Это не мифы! Пингвинов можно спасти от вымирания, так же, как и тысячи других животных. Ты же верил мне?!
ГЛАВНЫЙ — Я и сейчас верю. Но если мы не сможем приспособиться к действительности, погибнем вместе с пингвинами.
ГЕРМАН — Если станцию закроют для исследований, её никогда больше не запустят. Сделают здесь туристическую платформу. Очередное развлечение для полудурков.
ГЛАВНЫЙ — Это приносит неплохую прибыль.
ГЕРМАН — Ты учёный или бухгалтер?
ГЛАВНЫЙ — Мы не сможем изменить правила игры.
ГЕРМАН — Нет, Главный, в этой игре правил нет или нам их забыли рассказать.
ГЛАВНЫЙ — Хочешь, я включу проигрыватель?
ГЕРМАН — Нет, не надо. Если сюда направили медсестру — дела у меня неважные…
ГЛАВНЫЙ — Мы бы не смогли за тобой ухаживать до транспортировки. Подумай о себе, Герман. Животные умирают, люди умирают. Смерть — самое главное событие в жизни. Я всю жизнь измеряю толщину льда и до сих пор верю, что это важно, кому-то необходимо знать эту толщину льда. Может быть, я ошибаюсь, и это нужно только мне одному. Ваш Главный не совершил открытий, не написал толстую книжку, с изображением куска льдины на обложке. Я каждый день измеряю толщину льда, и мне хорошо. Я удовлетворён.
ГЕРМАН — Я могу тебя попросить об одолжении?
ГЛАВНЫЙ — Всё, что хочешь.
ГЕРМАН — Когда Мукул умрёт, сделай из него чучело и поставь на алтарь в «Церкви снегов». Это лучшее, что ты можешь сделать.
ГЛАВНЫЙ — В «Церкви снегов» нет икон. Бог — это пустота.
СЦЕНА 8.
Шура накрывает стол. Входит Карри.
ШУРА — Где ты была?
КАРРИ — В «Церкви снегов».
ШУРА — Мормонская пещера. Твой экскурсовод тебе сказал, что там собираются группы «анонимных алкоголиков»?
КАРРИ — Жаль, что потир церкви сейчас хранится в Новой Зеландии. Хотела посмотреть на него.
ШУРА — У меня есть чашки не хуже потира. Кстати, его церкви пожертвовала вдова Роберта Скотта, который умер в Антарктиде от холода и истощения. Его экспедиция провалилась, как и наша. Только с той разницей, что мы ещё живы.
КАРРИ — «Наиболее правильным и разумным для нас будет вести себя так, как будто ничего не произошло. Идти вперёд и постараться сделать всё, что в наших силах, ради чести Родины — без страха или паники».
ШУРА — Откуда такие познания дневников Скотта?
КАРРИ — Алик цитировал.
ШУРА — Тебе он нравится?
КАРРИ — Конечно, Роберт Скотт — национальный герой!
ШУРА — Я спрашиваю про Алика.
КАРРИ — Шурочка, мы знакомы меньше суток, а ты задаешь такие вопросы. Меня не интересует Алик.
ШУРА — Тебя интересуют женщины?
КАРРИ — Я приехала сюда не для того, чтобы крутить романы.
ШУРА — А зачем? Зачем ты сюда приехала, Карри?
КАРРИ — Ты умеешь хранить секреты?
ШУРА — Только не говори, что ты тоже хочешь сделать пластическую операцию, это моя реплика!
КАРРИ — Я приехала к Герману.
ШУРА — Это все знают.
КАРРИ — Нет, я приехала, чтобы быть с ним.
ШУРА — Вас, что-то с ним связывает кроме ожогов?
КАРРИ — На самом деле связывает нас не так много, но… Герман мой муж. То есть, мы с ним развелись и очень давно. Не видели друг друга почти двадцать лет. Успела пройти маленькая жизнь, у каждого своя. У меня неудачная, у него, наверное, тоже.
ШУРА — Герман никогда не рассказывал о бывшей жене.
КАРРИ — Это естественно. Мы поженились на первом курсе института, а на втором уже разошлись. Я перешла в медицинский и снова вышла замуж. А Герман женился на Антарктиде. Я знала, что когда-то, она его уведёт… Юность растворилась, как сахарный кубик в горячем чае. Я даже собаку завела, думала не так тошно будет. Но он что-то съел на прогулке и сдох.
ШУРА — Герман не похож на похитителя женских сердец.
КАРРИ — Нет, конечно, нет. Я не думаю, что мы вообще друг друга любили. Это был импульс. Нам казалось, что жизнь открывает перед нами все двери, стоит только постучать.
ШУРА — И вот так вдруг ты вспоминаешь о бывшем муже. Почему, Карри? Если ты даже сомневаешься в том — любил ли он тебя.
КАРРИ — Я ему нужна. Мне так хочется быть нужной. А, что если, самопожертвование — это единственный шанс спасти душу.
ШУРА — Ты уверена, что он будет рад, когда узнает, что ты это ты?
КАРРИ — Если бы была уверена, призналась… Но это не имеет значения. Теперь это всё равно.
ШУРА — Он догадается. Если не сегодня, то завтра… А может уже догадался.
КАРРИ — Даже, если он никогда не догадается, кто ему меняет повязки, измеряет температуру и моет его тело — я буду рядом.
ШУРА — Герман никогда не оставит Антарктиду. Он как «Церковь снегов» замурован в фундамент ее льдов.
КАРРИ — У тебя бывало так, что вдруг ты вспоминаешь о давнем знакомом, чей номер давно стерла память телефона. Совершенно неожиданно, ты думаешь об этом человеке за утренним кофе или, когда заправляешь пододеяльник. И даже, если вас связывало что-то плохое, то, что прощать нельзя — ты не готов его терять. Невозможность выбросить свои детские игрушки или коллекцию наклеек. Это что-то из этого рода.
ШУРА — Здесь нет будущего. В Антарктиде время остановилось. Эта земля не для нас. Мы чужаки.
КАРРИ — Человек везде чужак, если он один. Мы как пингвины — парные животные. Я, во всяком случае, именно такая.
ШУРА — Тихо. Сюда идут. Иди, переоденься и выходи, как будешь готова.
КАРРИ — Хорошо.
ШУРА — Карри!..
КАРРИ — Что?
ШУРА — У тебя все будет хорошо. Герман поймёт.
КАРРИ — Да, я знаю…
Карри скрывается. Входят Алик и Главный.
Все занимают свои места за столом.
ШУРА — Рацион древних индийцев включал в себя овощи, фрукты, зерно, бобы…
АЛИК — Снова бобы, мать твою?
ГЛАВНЫЙ — Не перебивай его, есть хочется!
ШУРА — Перед вами тхали — варёный рис и дал!
АЛИК — Что дал?
ШУРА — Дал — это густой суп-пюре из чечевицы.
ГЛАВНЫЙ — А что в этих маленьких мисочках?
ШУРА — О! Это самое главное в индийской кухне! Соус чатни, пикули… Красного перца у нас нет, я заменил морковкой с карри. И, конечно, основное блюдо под нежным клюквенным соусом.
КАРРИ (слышится её голос из комнаты) — Мне можно выйти?!
ШУРА — Одну секунду! (включает индийскую музыку).
Исполняя элементы индийского танцы, появляется Карри в жёлтом сари. Шура в какой-то момент присоединяется к ней и тоже танцует. Главный хлопает в ладоши.
Алик выключает музыку.
ШУРА — Это ещё даже не середина танца.
ГЛАВНЫЙ — Прекрасная Карри! Жаль вас не видит Герман!
ШУРА — У нас теперь два Солнца. Виват Солнцу Карри!
ГЛАВНЫЙ — Ура!
ШУРА — Ура! Ура! Ура!
ГЛАВНЫЙ — Карри вы похожи на богиню. Ну, давайте уже пробовать морковку и представлять, что это красный перец.
КАРРИ — Пахнет всё до невозможности вкусно!
ГЛАВНЫЙ — Карри, тебе показали нашу теплицу и Любу?
ШУРА — Карри показали «Церковь снегов».
ГЛАВНЫЙ — Правда?
КАРРИ — Да. Она потрясающая.
ГЛАВНЫЙ — Мне приятно это слышать.
КАРРИ — Там так светло. Никогда не знала наизусть молитвы, но мне показалось, что я вспомнила одну из них. И стала молиться. Не знаю, какому Богу. Я смотрела на эти белые стены и обросшее рисунками стекло — и молилась.
ГЛАВНЫЙ — Значит Антарктида тебя благословила.
КАРРИ — Вы так думаете?!
ГЛАВНЫЙ — Конечно! «Церковь снегов» — это сердце Антарктиды.
КАРРИ — Шура, суп — просто сказочный.
ГЛАВНЫЙ — Что мы будем делать без Шуры на другой станции? Не представляю. Нигде в Антарктиде такого повара не найдёшь. Эх.
ШУРА — Ничего, вы с Аликом быстро привыкните к переваренным макаронам с сосиской. Вы о них долго грезили. А все мечты должны сбываться, иначе какой в них смысл.
ГЛАВНЫЙ — Домашние твои обрадуются. Наконец через столько времени тебя увидят. А мы вот с Аликом останемся в плену Антарктиды. Ты не забывай её, Шура. Антарктида это на всю жизнь, у неё самой память, ох какая длинная, бесконечная…
АЛИК — Антарктида запомнит чёрного повара… Ты с чего хочешь начать — укоротить кончик носа или выкачать жир из щёк? Я бы тебе посоветовал сразу начать с тела. Мышцы пришить не так просто.
ГЛАВНЫЙ — Алик!
АЛИК — А ты интересовался, смогут ли с тебя смыть всю чёрную краску или превратят в далматинца? Эту случилось с Джексоном?
Алик вынимает из кармана кусочки разорванного плаката с изображением Сильвестра Сталлоне и, подбросив вверх, фейерверком рассыпает над столом.
КАРРИ — Я пойду, сниму всё это.
Карри уходит.
ГЛАВНЫЙ — Как ты можешь так себя вести, зная, что Герман ослеп навсегда? Он никогда не увидит ни пингвинов, ни Антарктиды, ни ваши паскудные физиономии.
ШУРА — Герман ослеп навсегда? А как же операция?
ГЛАВНЫЙ — Не будет никакой операции. Он слепой. И это на всю жизнь.
Главный уходит. Шура и Алик остаются одни.
АЛИК — Я знал, что этим всё кончится.
ШУРА — Вкусно?
АЛИК — Ты же слышал — ты превзошёл себя, Шура!
ШУРА — Как ты меня назвал?
АЛИК — Шура…
ШУРА — Что это?! Раскаяние, очередная шутка или игра?
АЛИК — Главный сказал правду? Ты не едешь с нами на другую станцию, а возвращаешься домой?
ШУРА — Не совсем так.
АЛИК — Как это «не совсем»?
ШУРА — Я действительно не еду с вами на другую станцию, но и домой я не вернусь.
АЛИК — И куда же ты направишься?
ШУРА — Какая разница, Алик? Радуйся, рядом с тобой теперь не будет Чёрного. Найдёшь для себя другую игрушку, а с меня хватит. Я устал от тебя. Правда, очень устал.
АЛИК — Скажи мне, куда ты едешь!
ШУРА — Вкусно? Ты доедай, ещё несколько кусочков, самых сочных осталось. Надо всё доесть. Ты же знаешь, как я не люблю, когда вы оставляете еду на тарелке. Не заставляй меня грешить.
АЛИК — Неужели ты ничего не понимаешь?
ШУРА — Доедай это чертово мясо и проваливай к себе.
АЛИК — Что ты хочешь этим сказать?
ШУРА — Как?!
АЛИК — Что ты натворил?
ШУРА — Вкусная оказалась Любаша?
АЛИК — Это неправда. Ты не смог бы. Ты специально меня злишь.
ШУРА — Ой, да перестань.
АЛИК — Скажи, что это идиотская шутка.
ШУРА — Ты её старушкой считал, уродливой хромой старушкой. А она ещё вполне приличной индейкой оказалась и сварилась быстро. Правда, приправ на неё ушло много. Я не рассчитывал на это. Всё-таки пришлось перебивать запах старости. Ох, это самый отвратительный запах в мире! Старость пропитывает собой всё так быстро. Но ты говоришь вкусно?! Я рад. Даже немного счастлив. Наконец-то угодил!
АЛИК — Ты, чёрная задница, мать твою.
ШУРА — Моя чёрная задница скоро навсегда исчезнет из твоей жизни.
АЛИК — Неужели ты не понимаешь! До сих пор ничего не понимаешь?
ШУРА — Что ты несёшь?
АЛИК — За все эти годы, ты не смог себе ответить, почему я тащусь за тобой повсюду, почему я гроблю свою жизнь на этой занюханной станции?
ШУРА — Потому что ты ненормальный.
АЛИК — Я с самого детства чувствовал себя уродом, калекой, неизлечимым больным. Видел тебя, и у меня внутри всё дрожало, я на минуту умирал, на лбу выступал жирный пот! Чтобы этого никто не замечал, я избивал тебя. Но как только ты проходил мимо или нечаянно затрагивал край моей рубашки, меня снова била дрожь. Я должен был видеть тебя каждый день, касаться твоей черной кожи… Люба и я — мы с ней очень похожи, как брат с сестрой, два урода, она внешне, а я… Я тоже урод, который не должен чувствовать к чёрному абсолютно ничего. Кроме, может быть, отвращения.
ШУРА — Ненавижу тебя.
АЛИК — Посмотри! Невидимый канат привязан к моим рёбрам. Стоит мне отдалиться от тебя, и он впивается в мою кожу. Бок кровоточит. Эту кровь ощущаю только я, но это целое море крови, поверь мне. Море крови. Мне страшно утонуть… Поэтому отправился за тобой на этот чёртов край света. Я смирился и ждал, когда ты почувствуешь то же самое. Когда ты поймёшь, что лучшего друга, чем я, у тебя никогда не будет. Я единственный человек, который не предаст, никогда не осудит, никогда понимаешь? Как верный пёс буду подносить тебе домашние тапочки и облизывать ноги.
ШУРА — Мне нужно было раньше зарезать индюшку.
АЛИК — Ты не старую индюшку зарезал… Ты убил святого пилигрима. Но, что останется, Шура?! Что останется без этих святых? В них хрупкий дар! Дар, которым и меня благословили небеса! И только он мог наполнить нашу жизнь смыслом… Но теперь. Когда ты убил Любовь, а я съел её тело под клюквенным соусом. Ничего этого не может случится… Наше счастье переварится в желудке, а завтра превратится в дерьмо, которым и так по горло сыта планета.
Возвращается Главный.
ГЛАВНЫЙ — Мукул умер.
СЦЕНА 9.
Ночь. В лаборатории появляется Карри. Она, не зажигая свет, подходит к столу. Включает фонарик и тщетно пытается отыскать пронумерованные пробирки.
ГЛАВНЫЙ — Меня тоже мучает бессонница.
КАРРИ — Шура говорил, что небо здесь бывает тёмно-синим.
ГЛАВНЫЙ — Да, с розовыми и фиолетовыми переливами. Невероятный вид, правда?! Все пейзажи здесь так похожи друг на друга, но ни один полностью не повторяется.
КАРРИ — Да, не повторяется…
ГЛАВНЫЙ — Мое самое любимое место в Антарктиде — узкий пролив Лемэра. Там очень высокие горы, а снег напоминает пенку на молоке. Если бы каждый человек смог это увидеть, всего на несколько минут, я уверен — на планете перестали бы совершаться убийства и другие преступления. Вы любите горы, Карри?
КАРРИ — В горах у меня начинается носовое кровотечение.
ГЛАВНЫЙ — Жаль.
КАРРИ — Вы следили за мной?
ГЛАВНЫЙ — Главный должен знать о местонахождении каждого на станции. Таков порядок.
КАРРИ — Ничего плохого я здесь не делала.
ГЛАВНЫЙ — Ты искала пробирки с эмбрионами и журнал Германа.
КАРРИ — Кто вам это сказал?
ГЛАВНЫЙ — Я же здесь Главный. Всё знаю.
КАРРИ — Герман делал часть экспериментов втайне, подозревая, что они здесь не всем выгодны. Теперь ясно, что главным его врагом были вы. Алик вам помогает в этом?!.. Вы с ним сообщники?!.. Где эмбрионы?!
ГЛАВНЫЙ — Тише, Карри, на станции плохая звукоизоляция.
КАРРИ — Вы украли материалы Германа?!
ГЛАВНЫЙ — Их больше нет.
КАРРИ — Что вы с ними сделали?
ГЛАВНЫЙ — Ничего. Их уничтожил пожар. Несчастный случай.
КАРРИ — Это вы подожгли кабинет Германа?! Но зачем?
ГЛАВНЫЙ — Карри, Карри…
КАРРИ — Почему тогда спасли его?! Я ничего не понимаю…
ГЛАВНЫЙ — Герман мой друг. Это правда. Поверьте, всё, что я делаю это и ради него тоже.
КАРРИ — Я не понимаю…
ГЛАВНЫЙ — Исследования Германа действительно заходили в тупик, но полгода назад у него получилось. Эмбрион в яйце должен был вылупиться. Герману удалось обмануть природу… Но я не мог этому позволить случиться!
КАРРИ — Вы преступник!
ГЛАВНЫЙ — Самка пингвина откладывает одно единственное яйцо и кричит, когда оно появляется на свет. Кричит очень громко, наверное, хочет, чтобы о новом жителе узнала вся Антарктида. Стоит оставить яйцо на несколько часов без тепла и эмбрион погибает. Поэтому самка и самец так ответственно насиживают яйцо почти сто дней… Сто дней полуголодного существования ради новой жизни. Инстинкты.
КАРРИ — Вы позавидовали Герману. Всю жизнь измерять толщину снегового покрова и ничего больше. Главный, который ничего из себя не представляет. А у кого-то получилось найти способ спасти от вымирания целый вид животных.
ГЛАВНЫЙ — Нет, милая Карри. Я служу Антарктиде, как безвольный раб. И отстаиваю исключительно ее интересы. Если Герман считает себя мужем Антарктиды, то, в таком случае, я её старый, но проверенный любовник.
КАРРИ — Женщина никогда не уйдёт к старому любовнику, она с ним остаётся только из-за жалости.
ГЛАВНЫЙ — Неужели вы, умная женщина, верите, что клонирование животных — это выход?! Тогда человек плохо справляется с ролью спасателя. Только пустота может дать новую жизнь. Та пустота, которую вы видели в «Церкви снегов». На смену этим пингвинам придут другие, главное, чтобы мы с вами им не мешали.
КАРРИ — Пока Мукул жив, Герман не оставит исследования.
ГЛАВНЫЙ — Милая, Карри…
КАРРИ — Он вернётся и начнёт всё заново. И что вы тогда будете делать?! Снова уничтожите эмбрионы?
ГЛАВНЫЙ — Это уже невозможно.
КАРРИ — Откуда такая самоуверенность…
ГЛАВНЫЙ — Герману не будут делать операцию. Это бессмысленно, его глаза никогда больше не увидят Антарктиду и Мукула тоже. Я убил его.
КАРРИ — Нет. Вы нагло врёте!
ГЛАВНЫЙ — Карри, Карри… Милая, Карри…
КАРРИ — Это ночной кошмар, мираж.
ГЛАВНЫЙ — Нет, это не мираж.
КАРРИ — Всё это ваши фантазии, как и тот воображаемый Бог в «Церкви снегов»!
ГЛАВНЫЙ — Мукул с благодарностью смотрел на меня. Я освободил его от мук и страданий. Теперь он сможет отдохнуть и не бояться перевернуться на спину. Он ведь так любит наблюдать за вертолётами в небе.
КАРРИ — Герман никогда вам этого не простит.
ГЛАВНЫЙ — Он не узнает.
КАРРИ — Вы уверены и в этом? Скрыть — значит стать соучастницей. Вы убили Германа! Только вы!..
ГЛАВНЫЙ — Утром… Утром ты поймёшь, милая Карри: лучшее, что ты можешь для него сейчас сделать — скрыть правду. И ты будешь врать Герману до тех пор, пока он будет тебе верить.
КАРРИ — Герман больше никогда не вернётся в Антарктиду, а вы останетесь здесь и будете молиться пустоте в «Церкви снегов».
ГЛАВНЫЙ — Я буду молиться за Германа и за тебя, Карри.
В окне медленно растворяется мгла ночи и виднеется крест на верхушке «Церкви снегов».
СЦЕНА 10.
Раннее утро.
ГЕРМАН — Я не сплю. Входи.
КАРРИ — Нужно измерить твою температуру.
ГЕРМАН — Мне эта процедура стала нравиться.
КАРРИ — Как прошла ночь?
ГЕРМАН — Снился красочный сон, но я ничего не запомнил.
КАРРИ — Я думала, тебе снятся только пингвины.
ГЕРМАН — Шутишь, значит, я тебе немного нравлюсь.
КАРРИ — Сейчас ты похож на Мукула, который перевернулся на спину.
ГЕРМАН — Тебе удалось рассмотреть его?! Природе не под силу второй раз создать что-то подобное.
КАРРИ — Он очень красивый.
ГЕРМАН — Ты всё сделала, о чем я тебя просил?
КАРРИ — Да.
ГЕРМАН — Журнал и эмбрионы у тебя?!
КАРРИ — Да, Герман.
ГЕРМАН — И пробирки целы?!
КАРРИ — Эмбрионы развиваются нормально.
ГЕРМАН — Представить себе не можешь, что ты для меня сделала! Ты меня спасла, Карри! Воскресила из мертвых!
КАРРИ — У тебя всё получится, и Мукул дождётся твоего возвращения.
ГЕРМАН — Однажды, он упал на спину и перестал дышать. Алик сказал, что Мукул умирает. Я испугался, но не поверил. Когда я прикоснулся к его холодной коже, открылись глаза, и он встал. Сам встал, даже без моей помощи. Ох, какие у него глаза! Так может смотреть только святой! И я понял, что это животное бессмертно…
КАРРИ — Значит, ему ничего не угрожает.
ГЕРМАН — В раю все ангелы в безопасности.
КАРРИ — Я позвонила твоему врачу. Нас заберут отсюда завтра. Прилетит вертолет. И мы вместе улетим.
ГЕРМАН — Главный говорил, что это произойдёт только через неделю.
КАРРИ — У тебя очень высокая температура. Лучше, чтобы мы улетели как можно раньше.
ГЕРМАН — Рыжеволосым каждый день нужно Солнце?!
КАРРИ — Нам всем нужно Солнце.
ГЕРМАН — И ты полетишь со мной, и будешь смазывать мои потрескавшиеся губы прозрачной губной помадой… А я твоими глазами взгляну на самую загадочную натуральную блондинку. Заметит ли Антарктида, что я оставляю её и будет ли радоваться, когда снова вернусь?!
КАРРИ — Пока не выяснят, кто устроил поджог, здесь небезопасно.
ГЕРМАН — Не было никакого поджога.
КАРРИ — Тогда как ты объяснишь пожар?!
ГЕРМАН — Я закрылся в кабинете и бросил спичку на рабочий стол.
КАРРИ — Тебе только что удалось вывести три жизнеспособных эмбриона, и ты решаешь сжечь все разработки?! И только потому, что эксперименты запретили?! Прости, но это ребячество. Я не верю!
ГЕРМАН — Все мои разработки не только запретили, но они подлежали уничтожению, как опасные для человечества исследования. Разве мог я позволить, чтобы это сделал кто-то другой?! Я не думал тогда о самоубийстве. Но, когда увидел, как мои журналы, записи, биологический материал исчезают в огне — не мог пошевелиться. Огонь перебросился на одежду, я почувствовал, как горят мои волосы… Когда услышал, что Главный пытается выбить дверь, я стал подниматься по винтовой лестнице, упал и сломал ногу. Огонь перебросился на меня, я уже ничего не видел. Главный спас меня и соврал всё о несчастном случае. Говорят, если человек однажды пытался покончить с собой и ему помешали, то он обязательно совершит вторую попытку, и она может оказаться успешнее предыдущей. Но Мукул до сих пор жив! Значит, я смогу продолжить свои исследования. Самки способны выносить потомство, может быть, мне удастся искусственно их оплодотворить. Главное, что Мукул жив!
КАРРИ — Но ведь станцию закрывают?!
ГЕРМАН — Никто её не закроет, пока я и Мукул живы! Мне выплатят компенсацию, и я возьму всё финансирование на себя. Людям разрешили выращивать в пробирках эмбрионы детёнышей, а я выращу пингвинов! Ты знаешь, почему погибает большинство из них?! Не молчи! Знаешь?!
КАРРИ — Нет, я не знаю!
ГЕРМАН — Потому что они конкуренты для рыбаков! Скалистые пингвины, охотясь на анчоусов и сардин в субантарктических водах, затрагивают интересы коммерческой рыбной ловли. Пингвины лишаются основной своей пищи и умирают. Они умирают от голода, чтобы на наших обеденных столах были банки с анчоусами и сардины в оливковом масле!
КАРРИ — Герман…
ГЕРМАН — Нет, ты только вдумайся в то, что я тебе сказал! Ослиные и Магеллановы пингвины, чьи колонии находятся на мысе Доброй Надежды в Южной Африке — умирают из-за нефти, которая облепливает их. Конечно, пингвинов, испачканных нефтью, можно поймать, очистить и снова выпустить, но это отнимает много времени и очень недёшево! Гораздо приятнее полакомиться сардиной в оливковом масле! Так, Карри?! Ты любишь сардины в оливковом масле?!
КАРРИ — Главный говорит, что популяция антарктических пингвинов стабильна, просто эти три пингвина умирают естественным путём. Человек здесь ни в чем не виноват. Антарктида — это же рай, ты сам говорил!
ГЕРМАН — Для мертвых пингвинов — рай.
КАРРИ — И за что ты их так любишь… Почему именно пингвины?!.. А не тюлени, например. Тюлени выглядят ещё более беззащитными.
ГЕРМАН — Люблю… Я уважаю их и преклоняюсь, как перед идеальным творением природы! В них всё органично и прекрасно! Ничего лишнего, как у Венеры Милосской…
КАРРИ — Почему?!
ГЕРМАН — Пингвины от природы не испытывают страха перед людьми. Они бесстрашны, а значит вечны. Бесстрашие — их главный инстинкт.
Входит Главный.
ГЛАВНЫЙ — Вы готовы? Совсем скоро восход.
ГЕРМАН — Забирай Карри, это будет незабываемое зрелище для неё.
ГЛАВНЫЙ — Не кокетничай, Герман! Я пришёл и за тобой. Шура, поторопись, пока он не передумал.
Входит Шура.
Вдвоем с Главным, они несут Германа в лабораторию.
ГЛАВНЫЙ — Восход сегодня наступит для всех.
СЦЕНА 11.
В лаборатории под стеклянной крышей сидят Алик, Главный, Шура, Карри и Герман. Через несколько минут они будут наблюдать восход Солнца, которого полярники не видели четыре месяца. Из проигрывателя доносится ария Ленского.
ГЛАВНЫЙ — Мать меня водила в оперу каждые выходные. Отец там гардеробщиком работал. Я думал, она меня мучает, потому что любит оперу, но потом узнал, что так мать караулила отца. Подозревала его в измене с одной балеринкой. И оказалась права. Однажды в антракте, отец, не подозревая, что мы в театре, зажимал девицу в белой пачке где-то в закулисном углу. Последней оперой, что мы там слушали, была эта.
ШУРА — Лучше Ноа Стюарта никого сегодня нет в опере. Его приглашали подпевать Марайи Кэрри, а он выбрал оперу.
ГЕРМАН — За что человечество может надеяться на прощение, так это за музыку.
КАРРИ — А театр… кино… живопись?
ГЕРМАН — Нет, нет, нет! Только за музыку.
АЛИК — Меня не за что прощать. У меня нет греха. Мешочек добра у моего ангела, наверное, пуст… но, если хорошенько провести рукой по дну, то можно найти несколько горошин.
ГЕРМАН — Это даже хорошо, что я не увижу Солнца. Я будто смотрю на него вашими глазами.
ШУРА — В Индии отмечают праздник Солнца. Он называется Чхатх Пудже. В этот день, индусы просят у Солнца об исполнении своих желаний.
ГЛАВНЫЙ — А как они называют Солнце?
ШУРА — Сурья.
ГЕРМАН — И они ему молятся…
ШУРА — Каждое утро, на рассвете, повернувшись лицом на восток, женщина с бинди на лбу приносит Сурье в дар воду и красный лотос.
КАРРИ — И её желание сбудется?
ШУРА — Мы только листья и ничьи
Глаза красой не тронем.
Мы тихо спим среди цветов,
Сложив свои ладони.
Когда цветы в рассветный час
В букет пойдут гурьбою,
Они, быть может, вспомнят нас
И пригласят с собою.
ГЕРМАН — У меня сейчас точно три души. Заедино! А в этих душах три горячих сердца. Как будет — не знаю, но знаю — хорошо будет. Люблю всех. Ужасно люблю и верю.
КАРРИ — Смотрите! Солнце!
Солнечные лучи медленно заливают всех ярким светом. Постепенно на сцене никого уже нельзя рассмотреть, остаётся один только свет.
