Ольга Сергеева
ЗДРАВСТВУЙ, ДОКТОР ФРЕЙД!
Комедия по мотивам рассказов А.П. Чехова
Действующие лица:
Гаврилин Павел Васильевич, писатель, директор издательства «Эдем»
Щукина
Ева, секретарь Гаврилина
Лиза
Мурашкина
***
Музыка. Небольшой круглый столик. На нем самовар и чайные принадлежности. Над столом на стене висит охотничье ружье. Появляется Гаврилин. Он в котелке, кашне, с тросточкой. Он присаживается к столу. Ева наливает чай и подает ему. В знак благодарности он сгибается в полупоклоне, приподнимая шляпу. К столу подходит Мурашкина. В руках у нее толстенный потрепанный портфель. Она нежно прижимает его к груди. Безучастно берет из рук Евы чашку чая, кивает ей в знак благодарности, садится к столу и также безучастно пьет. Появляется Лиза. Она нервно смотрит на часы, затем берет чашку из рук Евы и присаживается к столу. Появляется Щукина. Она подходит к столу, берет чашку, потом берет баранку, а потом еще две и прячет их в сумку.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Милые дамы, а не выпить ли нам коньячку, раз уж мы так мило сообща чаевничаем? За знакомство, так сказать…
Дамы всем своим видом изображают оскорбленные чувства такой бесцеремонностью незнакомого мужчины.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (обескураженно разводит руками). Ну, на нет и суда нет… Такова жизнь. Люди пьют чай, а в это время рушатся их судьбы.
Все по очереди молча уходят. Ева уносит на подносе чашки, потом возвращается за самоваром. Последней уходит Щукина, закинув в сумку все, что нашла съестного на столе.
Музыка.
Кабинет директора издательства. На столе табличка «Генеральный директор издательства «Эдем» Гаврилин Павел Васильевич». Директор что-то пишет за столом, вид у него изрядно помятый.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Вчера в издательстве был прием. А потом ночью у меня был сильный припадок подагры, нервы ни к черту… Зря я сегодня пришел. (Говорит по селекторной связи.) Ева, будьте добры кофе.
Входит Щукина.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Что вам угодно?
ЩУКИНА. Изволите ли видеть, уважаемый, муж мой, Щукин, проболел пять месяцев, и, пока он, извините, лежал дома и лечился, его без всякой причины уволили, а когда я пошла за его жалованьем, они, изволите видеть, вычли из его жалованья две тысячи четыреста тридцать рублей 36 копеек! За что? — спрашиваю. — «А он, говорят, из кассы взаимопомощи брал и за него другие сотрудники ручались». Как же так? Неужто он мог без моего согласия брать? Это невозможно. Да почему такое? Я женщина бедная. Я слабая, беззащитная… От всех обиду терплю и ни от кого доброго слова не слышу…
Щукина заморгала глазами и полезла в сумку за платком. Потом подала Павлу Васильевичу заявление. Он взял от нее заявление и стал читать.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Позвольте, как же это? (Пожал плечами). Я ничего не понимаю. Очевидно, вы, сударыня, не туда попали. Ваша просьба по существу совсем к нам не относится. Вы потрудитесь обратиться в то ведомство, где служил ваш муж.
ЩУКИНА. И-и, батюшка, я в пяти местах уже была, и везде даже заявление не взяли! Я уж и голову потеряла, да спасибо, дай бог здоровья зятю Борису Матвеичу, надоумил к вам сходить. «Вы, говорит, мамаша, обратитесь к господину Гаврилину: он влиятельный человек, для вас всё может сделать» … (Молитвенно сложив руки смотрит на табличку) Помогите, Христом Богом прошу вас, господин Гаврилин.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Мы, госпожа Щукина, ничего не можем для вас сделать… Поймите вы: ваш муж, насколько я могу судить, служил по медицинскому ведомству, а наше учреждение совершенно частное, коммерческое, у нас книжное издательство. Как не понять этого! (Пожал плечами).
ЩУКИНА (жалобным голосом). А что муж болен был, у меня докторское свидетельство есть! Вот оно, извольте поглядеть! (Роется в сумке и подает Павлу Васильевичу бумагу.)
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (отводит бумагу рукой). Прекрасно, я верю вам, (Раздраженно), но, повторяю, это к нам не относится. Странно и даже смешно! Неужели ваш муж не знает, куда вам обращаться?
ЩУКИНА. Да он у меня ничего не знает. Зарядил одно: «Не твое дело! Пошла вон!» да и всё тут… А чье же дело? Ведь на моей-то шее они сидят! На мое-ей!
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Уф! (Вздохнул, откидывая назад голову.) Вам не втолкуешь! Да поймите же, что обращаться к нам с подобной просьбой так же странно, как подавать прошение о разводе, например, в аптеку. Вам недоплатили, по мы-то тут при чем?
ЩУКИНА. Так, так, так… Понимаю. В таком случае прикажите выдать мне хоть полторы тысячи рублей! Я согласна не всё сразу. Господин Гаврилин, заставьте вечно бога молить, пожалейте меня, сироту (Плачет.) Я женщина беззащитная, слабая… Замучилась до смерти… И за мужа хлопочи, и по хозяйству бегай, а тут еще говею и зять без места… Только одна видимость, что пью и ем, а сама еле на ногах стою… Всю ночь не спала.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Нет, извините, я не могу с вами говорить. (Махнул рукой.) У меня даже голова закружилась. Вы и нам мешаете и время понапрасну теряете. Уф!.. Ева! (Говорит по селекторной связи.) Зайдите ко мне.
Входит секретарь Ева. Она несет на подносе кофе.
ЕВА. Ваш кофе, Павел Васильевич.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (с нажимом). Ах, да кофе… Ева, милая, объясните вы, пожалуйста, госпоже Щукиной по существу ее вопроса! (Щукиной) Прошу вас.
Щукина вслед за секретаршей уходит в приемную, но оттуда отчетливо слышен ее скрипучий, взвизгивающий голос.
ГОЛОС ЩУКИНОЙ. «Я женщина беззащитная, слабая, я женщина болезненная». На вид, может, я крепкая, а ежели разобрать, так во мне ни одной жилочки нет здоровой. Еле на ногах стою и аппетита решилась… Кофий сегодня пила, и без всякого удовольствия.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (прислушивается к разговору в приемной, возмущенно). Удивительно противная баба! (Нервно ломает пальцы, отхлебывает кофе.) Это идиотка, пробка! Меня замучила, а теперь ее заездит, подлая! Уф… сердце бьется! Я… я не могу ее голоса слышать… Заболел я… не выношу…
ГОЛОС ЩУКИНОЙ. «Я женщина беззащитная, слабая, я женщина болезненная». На вид, может, я крепкая, а ежели разобрать, так во мне ни одной жилочки нет здоровой.
Павел Васильевич нервно ходит по кабинету.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Позвать охрану, так она визг поднимет, и про нас чёрт знает, что могут подумать…
ГОЛОС ЩУКИНОЙ. Я женщина беззащитная, слабая… Замучилась до смерти… И за мужа хлопочи, и по хозяйству бегай, а тут еще говею и зять без места…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (возмущенно). За-ме-чательно подлая! Глупа, как сивый мерин, чёрт бы ее взял. Кажется, у меня опять подагра разыгрывается…
Вбегает разъяренная Щукина. За ней следом входит растерянная Ева.
Щукина (бросается к Павлу Васильевичу). Господин Гаврилин!!! Вот эта, вот эта самая… вот та, которой вы велели мое дело разобрать, постучала себе пальцем по лбу, а потом по столу… (Показывает на себе.) Вы велели ей мое дело разобрать, а она насмехается! Я женщина слабая, беззащитная…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. (со стоном). Хорошо, сударыня, я разберу… приму меры… Уходите… после!..
Гаврилин машет рукой Еве, и та, пожимая плечами выходит из кабинета.
ЩУКИНА. А когда же я получу деньги? Мне нынче деньги надобны!
Гаврилин дрожащей рукой провел себе по лбу, вздохнул и опять начал объяснять.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Сударыня, я уже вам говорил. Здесь издательство, учреждение частное, коммерческое… Что же вы от нас хотите? И поймите толком, что вы нам мешаете.
Щукина выслушала его и вздохнула.
ЩУКИНА. Так, так… (Ласково гладит табличку на столе. Гаврилина передергивает так словно она гладит его) Только уж вы, господин Гаврилин, сделайте милость, заставьте вечно бога молить, будьте отцом родным, защитите. Ежели медицинского свидетельства мало, то я могу другие документы представить… (Роется в сумке.) Прикажите выдать мне деньги!
Гаврилин выдохнул весь воздух, сколько его было в легких, и в изнеможении опустился на стул.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Сколько вы хотите получить?
ЩУКИНА. Две тысячи четыреста тридцать рублей 36 копеек
Гаврилин вынул из кармана бумажник, достал оттуда три тысячные купюры и подал их Щукиной.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Берите и.… и уходите!
Щукина торопливо спрятала деньги в кошелек и сморщила лицо в сладкую, деликатную, даже кокетливую улыбочку.
ЩУКИНА. Господин Гаврилин, а нельзя ли моему мужу опять поступить на место? (Прижимает к груди табличку с директорского стола)
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (вырывает табличку из рук Щукиной, нервно бросает ее на стол. Говорит по селекторной связи). Я уеду… я болен… У меня страшное сердцебиение.
Гаврилин спешно уходит. Щукина бежит за ним.
ЩУКИНА. Господин Гаврилин, господин Гаврилин…
Входит Ева.
ЕВА. После отъезда управляющего мы все приняли… по сорок капель валерьянки и снова возвратились к работе. А Щукина потом часа два еще сидела в приемной, ожидая, когда вернется господин Гаврилин.
Уходит. Музыка.
***
Крадучись в кабинет входит Павел Васильевич. Он в страхе озирается по сторонам. Заглядывает под стол. Садится на стул.
ГОЛОС ЩУКИНОЙ. «Я женщина беззащитная, слабая, я женщина болезненная» ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ.Приходила она и на другой день…
Павел Васильевич идет к стене, снимает со стены ружье и кладет его на стол. В задумчивости рассматривает его. Проверяет заряжено ли оно. В дверь кабинета заглядывает Ева.
ЕВА. К Вам посетительница, Павел Васильевич.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (вздрагивает). Что? Опять Щукина?!! Нет меня! Я вышел! Весь вышел!!!
ЕВА. Я говорила, но ей срочно нужен директор…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Всем нужен директор… (Выглядывает из кабинета с ружьем наперевес. В приемной весьма импозантная дама) Кому здесь директор нужен? Вам, дамочка? А простой охранник подойдет?
ЛИЗА. Паша, ты?
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Лиза?
ЛИЗА (со смехом). Лиза, Лиза…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Вот это сюрприз!
ЛИЗА (со смехом). Елизавета Ивановна, между прочим. (Внимательно смотрит на Павла Васильевича) Паша, а ты совсем не изменился…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Что я? Вот ты все такая же… красавица, умница…
ЛИЗА. Скажешь тоже. (Кокетливо поправляет волосы)
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Как ты, рассказывай.
ЛИЗА (смотрит на часы). Видишь ли, Паша, у меня дело к вашему директору…Ты не знаешь, когда он будет?
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Да кто ж его знает? А может и я на что сгожусь?
ЛИЗА. Тебе бы все шутки шутить… Как тебя жена только терпит?..
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Уже не терпит, развелась.
ЛИЗА. Вот-вот, ты всегда был легкомысленным.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, зато ты с пятого класса стремилась сделать выгодную партию.
ЛИЗА. Ну уж и с пятого! Просто я всегда знала, что мне нужно.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. И уж точно это был не я. А я всегда был в тебя влюблен…
ЛИЗА. В меня многие были влюблены.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Значит у тебя все в шоколаде.
ЛИЗА. Конечно. Муж – удачливый бизнесмен.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Дети…?
ЛИЗА. Дети учатся за границей.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, жизнь удалась. А давай, Лизок выпьем за встречу?
ЛИЗА. Что в чужом кабинете?
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (переворачивает табличку). Почему в чужом?
ЛИЗА (читает надпись на табличке). Генеральный директор издательства «Эдем» Гаврилин Павел Васильевич… (Пауза)
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (говорит по селектору). Ева, нам коньяк, кофе, ну и все, что полагается.
ЛИЗА. Павел Васильевич, вы, наверное, меня неправильно поняли…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Брось, Лизок, какие могут быть церемонии между однокашниками. Так какое у тебя ко мне дело?
ЛИЗА. Ах, Павел Васильевич, как-то неловко получилось…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Не парься, все нормально. Так чем могу помочь?
ЛИЗА. Видишь ли, мне нужна работа корректора. Я отсылала вам свое резюме… (Нервно роется в сумке) Вот мои рекомендации… (Высыпает на стол директора кучу бумаг)
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Зачем тебе работа, Лиза? Муж – преуспевающий бизнесмен, дети за границей, ты вся в шоколаде…
ЛИЗА. Все не совсем так… Муж объелся груш… Ушел к молодой, скотина! Детьми не обзавелась. Работы нет. Ах, Паша, какая я дура была! Нужно было за тебя замуж выходить. Павел Васильевич, а давай продолжим наш разговор в более непринужденной обстановке…
Павел Васильевич молчит.
ЛИЗА (тараторит). Вспомним молодость. Ведь нам есть что вспомнить, Павел Васильевич?
При каждом обращении к нему Лизы по имени отчеству его лицо искажает гримаса, словно он страдает от зубной боли. Входит Ева с подносом, на котором коньяк. Кофе, конфеты. Ставит поднос на стол директора.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (официальным тоном). Елизавета…
ЛИЗА. …Ивановна
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, извини. Елизавета Ивановна. Оставьте ваши рекомендации секретарю, мы потом их внимательно рассмотрим. А сейчас извините дела. (Встает и кланяется Лизе). Ева, милая, разберитесь, пожалуйста, по существу вопроса!
Лиза встает и идет за секретаршей. В дверях оборачивается. Посылает Павлу Васильевичу воздушный поцелуй.
ДИЗА. До свидания, Паша!
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Прощай, Лиза…
За столом, где горкой стоят его книги, сидит Павел Васильевич. Он подписывает книги своим поклонникам. Их поток иссяк. У стола стоит последняя девушка.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (подписывает ей книгу). Натали на долгую память от автора.
Протягивает книгу девушке. Та смотрит на запись, прижимает книгу к груди, и радостная убегает. Павел Васильевич достает мобильный телефон, смотрит время.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Все! На дачу, на дачу, на дачу! Нужно отдохнуть. (Напевает) Пум-пуррум, пум-пуррум, пум-пуррум… (Разминает пальцы правой руки) Мы писали, мы писали, наши пальчики устали… Вот на дачке отдохнем…
Неожиданно из-за его спины появляется немолодая дама. Она на цыпочках подходит к стулу Павла Васильевича.
МУРАШКИНА (громким голосом пафосно и радостно) … И опять писать начнем!
Павел Васильевич вздрагивает от неожиданности, вскакивает роняя стул. Мурашкина услужливо поднимает стул и держит его в руках.
МУРАШКИНА. Простите, я вас напугала…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Нет… Просто как-то неожиданно…
МУРАШКИНА (запальчиво потрясая стулом). Ах, простите, простите. Тысячу раз простите… Павел Васильевич!
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (пытается взять стул из ее рук). Увольте… мы знакомы?
МУРАШКИНА. Имела счастье познакомиться с вами на ток-шоу «Таланты и поклонники». Вы не помните меня? …
(Писатель пожимает плечами, так как руки у него заняты стулом). Не помните? Ну, Павел Васильевич, я – Му… (Испытывающе смотрит на Павла Васильевича, тот качает головой) Му…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Му-му…
МУРАШКИНА (кокетливо смеется.) Да вы шутник. Я – Мурашкина! Вспомнили?!!
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (фальшиво смеется.) Ах, Мурашкина! Конечно, конечно, Мурашкина! Чем могу быть полезен?
МУРАШКИНА. Я большая поклонница вашего таланта. Я всегда с наслаждением читаю ваши романы.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Благодарю. Я польщен…
МУРАШКИНА. Вы не подумайте, что я льщу Вам.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Да я ничего не думаю. (Дергает стул на себя)
МУРАШКИНА. Я всегда Вас читаю. Отчасти я сама не чужда авторства. То есть, конечно, я не смею называть себя писательницей, но все-таки и моя капля меда есть в ульи. Я опубликовала три детских рассказа. Вы не читали конечно. Я много перевожу, и мой покойный брат работал в журнале «Вдохновение».
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. (Вырывает стул, резко ставит его и садится на него) Так с … чем могу быть полезен?
МУРАШКИНА. Я знаю Ваш талант, ваши взгляды, Павел Васильевич. Я хотела бы узнать ваше мнение или вернее попросить совета.
Писателю на телефон приходит СМС.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Миль пардон. (Читает СМС-сообщение)
МУРАШКИНА. Я надо вам сказать, простите меня за выражение, я разрешилась от бремени драмой… драмой. И мне прежде чем посылать ее в издательство хотелось – бы знать ваше мнение, Пал Василич.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Я очень рад, но, сударыня, я занят. Мне сейчас ехать нужно. (Показывает на мобильный телефон.)
МУРАШКИНА. Павел Васильевич, я знаю, вы заняты. Вам каждая минута дорога. Я знаю, вы сейчас в душе посылаете меня к черту. Но будьте добры. Позвольте мне прочесть мою драму прямо сейчас, Павел Васильевич.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Сударыня, это совершенно невозможно!
МУРАШКИНА. Павел Васильевич, я жертвы прошу. Будьте великодушны. Завтра я уезжаю в Казань и мне сегодня хотелось бы знать ваше мнение. Подарите мне пол часа вашего внимания. Только пол часа, Павел Васильевич. Я умоляю Вас. Я умоляю Вас!!! Стремится упасть на колени, но поддерживаемая Павлом Васильевичем не может этого сделать).
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Я Вас слушаю. Садитесь. Пол часа. Я готов.
МУРАШКИНА. Пол часа, дорогой Павел Васильевич. Драма в пяти действиях с прологом и эпилогом. Читает: «О чем пели соловьи».
Мурашкина неумело изображает пение соловья. Павел Васильевич вопросительно приподымает брови и выразительно постукивает по тому месту на руке, где должны быть часы.
МУРАШКИНА. Действующие лица:
помещик Щепчерыгин, 60 лет, взгляды отсталые, лицо значительное;
его сестра Конкордия Ивановна, 65 лет, со следами былой красоты, манеры аристократические, пьет водку;
его дочь – Анна Сергеевна, 35 лет, чистая девушка и это заставляет ее глубоко страдать;
Валентин, студент, сорок лет, благороден, безвозмездно помогает своему больному отцу;
Зигзагобский, помещик, богат, развратен, продукт своего времени; Картукарский, телеграфист, 65 лет…. (Павел Васильевич отворачивается, слегка раскачиваясь)…незаконнорожденный;
судья Кучкин, мошенник, но в общем человек порядочный;
купец Водянкин, хромает на левую ногу, на сцене не появляется;
Княгиня Пронская запятая 75 лет, нечиста на руку;
лакей Сильвестр, горничная Феклуша, старые слуги состоят в интимных отношениях. Перегарин – полковник в отставке…
МУРАШКИНА. Барон Фоншпуцель-старый холостяк, имеет взрослую дочь;
…его дочь Карелия 65 лет со следами былой красоты, на ней узкий шелковый лиф;
поселяне и поселянки.
ЭГО. Добрый вечер, уважаемые дамы и господа! Утомленный писатель уснул, а я – эго этого, не побоюсь громкого слова, гениального человека.
МУРАШКИНА. Действие первое. Роскошная гостиная в доме Шепчерыгина. Старинная дорогая мебель, направо и налево двери, на стене портреты предков, в хрустальных вазах увядают осенние цветы.
ЭГО. Очень мне нужно слушать твою чепуху.
МУРАШКИНА. Лакей и горничная убирают роскошную гостиную. Лакей: «Уж очень барин гневается на барышню. Ведь барышня истратила все свое приданное на постройку школы и больницы в селе».
ЭГО. Вау!?
МУРАШКИНА. Лакей уходит, ворчит. Феклуша одна: «Хорошо людям, которые прочли все науки. Справедливо говорят: «Ученье –свет, а не ученье-тьма».
ЭГО. Вот чем я виноват, что ты драму написала?
МУРАШКИНА. …Входит Анна. Она бледна и прекрасна. Анна: «Феклуша, подай мне валерьяновых капель. Я не спала всю ночь». …Явление седьмое. Анна одна. Анна: «Я всю ночь думала о Валентине. Как он благороден. Сын бедного учителя, он совершенно безвозмездно помогает больному отцу. А ведь он мог бы сделать блестящую карьеру.
ЭГО. А папка-то толстенная… Вот наказание.
МУРАШКИНА. Явление девятое. Пауза. Входит Феклуша. Она бледна….
ЭГО. А на даче уже шашлыки жарят…
МУРАШКИНА. Барышня, барышня, там пришли… Анна: «Он это он, пошли скорее!»
ЭГО. … и водочку холодную пьют…
МУРАШКИНА. Явление десятое. Входит Валентин. Валентин: «Вы звали меня? Зачем? Анна «Как он побледнел. Мы должны объясниться. Где же обещанное Вами счастье?…
ЭГО. Да! Где?
МУРАШКИНА. Простите, Павел Васильевич, этот момент у меня… личный… биографический. О, боже мой! Явление двенадцатое. Пауза.
ЭГО. Эх, пропал отдых!
МУРАШКИНА. Валентин бледнея: «Я не умею рационально мыслить, я не знаю цели в жизни. Сомнения, неуверенность в собственных силах лишили меня душевного покоя. Где? В чем мое кредо? А между тем надо бороться… (Ударяет кулаком по столу)
ЭГО. Чтоб тебя черти побрали!
МУРАШКИНА. Ради светлых идеалов. Ради светлого будущего…
ЭГО. Чтоб тебя черти побрали!
МУРАШКИНА. Все это ложится тяжелым бременем на мои надломленные плечи. Валентин побледнел. Она побледнела. «Я люблю его. Я люблю его больше жизни». Барон Шпунцер : «Анна Сергевна,… Вы забываете, что губите этим своего отца. Анна смотрит на Валентина. Как он побледнел. Валентин бледнея: «Я не умею рационально мыслить. Я не знаю цели в жизни. Сомнения и неуверенность в собственных силах лишили меня покоя. Где, в чем мое кредо? (Не поворачивая головы) Павел Васильевич, Вы не находите, что этот монолог Валентина несколько длинноват?
ЭГО. Нет, нет, нисколько, очень мило.
МУРАШКИНА. Как Вы добры! Как я счастлива! Благодарю Вас! Анна смотрит на Валентина любящими глазами. Валентин бледнея: «Да, но эти наши отношения не могут… (Мурашкина рыдает в платок) Простите меня (рыдая)… А-а…(рыдания) .
Мурашкина идет к столу, наливает себе стакан воды и залпом выпивает.
ЭГО. Неужели в такую жару, да при такой корпуленции как у этой туши возможно вдохновение?
МУРАШКИНА. Валентин … (рыдания) … Ва-а…ха..а Простите меня, Павел Васильевич. Это тоже личный биографический момент. Анна. Она побледнела: «Вас заел анализ, Вы слишком рано перестали жить сердцем и доверились уму. Валентин бледнея: «Что такое сердце? Это понятие анатомическое. Как условный термин того, что называется чувствами. Я не признаю его». Валентин сардонически смеется. Анна. Она побледнела, смутилась: « А любовь- неужели и она – любовь есть продукт ассоциаций идей…
ЭГО. Чем драмы писать ела – бы лучше холодную окрошку да спала бы на погребе…
МУРАШКИНА. Анна. Она побледнела: «Скажите, Валентин, Вы любили, когда ни будь?» Валентин: «Не будем трогать старых еще не заживших ран». Анна. Она побледнела: «Объясните, Валентин, где же обещанное Вами счастье?» (Мурашкина рыдает) Простите меня, Павел Васильевич. Все моменты биографические у меня. Явление семнадцатое. Входит Сильвестор. Как он благороден.
ЭГО (держась за голову). Когда же конец?
МУРАШКИНА. …Он совершенно безвозмездно помогает больному отцу…
ЭГО. О, боже мой.
МУРАШКИНА. Анна побледнела. Он. Это он. Проси скорее.
ЭГО. Если эта мука продлится еще 10 минут…Караул! Это невыносимо!
МУРАШКИНА. Сильвестор: «Опять они вместе. Ох, быть беде, такого жениха прогнала. Красавца, камерюнкера Донлярлярского прогнала.» Занавес!!!
Павел Васильевич просыпается и громко хлопает в ладоши. Мурашкина кланяется публике.
МУРАШКИНА. Действие второе. Действие второе. Сцена представляет сельскую улицу. На право – школа. Налево – больница. На ступенях сидят поселяне и поселянки. Они поют: «Во субботу, день ненастный, нельзя в поле, да нельзя в поле работать» …
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Виноват. Сколько всех действий?
МУРАШКИНА. Пять. Явление первое. Валентин, держа Анну в объятиях: « Ты воскресила меня. Ты указала мне цель жизни. Ты обновила меня. Как весенний дождь обновляет пробужденную землю. Но поздно, поздно… Грудь мою точит неизлечимый недуг». Валентин плачет. Анна плачет. (рыдает).
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Забыл я лекарство принять. Язва опять разыгралась.
МУРАШКИНА. Явление одиннадцатое. Те же. Барон Шпуцер и становой с понятыми. Валентин. Он побледнел: «Берите меня». Анна: «Я его! Берите и меня! Я люблю его. Я люблю его больше жизни».
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (завывая). На окно птичка села.
МУРАШКИНА. …Своего отца…
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. (Завывая) Воробей…
МУРАШКИНА. «Я люблю его больше жизни». Становой и понятые схватили Валентина, который тщетно пытается вырваться из цепких рук блюстителей порядка. Валентин: «Пустите меня!» Анна побледнела: «Берите меня! Пустите его!» Валентин: «Нет той силы, которая могла бы нас разлучить» (рыдает) … Валентин: «Позвольте мне уехать». Анна побледнела. … «Анна Сергеевна, что вы делаете со своим престарелым отцом?» …
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Как же мне хреново…
МУРАШКИНА. «Она внушила мне великую вечную любовь. Она внушила мне незыблемое счастье. Явление двадцатое. Входит княгиня Пронская запятая «Что здесь происходит?» Барон Шпуцель: «Анна Сергеевна, что вы делаете со своим престарелым отцом? Вы забываете, что губите своего отца, Вы его убьете, убьете, я не могу без Вас! …
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (тихо воет). А-а-а-а!!!
Покачиваясь он идет в сторону Мурашкиной. В руках у него ружье.
МУРАШКИНА. Валентин держит Анну в объятиях. Она рыдает.
Павел Васильевич подходит к стулу, на котором сидит Мурашкина.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. А-а-а-а!!!
МУРАШКИНА. Валентин: «Я должен уехать»
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. А-а-а-а!!!
Мурашкина наконец-то видит и слышит Писателя и роняя на бегу листы рукописи бежит к выходу.
МУРАШКИНА. А-а-а-!!!
За ней с криком бежит Павел Васильевич, потрясая в воздухе охотничьим ружьем.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Смерть графоманам!!! Я тебе руки отобью, чтобы не писала!!!
Все выбегают за дверь. Слышен сильный удар, крик Мурашкиной. Раздается выстрел. Тишина. Входит Павел Васильевич. На одной руке у него наручники.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ. Суд присяжных … меня оправдал.
Музыка.